От Георгий Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 19.12.2006 14:41:00 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Россия-СССР; Версия для печати

"Сирые, убогие существовали во все времена и пребудут до скончания века" (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg512006/Polosy/5_2.htm

ЗАВЕРШЕНИЕ ПОЛЕМИКИ: КАК СПАСТИ «ПОРАБОЩЁННЫЕ ДУШИ»

Наказуемы ли у нас психологическое насилие и преступная манипуляция сознанием? Как защитить наших соотечественников от новых «Грабовых» и «Абаев», а также от всевозможных «партвождей», заражающих своих последователей ложными идеями? Об этом опубликованные в «ЛГ» статьи И. Гамаюнова «Поработители душ» (№ 33), Л. Аннинского «Вывихи и костоправы» (№ 37), А. Мелихова «Незрячие надежды» (№ 37), В. Гульдана «Как попадают в сектантские сети» (№ 39–40), С. Голубевой «Куда уходят «капитаны семейных кораблей» (№ 43), М. Бакунина «Шарлатанство на марше» (№ 43),
А. Шорохова «Из духовного морока» (№ 47),
А. Старых «Ясновидец в натуре» (№ 47) и публикуемые сегодня мнения, подытоживающие дискуссию.

Рабы не мы?
Игорь ЯКОВЕНКО

Сложные чувства вызвала у меня полемика вокруг публикации «Поработители душ». По первому движению сердца хочется поддержать Игоря Гамаюнова. В заголовке схвачена суть явления. Нравственное чувство протестует, но далее включается интеллект, который идёт своей невесёлой дорогой.

Начнём с того, что в основаниях нашей культуры лежат две большие идеологии – идейное наследие Просвещения и идеология прогресса. Великие идеологии ХХ века – коммунизм, фашизм, либерализм – выросли из Просвещения и Великой французской революции. Именно поэтому и убеждённый коммунист, и либерал трактуют свободу как высшую ценность, вкладывая в это понятие совершенно разное содержание.
Свобода есть безусловная ценность. Человек по своей природе свободен. Отдельный человек и даже сообщества людей могут быть порабощены, но это – нетерпимое состояние, с которым надо бороться. Прогрессивное развитие человечества ведёт к расширению и углублению пространства свободы.
Одно из следствий таких установок состоит в том, что, будучи порабощён, свободный по своему естеству человек морально противостоит рабству, презирает поработителей и славит героев, несущих свободу. Но эмпирическая реальность вопиющим образом расходится с этими конструкциями. Возникает коллизия – как быть с добровольным или добродетельным рабом? Изредка образ добродетельного раба возникал в советском искусстве в видах назидания. Добровольного раба надлежало презирать.
Человек, воспитанный в интеллигентской традиции, скажет нам, что рабство чудовищно и противоестественно. Чудовищно – суждение ценностное. Что же касается противоестественности рабства, то это иллюзия. Есть свободные люди и есть рабы. Разумеется, я говорю не о социальном статусе, а о человеческой природе. О некоторых базовых характеристиках личности, которые формируются в раннем возрасте и, по всей видимости, имеют предпосылки во врождённых характеристиках психики.
Для свободного человека рабство – ужасно. А для раба – нормальное, психологически освоенное и комфортное состояние. За тебя думают и отвечают другие. Мир устойчив и стабилен. Ты делаешь то, что положено, и в урочный час тебя ждут котлы с дымящейся пищей. Наконец, и это, возможно, самое главное, раб переживает исключительно важное, сверхзначимое чувство принадлежности к надличностным общностям – роду, племени, идеологии, конфессии.

