От IGA Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 10.09.2007 15:37:00 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Последний бой: попытка Султан-Галиева реформировать СССР

К этому - https://vif2ne.org/nvz/forum/0/co/224758.htm

http://tatarstan.ws/index.php?option=com_content&task=view&id=19
<<<
Последний бой: попытка Султан-Галиева реформировать СССР
Автор И. Измайлов
26.08.2007 г.

Анализировать материалы «дела Султан-Галиева» очень трудно. Видимо, требуются новая особая источниковедческая работа, публикация не только всех материалов следственного дела, но и многочисленные архивные изыскания. Пока же мы вынуждены пользоваться материалами, которые организаторы и вдохновители этого дела посчитали нужным открыть. Вряд ли суждение об обстоятельствах дела можно вынести на основании только этих данных.

После прений состоялось голосование, делегаты приняли резолюцию Сталина. Создание СССР вступило в завершающую фазу. 30 декабря 1922 года делегаты союзных республик и федераций созвали I Всесоюзный съезд Советов. В своем докладе Сталин провозгласил, что этот день явился днем «торжества новой России над старой, над Россией - жандармом Европы, над Россией - палачом Азии». Далее он выделил три причины образования Союза - экономическую (восстановление разоренного войной народного хозяйства невозможно без объединения), военную (неизбежное создание единого фронта республик против враждебного окружения) и, наконец, идеологическую (советская власть, интернациональная по природе, толкает народы на объединение). Съезд, после недолгих выступлений, единогласно утвердил договор, избрал Всесоюзный ЦИК и поручил ему составить проект Конституции Союза Советских Социалистических Республик, основные пункты которого уже содержались в договоре и восходили к проекту «комиссии Куйбышева».

Таким образом, объединение советских республик и образование единого Союза стало реальностью. Это событие имело огромное историческое значение для дальнейших судеб как всего советского государства, так и Татарстана.

Президиум нового Всесоюзного ЦИКа 10 января 1923 года назначил комиссию из 13 человек для составления проекта новой Конституции СССР. Вскоре комиссия была увеличена до 25 человек: 14 - от РСФСР (из них 5 - от автономий), 5 - от Украины и по три от Закавказья и Белоруссии. Подобный состав формально должен был означать, что национальные интересы всех советских наций будут в полной мере учтены. Однако в действительности, как показали последующие события, главные решения, касавшиеся Конституции, не зависели ни от комиссии, ни от какого другого государственного органа. Зависели они от Политбюро и расклада политических сил, формировавшегося в борьбе «эпигонов» (как назвал их Троцкий) Ленина.

Проект Конституции, согласно которому РСФСР лишалась своего исключительного положения и попадала в подчинение, наряду с другими равноправными партнерами, органам всесоюзной власти, был значительной уступкой союзным республикам. Но постепенно к лидерам этих республик приходило осознание, что всесоюзные органы становятся еще более властными и более престижными и при том более формально демократичными, чем прежние всероссийские. Это вызвало бурную реакцию с их стороны. Украинским и Белорусским ЦИКами были представлены в комиссию, а позднее и обнародованы проекты, направленные вообще против принципа централизованной власти, что было явным нарушением решений декабрьских съездов и Договора об образовании СССР.

Для канализации недовольства союзных и особенно автономных республик при Наркомнаце был создан псевдопредставительный орган - Совет Национальностей. В феврале 1923 года в проектной комиссии было выдвинуто предложение преобразовать Совет Национальностей в орган СССР, превратив его во вторую палату ВЦИКа. Предложение вызвало резкое неприятие со стороны некоторых российских делегатов (впоследствии Сталин писал, что были «речи, не соответствующие коммунизму, - речи, не имеющие ничего общего с интернационализмом»), и это завело работу комиссии в тупик. Как всегда в таких затруднительных случаях, принимать окончательное решение по спорному вопросу было предоставлено партии. Точнее, ее аппарату.

