От IGA Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 01.04.2007 16:43:56 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Алкснис. Черный октябрь

http://v-alksnis2.livejournal.com/8081.html
Черный октябрь (часть1)
Уважаемые Друзья!
Многие из Вас просят рассказать об октябрьских событиях 1993 года. Выполняю ваши просьбы и размещаю этот материал. Это взгляд РЯДОВОГО участника событий. Читайте...

…События Октября 93 года назревали давно, с того момента, когда народные депутаты России начали постепенно приходить в себя после демократического психоза и от безоговорочной поддержки Ельцина смещаться в сторону оппозиции. Метаморфозы с депутатами происходили удивительные. Ведь даже те люди, которые в 92 - 93 годах олицетворяли оппозицию в Верховном Совете России, которых сегодня я называю своими товарищами, в 90-м, 91-м году были достаточно лояльны к Ельцину, поддерживали суверенитет России и весь курс, что связан был с Ельциным и его ближайшим окружением. Что же говорить об остальных? И я прекрасно помню, какие сложные отношения были у нас с депутатами России.

Могу сказать, что ВС Российской Федерации был практически единственным из всех Верховных Советов союзных республик, где нам не удалось создать отделение Народного Движения "Союз", структуры, которая должна была объединить народных депутатов всех уровней во всех союзных республиках. На удивление, депутаты Российской Федерации, казалось бы, наиболее заинтересованные в сохранении Союза, остались равнодушны к нашей идее и ни один из них так и не заявил об официальном вступлении в НДС.

Одно из самых горьких впечатлений о ВС России относится к декабрю 1991 года. Я имею в виду ратификацию Беловежских соглашений. Мне было дико наблюдать, как люди, русские в подавляющем большинстве, после того как они в нарушение всех регламентов, всех норм, всех процедур, в нарушение Конституции, в конце концов, быстренько-быстренько ратифицировали эти соглашения, увидев результаты голосования на экране, все поднялись и устроили себе овацию. Я сидел и думал: сумасшедший дом... русские аплодируют гибели России! Только шесть человек из четырехсот с лишним депутатов посмели в тот период сказать нет.

И другое, более раннее впечатление о том Верховном Совете - январь 91 года, разгар событий в Прибалтике. На следующий день после событий в Риге, когда рижский ОМОН захватил здание МВД, вопрос о положении в Прибалтике был внесен в повестку дня заседания ВС России. Я пришел на это заседание, и помню, какое враждебное было ко мне отношение. Я был практически единственный, кто пытался хоть как-то образумить их, настроить на спокойный, взвешенный анализ происходящего. Сочувствие ко мне со стороны некоторых депутатов не заставило никого из них выйти на трибуну и поддержать мою позицию.

Помню, как стоял перед Хасбулатовым в проходе у микрофона и требовал слова, потому что по регламенту народный депутат СССР имел право выступить в ВС России. И он, как всегда в своей излюбленной издевательской манере, роняет в зал: "Ну что нам может сказать нового народный депутат СССР Алкснис? Мы и так все прекрасно знаем, что он будет говорить". И тут же дает слово депутату СССР одному из руководителей Межрегиональной депутатской группы Юрию Афанасьеву.

Я не выдержал, прорвался к микрофону и говорю: "Погодите, а что вам может сказать нового Юрий Афанасьев?" В конце концов, я все-таки получил возможность выступить. Но мне всегда будет тяжело вспоминать то печальное январское заседание.

Поэтому, когда депутаты России начали очень робко менять свой курс и переходить в оппозицию к Ельцину, это меня поначалу удивило. Тем не менее к весне 92 года российский ВС превратился в базу, центр кристаллизации оппозиции. Сергей Бабурин, Михаил Астафьев, Виктор Аксючиц, Николай Павлов все громче заявляли о себе как о российских патриотах.

Такая организация, как Фронт Национального Спасения, никогда не могла бы появиться на пустом месте, он появился только потому, что существовала база в лице ВС России, и можно было, опираясь на эту базу, вести какую-то деятельность. В результате всего этого печальный конец российского парламента был, можно сказать, предрешен.

В первых числах сентября 1993 года, за 20 дней до начала трагических событий у Белого Дома, я наблюдал эпизод, который позже связался в моем воображении с предчувствием надвигавшейся бури. Это было в Приднестровье. Руководство ПМР пригласило депутатов России на празднование третьей годовщины образования республики, в числе приглашенных оказался и я, хотя не был депутатом. Были большие торжества, военный парад в Тирасполе. Депутатов принимали на самом высшем уровне, их встречали руководители Приднестровья.

Генерал Александр Лебедь тоже участвовал в торжествах, но держался особняком. На трибуне стоял бука букой, и хотя мы были с ним знакомы, но даже не поздоровались. Прошли на параллельных курсах, не подав друг другу руки. Хотя это происходило до официальной моей размолвки с Лебедем, конфликт уже назревал. Лебедь не участвовал в банкете, устроенном руководителями Приднестровья для гостей.

В один из дней руководство Министерства обороны Приднестровья, Министерства внутренних дел и Министерства безопасности устроили нам выезд на полигон и организовали показательные стрельбы. Без всякой задней мысли, просто им хотелось продемонстрировать свое оружие, из которого можно было даже пострелять.

И вот у меня до сих пор стоит перед глазами картина, как депутат Иван Шашвиашвили с пролетарской ненавистью лупит из автомата, а всего через какой-то месяц в горящем здании Верховного Совета вокруг самого Ивана не в шутку свистели пули...

