ЗАВЕРШЕНИЕ ПОЛЕМИКИ: КАК СПАСТИ «ПОРАБОЩЁННЫЕ ДУШИ»
Наказуемы ли у нас психологическое насилие и преступная манипуляция сознанием? Как защитить наших соотечественников от новых «Грабовых» и «Абаев», а также от всевозможных «партвождей», заражающих своих последователей ложными идеями? Об этом опубликованные в «ЛГ» статьи И. Гамаюнова «Поработители душ» (№ 33), Л. Аннинского «Вывихи и костоправы» (№ 37), А. Мелихова «Незрячие надежды» (№ 37), В. Гульдана «Как попадают в сектантские сети» (№ 39–40), С. Голубевой «Куда уходят «капитаны семейных кораблей» (№ 43), М. Бакунина «Шарлатанство на марше» (№ 43),
А. Шорохова «Из духовного морока» (№ 47),
А. Старых «Ясновидец в натуре» (№ 47) и публикуемые сегодня мнения, подытоживающие дискуссию.
Рабы не мы?
Игорь ЯКОВЕНКО
Сложные чувства вызвала у меня полемика вокруг публикации «Поработители душ». По первому движению сердца хочется поддержать Игоря Гамаюнова. В заголовке схвачена суть явления. Нравственное чувство протестует, но далее включается интеллект, который идёт своей невесёлой дорогой.
Начнём с того, что в основаниях нашей культуры лежат две большие идеологии – идейное наследие Просвещения и идеология прогресса. Великие идеологии ХХ века – коммунизм, фашизм, либерализм – выросли из Просвещения и Великой французской революции. Именно поэтому и убеждённый коммунист, и либерал трактуют свободу как высшую ценность, вкладывая в это понятие совершенно разное содержание.
Свобода есть безусловная ценность. Человек по своей природе свободен. Отдельный человек и даже сообщества людей могут быть порабощены, но это – нетерпимое состояние, с которым надо бороться. Прогрессивное развитие человечества ведёт к расширению и углублению пространства свободы.
Одно из следствий таких установок состоит в том, что, будучи порабощён, свободный по своему естеству человек морально противостоит рабству, презирает поработителей и славит героев, несущих свободу. Но эмпирическая реальность вопиющим образом расходится с этими конструкциями. Возникает коллизия – как быть с добровольным или добродетельным рабом? Изредка образ добродетельного раба возникал в советском искусстве в видах назидания. Добровольного раба надлежало презирать.
Человек, воспитанный в интеллигентской традиции, скажет нам, что рабство чудовищно и противоестественно. Чудовищно – суждение ценностное. Что же касается противоестественности рабства, то это иллюзия. Есть свободные люди и есть рабы. Разумеется, я говорю не о социальном статусе, а о человеческой природе. О некоторых базовых характеристиках личности, которые формируются в раннем возрасте и, по всей видимости, имеют предпосылки во врождённых характеристиках психики.
Для свободного человека рабство – ужасно. А для раба – нормальное, психологически освоенное и комфортное состояние. За тебя думают и отвечают другие. Мир устойчив и стабилен. Ты делаешь то, что положено, и в урочный час тебя ждут котлы с дымящейся пищей. Наконец, и это, возможно, самое главное, раб переживает исключительно важное, сверхзначимое чувство принадлежности к надличностным общностям – роду, племени, идеологии, конфессии.
Помните Маяковского: «каплею литься с массами»? А свобода раба пугает, рождает чувство обнажённости, непереносимого одиночества, утраты подлинности собственного бытия. Свобода органична для автономной личности, а это – совершенно иная ментальная и психологическая конструкция. Раб держится за свой – рабский – мир, дорожит им, терпит тяготы такой жизни во имя того значимого и бесконечно важного, что даёт ему рабское состояние. А если нам не дано понять и пережить внутренний мир раба, то это ни о чём, кроме узости нашего сознания, не говорит.
Свобода прекрасна, но она есть бремя. Подлинно свободный человек платит за свою свободу утратой иллюзий, постоянной работой над собой, подчинением этической и интеллектуальной самодисциплине, особым чувством экзистенциального одиночества.
Свободу можно обменять на достаток, на уверенность в завтрашнем дне, на иллюзии, на снятие с себя бремени принятия решений, на радость обретения простой и понятной картины мира, обещающей позитивную перспективу. Не важно, где позиционирована эта перспектива – в Царстве Божием, коммунизме или «тонком плане» Космоса.
Свободу можно променять на социальный порядок, базирующийся на отгораживании от сложного и противоречивого мира, и т.д.
