«Пока давление только от либералов», — Сергей Кара-Мурза на канале «Дождь»
«ВЛАСТЬ ДЕЙСТВУЕТ ПОД ДАВЛЕНИЕМ СИЛ. ПОКА ДАВЛЕНИЕ ТОЛЬКО ОТ ЛИБЕРАЛОВ», — СЕРГЕЙ КАРА-МУРЗА НА КАНАЛЕ «ДОЖДЬ»
11.12.2013
Сергей Кара-Мурза стал гостем программы Захара Прилепина на канале «Дождь». Разговор шел о том, почему либералы в России — вовсе не либералы, как в стране сложилось криминальное феодальное сословие, по какой причине Сергей Кара-Мурза не принял сторону протестовавших на Болотной площади и проспекте Сахарова, выступив в поддержку режима, и еще кое о чем.
Посмотреть программу (две части) можно на сайте канала «Дождь», а мы приведем некоторые выдержки из этого диалога.
Захар Прилепин: Либеральной буржуазной власти противостоит такая же либеральная буржуазная оппозиция, что у меня вызывает когнитивный диссонанс. Почему одни люди, которые этот порядок и создали, борются с теми, кто этот порядок так или иначе продолжает. Они говорят, что в Росси не было никакого либерализма и то, что выдается за либерализм, либерализмом не является. Что у нас в России все-таки построили, как это называется?
Сергей Кара-Мурза: Наука не в курсе дела. Всякая большая страна специфична, у нее своя природа и логика. Как у нас могли вырасти либералы, например, в послевоенное время? Даже те либералы, которые выросли в благоприятных условиях в начале XX века, — кадеты, Милюков, Струве — тоже либералами не были. Вебер говорил им: вы не либералы, вы взяли те же лозунги, но вложили в них смысл другой, чем на Западе. Как только вы сковырнете монархию, в эту дыру не вы пролезете, а хлынет поток архаического общинного крестьянского коммунизма, который возьмет тонкую оболочку западного социализма.
З.П.: А ближе к нашим временам?
С.К-М.: Нынешние либералы еще дальше от либерализма, чем были кадеты.
З.П.: Почему?
С.К-М.: Они не демократы, они подавляют свободу, ненавидят свободу другого. Они антиинтеллектуальны. Ненавидят науку.
З.П.: То же самое говорят или могут сказать о любых левых, а вас, обо мне.
С.К-М.: В каком-то смысле они — это мы тоже. Есть люди очень похожие, но какие-то из них воры, а какие-то пытаются изловчиться и жить без этого. В 1990-е годы наверх поднялось дно советского общества, это люди в каком-то смысле даже более советские по своим недостаткам, чем основная масса.
В период ельцинизма все дальше уходили от либерализма. То сословие, которому передали всю собственность — производство, землю, — оказалось совсем не буржуазным. Это криминальное феодальное сословие, которое с самого начала не любило производство — завод с его станками, с его запахом, с его публикой. Гайдар что говорил: я ни разу не был на заводе. И этим гордился даже.
З.П.: Трансформировалась ли эта буржуазия?
С.К-М.: Прежнего хамства нет, но есть более тонкое хамство. Они возомнили, что вошли в глобальную элиту, и стали ориентироваться уже не на Россию. Россия для них — это площадка, которую они используют как операторы мировой элиты. Это иллюзия, никто их там не принял.
Под любым типом хозяйства, даже рыночным, всегда существует подложка культурных и мировоззренческих представлений. Капитализм — это прежде всего определенная культура. Она мне не нравится, я бы не хотел там жить, мне даже больше нравится наш хаос. Но это культура, причем сложная. Есть постулат, который сформулировал еще Адам Смит, — не допускать, чтобы рыночная экономика перетекала в рыночное общество. Очень много общественных функций невозможно осуществлять на рыночных основах. У нас это сословие сделало все, чтобы рыночные отношения перетекли в общество.
З.П.: Вы говорите: ситуация деградация, ситуация разобщенности. Когда возникла ситуация на Болотной, вы выступили в поддержку режима? Чем вы объясните вашу позицию?
С.К-М.: Если сейчас Путина и его команду так называемых силовиков заменят люди из команды Ельцина — Немцов, Каспаров, некоторые новые, будет хуже. Будет дестабилизирована ситуация, то немногое, что большинство получает от этого режима, чтобы еще на время отодвинуть наш быстрый слом, быстрый свал в пропасть. Этот период резко сократится.
З.П.: Если вы говорите о деградации, то это период продолжающейся деградации. Когда-нибудь взрыв произойдет. Мы его отдалили. Это отложенная проблема. А есть рациональные представления, как может измениться этот режим изнутри или снаружи?
С.К-М.: Вы так отбрасываете эту ценность, как будто некоторый запас времени, который нам дам, это так, тьфу. Помните, в «Белом солнце пустыни» героя спрашивают: умереть хочешь или помучиться? Именно такой выбор у нас.
Сейчас бесполезно проклинать или пытаться обучить власть. Она действует под давлением сил. Пока давление только от либералов, противоположного нет.
З.П.: А где давление слева? Россия — левоконсервативная страна, колоссальное количество населения живет левыми иллюзиями, левыми ностальгиями, а представительной силы, настроенной жестко критически, нет. Где эти люди?
С.К-М.: Эти люди народились после 90-го года. Как только они вникнут в эту проблему, они сговорятся.
З.П.: Они сговорятся? Основной массив преподавателей — либеральных взглядов. Молодежь получает либеральную прививку, но и видит все, что происходит вокруг нас. Этот диссонанс в них существует, он может сыграть какую-то роль, может не сыграть. Но пока представления о том, что эти молодые люди придут, сговорятся, полевеют, выступят как активная действующая сила, безосновательны. Мне бы хотелось, чтобы быть левым стало модно. А в России модно быть либералом.
С.К-М.: Не обязательно масса должна перейти на другую идейную матрицу, нужна небольшая общность. А небольшая общность начинает собираться со стиля, а не с идеологии. Почему нацболы вдруг появились? Это был стиль. Какие у нас общности появились после развала всего общества? Собрались фанаты. У них тоже стиль, хотя дальше у них и социальное чувство появляется. С другой стороны — асоциальные общности, гопники: у них тоже стиль, свои законы.
Надо собрать новую общность, которая будет думать, куда вести Россию.