Двадцатого сентября в здании Доронинского МХАТа в Москве открылся Первый Конгресс народов СССР. И во время его работы вдруг поползли слухи о том, что Ельцин подготовил указ о разгоне Съезда народных депутатов России. Учитывая, что это была не первая попытка с его стороны, можно было бы ожидать, что у оппозиции есть некоторый опыт противодействия антиконституционным жестам исполнительной власти.

Во всяком случае мне такой опыт удалось приобрести. В марте я пытался баллотироваться в ВС России по Курской области на место Руцкого, избранного вице-президентом. Как-то вечером, в разгар предвыборной кампании, сижу в гостинице перед телевизором и вдруг слышу выступление Ельцина о каком-то особом порядке управления страной. Надо что-то делать. Срочно ехать в Москву? Время уже позднее, решил сначала позвонить. Не помню, с кем из наших депутатов я разговаривал, но он уверил, что в моем присутствии в Москве нет необходимости, и поручил организовать работу по противодействию этому "ОПУСу" в Курске.

Я связался с руководством областной организации КПРФ - единственной партии, имевшей реальные структуры. У меня с ними в то время были неплохие отношения. Я говорю:
- Что будем делать?
- А что мы можем сделать? - спрашивают меня в трубку.
- Ну как же, надо немедленно поднимать народ. Приезжайте ко мне в гостиницу, обсудим, что предпринять.
Приехали ко мне руководители городской организации. И я просто поразился наивности этих людей!
- Ну, а что мы можем сделать в этой ситуации?
- Да как что !? У вас триста, четыреста, пятьсот, тысяча членов есть? Сейчас ночь. Вот надо за ночь оповестить всех ваших людей и утром вывести на митинг протеста против антиконституционных действий президента.

Я увидел, насколько это было для них в новинку. Как так, вдруг ночью кого-то искать, кого-то поднимать... Они к этому не привыкли.
У меня был припасен ватман для предвыборной кампании. Пришлось пожертвовать на общее дело. Достал фломастеры и сам начал писать плакаты. Тут уж и мои ночные гости включились в работу, стали обсуждать, придумывать тексты. Так за ночь мы цветными карандашами, фломастерами сделали 20 - 30 плакатов.

А утром впервые в тихом провинциальном Курске у здания Областного Совета, у памятника Ленину встал пикет. День был выходной, суббота или воскресенье, люди идут кто на базар, кто так гуляет. Видят наши плакаты, подходят, расспрашивают. Из окон здания Облсовета на нас смотрят, однако выходить не торопятся. Наконец появился работник аппарата и пригласил меня зайти. Там в каком-то кабинете один из руководителей Областного совета долго жал руку: "Виктор Имантович, спасибо, что Вы организовали нам мероприятие. Сообщение уже пошло по линии средств массовой информаци".

Пусть нас было всего тридцать человек. Главное, СМИ передали, что в Курске состоялся митинг протеста против ельцинского "ОПУСа". А вот чтобы кто-нибудь выступил в поддержку - что-то нигде не прозвучало. Меня потом местные коммунисты благодарили за то, что я научил их работать. Сейчас в Курске подобные акции вошли в обычай, но тогда это был первый камень, и я горжусь, что именно я его заложил. Наша акция не была санкционирована городскими властями. Но возникла революционная ситуация и потребовала самых решительных действий. Я ведь той ночью даже предлагал попробовать занять здание Областного совета. Помню, как дико это показалось местным "товарищам" и как не готовы они были к такому повороту событий.

И вот через полгода все повторяется снова. Вечером 21 сентября Ельцин объявляет "ОПУС-2". Я только что вернулся из Москвы в свое Тучково в 80 километрах от Москвы . Лететь на ночь глядя опять в Москву в Верховный Совет, наблюдать наверняка царящую там сейчас неразбериху не было смысла.

Я решил дождаться утра, и собрав все необходимые вещи, спокойно на первой электричке поехал к Белому Дому, намереваясь пробыть там, сколько потребуют обстоятельства.
У Белого Дома - ажиотаж, народ собрался. К кому идти?

Я человек военный. Зная, что назначен новый министр обороны в лице генерала Ачалова, я рассудил, что полковнику естественно явиться к министру обороны и доложить, что прибыл в его распоряжение. Но как к нему попасть? Я знаю, где находится кабинет Ачалова, но сейчас там наверное усиленная охрана. Поднимаюсь на лифте, выхожу на нужном этаже - никого. Вхожу в коридор, ведущий к кабинету - никого. Захожу в приемную - никого. Ни дежурных, ни охраны. Признаюсь, я был неприятно поражен.

Захожу в кабинет Ачалова, а там полно народа - от корреспондентов радио "Свобода" до Сажи Умалатовой. Все разговаривают, шумят, все чего-то требуют, каждый качает права. В углу на подоконнике пристроился Ачалов, шепчется со своим замом Макашовым.

Это уж совсем дико! Если ты министр обороны, ты должен удалить из своего кабинета лишний народ и вызывать только тех, кто тебе нужен. Я не напрасно служил в штабе округа, штабную службу знаю! И в этой неорганизованности, отсутствии так называемой штабной культуры, в отсутствии элементарно налаженной службы почувствовал первый признак того, что мы к ситуации не готовы. Как ни относись к Ельцину и его команде, нельзя не признать, что они в аналогичном положении выглядели гораздо лучше. Событий девятнадцатого августа тоже в принципе никто не ожидал. Но, как рассказывают очевидцы, у тогдашнего министра обороны России Кобца уже был подготовлен план действий.

И это самое обычное явление в армии. У любого дежурного по части лежит конверт с предписанием, что делать по тревоге, или в случае войны, и т.д. Это нормальное состояние армии. Поэтому бардак тех первых минут в Белом Доме меня глубоко разочаровал.
Но я прибыл. Доложил Ачалову, что поступаю в его распоряжение.
- А-а, ну давай, давай иди пока...

То есть никакой конкретной задачи не поставил. Зато можно пока понаблюдать. И вот я стал свидетелем такой сцены: среди прочих самых разных людей приходит к Ачалову полковник и представляется оперативным дежурным Штаба гражданской обороны России. Его начинают расспрашивать, чем он может помочь конституционному органу власти. А к тому времени связь была уже отключена. ВЧ, Правительственная связь, Кремлевка не работали. Оставалось еще только несколько городских телефонов. Поэтому выйти на структуры управления было невозможно.

Полковник говорит, что в Кунцево на даче Сталина есть запасной командный пункт гражданской обороны, и там все виды связи. Надо просто поехать и взять.
Полковник оказался честным человеком, он потом до конца оставался в Белом Доме. Но ведь мог затесаться и провокатор. Тем не менее Макашов не долго думая решает: "Я еду смотреть!" Замминистра обороны бросает свой пост и едет с совершенно незнакомым человеком неизвестно куда, захватив с собой лишь несколько сопровождающих. А вдруг там засада?

Когда через несколько часов они вернулись, выясняется, что когда-то там действительно был пункт, но сейчас все демонтировано, давно ничего нет, и они только зря перепугали сторожа, дежурившего в полном одиночестве.
Бывая в последние перед событиями месяцы в Верховном Совете, я, откровенно говоря, тешил себя надеждой, что этот высший государственный орган, эти люди, имеющие деньги, имеющие свою охрану, и власть, и опыт, и возможность действовать, уж наверняка давно ко всему подготовились. Но сегодня, как ни горько, я должен признать, что это были иллюзии!

Чего стоит такой факт. В Белом Доме существовала прекрасная вещательная радиостанция. Ее установили в августе 91 года во время ГКЧП демократы. Так она и простояла два года и буквально за месяц до событий Хасбулатов дает команду ее демонтировать и отправить на склады, дескать она только зря занимает место, а в случае надобности всегда можно выйти в эфир на Шаболовке. Когда грянул гром, местные умельцы спаяли кое-как наспех радиостанцию из телевизора, но в городе она была не слышна, как ни пытались наши депутаты через нее что-то вещать. И Белый Дом оказался в информационной блокаде, которая во многом определила наше поражение.

Даже не знаю, как это все назвать. В первую очередь, я считаю, виноваты безалаберность и полная неспособность руководителей реально оценить ситуацию и предпринять конкретные действия.

Тем временем поддержать депутатов пришли тысячи людей. Искренние патриоты, они готовы были умереть за свободу, за конституцию. Ходят они вокруг Белого Дома, слушают бесконечные выступления с балкона, смысл которых сводится к тому, что "не допустим произвола, да здравствует законная власть, ура-ура!" и так далее. Но это хорошо день, два. А дальше? Практически никакой работы с людьми не велось.

Еще один характерный эпизод тех дней. Подходит ко мне командир Особого добровольческого полка им. ВС РСФСР и приглашает побеседовать с бойцами. Они размещались в бункере двухэтажного здания Центризбиркома, что перед Белым Домом. Это было уже дня через два-три после начала событий. Я спустился в подвал, меня обступили, жалуются, что нет самого необходимого. Больше всего меня поразили слова, что люди начали болеть, потому что спят на бетонном полу. Жуткая вещь! Я не говорю о матрацах, но хоть ковровые дорожки можно было подстелить! Весь Белый Дом застлан этими дорожками, их надо принести сюда, чтобы люди не спали на голом бетоне!
- Ну-у, кто нам позволит? Мы уже просили.

Я обратился в аппарат Верховного Совета, мне ответили, что это дорогостоящее имущество и его трогать нельзя. Тогда я обратился к Ачалову и он пошел к Хасбулатову. И уже после штурма Белого Дома, когда показывали по телевизору, как выглядел внутри бункер "мятежников", я увидел на полу ковровые дорожки. Ну, думаю, хоть этого не пожалели, разрешили в конце концов.

Ко мне обращались разные люди. Не однажды слышал просьбы прислать кого-нибудь из депутатов на завод, разъяснить обстановку. Я обращался в штаб. Казалось бы, все ясно - необходимо поднимать народ, вести работу на предприятиях, в воинских частях.
- Да, да, да, мы знаем. Будем посылать.
А сами сидят в зале заседаний, принимают бесконечные постановления и законы, которых никто не выполняет, и по-видимому считают, что на этом их задача оканчивается.

Посидел я пару дней на этих бесконечных заседаниях, вижу, что здесь делать нечего, плюнул и пошел вниз к народу.
И несколько дней я ходил по баррикадам. Был на баррикадах Верховного Совета, потом шел на ту сторону, где стояло оцепление ОМОНа и МВД. Наши узнавали сразу. По ночам приглашали к костру, наливали чаю... Я в армии был достаточно критично настроен к политработникам, а тут убедился, насколько людям необходимо слово. Пусть не всегда абсолютную правду, но как им нужно, чтобы кто-то к ним пришел, что-то рассказал! Ходишь, ходишь почти всю ночь, охрипнешь, стоишь на этой так называемой площади Свободной России - тебя окружают человек двадцать, тридцать, пятьдесят. Начинаешь им рассказывать. Полчаса проговорил - одни ушли, другие пришли. Те же самые вопросы, опять повторяешь, и так целыми днями. Столько говорить мне, наверное, в жизни не приходилось!

