|
|
От
|
Pout
|
|
|
К
|
Pout
|
|
|
Дата
|
26.03.2005 10:46:48
|
|
|
Рубрики
|
Прочее; Россия-СССР;
|
|
Грамши for today/ Почему Пиночет так боится даже тени Грамши (из Молдавии)
{{PRОРЫВ}}
PRорыв - онлайновый журнал, издаваемый в сети с 2000 года. Публикации
посвящены проблемам культурной и экономической антропологии,
национальной идентичности, историческим памятникам Балканского региона.
ИДЕЙНОЕ НАСЛЕДИЕ ГРАМШИ
<Перестройка> нанесла жестокий удар тому коммунистическому движению,
которое мы знали в трагическом XX веке. Крушение первого в мире
государства, возглавленного коммунистами, крах иллюзий <шестидесятников>
насчёт реформирования социализма в СССР <сверху> заставили коммунистов
во всём мире пересматривать позиции.
Одни просто сдались, сменили программу на расплывчато-демократическую
размазню, став при этом одной из мелких группировок либерального
движения - группировок, которых и без них хватает. Так поступили,
например, те <генералы-конъюнктурщики> (по словам Джульетто Кьеза), кто
преобразовал компартию Италии в <Демократическую партию левых сил> (поди
разбери, что это название должно означать). Не прошло и полгода, как они
закрыли <Униту> - одну из старейших и авторитетнейших коммунистических
газет мира. И это произошло с крупнейшей из итальянских партий, не раз
близкой к формированию правительства, прославленной своей неподкупной
честностью! С партией, влияние которой в стране до сих пор велико!
Другие (<красно-коричневые>) решили <не поступаться принципами>, но не
столько коммунистическими, сколько державными. Ради этого они пошли на
союз с самыми тёмными силами - шовинистами и фашистами. Это те, которые
<ничего не забыли и ничему не научились>, и сама доктрина марксизма в их
устах звучит как набор пустых слов, превратившихся в грозливые лозунги.
В своё время Ленин особенно часто проверял своих товарищей на
национальном вопросе - <щупал больной зуб>, как он сам это называл. Ни
один <красно-коричневый> не выдержал бы этого испытания, сколько бы он
ни называл себя <верным ленинцем>.
Третьи вдумчиво анализируют опыт коммунистического движения, пытаясь
вскрыть прежние ошибки, чтобы избегать их впредь. Они не забыли, что
пафос марксизма - гуманистический: раскрепощение человеческой личности,
устранение всего, что стесняет её развитие. Для Маркса даже частная
собственность была плоха не сама по себе, а тем, что она уродует
человека, обрекает на отчуждение и порабощение. Те, кто это помнят,
остаются верны прежним идеалам и не стыдятся называть себя коммунистами.
Но теперь они извлекают из прошлого уроки и ищут новые идеи.
В этих поисках всё большее внимание уделяется творческому наследию
первого Генерального секретаря ЦК Компартии Италии - Антонио Грамши
(1891-1937). Судьба его наследия необычна. В СССР он был зачислен в
святцы борцов и мучеников мирового коммунистического движения, его
именем называли улицы и корабли. Но его труды в СССР лежали в спецхране,
знакомиться с ними могло лишь несколько человек в стране. Нам не
полагалось знать, что деятель такого масштаба, репутацию которого не
могли опорочить даже враги, мог позволить себе пересматривать многие
положения Ленина и даже Маркса, поправлять их работой собственной мысли,
на основе собственного опыта.
Характерно, что в этом советские лидеры сошлись со своим злейшим врагом.
Сам генерал Пиночет почтил покойного мыслителя своей лютой ненавистью. В
интервью <Комсомольской правде> в начале 90-х годов отставной палач
говорил: <Марксизм-ленинизм в вашей стране - да, потерпел крах, но
появился куда более опасный враг - грамшианство. Учение итальянского
коммуниста Антонио Грамши - это марксизм в новом платье. Оно опасно тем,
что проникает в сознание людей, в первую очередь, интеллигенции> (КП от
30.09.1992). Отчего же трясутся генеральские поджилки?
