В рецензию добавлен раздел о работе Семёнова о России в XX веке
Привожу соответствующий кусочек:
Практическое приложение теории эксплуатации: Россия в XX веке
Быть может, пафос нашего отвержения всех марксистских и квазимарксистских концепций «эксплуатации» станет понятней, если ознакомиться с другой работой Ю.И.Семёнова «Россия: что с ней случилось в двадцатом веке», в которой понятие эксплуатации было использовано в конкретном анализе, и мы ограничимся её кратким обзором с одним комментарием. Ход рассуждений автора примерно таков. Все признают, что в СССР все средства производства находились в собственности государства. (На самом деле, лично мы не признаём столь грубого выделения единственного собственника, потому что на практике в любой стране права собственности дробятся и находятся у собственников разных уровней: например, часть полномочий по использованию станка на государственном предприятии в СССР была у Генсека, часть у министра отрасли, часть у директора завода, часть у мастера цеха, часть у рабочего, поэтому все они были собственниками разных уровней.) Но государственная собственность при этом не была общенародной, потому что в СССР не было реальной демократии, власть не принадлежала народу и, значит, народ не мог реально распоряжаться этой собственностью. Реальными собственниками средств производства, по Семёнову, были ответственные работники партийно-государственного аппарата, совместно владевшие средствами производства. Автор продолжает:
«Наше общество делилось, таким образом, на две основные части, на две большие группы людей, которые отличались по их отношению к средствам производства. Одна из этих групп владела средствами производства, другая была лишена их. В результате представителям последней ничего не оставалось, как работать на владельцев средств производства. Различие в отношении к средствам производства определяло различие способов получения и размеров доли общественного богатства, которой располагала каждая из этих групп.
Весь созданный трудом производителей продукт поступал в распоряжение представителей первой группы, причем распоряжение бесконтрольное, часть его шла обратно производителям для обеспечения их существования. Но так дело обстояло не всегда. Было время, когда члены многих колхозов вообще ничего не получали из совместно созданного продукта. Они жили в основном за счет собственного подсобного хозяйства. На этом примере не только явственно проступает различие между работниками государственных предприятий, которые все-таки всегда получали заработную плату, и колхозниками, но и еще одна особенность описываемого способа производства. Представители первой большой группы, вместе взятые, являлись собственниками не только средств производства, но и личностей непосредственных производителей. Колхозники, как известно, в то время были фактически прикреплены к земле, что и вынуждало их работать на государство, по существу, полностью безвозмездно. Эксплуатация здесь выступала в неприкрытой форме.
Грубой и совершенно откровенной была, конечно, и эксплуатация огромной армии работников, наполнявшей в сталинские времена бараки ГУЛАГа. Но эксплуатировались не только заключенные и не только колхозники. Эксплуатации подвергались вообще все производители материальных благ, включая и живших на воле работников государственных предприятий.
Значительная часть прибавочного продукта шла на расширение производства и другие нужды общества. Но немалая его доля поступала на содержание группы владельцев средств производства. Внешне они, как и все вообще рабочие и служащие, получали от государства заработную плату. Но даже если бы весь их доход принимал форму заработной платы, то и в таком случае сущность его была бы совершенно иной, чем у производителей материальных благ. Они получали свой доход в качестве не работников, а собственников, то есть получали прибавочный продукт».
«Все члены этой группы, - продолжает Семёнов далее, - пользовались тем, что принято называть привилегиями… На языке наиболее циничных представителей господствующей группы должности, с которыми были связаны привилегии, именовались должностями с «корытом». И это необычайно точное обозначение…
Распределение средств производства в наиболее отчетливой форме проявляется в распределении произведенного продукта… В группу совместных собственников средств производства входили те люди, которые занимали должности с "корытом". Все они являлись получателями прибавочного продукта, созданного чужим трудом, то есть эксплуататорами. У людей, находившихся внизу пирамиды, "корыто" было небольшим дополнением к заработной плате. У тех, кто был на ее вершине, "корыто" во много раз превышало формальную заработную плату. Они имели такое обилие материальных и иных благ, котооое в капиталистических странах доступно лишь мультимиллионерам. <…>
Таким образом, наше общество давно уже было расколото на две большие группы людей, различавшиеся по отношению к средствам производства, и по способам получения и размерам получаемой доли общественного богатства. Отличались они, разумеется, и ролью в организации труда. В силу различия места в системе производственных отношений одна из этих групп безвозмездно присваивала труд другой. Иными словами, эти две группы людей были ни чем иным, как общественными классами, одна — классом эксплуататоров, другая — классом эксплуатируемых».