Что сказать о людях на баррикадах? Это святые. Особенно женщины. Подумать только, мужику и то тяжело, а тут женщина, осенней ночью, на баррикаде... Все эти разговоры о пьяных у Белого Дома - ложь. Ясно, выпивали, чтобы согреться. Но напиться до безобразия, до скотского состояния - такого не было никогда! Мы сидели у костров, пели песни.

Тяжело сейчас вспоминать, как я убеждал этих людей, что никто в них стрелять не будет. Да, была у меня иллюзия, что все обойдется. В худшем случае с ОМОНом на кулачках поборемся, но стрелять в народ, тем более безоружный, власть не посмеет. Помню, на одной из баррикад, которая стояла на Кривом мосту, офицер запаса из Воронежа, приехавший защищать Белый Дом, просил меня:
- Пойдите в штаб, убедите дать нам оружие. Что ж мы здесь стоим с камнями и бутылками!
- Не надо, - убеждаю я его, - зачем вам оружие? Поймите, кругом снайперы. Если у вас появится оружие, тем более по вам будут стрелять! А так вы мирные люди, и никто вас не тронет.

Может быть, я виноват в перед этими людьми, потому что когда утром четвертого октября их палатки начали расстреливать в упор, они так и погибли в уверенности, что им ничто не грозит.

Очень интересно было на противоположной стороне, особенно по ночам. Перейдешь через улицу - стоит цепь солдатиков. У меня на пальто пришпилен знак депутата СССР, в кармане удостоверение.
- Здравствуйте, я полковник Алкснис, народный депутат СССР. Будьте добры вашего старшего.
Приходит лейтенант.
- А постарше нет?
Приходит подполковник. Я демонстративно достаю из кармана блокнот, ручку. Записываю время, район.
- Товарищ подполковник, как Ваша фамилия?

И вот что интересно: все они были Ивановы. Понятно, боялись называть фамилии - кто знает, как все повернется. Но я видел, как это влияло на солдат. Этим пацанам можно было запудрить мозги, убедив, что в Белом Доме собрались убийцы. Но если их командир вдруг называется чужим именем, значит, дело-то не чисто.

Не могу умолчать о попытке взятия штаба СНГ. Талейран говорил в таких случаях, что это не преступление, а гораздо хуже - ошибка. Бездарная эта акция, кроме вреда ничего не принесла. Она позволила властям разыграть карту террористов, убивающих мирных людей. В военном смысле подготовлена она была совершенно бездарно - или никак не подготовлена. Я находился в тот момент в здании Верховного Совета и вдруг слышу радостный вопль. Что случилось? "Ура! Наши взяли штаб СНГ! Срочно идем на помощь нашим товарищам!" По коридору бежит Макашов: "Какой штаб? Откуда информация? Кто сказал?"

Проходит какой-нибудь час, вижу, идет знакомый офицер из охраны Ачалова, и с ним какой-то человек: весь белый, руки дрожат, на себя не похож.
- Мужики, а меня-то за что подставляете?!
Это был водитель, ездивший с группой к штабу СНГ. Его попросили только подвезти, а тут начинается штурм, убивают милиционера, появляется ОМОН. И бедняга фактически оказывается соучастником преступления.

Вскоре после этого штурма СНГ власти установили вокруг Белого Дома достаточно жесткую блокаду. Милиционеры из дивизии Дзержинского задерживали народ, мешали проходить на митинги. Тогда на сессии Верховного Совета было принято решение послать к милиционерам женщин-депутатов. Депутат Горячева и еще несколько женщин вступили с ними в беседу, уговаривают разойтись, пропустить людей, и в то же время пытаются потихоньку их оттеснить.
И хотя мне показалось, что большая часть милиционеров настроена лояльно, были среди них и такие, при взгляде на которых я понял: они готовы убивать. Меня тогда обидела Светлана Горячева. "Виктор Имантович, - говорит мне, - отойдите в сторонку. Вы пугаете людей своим экстремизмом". Так я узнал, что мой облик "ястреба" до сих пор внушает ужас представителям силовых структур.

В ночь с 26 на 27 сентября я снова был на Кривом мосту. вдруг прибегает посыльный из штаба и говорит:
- Вас срочно вызывает Ачалов.
Время около часу ночи. Я бегом туда, встречаю Ачалова уже на улице. Он говорит:
- Виктор, есть достоверные данные разведки, что в три часа будет штурм. Поднимай людей. Кривой мост это твой сектор, народ надо проинструктировать.

На обратном пути меня останавливает Илья Константинов.
- Виктор, ты оружие получил?
- Какое оружие?
Я человек военный, но я - авиационный инженер. Я умею подготовить самолет МИГ-29 к боевому вылету, ракеты подвесить, настроить, проверить оборудование. Но к стыду своему должен сказать, что стрелял обычно раз в год на итоговой проверке. И в этом плане я слабоват.
- Нет, Виктор, надо идти получать оружие.