В партии и вокруг нее началась подготовка к съезду. Одна интрига была связана с тем, что В. И. Ленин, немного оправившись от болезни, потребовал возможности работать и начал диктовать последние письма и статьи, которые получили название «ленинского завещания» (см.: Ленинское завещание. Документальный репортаж. М., 1988). Для обстановки того времени весьма характерно, что для широких масс это «завещание» было обнародовано (кроме одной статьи - «Лучше меньше, да лучше») лишь спустя двадцать три года после написания. Важно подчеркнуть, говоря о режиме содержания Ленина в Горках и его изоляции от партии, что уже 18 декабря 1922 года пленум ЦК возложил на Сталина (несомненно, по его требованию) «ответственность за изоляцию Владимира Ильича, как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки» (Яковлев Е. Последний инцидент. Конспект драмы Владимира Ильича // Московские новости. 1989. 22 января). Такой режим почти неотличим от домашнего ареста. Тем не менее Ленин находит возможность с января по начало марта диктовать свои статьи и даже сноситься с членами ЦК. Он явно решил начать борьбу. Но и Сталин ответил ему тем же. Еще 27 января Секретариат от имени Политбюро и Оргбюро разослал во все губкомы РКП закрытое письмо по поводу последних ленинских статей, подписанное Андреевым, Бухариным, Дзержинским, Калининым, Каменевым, Куйбышевым, Молотовым, Рыковым, Сталиным, Томским и Троцким. Смысл его, скрывающийся за приличествующими фразами о тяжелой болезни вождя, заключался в том, что Ленин не в курсе текущих партийных дел и его статьи и высказывания не стоит воспринимать всерьез.

21-24 февраля 1923 года прошел пленум ЦК РКП(б), рассматривавший тезисы по национальному и организационному вопросам. На пленуме произошло нечто необычное - они были признаны политически сомнительными и направлены на экспертизу Ленину. Одновременно пленум признал целесообразным создать на съезде секцию по национальному вопросу с привлечением всех делегатов из национальных республик и областей и с приглашением до 20 коммунистов - неделегатов съезда. Тезисы Сталина, отправленные на переработку и заключение Ленину, назывались «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве» и характеризовали объединение национальных республик в Союз Советских Социалистических Республик как заключительный этап развития форм сотрудничества, принявших вид военно-хозяйственного и политического объединения народов в единое многонациональное Советское государство. Такие радикальные действия участников пленума не могли не быть вызваны чрезвычайными усилиями части Политбюро. Некоторые историки вполне обоснованно считают, что такой силой мог быть и, видимо, стал очередной блок Ленина с Троцким. Очевидно, мы никогда не узнаем этого точно, но, видимо, были какие-то письма Ленина пленуму, вызвавшие эти неординарные решения после всех декабрьских побед Сталина.

Очевидно, что Ленин вернулся в большую политику и уверенно забрал в свои руки бразды правления ЦК и Оргбюро. Однако Сталин проиграл начальную схватку, но не проиграл войну. В этой ситуации Ленин решается на союз с Троцким, чтобы уравновесить влияние Оргбюро и Сталина. Начавшийся альянс с Троцким имеет и документальное подтверждение в виде писем Ленина.

Были ли у Троцкого в этой борьбе союзники из автономных республик? Ответ на этот вопрос непрост. С одной стороны, чрезвычайно бедна источниковая база для его полноценного научного анализа, и еще хуже обстоит дело с его источниковедческой характеристикой. С другой - мала вероятность того, что подобные материалы вообще могли где-либо отложиться. Да и нужна ли была Троцкому открытая поддержка? Вряд ли. Между тем есть несколько весьма интересных эпизодов, связанных с М. Султан-Галиевым. Как известно, когда в перерыве одного из заседаний во время XII съезда РКП(б) Султан-Галиев подошел к Сталину с каким-то вопросом, то в ответ услышал: «Я больше с вами разговаривать не хочу и руки не подам» (Султанбеков Б. Ф. Султан-Галиев и Троцкий: несостоявшийся альянс // Султанбеков Б. Ф. История Татарстана: Страницы секретных архивов. Казань, 1994. С.49). Анализируя этот эпизод и контакты М. Султан-Галиева с Троцким, Б. Ф. Султанбеков делает вывод, что налицо явное сближение в этот период двух политиков, хотя и называет их альянс «несостоявшимся». Действительно, еще в начале 1923 года после дискуссии со Сталиным на X Всероссийском съезде Советов против Султан-Галиева началась активная кампания травли и сбора компромата, а примерно в это время началась операция Восточного отдела ГПУ «2-й парламент», прямо направленная против него. В конце января 1923 года обвинение в нарушении партийной дисциплины выдвигает против него председатель ЦКК В.В. Куйбышев, но тогда Оргбюро ограничилось «решительным осуждением» и не дало делу ход. Однако тучи над Султан-Галиевым сгущались, и он вполне мог пойти за Троцким в его борьбе со Сталиным, даже если это и не был вполне оформленный союз.