Дело в том, что Антонио Грамши разработал новую революционную теорию,
пригодную как раз для индустриального, а ещё более - для нынешнего
информационного общества. В её основе - не <кавалерийские атаки на
капитал>, не отчаянный и бесплодный бунт <красных бригад>, а борьба за
умы. Она не отмечена вспышками ярости и торопливого бунта, в котором
нетерпеливая молодёжь приносит себя и других в жертву идее, которую не
успевает даже хорошенько изучить. Она не годится для киносюжета. Эта
борьба - неспешная, неброская, требует от человека не столько задора,
сколько воли и честности. Но завоевания, которые она приносит,
необратимы.
Жизнь
Антонио Грамши родился в 1891 году на острове Сардиния, четвёртым
ребёнком в многодетной семье конторского служащего. С юных лет он был
очень болезнен: ещё в детстве получил травму позвоночника, от которой на
всю жизнь остался горб и постоянные головные боли. Во время учёбы в
Туринском университете (1911-1915) к этому прибавилось истощение от
голода. Из-за этого он не смог доучиться, несмотря на помощь семьи и
учителей, оценивших таланты юноши. Семья страдала от нищеты (отец попал
в тюрьму по обвинению в коррупции), и с 11 лет Антонио приходилось
зарабатывать своим трудом. С 1910 года он стал журналистом.
В 1913 году Грамши стал членом Итальянской социалистической партии. В
течение 5 лет одна за другой появляются статьи с набросками его будущих
идей. В 1917 году Грамши, горячо встретивший Октябрьскую революцию, стал
секретарём туринской секции ИСП и редактором еженедельника
(<Крик народа>), а затем - (<Новый порядок>). В
период <красного двухлетия> (1919-1920 гг.) Грамши и его сподвижники -
<ординовисты> практически возглавили рабочее движение в Турине, которое
ненадолго привело к переходу заводов в руки рабочих Советов.
Поражение этого движения вызвало раскол ИСП. В январе 1921 года была
создана Компартия Италии. Грамши сразу же был утверждён редактором её
газеты (теперь уже ежедневной). Статьи этого времени всё
более были посвящены угрозе фашизма, которую большинство коммунистов в
то время недооценило. В июне 1922 года он был назначен представителем
КПИ при Коминтерне и переехал в Москву, где женился на Юлии Шухт. В это
время он не раз встречался с Лениным и на всю жизнь сохранил к нему
уважение (не переходившее, впрочем, в слепое преклонение).
Между тем в Италии произошли трагические события. В 1919 году была
создана фашистская партия. Её основатель, Б.Муссолини, был раньше (и
считал себя до конца жизни) социалистом, даже редактировал партийную
газету - и редактировал хорошо. Но его увлекла
националистическая риторика, он легко упивался грошовой романтикой.
Кроме того, гуманизм социалистов был ему чужд с самого начала. В 1915
году он, неожиданно для товарищей, опубликовал в газете передовицу с
призывом к войне и был за это исключён из партии. Ни тогда, ни позже
никто даже не пытался утверждать, будто его переманили или подкупили:
это было чисто нравственное падение. После войны он создал свою партию,
сочетавшую социалистическую демагогию с национализмом и террором.
Правительство, напуганное <красным двухлетием>, быстро поняло, что
фашисты могут быть ему полезны. В октябре 1922 года король вызвал
Муссолини к себе и назначил премьер-министром. Началась самая чёрная
полоса итальянской истории.
В 1923 году Грамши переехал в Вену, откуда продолжал руководить партией,
теперь уже полулегальной. В апреле 1924 года он был заочно избран в
парламент. Получив депутатскую неприкосновенность, он вернулся на родину
и уже в августе того же года был избран генеральным секретарём ИКП. Но
это не спасло его. В ноябре 1926 года случилось очередное покушение на
Муссолини, в котором власти обвинили коммунистов. Грамши был арестован и
осуждён на 20 лет тюрьмы. О подлинной причине сказал прокурор: <Мы
должны на двадцать лет лишить этот мозг возможности работать>. Это не
удалось. В тюрьмах Грамши создал своё главное произведение - <Тюремные
тетради>. Правда, читать их трудно: автору приходилось писать так, чтобы
обойти тюремную цензуру.