Что ж, идем к начальнику охраны Белого Дома, начинаем требовать себе оружие. Начальник говорит:
- Товарищи депутаты, ну зачем вам автоматы? Тут есть люди более серьезные, которых нужно вооружить.(И действительно, рядом получал автоматы рижский ОМОН) Сейчас позвоню в отдел охраны Белого Дома, там получите пистолеты Макарова.
Идем гурьбой дальше, а я думаю: "Ну зачем мне пистолет? Что я с этим пистолетом буду делать? В реальном бою он бесполезен"

Поэтому, получив наконец пистолет Макарова, я засунул его в карман и пошел к Кривому мосту.
Площадь практически пуста. Горит несколько костров, у каждого костра человек по десять, пятнадцать. Но вот объявляют тревогу, и вдруг, как в фильме-сказке, когда как из-под земли появляются посреди чистого поля несметные полчища, так и тут: раз! - и уже сотни людей строятся, маршируют, готовятся к обороне. Это было одно из самых ярких впечатлений той ночи.

Свет здании уже несколько дней был отключен. Но фонари горели по ночам, и люди к этому привыкли. А тут впервые вдруг гаснут фонари перед Белым Домом, и начинают оттуда, из гостиницы "Мир" и со стороны мэрии освещать площадь прожектором. Вот тогда впервые появилось ощущение серьезности происходящего. Все встали на баррикады. Сейчас, после событий третьего - четвертого октября, поражаешься, насколько наивно было думать, что эти баррикады, палки с камнями и бутылки с бензином остановят подтягивающуюся с окраин Москвы бронетехнику.

Как впоследствии (“МК” от 20 августа 1996) вспоминал бывший заместитель командира группы “Вымпел” генерал-майор Валерий Круглов: ”Теперь я могу открыть эту тайну - первоначально штурм Белого дома был запланирован на неделю раньше. Как зам. командира группы операцию поручено было возглавить мне.
И за 15 минут за выезда - а мы уже сидели на “чемоданах” в полной готовности - неожиданно поступила команда: штурм отменяется..."
Через несколько часов объявили отбой. Необыкновенное чувство победы охватило людей. Только что взошло солнце. Народ собрался на митинг. Пара тысяч человек внизу, мы на балконе. И ощущение, что все позади. Штурм не состоялся, значит мы победили. И я, помню, выступал с трибуны в этом духе.

Вокруг было совершенно тихо, даже оцепление куда-то разбежалось этой ночью. Я замерз в своем плаще и без головного убора. В те дни один из ключевых силовых комитетов возглавлял Сергей Николаевич Бабурин, председатель Российского Общенародного Союза, членом которого я являлся. Я подошел к нему и говорю:
- Сергей Николаевич, пока такое затишье, я съезжу домой. Оденусь, возьму свое зимнее обмундирование и вернусь.
- Конечно, конечно, Виктор Имантович. Поезжайте.... (продолжение следует)

http://v-alksnis2.livejournal.com/7757.html
Черный октябрь (часть 2-я)
Итак, продолжение "Черного октября"
…Когда на следующий день мы вместе с сыном, который вызвался помочь донести набитую вещами сумку, подъехали к Красной Пресне, в переулке, ведущем мимо стадиона к Белому Дому увидели колючую проволоку, водометы и цепи...
Не успел я оглядеться, как меня окружил народ:
- Виктор Имантович! Что делать?
- Что ж, давайте митинговать.

Притащили какой-то ящик, я на него взгромоздился и начал вещать. Слышно плохо, микрофона нет. Да еще погода мерзкая, мелкий противный дождь, народ под зонтиками. Появился депутат Моссовета Маренич, известный тем, что воевал в свое время с приватизацией в Москве, принес динамик с микрофоном. Потом пришел депутат Аксючиц, тоже с громкоговорителем. Он со своего угла кричит, я со своего ящика. Но все уже бесполезно. Цепь стоит, колючая проволока натянута, водометы наготове. Ни пройти, ни даже близко подойти к зданию Верховного Совета невозможно.

Вещи свои я оставил в одной квартире в доме поблизости - не таскать же их за собой. Сына, как он ни порывался остаться еще хоть чуть-чуть, отправил домой: "Давай-давай, езжай отсюда, без тебя разберемся". Вечерело. Чувствовалось, что приближается что-то нехорошее.

Я долго ходил вдоль кольца оцепления, пытаясь пробраться внутрь. Прошел по дворам справа от переулка - все перекрыто. Не пускают. Но я-то был официально по тем временам никто. А тут, вижу, идут Олег Румянцев, депутат России, и Андрей Головин, депутат России. Они со мной тогда не очень контактировали, потому что принадлежали к демократической оппозиции Ельцину, а я - "ястреб", я - "реакционер". Гордо, уверенно направляются к цепи и начинают показывать удостоверения. А им - "Да пошли вы!.." Они попытались было пройти силой, тогда по команде капитана из автобуса выскочили омоновцы с дубинками и щитами и направляются к ним. И уже готовы бить. Надо было видеть полные недоумения глаза Румянцева! На него, демократа, депутата РФ и автора проекта Конституции поднял руку омоновец!

Весь вечер я стоял на своей тумбе и выступал перед народом. Смотрю: идет группа народных депутатов РФ.
- Товарищи! - закричал я, - Вот идут депутаты России! Ура им!! Ура!!!
- Ура-а-а! - отозвался народ.
И вдруг эти бедные народные избранники не к народу, а от народа как припустят в другую сторону! Чего ж вы боитесь то?! Да подойдите, поблагодарите людей, поговорите вы с ними... А они от народа бежать.

Другая группа депутатов проходит. Я к ним бросаюсь: "Товарищи, идемте к посольству США, устроим пикет под окнами. Выразите как депутаты России протест против попрания Конституции". "Ну что Вы, Виктор Имантович, это же экстремизм, несанкционированная акция. Как Вы можете даже предлагать нам такие вещи!"
Все эти фактики только утвердили меня в неприязни к многим российским депутатам. Я очень не люблю депутатов РСФСР, очень! За все, что они сотворили с Россией.