Тем временем борьба Ленина со Сталиным становилась все ожесточеннее. Вполне возможно, чтобы иметь кроме «грузинского дела» и другой материал о «недопустимой грубости» Сталина, Ленин припоминает ему случай, когда тот нахамил Н. К. Крупской, и подчеркивает: «Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения». В тот же день он отправляет «письмо группе Мдивани» (копии Троцкому и Каменеву), выражающее им поддержку («Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь») и также направленное прямо против Сталина. Это уже не просто объявление войны - это смертельная угроза. Сталин принял вызов. Что произошло далее, слишком хорошо известно: резкое обострение болезни, паралич и потеря речи, после чего Ленин уже не поправится. Был ли этот приступ следствием нервного перевозбуждения или вождь был отравлен (например, эту точку зрения логично обосновывает Ю. Г. Фильштинский (см.: Фильштинский Ю. Г. Вожди в законе... С.313-330)), сказать трудно. Как бы то ни было, он навсегда выпал из большой политики, а его сторонники остались без вождя, имевшего непререкаемый авторитет. Как справедливо заметил в своих воспоминаниях Л. Д. Троцкий, «Ленин успел, в сущности, только объявить войну Сталину и его союзникам, причем и об этом узнали лишь непосредственно заинтересованные, но не партия». Ресурс ленинского авторитета оказался не использованным Троцким.

Троцкий оказался один во враждебном окружении. Красноречивый эпизод: узнав по пути в Тбилиси из телеграммы о приступе болезни Ленина, Л. Б. Каменев резко меняет свою позицию и на конференции выступает в духе прямо противоположном, чем обещал Троцкому в Москве. Против Троцкого был создан альянс других членов ЦК РКП(б) во главе с «тройкой» (Сталин, Каменев, Зиновьев), ставшей позднее «семеркой» (все члены Политбюро). Объединенные против Троцкого «тройка», «семерка» и «туз» (Сталин) нанесли сильнейший удар по престижу Главковерха. 22 марта на расширенном заседании Политбюро были обсуждены и приняты за основу тезисы Сталина, ранее отвергнутые февральским пленумом (они были опубликованы 24 марта в «Правде», дав старт партийной дискуссии). Поскольку по статусу тезисы мог принять только пленум, Троцкий написал письмо с протестом, а в ответ «семерка» разослала участникам ПБ критические поправки к тезисам доклада самого Троцкого, заставляя его изменить их.

В этих условиях Троцкий мог пойти на компромисс и отойти от своей проленинской позиции в национальном вопросе. Во всяком случае в его статьях, выходивших незадолго до XII съезда РКП, нет ни слова критики в адрес позиции Сталина, хотя написаны они в духе ленинских идей. Например, такой фрагмент: «...государственное согласование хозяйственной централизации с национально-культурной децентрализацией - в жизни, на практике, - большая и сложная задача, разрешение которой требует осторожности, вдумчивости и выдержки. Несомненно, что национальности, терпевшие ранее угнетение и несущие и сейчас на себе его следы, могут оказаться склонными отстаивать свою автономию и в таких областях, которые по существу своему - без всякого ущерба для национальной самостоятельности и с большими административными или хозяйственными выгодами для всех - могли бы быть централизованы. Но и в таких спорных вопросах надо предварительно сделать все для того, чтобы по крайней мере руководящие слои малой или отсталой нации поняли выгоды и преимущества централизации...». В условиях схватки за реальные права республик слова эти звучат беззубо и уклончиво. Это похоже на капитуляцию, а не на открытую войну.

Тезисы Сталина вызвали много откликов по части национально-государственного устройства Советского Союза. Интересной и острой была статья делегата XII съезда РКП В. М. Квиркелия, где он поставил острый вопрос о статусе автономных республик, возражая против решений декабрьского X съезда Советов. Он писал: «Почему, когда республики стремятся к более непосредственному, без существующих федеративных перегородок по частям, объединению с целым и основным ядром союзной власти.., это стремление рассматривается как «мелкобуржуазная уступка туземному национализму», как «разъединение», как «реакционный шаг назад». Этот выпад прямо против Сталина так и остался без аргументированного ответа. В ответ сторонники сталинизма высказывали только обвинения в «уклонизме», которое становилось все более расхожим определением всякого инакомыслия.

XII съезд партии большевиков, сыгравший исключительную роль в деле практического осуществления национальной политики, начался 17 апреля 1923 года. Вначале съезд был ознакомлен с ленинским письмом «К вопросу о национальностях и об «автономизации», зачитанным по делегациям.

По существу это был последний партийный съезд, где велась такая острая и заинтересованная дискуссия по национальному вопросу. Весь ход ее рассмотреть невозможно, поэтому выделим ряд ключевых моментов. В своем докладе Сталин придерживался опубликованных тезисов. Он был построен так, чтобы большее внимание уделить «уничтожению фактического национального неравенства», требуя «ускорить развитие тяжелой промышленности в национальных окраинах». Но тут же он ведет наступление на «туземный национализм» и предлагает усилить работу Наркомнаца. С большой силой обрушился он не только на «великорусский шовинизм», но и особенно на «национал-уклонизм» нерусских народов. Отдельной уничтожающей критики он подверг Мдивани и его группу. Но важнее то, чего в докладе не было: ни объяснения причин разногласий с Лениным, ни оценки обстоятельств «грузинского дела», ни ответа на требования автономий о вхождении в Союз напрямую. Труд ответить на эти острые вопросы он предоставил своим соратникам.

Доклад Сталина вызвал бурные дебаты. Один из руководителей Украины Х. Г. Раковский упрекал ЦК словами Ленина в «административном увлечении и торопливости» в организации СССР. Он подчеркивал, что «данный проект игнорирует, что советская федерация не является однородным национальным государством. В этом отношении проект резолюции является поворотным пунктом во всей национальной политике нашей партии. Его проведение, т.е. фактическое упразднение независимых республик, явится источником затруднений как за границей, так и внутри Федерации». Отметил он и источник опасности - стремление центральных органов власти управлять всем «одной кнопкой». В вопросе о правах автономий он встал на их позиции: «Мы самым широким образом ставим вопрос о федерировании республик. Нечего смущаться тем, что есть отдельные республики, которые назывались независимыми, а были другие, которые назывались автономными. Абсолютно никакой опасности нет в том, что данная республика, заключающая в себе данную национальность, объявляется равноправной и федерируется в общесоюзном масштабе. И автономные и независимые республики объединяются в один союз». По проблеме государственных органов власти Союза он предлагал избирать ЦИК не на общем съезде Советов всех республик, а на съездах Советов отдельных республик; выборы ЦИК происходят «на равных пропорциональных началах». Этот вполне демократический шаг создания условий для реальной равноправной федерации был поддержан частью делегатов. В случае реализации этой модели и автономные республики могли претендовать при определенных условиях на равное представительство.

Выступавшие следом докладчики разделились в вопросе о механизме формирования органов власти союзной республики и о равном представительстве автономий. Например, М. В. Фрунзе отметил, что тезисы Сталина не дают прямого ответа на то, как будут входить в Союз автономные республики - «вместе и наравне» или в составе федераций. При этом он подчеркнул, что принцип этот не может быть применим везде, но при этом остановился на вопросах «полного равенства отдельных республик. Формально это принято давно и как будто бы не требует подтверждения. Но практика советского строительства и, в частности, те конкретные формы, в которые облекают будущие государственные взаимоотношения Союза проекты, разработанные до сих пор в Москве, совершенно извращают этот принцип... Я считаю необходимым, чтобы Съезд заявил, что все отдельные республики... совершенно равноправны... Все соображения удобства, дешевизны и т. д. нами должны быть отброшены».