Он был очень одинок в эти годы. Его не понимали даже сидевшие вместе с
ним коммунисты, в то время слепо верившие в непогрешимость Коминтерна и
Сталина. Здоровье Грамши, и без того слабое, ухудшилось катастрофически.
Он не просил о помиловании, так как не считал себя виновным. Хотя если
бы попросил, его бы тут же выпустили: за него вступилась мировая
общественность, которой Муссолини боялся. Освобождения Грамши требовали
Ромен Роллан, Анри Барбюс, Максим Горький. В 1933 г. он был переведён в
тюремную клинику. Ждали, что вмешается Сталин - одного его слова было бы
достаточно: Муссолини в то время заискивал перед СССР. Но Сталин,
успевший распознать в итальянском теоретике опасного строптивца, ничего
для него не сделал.
Грамши умер 25 апреля 1937 года в тюремной клинике, получив за два дня
до смерти документ об освобождении <по амнистии>. Оба его сына прожили
всю жизнь в СССР. Один из них был капитаном корабля, названного в честь
его отца <Антонио Грамши>.
Общество
<Тюремные тетради> показывают в Грамши глубокого философа, но для нас
сейчас важнее учение об обществе - самая интересная часть учения Грамши.
Поправляя здесь Маркса и Ленина, он учит (вслед за Макиавелли), что
опора власти - не только сила, но и согласие. Господствующий класс
применяет насилие лишь по отношению к небольшим, непримиримо враждебным
ему прослойкам. По отношению же к <родственным или союзным> классам он
осуществляет гегемонию - духовное руководство, основанное на сознании
общих интересов.
Соответственно и государство включает в себя <политическое общество>
(аппарат администрирования и принуждения) и <гражданское общество> -
партии, профсоюзы, церковь, прессу и другие организации, формально не
государственные, но выполняющие важные властные функции. Кстати,
<отмирание государства>, о котором пророчил Маркс, виделось Грамши как
отмирание <политического общества>, то есть органов насильственного
принуждения. При этом резкой грани между двумя <обществами> нет: законы,
армия, суды выполняют не только насильственные, но и воспитательные
функции. С другой стороны, общественные организации тоже нередко
прибегают к насилию: церковная инквизиция и терроризм - тому пример. Но
гражданское общество стоит между государством и экономическим базисом и
посредничает между ними. Оно доводит до государства сигналы о неполадках
в базисе и само регулирует этот базис - мягче, деликатнее и надёжнее,
чем это делает государство с его машиной насилия. Власть и гражданское
общество - это, по Грамши, <сила и согласие, принуждение и убеждение,
государство и церковь, политика и мораль, ...право и свобода, порядок и
дисциплина>.
Гегемония - ключевое для Грамши понятие. Обладать ею может только класс,
господствующий (или борющийся за господство) в экономике, а
завоёвывается она раньше, чем государственная власть. Она может быть не
достигнута или достигнута не полностью. В последнем случае образуется
слабое государство, которое рано или поздно перейдёт к прямому насилию,
а затем рухнет.
Отсюда Грамши делает вывод, что революцию нельзя совершить, когда
угодно, приняв любой общественный кризис за <революционную ситуацию>. На
самом деле борьба за неё проходит в строгой последовательности три фазы:
<соотношение социальных сил> - объективные предпосылки общественных
перемен;
<соотношение политических сил> - постепенное завоевание гегемонии
(духовного лидерства) в гражданском обществе;
<соотношение военных сил> - непосредственная борьба за власть, не
обязательно вооружённая.
<Исторический блок>
Государство, по Грамши, включает политическое, гражданское и
<экономическое общество>, гармония между которыми устанавливается через
гегемонию одного класса - через классовые союзы и завоевание власти.
Устанавливающееся при этом единство базиса и надстройки Грамши называл
<историческим блоком>. В отличие от формации (феодализм, капитализм),
исторический блок - понятие куда более конкретное, включающее и
противоречивый комплекс надстроек, и все существующие экономические
отношения. Так, в истории капиталистической Италии после 1860 года
насчитываются три таких блока: либерально-демократический (1860-1922),
фашистский (1922-1945) и блок послевоенной демократической республики.