Но оскорбленные беззаконием люди жаждут действия. Что делать? Пытаться драться? Нас слишком мало. Против нас вооруженный дубинками ОМОН, водометы. Я даю команду ни в коем случае никаких камней не бросать, от оскорблений воздерживаться, ограничиваться чисто моральными методами. Выстроил людей по обе стороны улицы вдоль стадиона. По этой улице ОМОН водили строем в сторону американского посольства, там у них был пункт питания. И когда появлялся строй, мы начинали скандировать: "По-зор! По-зор! По-зор!" И надо сказать, что не на всех, но на некоторых производило сильное впечатление прохождение таким коридором позора. Я сам наблюдал, как один майор, в возрасте уже, полненький, шел в конце строя и плакал. Идет в строю и плачет! Не дай Бог пережить такое.

Вечером того же 28 сентября омоновцы впервые избивали народ. Их нагнали много к Белому Дому в районе Красной Пресни, и началось вытеснение людей к метро. Били нещадно стариков, детей, всех подряд. В воздухе стоял визг, вопли... Нас оттеснили от Белого Дома. Начали строить баррикады в районе Баррикадной, перекрывать улицу. Оттуда разогнали, но запал бить кончился. Толпу отогнали от гастронома «Краснопресненский», от высотки к Улице 1905 года. Вечер, часов уже одиннадцать. Нас гонят по улице, вытесняют, мы скандируем "Позор", "Фашисты", а с балконов домов и из окон выглядывают люди. Соотечественники, как вас понимать? Происходят такие события, а вы сидите у себя дома, пьете чай и с любопытством наблюдаете, что там творится внизу.

29 сентября было все как накануне. Снова митинги, снова люди недоумевали, что делать, как быть. Пытались прорваться к Белому Дому. А в Краснопресненском райсовете депутаты, отсеченные от Белого Дома, собрали резервный Верховный Совет. 29-го тут уже с утра появился ОМОН. Председатель райсовета Краснов и депутаты говорят:
- Вас никто сюда не вызывал.
А омоновский полковник, лощеный, в кожанке, нагло отвечает:
- Нет, нам позвонили, что здесь обижают депутатов России, и мы прибыли защищать вас от экстремистов.
- Нам не нужна ваша защита, уезжайте.
- Нет.

Меня поразила его ухмылка. Вроде бы симпатичный, красивый мужчина. Но когда он, вот так ухмыляясь, демонстрировал перед женщинами-депутатками свою власть, трудно было представить более гадкую морду. Этакий крутой король со своими вооруженными до зубов подручными. ОМОН расставили на всех этажах здания, намереваясь выкурить депутатов и отсюда.

Депутаты обсуждали сложившееся положение, когда в зале заседаний вдруг появился генерал Стерлигов и попросил разрешения выступить. Ему дали слово. И он сказал такую вещь:
- Я не понимаю, что происходит. Всю ночь с 21 на 22 сентября я провел рядом с Хасбулатовым и Руцким. При мне в два часа ночи прибыли командиры нескольких подмосковных дивизий с предложением привести их для защиты Конституции. И Руцкой с Хасбулатовым отказались. "Мы не будем втягивать армию в политические игры, мы решим этот вопрос чисто мирным путем. Оставайтесь на местах".
Если бы Александр Николаевич сказал это мне в частной беседе, я бы решил - ну, наверняка придумывает. Но перед депутатами России, которые имели возможность тут же начать расследование, он не мог соврать. К тому же я видел, что он искренне возмущен. Очевидно, этот факт имел место. Командиры предлагали привести свои соединения, но их помощь отвергли.

- Виктор Имантович, - обратился ко мне какой-то человек, - слушатели Военно-инженерной академии имени Жуковского в целом поддерживают Верховный Совет, но нужно, чтобы кто-нибудь объяснил им, что происходит. Давайте поедем туда, Вы выступите. Глядишь, будет поддержка.
Но когда мы на метро добрались до станции "Динамо", нас встретили и говорят:
- Виктор Имантович, все. Там уже перекрыли. Начальство узнало, что Вы должны приехать. Слушатели собрались, ждут Вас, и тут прибегает начальник Академии и под угрозой отчисления и увольнения из армии приказывает разойтись. Лучше Вам там не появляться, могут арестовать.

Мы развернулись и поехали назад. На 19 часов был назначен митинг у метро "Баррикадная". Приезжаем туда, слышим крик, вопли, народ бьют, загоняют в метро и продолжают преследовать на эскалаторах и на перронах. Кто-то кричит: "Все на станцию "1905 года", там будет митинг!"

На улице между станцией метро "Ул. 1905 года" и памятником стоит толпа человек в двести, слушает депутата Аксючица. Я не стал им мешать, и с группой людей, присоединившихся ко мне в метро, пошел в другую сторону. У нас тогда уже выработалась тактика изматывания. В разных концах Москвы собирали небольшие митинги, строили баррикады, чтобы растащить силы МВД в разные стороны. Ведь у ОМОНа силы не беспредельнын - в одном месте поразгоняешь, в другом побьешь - в третье лети! А резервы-то у них ограничены. Тысяч двадцать сумели собрать, а на большее силенок нет. Всю Россию не бросишь москвичей усмирять! И это давало свои результаты. Так, солдат, простоявший сутки на дежурстве в оцеплении, бывал психологически деморализован общением с народом, его надо было срочно сменять и несколько дней снова "накачивать".