Далее автор говорит, что мы имеем дело с общеклассовой частной собственностью, называет ответственных работников госаппарата политаристами и поясняет:
«Так как политаристы владеют средствами производства только сообща, то все они, вместе взятые, образуют не просто класс, а особую иерархически организованную систему распределения прибавочного продукта, которую можно было бы назвать политосистемой. Глава этой системы, а тем самым, государственного аппарата был верховным распорядителем общеклассовой частной собственности и, соответственно, прибавочного продукта. Этого человека, роль которого была огромна, можно было бы назвать политархом. <...> Общества, которые мы упорно именовали социалистическими, в действительности или были или еще до сих пор являются политарными».
Тут необходимо пояснить, что «политаризмом» автор называет то, что у самого Маркса называлось «азиатским способом производства». Поскольку его «материально-технической базой», по словам автора, была крупная промышленность, то он называет советский строй «индустрополитаризмом» и находит, наконец, несколько сочувственных слов по адресу угнетённых:
«Основную массу производителей материальных благ в индустриально-политарных странах составляли доминарно-зависимые работники. Они были не только экономически, но и лично зависимыми. Собственность политаристов на их личности носила верховный характер. Особое место занимали заключенные. Их зависимость в течение срока заключения была в сталинские времена почти что полной. Они поедставляли собой аналогов рабов. Наряду с доминарно-зависимыми эаботниками, могли существовать магнарно-зависимые и, наконец, верховно-зависимые. Такова структура класса эксплуатируемых в индустрополитарных обществах».
Упомянув другие возникавшие в истории политарные общества и подробно остановившись на нацистской Германии, в которой индустрополитаризм не успел оформиться до конца только из-за войны, автор поясняет, почему же индустрополитаризм сложился в России XX века. Начинает он с изложения теории, что в далёкой первобытности, пока весь производимый человеком продукт был жизнеобеспечивающим, отношения были коммуналистическими и никакими другими (мы уже говорили об этой теории). Автор пишет:
«Дальнейшее развитие производительных сил, выражавшееся прежде всего в увеличении объема общественного продукта в расчете на душу населения, сделало неизбежным исчезновение такого порядка вещей, ибо он стал тормозом на пути развития человечества. Начиная с определенного уровня, дальнейшее функционирование и развитие производительных сил стало невозможно без возникновения частной собственности, классов и эксплуатации.
Логичным является предположение, – продолжает автор, не поясняя, однако ход своего логического умозаключения, – что рано или поздно развитие производительных сил достигнет такого уровня, когда частная собственность и эксплуатация изживут себя, превратятся из двигателя прогресса в преграду на его пути. Но пока этот уровень не достигнут, любые попытки уничтожить частную собственность и классы обречены на неудачу.
Можно дискутировать о том, существует ли в принципе уровень производительных сил, по достижении которого отпадет объективная необходимость в частной собственности, но бесспорно (хотя лично нам и тут неочевидно, откуда берётся бесспорность – Авт.), что Россия такого уровня к 1917 г. не достигла».
Именно по этой причине, по мнению Ю.И.Семёнова, попытка русской революции покончить с эксплуатацией привела только к установлению индустрополитаризма. Он сложился вопреки желанию революционеров в силу исторической неободимости, предопределённой уровнем развития производительных сил. «Вовсе не марксистские идеи вызвали [индустрополитаризм] к жизни, а объективный ход исторического развития». Настоящий же социализм по Марксу, насколько можно понять работы Семёнова, ещё только надлежит построить.
