А.Фролов. Третий срок. О Путине и о революциях (Сов.Рос)
Говорят, тут кроме многого другого есть и полемика с Кургиняном, хотя его фамилия не упоминается.
А в докладе Кургиняна 30.11.2006 есть ответ на нее.
Кто ищет, тот найдет :-)
"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" N 139 (12912), суббота, 2 декабря 2006 г.
ТРЕТИЙ СРОК
Мнение обозревателя
Идея «третьего срока», она же идея «пятой империи» (ТСПИ) с каждым днем обрастает все более анекдотическими деталями. Уже довольно давно утверждается, что это есть откровение свыше, настойчиво доносимое до Путина через посредничество старцев Афонского (Греция) и Сретенского (Москва, ул. Б. Лубянка, д. 19) монастырей.
И вот на днях обнаружилось, что этой идее активно противодействуют всемирные оккультисты, маги и колдуны, избравшие каналом влияния на Путина Голливуд как главную западную «фабрику грез», управляющую современным историческим процессом. Противодействие осуществляется путем искушения. Змей-искуситель предлагает Путину принять власть ни больше ни меньше над всем миром в обмен на отказ от ТСПИ. В общем, «опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Матф. 4, 8—9). Это зашифровано будто бы в очередном фильме о Джеймсе Бонде «Казино «Ройал», мировая премьера которого прошла 16 ноября.
Двадцать первая серия «бондианы» действительно весьма любопытна по содержанию и стилистике, поэтому о ней стоит сказать несколько слов.
21-е искушение Джеймса Бонда
Эта серия нисколько не похожа ни на одну из предыдущих. Если те были просто веселыми пародийными лубками, то эта вполне реалистична и даже претендует на психологичность. Понятно, что в XXI веке изменились времена и вызовы, Западу для ответа нужен обновленный суперагент. И вот он предъявлен публике.
Фильм снят по мотивам самого первого романа Флеминга, то есть открывает историю Бонда с чистого листа. Действие разворачивается после 11 сентября, а Бонд только-только начинает карьеру. Он еще не 007, а лишь кандидат в агенты с лицензией на убийство. На глазах зрителей он совершает искомые два убийства, заслуживая тем самым личный номер с двумя нулями. Изменился он и внешне. От блестящего экстерьера Шона Коннери или Пирса Броснана ничего осталось. Роль Бонда исполняет ничем не примечательный невысокий голубоглазый блондин Дэниэл Крейг, внешне, и правда, очень напоминающий президента Путина. Новый Бонд не столько супермен, сколько средний покупатель в магазинах готового платья. Он похож больше на мелкого клерка, чем на героя, сосредоточен, хмур, а если иногда и улыбается, то лишь плотно сжатыми губами. Вместо голливудской улыбки в 32 зуба — клубок каких-то «гамлетовских» комплексов. Это, надо признать, удачный психологический ход Голливуда: в каждом обывателе сидит герой.
Противником Бонда выступает также не демонический мировой злодей, а вполне заурядный, за исключением кровоточащего глаза (ну совсем уж без этого нельзя!), кассир международных террористов, проигравший на бирже деньги клиентов. Дабы покрыть недостачу, он устраивает покерный турнир не где-нибудь, а в Черногории. Британской разведке необходимо во что бы то ни стало помешать ему выиграть, а для этого годится только Бонд. Собственных денег для игры у него, понятно, нет, поэтому он является на турнир в сопровождении женщины-бухгалтера из британского казначейства, которая, естественно, в него влюбляется. Игра — центральный эпизод фильма. В ходе нее Бонда пытаются то прирезать, то отравить, но фортуна неизменно ему улыбается и, с честью выйдя из всех передряг, он подчистую обыгрывает банкира.
Пережив после выигрыша еще ряд приключений, в итоге которых кассир убит своими клиентами, агент 007 пишет заявление об отставке — ему надоели убийства, он хочет спокойно наслаждаться жизнью вместе со своей возлюбленной. Но возлюбленная сама оказывается двойным агентом и сдает весь выигрыш обратно террористам. Терзаясь совестью, чтобы спасти жизнь Бонду, она добровольно погибает. Бонд потрясен, но не сломлен. Он возвращается в строй и единолично отлавливает уже не кассира, а самого координатора всемирной террористической сети.
При чем же здесь Путин? А при том, утверждают знатоки оккультных наук и технологий, что любовница — это сама Россия. И если она погибнет, как в фильме, в пучине вод, то погибнет и та сокровенная мотивация Путина, что «заставляла его все восемь лет, изнывая и сдерживаясь, вести страшную войну за освобождение Родины». Раз мотивация исчезает, то Путину незачем оставаться в Кремле, который, «как тонущий ковчег, станет погружаться в пучину русской катастрофы». В обмен «американец — то ли разочарованный в своих возможностях Буш, то ли вдруг ставшая черным мужчиной Кондолиза Райс — передает Путину-Бонду полномочия на управление миром». Таково послание Путину с Запада. А чтобы сделать клиента сговорчивей, ему в «критические дни» предъявляются трупы Политковской и Литвиненко.
Первое, что хочется сделать после знакомства с подобными гипотезами, это покрутить пальцем у виска. Но можно предложить и прямо противоположную расшифровку — как раз в пользу ТСПИ. В самом деле, два нуля Бонда — это не что иное, как два первых президентских срока. Выигрыш в покер — победа над олигархами и выигрыш ЮКОСа. Заявление об отставке — нежелание оставаться на третий срок, несбыточная мечта об отдыхе в кресле главы «Газпрома». Возлюбленная-двойной агент — не кто иной, как Медведев, он же Кудрин, он же Греф, он же Зурабов, который немедленно сдаст его после ухода на покой. Поэтому в свете грядущего предательства земляков-оборотней Путин обязан остаться на посту и строить «пятую империю». Кажется, не менее логично?
Во всяком безумии есть своя логика, даже более железная, чем во вменяемом состоянии. Но не станем торопиться с выводами, будем придерживаться презумпции личной вменяемости. Ну а как с вменяемостью коллективной? Бывают ведь случаи, когда сходят с ума не индивиды, а все общество сразу. Это уже очень серьезно — коллективные безумства опаснее индивидуальных. Можно смеяться над их симптомами, но недопустимо смеяться над диагнозом. Массовые психические эпидемии известны с глубокой древности, не обходят они стороной и современность. Если сегодня люди верят в магов и колдунов в бытовых делах, то почему бы им не верить в аналогичные феномены в политике? Когда, например, рейтинг доверия президенту на порядок превышает рейтинг доверия правительству, которое сам президент назначает и посредством которого он управляет страной, то это выраженный симптом социальной болезни, шизофренического раздвоения общественного сознания. Это уже не доверие, а самое что ни на есть суеверие. Доверие есть производное от уверенности в себе, а суеверие — удел слабых, ищущих опоры в потусторонних мирах. Как часто повторял великий советский философ Э.В.Ильенков, «нет божества без убожества». А убожество легко переходит в манию величия. Самолюбию ничтожного обывателя льстит, что душа его президента является не меньше, чем ареной борьбы мировых сил Добра и Зла, Бога и Дьявола.
Согласно абсолютно всем социологическим опросам большинство населения готово встать на сторону президента и поддержать третий срок. Точно так же, как накануне Февраля 17-го большинство поддерживало Николая II и одобряло его деятельность.
Один в лодке, не считая...