Поэтому я повел людей на центральный перекресток с целью перекрыть движение. Народ, человек двадцать, сначала держался робко, но постепенно осмелел, и нам удалось добиться своего. Остановили несколько троллейбусов. Поразительно, что никто из пассажиров не возмущался. Все выходили совершенно спокойно и даже присоединялись к нам. Водители троллейбусов с большим энтузиазмом помогали снимать штанги с проводов. Я дал команду спустить шины, чтобы еще больше заторможить движение. Кто-то зашикал: "Зачем мы это делаем, не надо!" Потом выяснилось, что нет инструмента. Побежали искать пасатижи, чтобы отвернуть нипеля у троллейбуса. Я знал, что ОМОН - у Белого Дома и у Краснопресненского райсовета, поэтому послал несколько человек отслеживать ситуацию. При первом сигнале тревоги мы тут же начнем эвакуацию в метро. Вокруг крики, скандирование. Народ прибывает.

И тут совершенно неожиданно из-за троллейбуса (то есть, видимо, откуда-то со стороны Белорусского вокзала) появился ОМОН. По инструкции, прежде чем применять силу, им положено выстроиться, постучать дубинками по щитам, чтобы дать возможность людям разойтись мирно. А эти выскочили из-за троллейбусов (троллейбусы как раз стояли один за другим и перегораживали вид на улицу, откуда они появились) - и пошли метелить. Люди закричали, кинулись в метро.

Не знаю, что на меня нашло. Но как будто какой-то голос свыше приказал: "Иди вперед", и я вместо того, чтобы бежать в метро, двинулся навстречу ОМОНу. Вижу, омоновец бьет женщину. Я только успел крикнуть: "Что ты делаешь!", заметить боковым зрением мелькнувшую тень, и, получив удар по голове, оглушенный упал на асфальт. После этого били еще, сломали руку, все ребра и спина в синяках от дубинок. Но я уже был без сознания.

Очнувшись, я не сразу сообразил, где нахожусь, что случилось. Голова гудит. Лицо лежит в какой-то липкой луже, потом понял что это кровь из разбитой головы. Как сквозь сон слышу, где-то кричат: "человека убили". Я чуть-чуть приподнял голову и вижу, что лежу один посреди перекрестка, народ уже весь отогнали в метро, по краю улицы стоят омоновцы. Ко мне подбегают несколько человек, переворачивают на спину. И тут раздается истошный женский вопль:
- А - а - алксниса убили!!!
И пошло:
- Алксниса убили! Алксниса убили!

Кто-то остановил машину. Водитель, узнав, что надо подвезти раненого, согласился без звука. Посадили кое-как в машину, спрашивают, куда везти. А я хоть и очнулся, но состояние близкое к шоку, голова гудит. Сразу ответить не могу. Наконец решил:
- Везите меня в Краснопресненский райсовет. Там свои.

Машина долго петляла в районе Красной Пресни, прежде чем удалось подъехать к райсовету. В фойе Лев Сигал, корреспондент "Независимой газеты", увидя меня, перепугался: "Что с тобой сделали!" Весь в грязи (когда меня ударили, я упал лицом вниз), пальто сзади залито кровью, лицо тоже окровавлено. Поддерживая под руки, меня завели на второй этаж, и там подоспевший врач-полковник, военный медик, усадив в пустом зале заседаний, приступил к оказанию первой помощи. Он аккуратно ощупал голову - вроде череп не поврежден. Промыли раны водкой, состригли волосы вокруг, чтобы удобно было бинтовать. И тут я смотрю, что-то рука начинает болеть, причем на глазах раздувается.
- А это еще что у меня такое?..
- Надо срочно в больницу.

Пока вызывали Скорую помощь, появилась группа людей с любительской видеокамерой, представились комиссией Моссовета. Они собирают свидетельства о зверствах ОМОНа, просят рассказать, что со мной случилось. Я тут же, весь в крови и перевязанный, начинаю рассказывать, и тут до меня долетают слова: "Приехала Скорая помощь, надо ехать в "Склифасовского", - "Подождите, мы сообщили Майе Скурихиной, фотокору "Правды", она должна приехать сделать снимки Алксниса".
Обращаются ко мне:
- Виктор Имантович, Вы можете немного подождать? Как Вы себя чувствуете?
- Да вроде ничего более-менее.
Ждем. Она задерживается. Наконец врач возмутился:
- Сейчас же поезжайте! Неизвестно, что с человеком, а вы держите его из-за пустяков.

Когда внизу мы проходили мимо омоновцев, меня с новой силой поразил их наглый вид. И я, злой, взведенный, выбрав самого "крутого" и "навороченного", подошел к нему и выдал такую фразу: «В свое время я отвечал за взаимодействие с рижским ОМОНом. Те ребята защищали правое дело, защищали Конституцию СССР. Их предали. Но им было хоть куда отступать - в Россию. Вам же, когда начнем разбираться с каждым персонально, бежать будет некуда. Как бешеных собак будем отлавливать!" И он стоит, глазами хлопает. Все у него - и власть, и сила, а ничего ответить не посмел.

На улице вооруженные до зубов омоновцы сидят в автобусе, смотрят на нас сквозь стекла. Я на ходу погрозил им: "Ничего, господа омоновцы! Придет время, посчитаемся еще с вами!" Лица исчезли, задернулись занавески - и все.