* * *
Напомним, что мы отвлеклись от рецензируемой книги, чтобы на примере другого труда того же автора показать работу марксистской концепции эксплуатации при описании более близких к нам исторических событий. Что же мы видим? Из того, что «продукт труда» «непосредственных производителей материальных благ» «не находился в их собственности», автор делает вывод об их жестокой эксплуатации «ответственными работниками», которые получали продукт труда «непосредственных производителей» в свою собственность. Но, во-первых, продукт труда никогда не попадал в полную собственность государственного аппарата по той же причине, что и при капитализме он никогда не попадает в полную собственность капиталиста-предпринимателя (см. выше). Совершенно очевидно, что при советском социализме госаппарат не был волен распоряжаться продуктом труда, как угодно – иначе ему не захотелось бы растащить страну. Поэтому анализ автором отношений собственности в Советском Союзе следует признать недостаточно детальным (для столь далеко идущих выводов) как в отношении «средств производства», так и в отношении «продукта труда». По существу, автор в очередной раз отказался от системного анализа процесса производства – теперь уже не в капиталистическом обществе, а в Советском Союзе. Из того, что «ответственный работник» получал больше, чем колхозник, никак не следует, что он получал больше, чем заслуживал «по труду». Ведь он тоже участвовал в производстве – это признаёт сам Семёнов, когда пишет, что государство занималось организацией производства. А может, пресловутые привилегии ответственным работникам, вместе с их повышенной зарплатой, и составляли справедливую оплату их труда? Поскольку никакой оценки «трудовой составляющей» в реальных доходах номенклатуры Ю.И.Семёновым не проведено, то и тезис автора о том, что им доставалось больше, чем полагалось «по труду», следует считать недоказанным. Едва ли следует принимать упрёк советской системе в недемократичности до тех пор, пока автором не доказана возможность осуществления буквального народовластия (принятия населением многих текущих управленческих решений, возлагаемых сейчас на госаппарат), или не предложена другая реальная система обратной связи между народом и властью.
Мы бы хотели взять под защиту научную логику Ю.И.Семёнова. Действительно, формально он прав: логически строго рассуждая в рамках марксистской парадигмы с её «эквивалентными обменами» материальных «продуктов труда», получается, что руководители, которые не производили материальные блага непосредственно, эксплуатировали «непосредственных производителей». Но так же логично получается, что «непосредственных производителей» эксплуатировали учителя, врачи, учёные, инженеры, военные, пожарные, милиция, пенсионеры. Особенно жестокой эксплуататоршей выступила Советская Армия, забравшая в 1941-1945 гг. несметное количество «продукта труда» у «непосредственных производителей материальных благ», остававшихся в тылу. Ну хорошо, советские рабочие и колхозники, вместе с заключёнными ГУЛАГа, жестоко эксплуатировались учителями и врачами во главе с политархом-кровопийцем Сталиным, а дальше-то что? В чём ценность этого научного результата? Предложен ли автором конструктивный выход для России, чтобы устранить «антагонизмы», или, на худой конец, доказана ли принципиальная возможность построить общество без эксплуатации и антагонизмов? По крайней мере, мы нигде в тексте этого не увидели. Самая полная фраза автора на тему будущего звучит так: «Логичным является предположение, что рано или поздно развитие производительных сил достигнет такого уровня, когда частная собственность и эксплуатация изживут себя».
По этой причине, прежде чем вернуться к рецензии книги Семёнова «Философия истории», мы бы призвали к предельной осторожности, с которой нужно подходить к понятию «эксплуатация», потому что любой практический вывод из этой концепции марксизма может, разве что, оставить русских без государства. Пока образовательный уровень в Советском Союзе был невысок, население охотно верило идеологам, что эксплуатация – это только при капитализме, а при социализме, как доказано-де у Маркса, никакой эксплуатации быть не может. Этот настрой способствовал быстрому развитию страны. Но как только образовательный уровень населения слегка повысился, советские люди стали сами размышлять в марксистской парадигме, не полагаясь на официальных идеологов, – и логически непротиворечиво пришли к верному (в рамках этой парадигмы) выводу, что государство рабочих эксплуатировало. В частности, к тому же выводу пришёл и Ю.И.Семёнов (правда, он при этом опирался на таких авторитетных исследователей социализма как М.Джилас и Ф.Хайек). Стоило советским людям поверить, что их «эксплуатируют», как они лишились Родины.
Re: В рецензию... - Николай Николаевич15.09.2004 19:21:35 (27, 492 b)