Я солидарен с Александром Мелиховым – защитить простаков от жуликов невозможно. Но возникает вопрос: имеем ли мы на это моральное право? Если мы признаём свободу высшей ценностью, то как можно противостоять свободному выбору рабского состояния? Или мы отказываем человеку в этом? Тогда в какой степени мы сами свободны? В частности, свободны от иллюзий по поводу человеческой природы.
И отдельные люди, и целые народы сплошь и рядом избирают несвободу. Для того чтобы убедиться в этом, нет нужды ходить за примерами слишком далеко. В истории можно увидеть вектор движения по направлению наращивания пространства свободы. Но это – лишь вектор.
А общества, в котором живут сплошь свободные люди, – химера. В самом идеальном с точки зрения гарантий свободы обществе будет воспроизводиться сегмент людей, выбирающих несвободу. Добровольное рабство и связанные с ним страдания – одно из выражений универсальной трагедии бытия.
Далеко не всякий, рождённый к жизни на земле, способен нести на своих плечах бремя жизни. Люди этого типа сходят с ума, спиваются и становятся наркоманами, маргинализуются, бродяжничают, кончают жизнь самоубийством. Герои публикации Гамаюнова – из такого ряда. До тех пор, пока будут рождаться слабые духом, рядом с ними будут шнырять «санитары леса» – малые, средние и крупные хищники, стремящиеся подчинить себе несчастных людей. Такова природа вещей.
Те, кто не способен вынести бремя свалившейся на их голову духовной и политической свободы, склонны «идти под высокую руку» властей предержащих, традиционных конфессий, партий и идеологий, сект, всевозможных гуру, шарлатанов, целителей. Это – их выбор и одновременно их ответственность. Из этого не следует, что несчастных жертв собственного выбора несвободы надо предоставить своей участи. Но я не вижу законодательных механизмов, способных ограничить «самодеятельных костоправов духа». Историческую обусловленность всплеска всех этих безобразий вижу – это и крушение традиционного мира, и перемещение миллионов людей из деревни в город, и гибель коммунистической эсхатологии, и размывание остатков «железного занавеса», и крах СССР, и многое другое, а корректного, правового способа обуздания не вижу.
Здесь возникает юридически неразрешимая проблема доказательства преступного умысла. Я доверяю Игорю Гамаюнову: по-видимому, персонаж, обозначенный в его материале как Учитель, действительно доводил несчастную женщину до самоубийства. Но это – наши домыслы. Право же исходит из презумпции невиновности, и смею утверждать, что сохранение этой презумпции неизмеримо важнее возможности оправдания какого-то количества преступников, которым удаётся при этом уйти от правосудия. Мы уже жили под крылом юстиции, исходившей из презумпции виновности.
Что же касается тоталитарных сект, то и тут меня не покидают серьёзные опасения. Попробуйте применить формальные критерии, фигурирующие в газетных публикациях о тоталитарных сектах, к раннему христианству. Это же типичная тоталитарная секта. Новообращённые бросали родителей, раздавали имущество, уходили в общины, прятались от мира. Наконец, исповедовали причудливые верования в распятого Бога! Не всё так просто!
Любое насильственное порабощение незаконно и требует самого энергичного вмешательства государства. Но как быть с порабощением добровольным? Запретить его, поскольку оно оскорбляет наше нравственное чувство и представление о человеческой природе? Моё убеждение состоит в том, что эта богоборческая, отрицающая природу данного нам мира позиция контрпродуктивна и сопряжена со страшными опасностями.
Добровольному рабу надо сострадать. Наш долг – минимизировать страдания несчастных людей. Но делать это надо так, как делает сотрудник Армии спасения, раздающий порцию еды опустившимся бездомным, – твёрдо осознавая, что сирые, убогие и бездомные существовали во все времена и пребудут до скончания века.
Не стоит придумывать себе психологически комфортный образ мира, в котором мы живём. Надо смотреть правде в глаза. В этом состоит одна из самых тяжёлых обязанностей, ложащаяся на плечи свободного человека. На этом пути утрачивается иллюзорное счастье, но обретается духовная свобода.
Во Второзаконии по синодальному переводу.
"Ибо нищие всегда будут среди земли твоей; потому я и повелеваю тебе: отверзай оуку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей." (Второзаконие, 15:11).
И чего тут сказать? Да, не надо придумывать себе мира, надо жить в нашем многообразном мире таком, какой он есть. Так что, граждане, ударники коммунистического или капиталистического труда, все одно, делиться надо. Чтоб по человечески было все.
Ну, и осозновать, что есть люди, которых ни в советский НИИ, ни в офис не впихнешь. Так получилось, рылом не вышли.