В больнице Склифасовского первым делом принимаются опрашивать, где это произошло, как произошло? При каких обстоятельствах? А точно ли ОМОН избил? Может быть, другие люди? Хулиганы? "Нет. Меня избил ОМОН!" Сделали рентген головы и руки. "Ну что ж, положим Вас в палату, понаблюдаем". Тут ко мне подходит медсестра и говорит:
- Виктор Имантович, я Вас знаю. Учтите, у палаты уже стоит ОМОН, и Вас могут сразу забрать. Не соглашайтесь оставаться здесь. Давайте что-нибудь придумаем, чтобы увезти Вас отсюда.
И точно, медсестра договорилась со Скорой помощью, чтобы меня вывезти.

Куда ехать? Вчера я ночевал у Толи Чехоева, депутата СССР, одного из руководителей группы "Союз". Он живет в депутатском доме, усиленно охраняемом милицией с автоматами. Но меня-то охрана знала, я часто бывал в том доме.

До сих пор помню ошеломленное выражение уставившегося на меня охранника. Глаза с полтинники, ничего не говорит, смотрит на меня как на привидение. Прохожу мимо него в лифт, поднимаюсь на нужный этаж, звоню. Открывает жена Чехоева, и тоже ошеломленная, как будто я явился с того света. Я думал дело в том, что я перебинтован.
- Знаешь, - говорит она, - а про тебя только что по телевизору говорили...
- Что говорили?
- Что ты чуть ли не при смерти...

(Действительно, на следующий день я сам имел «удовольствие» наблюдать в записи, как Светлана Сорокина, открывая выпуск, преподносит сенсацию: "Как только что сообщила радиостанция «Эхо Москвы», бывший народный депутат СССР, полковник Виктор Алкснис доставлен в больницу Склифасовского с тяжелыми травмами, сотрясением мозга, переломом ключицы" и т.д.)

"Боже мой, а ведь наверняка жена в Тучково все это слышала... Дернуло же их брякнуть такое, что вот теперь делать?"
Хватаюсь за телефонную трубку - а куда звонить-то? Дома у меня телефона еще не было. Начинаю прикидывать, куда она может побежать разузнавать обо мне в двенадцать ночи? Маме в Ригу может позвонить, и еще товарищу, у которого я до получения квартиры жил на Бабушкинской.

Я набираю Ригу - мама дома.
- Мама, не волнуйся, все хорошо!!
Она не может понять, в чем дело. В Латвии российское телевидение уже не принимают, она ничего не знает.
- Сейчас некогда рассказывать, но если будет звонить Люба, скажи, что все нормально.

После этого звоню Жене Толстых, говорю, что у меня все нормально, что я у Чехоева, и прошу успокоить Любу.
Дома все было так, как я предполагал. Жена вечером сидит у телевизора, и вдруг на нее обрушивается это известие. С ней плохо, сын и дочь пытаются ее успокаивать. Повел на переговорный пункт. Я хорошо знаю свою жену - Люба действительно заказала Ригу. Мама в полной растерянности.
- Что у вас происходит? Только что звонил Витя, теперь Ты...
- А он звонил?
- Да, сказал, что все нормально.

Потом она звонит Толстых. Тот передал, что я у Чехоева, а она была в таком состоянии, что даже не спросила номер его телефона. Но самое главное, что я жив-здоров.
Утром Толя уехал по делам. Он был заместителем председателя СКП-КПСС Шенина. Вдруг звонит по телефону и говорит: "Виктор, сейчас за тобой приедет машина. Тебя надо срочно увозить". Потом объяснял, что якобы меня собирались арестовать у него на квартире. От Чехоева меня отвезли домой к фотокору "Правды" Майи Скурихиной, где я отлеживался до второго октября. А второго числа я попросил ее отвезти меня на машине к Смоленской площади. Там на 12 часов был назначен митинг. Чувствовал я себя плохо; голова болела и кружилась, рука ноет, но мне хотелось пообщаться с народом.

http://pics.livejournal.com/v_alksnis2/pic/0000ekgb

Вскоре и тут появился ОМОН, но в этот раз не били, а начали вытеснять. Из сквера перед МИДом нас оттеснили к Киевскому вокзалу. Я не знал, что в это время Анпилов собрал народ на Садовом кольце, что началась заваруха, появились первые баррикады, началось первое реальное столкновение с ОМОНом. Я посчитал, что на сегодня все закончено. Митингов по плану больше не было, к Белому Дому не пройти. Думаю - поеду домой. Успокою семью, отдохну хоть немножко, приду в себя, подлечусь... Сел на электричку и поехал в Тучково. Люди косятся - и не удивительно: видок-то у меня тот еще. Рука на перевязи, пальто все в засохшей крови, на голове - жуткая спортивная шапка кое-как скрывает бинты. Эту шапку подарил мне Толя Чехоев, с ней по-видимому его собаки игрались. Но другой на тот момент не нашлось. Жена увидела меня - и в слезы. Но, слава Богу, все обошлось.

А в Москве все только начиналось. Третьего во второй половине дня передают, что блокада Белого Дома снята, народ валит на Останкино. Жена говорит:
- Я тебя никуда не пущу, посмотри на себя, тебя же всего качает. Поедешь завтра утром, сегодня отлежись.

Какое там "отлежись"! Всю ночь провел у экрана телевизора. В Останкино под пулеметными очередями гибнут люди. Часа в три ночи я подошел к окошку - и меня поразила ночная тишина. В поселке городского типа Тучково все спят. В десятиэтажках только одно или два окошка где-то светятся... Вот сейчас, в эти минуты решается судьба страны - а народ спит.
А утром...