На прошлой неделе произошло задержание, а вслед за ним и арест ответственных чиновников Федеральной службы наркоконтроля (см. Ъ от 4, 5 и 6 октября). Оценку этим событиям, вызванному ими общественному резонансу и возможным последствиям -- не только для своего ведомства, но и для всех российских спецслужб -- дает глава Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков ВИКТОР ЧЕРКЕСОВ.
Острые события, развернувшиеся сейчас вокруг ряда сотрудников Федеральной службы наркоконтроля, не могут и не должны оставлять меня равнодушным. Но в гораздо большей степени беспокоит другое -- масштаб и тип обсуждения происходящего. Откликов слишком много. Они слишком тревожны. И подтверждают мои наихудшие опасения. Беспокоят не собственно отклики, не острота и активность обсуждения. Наоборот, мы благодарны всем, кто так горячо откликнулся на происходящее. Настораживает возникновение новой и больной темы. Темы междоусобицы спецслужб.
События вокруг ФСКН в конце концов войдут в какую-то колею. Лично я убежден, что закон и справедливость восторжествуют, а виновные будут наказаны. Но поднятая тема междоусобицы уже не будет снята с повестки дня. А значит, на нее надо реагировать незамедлительно. Сейчас же, по горячим следам. Потому что, оставленная без внимания, она станет вирусом, разрушающим общественное сознание. Вот почему я начинаю с главной темы. А частные сюжеты буду рассматривать как и подобает. Как частности.
"Мы -- дети страшных лет России",-- сказал великий русский поэт. Любое поколение -- дитя своего времени. Наше время совсем недавно перестало быть смутным. Теперь необходимо очистить его от мути. Но это чрезвычайно сложно.
Если кто-то из офицеров наркоконтроля поддался специфическим соблазнам криминальной среды -- их следует наказать. Даже более сурово, чем заурядного чиновника-проходимца. Наркомафия управляет триллионами долларов и контролирует тысячи профессиональных убийц. ФСКН объединила в своем строю тех, кто готов бороться с подлинно глобальной "темной империей". Нечистоплотность абсолютно недопустима в наших рядах. Я никогда не хлопотал по поводу ложно понимаемой чести мундира. И менее всего намерен делать это сейчас, когда борьба с коррупцией превращается в высший человеческий приоритет для каждого, кому небезразлична судьба России.
Все, кто может помочь органам наркоконтроля обнаружить и очиститься от "оборотней в погонах", найдут во мне активного и надежного союзника. Но каждый, кто попытается превратить благородное дело борьбы с коррупцией в мутную и двусмысленную склоку, получит категорический отпор. И не только потому, что долг любого руководителя -- карать виновных и защищать оболганных. Но и потому, что невозможно бороться с международными и отечественными криминальными структурами в условиях, когда бойцы не чувствуют себя защищенными. От всего! В том числе и от практики, когда "грязные" наркодоходы используются против них в режиме так называемого заказа. Такие случаи уже были.
Предатели, уличенные в коррупции, знают, что мы не действуем по знаменитому принципу "сукин сын, но наш сукин сын". Но честные люди, наши товарищи по оружию, попавшие в беду, должны быть уверены, что мы их будем отстаивать до конца. Дух армии, ведущей войну, важнее, чем все остальное. Если такая защита не будет обеспечена -- дух будет подорван. И тем самым война проиграна. Может быть, кому-то это и надо?
Мы готовы к войне с коррупцией. Мы ведем бои с наркобизнесом. И мы против другой "войны". Той, о которой уже громко сказано на всю страну в связи с эксцессами вокруг ФСКН. А они, эти эксцессы, действительно не лишены странности.
Война, о которой с растерянностью и беспокойством сейчас заговорили слишком многие,-- это междоусобица внутри так называемого чекистского сообщества.