В первые дни Февральской революции 1917 года лидер кадетов Милюков, убежденный в политико-магических свойствах царского титула, отчаянно настаивал на сохранении какой-никакой монархии, хотя бы конституционной. Монарх — единственная ось страны, единственное, что знают, единственное понятие о власти, не будет монарха — не станет государства! 90 лет спустя точно такие же канты поются о нынешнем президенте: это единственное, что знают, чему доверяют. В широком ходу «аксиома»: всякая революция и даже не революция, а просто смена персональной власти разваливала, разваливает и будет разваливать Россию. «Целились в коммунизм — попали в Россию», — сформулировал в свое время А.Зиновьев. А теперь это изречение перефразировал один известный «чекист»: «Целятся в Путина — попадут в Россию». Таким способом можно обличить и обелить кого угодно: например, Пуришкевич целился в Распутина, а попал в Россию — Пуришкевич плохой, Распутин хороший.
Однако если, целясь в коммунизм, попали в Россию, то почему? Не потому ли, что коммунизм после разложения монархии вновь собрал Россию? Потому прежде чем проводить такие аналогии, необходимо предварительно доказать неразделимость Путина и России. А доказать это невозможно, поскольку это суеверие. Массовое суеверие, поскольку его разделяют представители самых разных политических лагерей. Вот примеры.
«Политическая система не просто попала в зависимость от одного человека. Произошло нечто большее. Путин слился до степени смешения с самим понятием президент России. И вся политическая система оказалась равновеликой этому тождеству человека и должности. Главный вопрос теперь только один: а возможно ли Путину выйти из этой ситуации, не сломав и не уничтожив тем самым политическую систему?» (либеральный сайт Газета.ru)
«Единственным источником легитимации всей громадной государственной машины РФ является истерическая вера народа в президента Путина» (патриотический сайт АПН.ru).
«Власть Путина — это последний крюк, на котором висит нынешняя проблематичная государственность» (политолог неоднозначной ориентации). С этой точки зрения, добавляет политолог, третий срок Путина — вполне нормальный выход. Кстати, и 10 с лишним лет назад тот же политолог, оперируя точно такими же аргументами, лоббировал коржаковскую идею откладывания президентских выборов до греческих календ.
Если все сказанное аналитиками — правда, если современное положение и роль Путина действительно таковы, то выводы неутешительны прежде всего для самого президента. До чего же это он довел вверенное ему государство?! Как гаранту конституции и лицу, обязанному обеспечивать согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти, ему следует выставить кол по итогам семилетнего правления.
Или вот иные публицисты описывают отчуждение общества и государства. Мол, у нас возникло два феномена — «государство без общества» и «общество без государства». Отсюда тезис: «В подобной ситуации важнейшим и даже единственным связующим звеном между обществом и государством оказывается, как правило, легитимный лидер последнего. В нашем случае — конкретно президент Путин. Его устранение/уход/исчезновение сами по себе чреваты уже полным и окончательным разрывом связи между государством и обществом».
А вот это уже гениально! Авторы заслуживают как минимум стелы каменной, на которой их слова следует выложить алмазами пламенными. Авторам будто бы и невдомек, что ПОЛНЫЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАЗРЫВ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА С НЫНЕШНЕЙ ДО ПРЕДЕЛА КОРРУМПИРОВАННОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ МАШИНОЙ ЯВЛЯЕТСЯ КЛЮЧЕВЫМ УСЛОВИЕМ ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ РОССИИ.
Тем не менее господствует проклятая концепция «одной лодки». Мол, в России народ и власть всегда сидят в ней вместе. Вместе тонут и вместе выплывают. Но опыт реальной истории говорит о совершенно другом: Россия только тогда совершала мощные рывки вперед, когда народ предоставлял обанкротившейся власти тонуть в одиночку, а сам выплывал самостоятельно. Утопающего — толкни!
Теория о главенствующей роли «верховной власти» в жизни России восходит к «норманнской» версии происхождения русской государственности, которая (теория) была завезена на Русь в царствование Анны Иоанновны в период господства всяких Минихов, Биронов и прочих остзейских баронов. Сегодня потомки этих баронов говорят, что русские ничего, кроме водки, воблы и частушек не знают. Обращения некоторых бывших оппозиционеров к Путину с призывом встать на сторону народа — из той же оперы. Они исходят из боярского отношения к русскому народу, из убеждения, что без «отеческого попечения» варяжских пришельцев и наследующих им всяческих рюриковичей «этот народ» самостоятельно даже соуса к макаронам не выдумает. И уж тем более не способен ни к самоорганизации, ни к самоуправлению, ни к самозащите.
На самом же деле бюрократическая госмашина и есть САМАЯ АНТИГОСУДАРСТВЕННАЯ сила из всех подрывающих Россию сил. Она «всегда готова». Готова поддержать любые меры по «укреплению государственности», лишь бы они сулили расширение возможностей по собиранию в житницы. Кто развалил Советский Союз? Наша «родная» партийно-государственная бюрократия. Бюрократическая верхушка КПСС как раз не рухнула, но Союз развалила в своих интересах. Теперь ее неумеренные аппетиты во внутренней политике и неуместные амбиции в политике внешней сделали Россию не великой, а смешной. Конфликты с Украиной, Молдавией, Грузией и назревающая ссора с Белоруссией напоминают поведение хулигана-второгодника среди новых одноклассников.
Игра в героев
У В.Ключевского встречаем такое определение бюрократии: «Действующая вне общества и лишенная всякого социального облика куча физических лиц разнообразного происхождения, объединенных только чинопроизводством». Что ж, в качестве эпитета определение просто великолепно и до жути точно описывает современную российскую бюрократию. Но в качестве научного понятия оно не годится.
Бюрократия есть, прежде всего, инструмент, аппарат, машина в руках того или иного класса. В фантастических романах часто изображается восстание машин, ускользнувших из-под контроля общества. Но фантасты не принимают во внимание, что восстание бюрократической машины против общества происходило уже не раз и не два. Сегодня Россия переживает именно такое восстание. И глубокое заблуждение полагать, что вся эта машина держится на одном «винтике», конкретно на Путине. У системы таких «Путиных» в запасе хоть пруд пруди, ибо в каждом титулярном советнике сидит свой заветный наполеончик, и совершенно неважно, как его зовут. Выбор бескраен даже сегодня. Есть, например, проект «Капитана Ульмана — в президенты!» А что тут такого? Чем плох исполнитель путинских сортирных замочек?
Кто именно будет номинально возглавлять бюрократическую машину, по большому счету наплевать. Да хоть тот же Дементий Варламович Брудастый, который, если верить Салтыкову-Щедрину, имел в голове примитивный органчик, настроенный на две мелодии: «Разорю!» и «Не потерплю!». И ничего! Как говорится, пипл схавал. Жители города Глупова, повествует Щедрин, ликовали. Еще не видав в глаза нового правителя, они уже называли его «красавчиком» и «умницей». Поздравляли друг друга с радостью, целовались, проливали слезы, заходили в кабаки, выходили из них и опять заходили. В порыве восторга вспомнились и старинные глуповские вольности. Лучшие граждане собрались перед соборной колокольней и, образовав вече, потрясали воздух восклицаниями: «Батюшка-то наш! Красавчик-то наш! Умница-то наш!»
Разумеется, в процессе подбора кандидатуры «другого Путина» неизбежна острая борьба под кремлевским ковром. Ее визги жадно ловят политологи, принимая их за громовые раскаты истории. В исследованиях даже маститых специалистов превалирует анекдотическая сторона дела: как искали Ельцину преемника, с какого захода нашли, кто искал, какой пиар ему обеспечили. Мелькают имена Березовского, Дьяченко, Юмашева, Волошина, Чубайса и т.п. Но те, кто зацикливается на персоне Путина и на персонах вообще, не учитывают главных социально-классовых обстоятельств его прихода (привода) к власти. Подковерные истории, бесспорно, очень занимательны для читателей таблоидов, но малоинтересны реальной истории. Для нее важен другой вопрос: какой именно социальный слой пришел к власти, усадив в президентское кресло данную конкретную персону. И намерен и впредь сохранять свою власть, попутно «удваивая ВВП».