Помните Маяковского: «каплею литься с массами»? А свобода раба пугает, рождает чувство обнажённости, непереносимого одиночества, утраты подлинности собственного бытия. Свобода органична для автономной личности, а это – совершенно иная ментальная и психологическая конструкция. Раб держится за свой – рабский – мир, дорожит им, терпит тяготы такой жизни во имя того значимого и бесконечно важного, что даёт ему рабское состояние. А если нам не дано понять и пережить внутренний мир раба, то это ни о чём, кроме узости нашего сознания, не говорит.
Свобода прекрасна, но она есть бремя. Подлинно свободный человек платит за свою свободу утратой иллюзий, постоянной работой над собой, подчинением этической и интеллектуальной самодисциплине, особым чувством экзистенциального одиночества.
Свободу можно обменять на достаток, на уверенность в завтрашнем дне, на иллюзии, на снятие с себя бремени принятия решений, на радость обретения простой и понятной картины мира, обещающей позитивную перспективу. Не важно, где позиционирована эта перспектива – в Царстве Божием, коммунизме или «тонком плане» Космоса.
Свободу можно променять на социальный порядок, базирующийся на отгораживании от сложного и противоречивого мира, и т.д.
Я солидарен с Александром Мелиховым – защитить простаков от жуликов невозможно. Но возникает вопрос: имеем ли мы на это моральное право? Если мы признаём свободу высшей ценностью, то как можно противостоять свободному выбору рабского состояния? Или мы отказываем человеку в этом? Тогда в какой степени мы сами свободны? В частности, свободны от иллюзий по поводу человеческой природы.
И отдельные люди, и целые народы сплошь и рядом избирают несвободу. Для того чтобы убедиться в этом, нет нужды ходить за примерами слишком далеко. В истории можно увидеть вектор движения по направлению наращивания пространства свободы. Но это – лишь вектор.

А общества, в котором живут сплошь свободные люди, – химера. В самом идеальном с точки зрения гарантий свободы обществе будет воспроизводиться сегмент людей, выбирающих несвободу. Добровольное рабство и связанные с ним страдания – одно из выражений универсальной трагедии бытия.
Далеко не всякий, рождённый к жизни на земле, способен нести на своих плечах бремя жизни. Люди этого типа сходят с ума, спиваются и становятся наркоманами, маргинализуются, бродяжничают, кончают жизнь самоубийством. Герои публикации Гамаюнова – из такого ряда. До тех пор, пока будут рождаться слабые духом, рядом с ними будут шнырять «санитары леса» – малые, средние и крупные хищники, стремящиеся подчинить себе несчастных людей. Такова природа вещей.
Те, кто не способен вынести бремя свалившейся на их голову духовной и политической свободы, склонны «идти под высокую руку» властей предержащих, традиционных конфессий, партий и идеологий, сект, всевозможных гуру, шарлатанов, целителей. Это – их выбор и одновременно их ответственность. Из этого не следует, что несчастных жертв собственного выбора несвободы надо предоставить своей участи. Но я не вижу законодательных механизмов, способных ограничить «самодеятельных костоправов духа». Историческую обусловленность всплеска всех этих безобразий вижу – это и крушение традиционного мира, и перемещение миллионов людей из деревни в город, и гибель коммунистической эсхатологии, и размывание остатков «железного занавеса», и крах СССР, и многое другое, а корректного, правового способа обуздания не вижу.
Здесь возникает юридически неразрешимая проблема доказательства преступного умысла. Я доверяю Игорю Гамаюнову: по-видимому, персонаж, обозначенный в его материале как Учитель, действительно доводил несчастную женщину до самоубийства. Но это – наши домыслы. Право же исходит из презумпции невиновности, и смею утверждать, что сохранение этой презумпции неизмеримо важнее возможности оправдания какого-то количества преступников, которым удаётся при этом уйти от правосудия. Мы уже жили под крылом юстиции, исходившей из презумпции виновности.
Что же касается тоталитарных сект, то и тут меня не покидают серьёзные опасения. Попробуйте применить формальные критерии, фигурирующие в газетных публикациях о тоталитарных сектах, к раннему христианству. Это же типичная тоталитарная секта. Новообращённые бросали родителей, раздавали имущество, уходили в общины, прятались от мира. Наконец, исповедовали причудливые верования в распятого Бога! Не всё так просто!
Любое насильственное порабощение незаконно и требует самого энергичного вмешательства государства. Но как быть с порабощением добровольным? Запретить его, поскольку оно оскорбляет наше нравственное чувство и представление о человеческой природе? Моё убеждение состоит в том, что эта богоборческая, отрицающая природу данного нам мира позиция контрпродуктивна и сопряжена со страшными опасностями.
Добровольному рабу надо сострадать. Наш долг – минимизировать страдания несчастных людей. Но делать это надо так, как делает сотрудник Армии спасения, раздающий порцию еды опустившимся бездомным, – твёрдо осознавая, что сирые, убогие и бездомные существовали во все времена и пребудут до скончания века.
Не стоит придумывать себе психологически комфортный образ мира, в котором мы живём. Надо смотреть правде в глаза. В этом состоит одна из самых тяжёлых обязанностей, ложащаяся на плечи свободного человека. На этом пути утрачивается иллюзорное счастье, но обретается духовная свобода.