Не претендуя на лавры первооткрывателя этой прискорбной темы, хочу все же напомнить, что начал первым обсуждать ее еще три года назад. Статья называлась "Мода на КГБ?" (опубликована в газете "Комсомольская правда" 29 декабря 2004 года.-- Ъ) Я исходил из того, что любая болезненная проблема должна быть обсуждена. Что в таких вопросах ничего нет хуже замалчивания. Что гной все равно будет накапливаться. И лучше сразу вскрыть гнойник, чем ждать, пока начнется гангрена.
В то время обсуждался конфликт между "либералами" и "чекистами". "Чекистам" вменялся некий реакционный консерватизм, стремление к восстановлению сталинизма и всевластия "органов". Из дискуссии исчезла правда о реальной ситуации, и я попытался разобраться, что же такое этот самый "чекизм". Суть моих оценок состояла в следующем.
Страна в начале 90-х годов пережила полномасштабную катастрофу. Известно, что после катастрофы система рано или поздно начинает собираться заново вокруг тех своих частей, которые сумели сохранить определенные системные свойства.
Именно в таком смысле "чекизм" может быть принят к рассмотрению. Рыхлое, неоднородное, внутренне противоречивое и далеко не однозначное сообщество людей, выбравших в советскую эпоху в качестве профессии защиту государственной безопасности, оказалось в социальном плане наиболее консолидированным. Или, если точнее говорить, наименее рыхлым. Для того чтобы оно могло уплотниться, понадобились все катастрофические воздействия. Кто-то быстро отпал, вышел из профессионального сообщества. Кто-то предал. Кто-то стремительно "скурвился". Но какая-то часть сообщества все-таки выстояла.
Я не буду снова обсуждать, что это за часть и почему она сохранилась. Менее всего намерен идеализировать происшедшее. Случилось то, что случилось. Восстановление после почти смертельного удара не имеет ничего общего с романтикой.
Падая в бездну, постсоветское общество уцепилось за этот самый "чекистский" крюк. И повисло на нем. А кому-то хотелось, чтобы оно ударилось о дно и разбилось вдребезги. И те, кто этого ждал, страшно обиделись. И стали возмущаться, говоря о скверных свойствах "чекистского" крюка, на котором удержалось общество.
Безусловно, я не считаю, что критика "чекистских пороков" была абсолютно беспочвенной. Во-первых, непорочны только ангелы. Во-вторых, реальные законы нашей профессии порождают многочисленные издержки. Безоглядно воспевать такое ремесло могут только дети младшего и среднего школьного возраста. В-третьих, катастрофа -- она и есть катастрофа.
И все же мы помогли в конце концов удержать страну от окончательного падения. В этом один из смыслов эпохи Путина, в этом историческая заслуга президента России. И это налагает на наше профессиональное сообщество огромную ответственность, не имеющую ничего общего с кичливым самодовольством.
Не мы сформировали пережившую развал страны социальную корпоративность. Она стихийно сложилась в недрах самого коллапса и вызванного им хаоса. И создала из хаоса какой-то минимальный порядок.
Он возник -- что дальше?
Тут, по-моему, есть три сценария.
Первый и наиболее благоприятный: преодолевая корпоративизм, карабкаться наверх, превращаться в нормальное гражданское общество. Чем быстрее в России сформируется полноценное гражданское общество, тем будет лучше для всех. В том числе и для моих коллег по профессии. Нельзя -- глупо и бесперспективно -- цепляться за корпоративные приобретения. Смешно после всего случившегося вставать в позу и говорить о себе как о "соли земли", об "элите элит". Лично я никогда не обменяю свои права гражданина на какие-то "элитные преференции". И твердо знаю -- не я один.
Второй, уже не лучший, но "совместимый с жизнью" сценарий состоит, наверное, в том, чтобы достроить корпорацию и обеспечить с ее помощью долговременную стабильность и постепенный выход из глубокой социокультурной депрессии.
Отчетливо понимаю, что в этом сценарии есть огромные риски. В том числе опасность превращения великой страны в болото образца худших латиноамериканских диктатур с их социальной замкнутостью и неофеодализмом. Но это не предопределено. Кроме негативного корпоративизм может быть и позитивным.