Главное же различие в том, что последовательность
общественно-экономических формаций подчинена, по Грамши, железным
историческим законам, последовательность же блоков - отнюдь нет: во
времена <кризиса исторического блока> дальнейшее развитие событий может
пойти по разным путям. Многое здесь определяется соотношением между
<политическим обществом> (властью) и <гражданским обществом>, а значит,
между надстройкой и базисом.
Так, <на Востоке (в России) государство было всем, а гражданское
общество пребывало в первородном и студнеобразном состоянии; на Западе
между государством и гражданским обществом существовало верное
соотношение, и при дрожи государства сразу же обнаруживалась крепкая
структура гражданского общества. Государство было лишь передовой
траншеей, за которой находилась прочная цепь крепостей и казематов>.
Поэтому: <Если на Западе рушится государство, его держат гражданские
структуры. Если в России рушится государство - наступает хаос>. Стало
быть, в России захватить власть легко - достаточно свергнуть
правительство, в европейской стране для удержания власти нужны прочные
общественные позиции, её не удержит кучка путчистов. Этого-то и не
поняли революционеры в Германии, Венгрии, да и в самой Италии (вроде тех
же <ординовистов>), слепо копировавшие опыт большевиков.
Отсюда два вида революционной тактики: <маневренная война> - лобовая
атака на государство, как в России в 1917 году, и <позиционная война> -
завоевание гегемонии в гражданском обществе, что более применимо на
Западе.
Интеллигенция
Проблема интеллигенции - это для Грамши проблема вождей, партии,
авангарда. По его мнению, во-первых, <не существует независимого класса
интеллигентов - каждая социальная группа (класс) обладает собственной
прослойкой интеллигентов или стремится создать её>. На этом основании он
различает <органическую интеллигенцию> (созданную определённым классом и
тесно с ним связанную) и <традиционную интеллигенцию> - оставшуюся в
наследство от прошлого, где она тоже когда-то была органической. Главный
её пример - церковники, бывшая органическая интеллигенция класса
феодалов. Лишившись хозяина, такая прослойка пытается выражать волю
других классов и даже всего общества в целом. Нередко ей это удаётся.
Во-вторых, главный признак интеллигенции - не занятие умственным трудом
(<в этом смысле все люди являются интеллигентами>), а её общественная
роль организатора, без которой не может обособиться ни один класс. Её
верхушка (теоретики и идеологи) генерирует идеи, позволяющие классу
осознать себя и увидеть свои интересы как общественные, общенародные и
тому подобное. Другие слои интеллигенции распространяют эти идеи и
практически организуют класс.
На этом месте придётся остановиться и кое-что добавить от себя. Ведь не
секрет, что классы, с которыми имели дело классики марксизма, в наши дни
сильно изменились. Признак той группы, которую Грамши называет
интеллигенцией, - вовсе не формальная образованность: диплом, два
диплома - не в том дело. В наших молдавских условиях эту роль выполняют,
в частности, предприниматели - как правило, люди мыслящие и дальновидные
(иначе они не продержались бы десять лет в нашем экономическом и
правовом беспределе). Не стоит принимать их ни за <новых русских> из
ходячих анекдотов (это не предприниматели, а мафиози), ни за <акул
капитализма> со старых советских карикатур: на собственное потребление
они порой тратят меньше, чем платят самым ценным из своих работников.
Весь риск своего дела они несут лично, нередко сами выполняют массу дел,
которые нельзя передоверить никому. И идеи они генерируют сами, а не
просто нанимают чужие мозги: я таких видел лично.
Нужно ли много говорить о том, какую роль играют предприниматели в нашем
обществе на самом деле, если все мы, в сущности, по выражению
В.Н.Воронина, - <предприниматели поневоле>! Старушка, торгующая
сигаретами на углу, если подвести это под <классовый анализ>, тоже
занимается мелким бизнесом. Какой коммунист решится её
<экспроприировать>? А человека, с нуля начавшего крупное дело и умеющего
вести его даже в наших условиях, поистине творца - тем паче. Если он
хоть немного думает о завтрашнем дне.