Еще более резко критиковал тезисы ЦК Султан-Галиев: «По моему мнению, та постановка вопроса, которая предлагается тов. Сталиным, не разрешает национального вопроса, и мы принуждены будем опять возвращаться к этому вопросу, если не поставим его кардинально». Предлагаемые полумеры в виде бесправной Палаты национальностей он не принимал. В чем же, по его мнению, суть необходимого реформирования? Она выливалась в ту форму, которая предлагалась Мдивани: «В Союз Советских Республик входит Российская Республика и все автономные республики, бывшие независимыми республиками, все национальные области. Нельзя говорить, что эта национальность доросла до того, что ей можно предоставить автономию, а эта - не доросла. Это, по моему мнению, совершенно не логическое рассуждение. Если мы будем так рассуждать, до чего мы дойдем!» Далее он призвал бороться со всяким национализмом, «потому что проявление великодержавного шовинизма есть проявление национализма...», но осторожно, ибо борьба против местного национализма в условиях «разложения партийных кадров на местах» может принять характер «настоящей вакханалии».

Ясно, что после такого выступления, в котором Султан-Галиев прямо встал на позицию оппонента Сталина, он нажил себе смертельного врага в лице генсека. Оценивая же его выступление в целом, следует высоко оценить эту попытку противостоять сталинской «автономизации». Позиция по отстаиванию прав автономий, с которой согласились многие делегаты, - его небольшая, но, видимо, последняя победа. Недаром Сталин, отвечая на вопросы, уколол оппонента: «Должно быть по поручению тов. Мдивани Султан-Галиев говорит - образуй немедленно русскую республику и т.д. Торопливость, товарищи, вещь плохая. Посмотрим год-два, как пойдет дело. Если практика покажет, что надо дробить РСФСР - раздробим. Нечего забегать вперед. Вы сами знаете, что торопливость вещь плохая». Эта, прямо по Фрейду, оговорка и намек на письмо Ленина - дополнительное основание считать, что Сталин указывал оппонентам, что ему известны их связи с Троцким и Лениным.

Троцкий, выступление которого все ожидали с большим интересом, от полемики по ключевым вопросам уклонился, оставив своих возможных союзников без высокого и авторитетного покровительства. А ведь его поддержка могла резко изменить ход обсуждения и склонить чашу весов в пользу автономий. Но этого не произошло, что имело в дальнейшем весьма печальные последствия как для самого Троцкого, так и для «национал-коммунистов».

Отвечая в прениях, Сталин высказал одну очень интересную мысль. Частично отступив от своей бескомпромиссной позиции, он заявил: «Мы должны такие органы создать, где должны быть представлены национальности не четырех республик, входящих в состав Союза, а все национальности, все республики и области. У нас есть орган представительства на началах пропорциональности - нынешний ЦИК и нижняя палата... У нас нет органа, представляющего собою отражение потребностей национальностей и республик на началах равенства. Первая палата будет построена на началах пропорциональности, вторая палата - на началах равенства. У нас восемь республик». Фактически Сталин был вынужден признать представительское равенство автономий. К сожалению, эта его оговорка не была закреплена и не стала руководством к действию для делегатов съезда. В дальнейшем же, как хорошо известно, равенства представительства республик с разными статусами в органах советской власти никогда не было.

В той же речи он резко обрушился на Наркомнац, превратившийся к тому времени из его вотчины в «рассадник» фронды: «Я два года дрался за уничтожение Наркомнаца и получал отказ. Это орган ничего не делающий и тормозящий работу. Меня не освобождали от наркомства. Я и здесь был подневольным человеком». Предлагаемая же им Палата национальностей, по его словам, «это гарантия того, что нам не придется только на съезде партии высказывать свое недовольство. Есть специальный орган, где можно это недовольство отражать и где можно проводить те или другие мероприятия. Это будет барометр, отражающий потребности, нужды и интересы всех национальностей и, вместе с тем, это будет узда для великорусского шовинизма». Формально верные, хотя и лицемерные слова, поскольку мы знаем, чем они обернулись в действительности - безудержным расцветом того самого «великорусского шовинизма».