Третий, не совместимый с жизнью сценарий состоит в том, чтобы повторить все катастрофические ошибки, приведшие к распаду СССР. Начать безоглядно критиковать "чекистский" крюк и в итоге, сломав его, обрушить общество в новый социально-политический кризис.
Отдаю себе отчет в том, насколько многолики силы, которым этот сценарий кажется хорошим.
Это и наши враги, которым просто нужно, чтобы мы, как страна, исчезли с карты мира. А как народ -- выпали из истории.
Это и какие-то системные конкуренты, которые надеются, что, обрушив российскую систему в очередной раз, они завоюют контроль над нею и получат вытекающие из этого экономические и иные возможности.
Это и моральные люди, считающие себя вправе критиковать настоящее так же, как когда-то они критиковали прошлое. Такие люди честно и страстно указывают на определенные несовершенства системы. К сожалению в очередной раз забывая, что эти несовершенства во многом выросли именно из их критики системы предыдущей.
Оговорив три сценария, я по необходимости сосредоточился на втором. Не потому, что он наилучший. А потому, что наихудший слишком уж неприемлем. Закрытое общество всегда хуже открытого. И каждый, кто пытается представить эти мои размышления как пропаганду закрытого общества, поверьте, глубоко ошибается. Но и внутри закрытых обществ есть определенная градация. Они могут быть относительно здоровыми и способными набрать потенциал для перехода в открытость. А могут быть источниками системного саморазрушения. Или, как минимум, социальной и политической мутации.
Для того чтобы любая корпорация (чекистская в том числе) была здоровой, она должна быть носителем норм. Желательно, чтобы эти нормы были не только внутренними, но и общенациональными. Но они прежде всего должны быть нормами. Если нормы исчезают и наступает произвол, корпорация разрушается. Уже сейчас эксперты и журналисты говорят о "войне групп" внутри спецслужб.
В этой войне не может быть победителей. Такая война "всех против всех" закончится полным распадом корпорации. Крюк истлеет, окончательно разрушится от внутренней ржавчины. Начнет распадаться вся общественная конструкция. Кто-то скажет: "Мы спасли страну от чекизма!" На самом деле страну не спасут, а погубят.
Публикуя тогда свою статью, я хотел, чтобы мое мнение привлекло общественное внимание. Но, конечно, и обращался к той корпорации, частью которой много лет являюсь. К своему профессиональному сословию, к своим товарищам и коллегам. Кто-то потом съязвил: "К чекистской касте". По существу не соглашусь, но замечу, что даже каста -- это не беспредел. Это свои нормы и свои правила. Каста разрушается изнутри, когда воины начинают становиться торговцами.
Кем бы ни хотели быть чекисты -- силой, которая выводит страну на новые открытые горизонты, или системой, обеспечивающей через закрытость какой-то вариант социальной стабилизации, мы должны беречь нормы в своей среде. А те, кто обнаруживает, что его подлинное призвание -- это бизнес, должны уйти в другую среду. Не пытаться оставаться одновременно и торговцем, и воином. Так не бывает. Тут либо-либо. Нельзя призывать к преодолению этой самой войны "всех против всех" и одновременно быть ее участником.
И вот случилось... Эксцесс с арестами сотрудников наркоконтроля вызвал шквал публикаций и откликов, в которых обсуждается только одно -- эта самая "война", ее развитие и связь с общим политическим процессом. Подозрительность весьма сильна в нынешнем нашем обществе. Но я надеюсь, что она еще не превратилась в маниакальность. И эта масса компетентных и независимых публикаций не будет интерпретирована как происки ФСКН. Тот, кто не верит в наши этические ограничители, пусть хотя бы трезво оценит наши возможности.
Нет, не в нас дело. Мы ведем себя предельно сдержанно. Мы будем разбираться в сути происходящего. И отделять зерна от плевел. Предателей, которые нас позорят, от наших оклеветанных товарищей. Правду от наветов. Пока что картина последних драматических событий представляется крайне неоднозначной.