Дефицит социально-классового анализа объясним. Он является субъективным отражением реального, практического дефицита классовости, порожденного распадом классовой структуры социалистического общества, социальной неразберихой и хаосом, сопровождающим нарождение классовой структуры общества буржуазного. Отсюда и проистекают все популярные разговоры об «устарелости» социально-классового подхода и необходимости «обогатить» его культурно-историческим, цивилизационным, геополитическим и тому подобными подходами.
Ну и пусть их культурно-исторически объясняют феномен Путина свойствами «загадочной русской души». У научной социологии есть более надежный инструментарий. Так, рисуя перипетии возвышения Луи Бонапарта, Маркс подчеркивал, что главное здесь — выяснить, «каким образом классовая борьба во Франции создала условия и обстоятельства, давшие возможность дюжинной и смешной личности сыграть роль героя».
Если идти по изложению Маркса, то обнаруживается, что место и роль бюрократии весьма сходны в разные эпохи и в разных странах.
1) «При абсолютной монархии, во время первой революции, при Наполеоне, бюрократия была лишь средством подготовки классового господства буржуазии». У нас этому периоду соответствуют времена перестройки и постперестройки, позднего Горбачева и раннего Ельцина.
2) «Во время Реставрации, при Луи-Филиппе, при парламентарной республике, бюрократия при всем своем стремлении к самовластию была орудием господствующего класса». Это порядки позднего Ельцина, политическое господство семибанкирщины.
3) «Только при втором Бонапарте государство как будто стало вполне самостоятельным. Государственная машина настолько укрепила свое положение по отношению к гражданскому обществу, что она может теперь иметь во главе шефа общества 10 декабря». Это эпоха «восстания машин», эпоха Путина.
4) «Отсюда малодушное отчаяние, чувство несказанного унижения, позора, которое сдавливает грудь Франции и не дает ей свободно вздохнуть. Она чувствует себя как бы обесчещенной».
Чувствует ли себя Россия обесчещенной? Мыслящая Россия — безусловно! Даже либеральная интеллигенция перешла в оппозицию и изливает гражданскую скорбь в горьких иеремиадах по случаю ущемления Путиным вольностей и прав. Буржуазия тайно сочувствует иеремиадам, но публично молчит в тряпочку. А очень многим на отмену прав и свобод, строго говоря, наплевать, поскольку они ими и так никогда не пользовались. Да и к чему они. «В борьбе обретешь ты право свое»? — как верно заметил Александр Иванович Корейко, это эсеровский лозунг, не пойдет!
Посему бонапартистская власть не висит в воздухе. Она опирается на широкий социальный слой, которому права и свободы нужны и удобны так же, как корове седло, на экономическое и политическое бессилие мелкого буржуа. Классический французский бонапартизм Наполеона-младшего опирался на парцельного земельного собственника, возникшего после первой революции в результате конфискации и раздела помещичьих земель. Эти собственники, отмечал Маркс, неспособны защищать свои классовые интересы от своего собственного имени, их должны представлять другие. Их представитель должен вместе с тем являться их господином, авторитетом, стоящим над ними, неограниченной правительственной властью, защищающей их от других классов и ниспосылающей им свыше дождь и солнечный свет.
Современный российский бонапартизм также все время стремится предложить народу нечто вроде парцеллы. Тут и ваучер, и приватизация жилья, и земельный пай, и дачная амнистия. Регулярно повторяются глухие намеки на то, что и природная рента также будет отдана народу, но пока благоразумно замораживается в Стабфонде — «фонде будущих поколений». А чтобы обыватель покрепче держался за свою эфемерную «парцеллу», его усиленно стращают всяческими ужасами.
Оранжевый жупел
Купчиха из одной комедии А.Н.Островского смертельно боялась двух непонятных ей слов: металл и жупел. Металлом сегодня никого уже не испугаешь, а жупелом — еще можно. Это старинное слово означает горящую серу или смолу, в общем, то, что в обиходе спецназа называется светошумовой гранатой.