В конце концов съезд принял предложенную Сталиным резолюцию. Она оценивала роль и значение национального вопроса в истории России и в защите партией лозунга национального самоопределения. Здесь же подчеркивалось, что «результаты Октябрьской революции не исчерпываются уничтожением национального гнета, созданием почвы для объединения народов. В ходе своего развития Октябрьская революция выработала еще формы этого объединения, наметила основные линии, по которым должно строиться объединение народов в одно союзное государство... Таким образом, пролетариат нашел в советском строе ключ к правильному разрешению национального вопроса, он открыл в нем путь организации устойчивого многонационального государства на началах национального равноправия и добровольности». Далее совершенно справедливо указывалось, что «...найти ключ к правильному решению национального вопроса еще не значит решить его полностью и окончательно исчерпать это решение в его конкретно-практическом осуществлении. Для правильного проведения в жизнь национальной программы, выдвинутой Октябрьской революцией, необходимо еще преодолеть те препятствия, которые переданы нам в наследство пройденным периодом национального гнета и которые не могут быть преодолены в короткий срок одним ударом». Эти препятствия представлялись участникам съезда в виде великодержавного шовинизма, «фактическом, т.е. хозяйственном и культурном неравенстве национальностей Союза Республик» и пережитках национализма.

Наступила пора активных действий. О их направленности оговорился еще в речи на съезде Н. И. Бухарин: «Почему т. Ленин с такой бешеной энергией стал бить тревогу в грузинском вопросе? И почему т. Ленин не сказал ни слова в своем письме об ошибках уклонистов и, наоборот, все слова сказал, и четырехаршинные слова сказал против политики, которая велась против уклонистов. Потому что не знал, что существует местный шовинизм? А потому, что т. Ленин гениальный стратег. Он знает, что нужно бить главного врага. Например, на этом съезде нечего говорить о местном шовинизме. Это - вторая фаза нашей борьбы» (выделено мною. - И. И.).

Эта фаза, во всяком случае для российских автономий, наступила довольно быстро. Как тут не вспомнить, что именно Н.И. Бухарин был автором яростных филиппик, направленных в адрес права наций на самоопределение на VIII съезде партии, и оппонентом Ленина по этому вопросу. Вряд ли спустя три года он изменил свою позицию, поэтому отнюдь не случайной кажется эта оговорка верного сталинца: он-то, очевидно, знал, куда и когда будет нанесен «второй удар».

Но почему объектом травли стал именно М. Султан-Галиев? Ответ видится не только в том, что с конца 1922 года он начал систематически выступать против Сталина. Очевидно, их конфликт зрел давно, с тех самых пор, когда Султан-Галиев не получил пост председателя Татарского ЦИКа. И переход конфликта в открытое противоборство (хотя, если учитывать политический вес противников, это был заведомо неравный поединок) был делом времени. Возможно, правы те историки, кто видит причину проявления этой ненависти именно в марте 1923 года в сведениях о контактах Султан-Галиева с Троцким. Как бы то ни было, после съезда, где Сталин был основательно потрепан, почти разбит в вопросе, который он считал своим «коньком», ему требовалась жертва. М. Султан-Галиев, если задуматься, подходил в этом качестве почти идеально: мусульманский коммунист, националист, выступал против Сталина (т.е. против «генеральной линии»), работник высокого ранга, представитель Татарии в Москве, но не член Политбюро (Троцкий ни Сталину, ни «семерке» еще не по зубам). Удар по нему наносился с обязательным доказательством, во-первых, фракционности, сколачивания группы, во-вторых, связи с контрреволюционерами (чтобы показать, куда вообще ведет всякая «кружковщина» - в «стан врагов революции») и, в-третьих, «мелкобуржуазного национализма», который и двигал М. Султан-Галиевым, когда он требовал равноправия для автономий. Иными словами, этот человек, в биографии которого были темные пятна, был готовой жертвой.

Другой вопрос - о степени его действительной и мнимой вины. Из истории «сталинского политического театра» (определение А. Антонова-Овсеенко) мы знаем, что коммунисты более высокого ранга признавались и в более страшных злодеяниях, вплоть до убийства Ленина, поэтому анализировать материалы «дела Султан-Галиева» очень трудно. Видимо, требуются новая особая источниковедческая работа, публикация не только всех материалов следственного дела, но и многочисленные архивные изыскания. Пока же мы вынуждены пользоваться материалами, которые организаторы и вдохновители этого дела посчитали нужным открыть. Вряд ли суждение об обстоятельствах дела можно вынести на основании только этих данных. Например, ключевой момент о создании группы. Была ли это оформленная политическая группа или просто давно знавшие друг друга политики обменивались мнениями и информацией? Трудно сказать. Еще труднее, к сожалению, судить о взглядах самого Султан-Галиева, их эволюции, поскольку в нашем распоряжении только его собственные признания и статьи, написанные уже в застенках НКВД. Насколько эти материалы источниковедчески достоверны? Эти и многие другие вопросы чрезвычайно затрудняют суждение о существе «дела Султан-Галиева» и «султангалиевщины» как политического явления.

Дело против М. Султан-Галиева готовилось, видимо, достаточно давно. К слежке и дознанию были подключены и ГПУ, и ЦКК, и агентура. Арестован он был 4 мая 1923 года, то есть почти сразу после съезда, что говорит о давно задуманной акции. Материал был собран значительный и произвел впечатление на партийных деятелей. Ни ЦКК, ни позднее партийные соратники не сомневались, что Султан-Галиев не просто нарушил дисциплину, но готовил заговор против советской власти. Основывалось обвинение на нескольких его письмах к местным работникам о политике партии по реализации национальной политики, в которых содержался ее критический анализ, а также на письмах с пожеланием установить контакт с Валидовым. Видимо, ввиду явной недостаточности доказательств Султан-Галиева выпустили из заключения, но политическая и государственная карьера его была сломана бесповоротно.

Ключевую роль в истории с решением национального вопроса в Советском Союзе имело IV совещание ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей, состоявшееся 9-12 июня 1923 года, где были обсуждены доклад ЦК РКП(б) о «деле Султан-Галиева» и практические меры, направленные на осуществление резолюции XII съезда партии по национальному вопросу.

Кроме рассмотрения «дела Султан-Галиева», которое называлось «Укрепление коммунистических кадров в республиках и в областях из местных людей» и уже получило освещение в исторической литературе, на совещании обсуждались проблемы внесения поправок в Консти­туцию Союза Советских Республик.

Докладывавший по этому вопросу пленуму Сталин остановился на Палате национальностей, отметив, что отдельная палата признана нецелесообразной, и потому она должна стать частью ЦИКа, причем делегировать туда республики должны по 5 человек, а области - по одному. Из контекста ясно, что речь шла о союзных и автономных республиках. Другие выступавшие в той или иной мере соглашались с предложением ЦК, а представители автономий более не высказывались резко в пользу равноправия. Они больше обвиняли Султан-Галиева или искали ему оправдание. Самое большее, что они могли себе позволить, - это указать на специфику Востока и призвать партию более терпимо относиться к их требованиям и запросам.

В целом принятая резолюция была достаточно спокойной, в ней даже отмечалась необходимость развития национальных кадров, повышения статуса национальных языков и т.д. Но было ясно, что в период практического исполнения этих решений все будет зависеть от управленческой воли центральных властей. Власти добились главного - все эти реформы впредь будут находиться не в компетенции съездов с их стихийной демократией, а в руках партийных чиновников. Тем же, кто и впредь будет пытаться уповать на свои авторитет и силу убеждения и идти против руководства ЦК и Политбюро, уготована участь М. Султан-Галиева.

Между тем продолжалась работа над Конституцией СССР. За принципиальную ее основу были взяты решения XII съезда РКП(б). Окончательная же корректировка позиций и укрощение строптивых «националов» произошли на июньском пленуме. Оппозиция автономных республик была сломана, они лишились признанных лидеров: российские автономии - М. Султан-Галиева, союзные республики - Г. Мдивани. И тот и другой были осуждены и морально раздавлены в первой половине 1923 года. Путь к окончательному утверждению проекта Конституции был расчищен. Исправленная и дополненная редакция Конституции была принята на заседании ВЦИКа 6 июля 1923 года и немедленно вступила в силу. Формально-официальное ее утверждение состоялось 31 января 1924 года на II Всесоюзном съезде Советов. Симптоматично, что это произошло через десять дней после смерти В. И. Ленина, так яростно боровшегося против сталинского Союза. Его смерть и образование Советского Союза подвели черту под целой эпохой. Для автономных республик она закончилась крушением попыток занять равноправное и достойное положение среди других наций «союза нерушимого республик свободных».