Вернёмся, однако, к идеям Антонио Грамши - великого стратега социальных
битв.
Как выжить в аграрной стране
Мысли о роли духовной элиты ещё осенью 1926 г. появились в неоконченной
статье Грамши <Некоторые аспекты южного вопроса>. Эта часть его трудов
особенно интересна для нас, ибо Южная Италия, как и Молдова, - в
основном сельскохозяйственная страна.
Юг Италии, по выражению Грамши, представляет собой <большой социальный
распад>. В основе южноитальянского общества лежит <большой аграрный
блок, складывающийся из трёх общественных слоёв - многочисленной
крестьянской массы, аморфной и распылённой; интеллигенции, вышедшей из
рядов сельской и средней буржуазии; крупных землевладельцев и высших
представителей интеллигенции>. При этом крестьяне находятся в постоянном
брожении, но неспособны организоваться. Куда более централизованы и
организованы крупные собственники, оставшиеся в наследство от старого
режима (в данном случае - от бывшего королевства Обеих Сицилий). Что же
касается интеллигенции, то она пронизывает этот блок, как прочный и
гибкий костяк. Она не только организует правящий класс. Она убеждает
крестьян, что существующий порядок - единственно возможный, каков бы он
ни был. Она служит амортизатором внутренних конфликтов, благодаря ей
малоорганизованные крестьянские движения <всегда кончаются тем, что
находят себе место в обычных словопрениях государственного аппарата - в
коммунах, провинциях, Палате Депутатов>.
Типичный южный интеллигент - выходец из среднего слоя, <мелкий и средний
землевладелец, не крестьянин, не обрабатывающий землю, стыдящийся быть
фермером, но желающий извлечь из небольшого участка земли, которым он
владеет (в аренду или на основе издольщины), средства жить роскошно,
средства, чтобы послать сыновей в университет или семинарию, и средства
на приданое для дочерей, которые должны выйти замуж за офицеров или
гражданских чиновников. От этого социального слоя интеллектуалы
наследуют жестокую антипатию к трудящемуся крестьянину, на которого они
смотрят как на рабочий механизм, который нужно выжать досуха и который
может быть заменен, если рабочее население будет в избытке. Они
наследуют и атавистическое, инстинктивное чувство дикого страха перед
крестьянами с их разрушительной жестокостью. Итак, они занимаются
утончённым лицемерием и высоко утончённым искусством обмана и приручения
крестьянских масс>. Интеллигенты Юга цементируют аграрный блок,
предотвращая появление в нём трещин, но и сами они становятся жертвами
того <распада>, которым охвачен Юг. Там существует (написано это в 1926
году) лишь одно крупное издательство и одна крупная газета, там есть
академии и культурные органы высочайшего уровня, но нет мелких и средних
изданий, вокруг которых могли бы складываться интеллектуальные кружки.
Даже крупнейшие теоретики Юга нашли приют в других частях Италии, а то и
за рубежом.
Весь этот аграрный блок подчинён интересам промышленников и банков
Севера, которым и достаётся львиная доля накопленных богатств. Поэтому
мечта либеральных реформаторов, типа Соннино и Франкетти, о том, чтобы
на Юге сложился мощный и самостоятельный средний класс (а ведь только он
может быть основой демократии), оказалась несбыточной. Капиталисты,
получая прибыли, не вкладывают их в экономику Юга, потому что сами они -
не местные. Эти средства уходят в Милан и Турин. А накопление капитала в
руках мелких и средних собственников невозможно - этому мешает
репрессивная налоговая и таможенная система (знакомо, правда?). Когда
началась массовая эмиграция итальянцев Юга, когда от них начали
поступать на родину денежные средства, либералы возликовали: вот она,
финансовая основа среднего класса, вот возможность <тихой революции>
против помещиков! Они вложат деньги, заработанные на чужбине, в
экономику родного края! (Ведь и в Молдове труд <остарбайтеров>,
гастролирующих <от Атлантики до Урала>, - единственная доходная отрасль
экономики). Но вмешалось государство и поставило <остарбайтеров> и
<челноков> себе на службу. <Правительство предложило казначейские
обязательства с гарантированным процентом, и эмигранты с их семьями были
превращены из агентов тихой революции в агентов для пополнения
государственных финансов, что означает субсидировать паразитические
отрасли промышленности Севера>. А Юг остался таким, каким был, -
высосанным до капли.
Поэтому в борьбе за крестьянство необходимо расколоть эту прочную
<броню> враждебного блока, привлечь на свою сторону <традиционную
интеллигенцию>, мнящую себя независимой. Позиции интеллигенции в
обществе - ключевые, именно от неё зависит, как общество организовано.
Но она складывается и меняется медленно, такова её природа - ведь она
обязана аккумулировать громадную сумму знаний. Поэтому наивно
рассчитывать на скорый успех. В таком обществе, как южноитальянское,
главная задача - помогать крестьянам организовываться, перехватывая
социальную роль прежних интеллектуалов, а их самих привлекать на свою
сторону: у многих из них честные намерения. Лишь после этого можно
говорить всерьёз о борьбе за государственную власть.
Всё это возможно лишь при условии формирования собственной
интеллигенции, каковой и является партия (на конспиративном языке
Грамши - <современный Государь>, с отсылкой к <Государю> Макиавелли).
Партия, по Грамши, - это гибкая организация, воспитывающая народ с
опорой на элементы сознательности внутри него самого, которые она не
внушает извне, а развивает из уже имеющихся задатков. При этом партия и
сама воспитывается, не говоря уже о <демократическом централизме> в её
собственных рядах.
Поразмышляем
Важнейший вывод из учения Грамши о гегемонии - в том, что нельзя
<разрушить мир насилья до основанья, а затем> начинать строить на пустом
месте. Вопреки школьному диамату, новое общество, как когда-то
капитализм, должно созреть внутри старого. Взятие власти - лишь
завершающий этап этого процесса.
Дело ведь не в том, чтобы лихо, с налёту, взять штурмом очередной Зимний
дворец и заменить орлов на серпы и молоты: пока связующим звеном
общества остаются прежние интеллектуальные кадры, они любую новую власть
превратят в подобие старой. Рано или поздно, через 4 или 74 года, место
старых помещиков и капиталистов займут новые. В России так же, как и в
Италии или Молдове: Грамши ещё не мог предвидеть, чем кончится советский
опыт. Беда России не в том, что гражданское общество в ней рыхло, а в
том, что оно державно. Оно подчинено государству и его идеологии куда
сильнее, чем в Европе, даже в Италии. Потому-то оно и распадается, когда
рушится власть.
И не в том дело, чтобы немедленно отобрать у прежних владельцев фабрики
и <мерседесы>: на смену им придут другие, менее компетентные, а рабочие
и крестьяне останутся такими же бесправными и обобранными, как и прежде.
К тому же дело даже не в хозяевах: в современных капиталистических
странах крупной фирмой давно уже управляет не владелец, а наёмный
директор, и политика компании <Форд> почти не зависит от семейства
Фордов.
Дело в том, чтобы собрать вокруг себя все здоровые духовные силы,
вооружить их идеей общества без эксплуатации, без нищеты, общества,
нравственный климат которого поощряет труд на всеобщее благо, <труд как
потребность здорового организма> (Маркс). Как бы ни склонялся на все
лады тезис Маркса о том, что <общественное бытие определяет общественное
сознание>, общество основано на идеях и без них гибнет. Править им может
только тот, в чьих руках грамшианская <гегемония> - власть над умами.
Это - та <руководящая и направляющая роль>, которую нельзя записать в
конституции: её можно обрести, когда твои идеи соответствуют
историческому моменту, а можно и потерять, если почить на лаврах
победителей.
Скоропалительное взятие власти этому только вредит - потому что
порождает соблазн править, опираясь на силу оружия, а не на силу
аргументов. Даже самое сознательное меньшинство не может построить новое
общество, пока оно - меньшинство. Его ждёт либо гибель, либо вырождение
в чудовищную, тотальную бюрократию, как это случилось в СССР. Лагеря и
разрушение храмов не вытекали непосредственно из идеи коммунизма: это -
дело рук людей, неспособных к убеждению. Это - попытки перескочить
необходимые этапы, заменить тяжкий труд Учителя и Воспитателя <быстрыми>
решениями и <железной метлой загнать человечество в счастье>. Нельзя
относиться к людям как к стаду: это - единственное, чего они никогда не
прощают. Так учит история.
Союз развалился не из-за происков забугорных диверсантов, не из-за
экономического краха (плановой экономики хватило бы ещё надолго), а
потому, что никто не сопротивлялся его распаду. Никто не верил, что у
этой идеи ещё есть будущее. Но тот уродливый социализм, который мы ещё
помним по советским временам, - не единственный вид социализма, и его
судьба - не неизбежность.
В один прекрасный день обнаружится, что общество, в сущности, уже
насквозь пропитано новыми идеями. И тогда не будет нужды в
<красногвардейских> атаках. Одни смирятся с неизбежным и сами начнут
играть по новым правилам - не в последнюю очередь потому, что эти
правила окажутся выгодны для них самих. Другим, тем, кто неспособен
меняться, придётся уйти самим - потому что ничего другого они сделать не
смогут. Такие мирные революции уже не раз случались в истории.
Время продолжателей
Коммунистические лидеры следующего поколения - Пальмиро Тольятти,
Умберто Террачини, Луиджи Лонго - учли уроки Грамши. После войны у
коммунистов Италии был велик соблазн взять власть немедленно. За ними
шли огромные массы, они входили в правительство страны, авторитет их как
борцов и мучеников фашизма был громаден. Они побороли искушение. Потому
что понимали: взять власть легко, а дальше? В стране, где большинство
знает о коммунизме только по словам? Опять кровь, опять <месть и
торжество победителей> (а об этом мечтали ультралевые в ИКП, как,
например, Секкья)? Чтобы все остальные силы в стране сплотились против
бунтовщиков? Чтобы потерпеть неизбежное поражение и уйти с позором? Или
даже в ореоле жертв, но всё равно уйти, как в Чили? Нет, они вели себя
мудрее.
В один из тех жарких месяцев группа молодых и горячих коммунистов
подняла на свой страх и риск восстание в Милане. Добившись успеха, они
позвонили члену ЦК Луиджи Лонго (он позже стал генеральным секретарём) и
торжествующе сообщили: <Мы захватили миланскую мэрию!>. После короткой
паузы Лонго ледяным тоном ответил: <Молодцы. А теперь, что вы дальше
собираетесь с ней делать?>. Воцарилось молчание: об этом никто не думал.
По приказу Лонго восстание было прекращено.
Вместо торопливого бунта, вместо попыток разом изменить мир компартия
занялась не столь броским, но не менее героическим делом: пропагандой
своих идей, завоеванием симпатий масс, борьбой за права трудящихся,
борьбой со всеми проявлениями фашизма. Завоёвывали один за другим посты
в мэриях, в областных правительствах, готовили партийные кадры к
управлению страной, и прежде всего - тщательно и бескомпромиссно следили
за чистотой собственных рядов. Результаты говорят сами за себя. Италия
стала одной из немногих стран, где коммунисты более полувека сохраняют
прочные политические позиции. Если бы не шок, вызванный распадом СССР, -
кто знает:
В СССР такое течение называли <еврокоммунизмом>. Очень не любили за
смелость иметь собственное мнение, не идти на поводу у Кремля и не ждать
от него подачек. Но уважали за силу, за умственный и нравственный
потенциал. История рассудила: еврокоммунизм жив и сейчас, когда
советские вожди - кто облинял, кто слинял.
Не зря Пиночет так боится даже тени Грамши. Победить кучку бунтарей, для
которых социализм был лишь набором лозунгов, генералу было легко.
Победить таких соперников, как итальянские коммунисты, он бы не смог:
против идей танки бессильны. Страх, которого не может скрыть враг, -
высшая оценка.
Сергей Урусов//PRорыв
--
http://situation.ru/