Такой шоковой гранатой является сегодня «оранжевая угроза». С одной стороны, утверждается, что ничего, подобного украинским событиям, у нас произойти не может. А с другой, по мнению адептов «третьего срока», даже тихая конституционная смена власти (или ее главы) есть для России вынужденное или добровольное безумие, равнозначное «оранжевой» революции. Конкретный облик этой революции представляется им Медведевым в качестве преемника. За которым следует диктатура триумвирата Абрамович — Чубайс — Волошин, зачистка окружающих Путина силовиков с возможной отсылкой всей компании в Гаагу, реставрация олигархии, возвращение Ходорковского, Березовского, Гусинского и Невзлина. Вопли о грядущем распаде и о всеобщей мобилизации для отпора оному — в сотни и тысячи децибел. Если обобщить их, в итоге вырисовываются два основных тезиса.
Первый, геополитический: «цветные революции» суть целиком результат происков ЦРУ, НАТО и иных спецслужб и блоков, направленных на изоляцию и расчленение России. Второй, политтехнологический: «цветные революции» суть технологии манипуляции поведением тупых и ничего не понимающих масс, которые то ли подкуплены, то ли обмануты, то ли обкурены, — в общем, зомбированы. Обе интерпретации очень удобны и выгодны для правящего режима. Поэтому когда видишь их тиражируемыми на страницах патриотической прессы, становится грустно и досадно.
В подобном освещении народ России трактуется исключительно как легко манипулируемое быдло. Такая, мол, «уникальная» у нас страна. Ни умом ее, ни аршином... В любой другой точке земного шара революции помогали народам очиститься от коросты отживших политических учреждений, чтобы двинуться дальше свободнее и динамичнее, а у нас — ткни, и развалится! И развалится не «стена» даже, а вся «Россия» — ни больше ни меньше!
Менять правящий режим — разрушать Россию? Если вы считаете, что Россию ничто больше не объединяет, кроме бонапартистской бюрократической машины, то, пожалуйста, считайте революционеров предателями и разрушителями Отечества. Но мы в отличие от вас не считаем российский народ мешком гороха, который моментально рассыплется, как только будет развязан мешок. История Отечества свидетельствует о другом: бывали власти, которые своим классовым узколобием, эгоизмом и непрофессионализмом доводили Россию до развала. Подавляли силы центростремительные и развязывали силы центробежные. И именно поэтому свергались другой силой, новым властвующим классом, способным это единство восстановить и оборонить. Не есть ли революция — восстание тех, кто не может более терпеть развала России?
У революции единственный критерий: переход власти в руки более дееспособного класса. Процесс этот суровый и неоднозначный. В нем всегда были и обязательно будут альтернативные две тактики: буржуазно-либеральная (настоящая «оранжевая») и демократическая (народная, социалистическая). Поэтому хотя движущей силой всех революций всегда были народные массы, к власти часто приходили классы, интересы и практические мероприятия которых оказывались весьма далекими от интересов народа.
Ну и что же из этого следует? Значит ли это, что революции вредны и бессмысленны? К примеру, русские народники так и рассуждали: «Ну и что будет, когда народ прогонит собакевичей и ноздревых? К власти придут колупаевы и разуваевы. Хрен редьки не слаще, а посему долой всякую политику!» Анархизм и есть позиция тех политиков, которые из ненависти к Колупаеву готовы смириться с властью Собакевича.
Проект ТСПИ при всех благих «государственнических» намерениях его авторов есть именно анархическая ставка на Собакевича — на старозаветную бюрократию. И в этом его коренной, ничем не исправимый порок. Ставку нужно делать на демократию, народовластие, на антибюрократическую борьбу. Это единственно верная ставка, ибо революция, имеющая своей целью ликвидацию политической и экономической основы всевластия бюрократии, неизбежна, как солнечное затмение, хотя вычислить дату ее наступления сложнее, чем в астрономии.