Осталась одна только видимость суверенитета и автономности Татарской АССР. По Конституции ТАССР 1926 года республика начала постепенно сползать к уровню обычной области России, а ее культура и общественная деятельность находились под мелочной опекой Центра. После разгрома «султангалиевщины», ставшей нарицательным наименованием для всякого рода выступлений в защиту прав и свобод народов, к отсутствию реальных полномочий у властей автономий густо примешивался страх самостоятельных политических даже не действий и поступков, а самих мыслей о них.

Тем самым был полностью выполнен ленинский в основе, но перелицованный Сталиным план полной «интернационализации» национальной политики. Она была изгнана из политики не только всероссийской, но и региональной. Из автономной государственности была полностью выхолощена ее культурно-национальная составляющая. Хотя партия коммунистов и государственные органы прокламировали, что «целью образования республик является обеспечение их свободного развития», на деле они рассматривались лишь как досадная помеха, сложившаяся исторически и мешающая полному и окончательному слиянию наций в единый «советский народ». Далее по нарастающей начались репрессии против буржуазных, мелкобуржуазных партий, а позже и против бывших соратников по борьбе, - то, что назвали ужасными по смыслу и емкими словами «большой террор».
Была ли связь между подавлением остатков самостоятельности национальных республик и последующей кровавой вакханалией? Думается, что была, и прямая. Разбив «национал-коммунистов» и поддерживавших их ведущих членов ЦК, Сталин отработал механизм партийного подавления инакомыслия, любой действительной и мнимой оппозиционности, а органы ГПУ набили руку на слежке, сборе и фальсификации компромата на прежде «неприкасаемых» партийных вождей. Недаром Троцкий в эмиграции вспоминал сетования Л. Каменева на то, что они отдали Султан-Галиева на растерзание Сталину, поскольку, «лизнув крови» видного коммуниста, он уверовал в свою безнаказанность (Султанбеков Б. Ф. Султан-Галиев и Троцкий... С.40). Таким образом, подавление свободы национальных меньшинств в России практически всегда вело к усилению диктатуры и тоталитаризму. Как тут не вспомнить Ф. Энгельса: «Невозможна свобода для народа, угнетающего другой». Весьма поучительный и универсальный исторический опыт.
<<<

http://bortnik.livejournal.com/56725.html
<<<
троцкизм в буржуазной историографии

В ru_history выложили статью к.и.н Искандера Измайлова "ПОСЛЕДНИЙ БОЙ: ПОПЫТКА СУЛТАН-ГАЛИ РЕФОРМИРОВАТЬ СССР", журнал "Татарстан", №7, 2007
Что на это можно сказать - статья, конечно, насквозь ангажированная. Сталин - людоед и великорусский шовинист, хотел угнетать татарскую нацию, националисты в партии рулят, особенно Султан-Галиев. Интересно не это, интересно то, что собственной концепции внутрипартийной борьбы татарские националисты не имеют, а целиком и полностью берут концепцию троцкистскую, согласно которой в последние годы своей жизни Ленин блокировался (тайно, очень тайно) с Троцким против Сталина... :) А Троцкий, в свою очередь блокировался с буржуазными националистами, в частности, с Султан-Галиевым, следовательно, Ленин "яростно боролся против сталинского Союза"
Кстати, с удивлением заметил, что оказывается, сохранились в РФ глухие места, где кандидат исторических наук ничтоже сумняшеся может ссылаться на Антонова-Овсеенко, Яковлева, Волкогонова... Однако... Судя по состоянию федеральной трассы М7, можно предположить, что все достижения российской буржуазной истории застряли в районе чувашских лесов и до Казани не доехали...
<<<