Есть много вопросов.
Почему одному из арестованных сотрудников ФСКН вменяется совершение преступления по должности в период, когда он не только в этой должности не состоял, но и не существовало в природе ведомства, по которому эта должность установлена?
Не выглядит ли противоречивым наличие в одном и том же документе данного уголовного дела утверждения о намерении подозреваемого скрыться от следствия и суда за границей и подробного описания его же телефонного разговора с женой в момент, когда в их московской квартире уже приступали к обыску, а он еще находился далеко за рубежом с загранпаспортом на руках?
Чем еще, если не попыткой скомпрометировать доказательства, собранные по делу о "Трех китах", объяснить факт производства обыска в квартире следователя, единственным служебным занятием которого в последние несколько лет было участие в работе бригады Генеральной прокуратуры России под руководством В. Лоскутова?
С какой целью через государственное информационное агентство и интернет посылаются "черные метки" с обещаниями новых арестов сотрудников ФСКН и даже называются их фамилии? Оставим в стороне вопросы морали, задумаемся над абсурдностью профессионально необъяснимой преждевременной "утечки" планов по задержанию потенциально опасных преступников.
Почему арестованные сотрудники наркоконтроля сгруппированы из числа тех, кто на законном основании, по поручениям Генеральной прокуратуры участвовал в расследовании резонансных уголовных дел о так называемых "Трех китах" и "китайской" контрабанде? Они виновны в том, что расследовали, то есть исполняли свой долг? А когда возникнет необходимость новых расследований, что должны будут делать новые исполнители? Бороться с преступностью или тянуть резину, понимая, чем может обернуться для них адекватное исполнение служебных обязанностей?
Для меня лично, имеющего 15-летний стаж следственной работы, есть еще один трудный вопрос по поводу происходящего. Если стране действительно нужен самостоятельный следственный комитет, то этот следственный комитет может быть успешен лишь при трех основных условиях.
Во-первых, независимость.
Во-вторых, независимость.
И, в-третьих, независимость.
Увы, октябрьские события обнажили совершенно противоположное. И я бы сказал, с избыточной беспощадностью.
Вот, пожалуй, и все по поводу тех частностей, к которым привлечено общественное внимание. Сказать по совести, я бы хотел переключить его на другое. Что касается текущих событий, уверен, все образуется. Главное, чтобы не было крена, при котором линия на очищение от коррупции обернется суетой межклановых конфликтов. Потому что борьба с коррупцией не кампанейщина и не предвыборный пиар. От ее исхода во многом зависит судьба российского государства.
Но не в меньшей степени это будущее определяет сегодня состояние дел внутри нашей корпоративной среды. Нельзя допустить скандала и драки. Нельзя превращать нормы в произвол. Нельзя позволить, чтобы воины становились торговцами. Как члену корпорации, мне она дорога как таковая. Думаю, что и каждому, кто действительно посвятил себя подобной профессии.
Зациклившись на себе и отказавшись от правил, наше сообщество не просто развалится, а сменит социальную природу. После этого трудно будет объяснить людям, почему надо подчиняться и с почтением относиться к тем, кто не соблюдает норм и погружен в междоусобицы.
Сегодня наша корпорация важна не сама по себе. Она должна выстоять и выдержать нагрузки переходного периода. Затем она может превратиться в локомотив и вывести общество в новое качество. А после этого -- перейти из корпорации в нормальную профессиональную группу, ничем, по сути, не отличающуюся от других.
Пока стабильность общества в значительной степени опирается на эту силу, вопрос о ее качестве -- это вопрос о судьбе страны. Цена вопроса тем самым слишком высока. И потому абсолютно недопустимы ни замалчивание проблемы, ни ее превращение в большую склоку. Такой процесс внутри советской номенклатуры уже обернулся социальной и геополитической катастрофой.
Виктор Черкесов, директор Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков
