|
|
От
|
Pout
|
|
|
К
|
Pout
|
|
|
Дата
|
23.10.2003 22:43:00
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Чтение Грамши. Религии и философии
Грамши писал-
"и я, и Космо, как и многие другие интеллигенты того времени (можно
сказать, первого пятнадцатилетия века), стоим на общей почве в одном:
все мы, целиком или отчасти, принимали участие в том движении
нравственной и интеллектуальной реформы, которое разбудил в Италии
Бснедетто Кроче и первым пунктом которого было: современный человек
может и должен жить без всякой религии, тем более без религии
откровения, или позитивной, или мифологической, или как там ее еще
называют. Этот пункт до сих пор кажется мне величайшим вкладом
современной итальянской интеллигенции в мировую культуру, кажется мне
гражданским завоеванием, которое нельзя терять".
Важные моменты подхода Грамши -
1- позитивный и конструктивный секуляризм и антиклерикализм
2- установление противоречивого единства религии простонародья с
"житейским смыслом"( в лучшей своей части , как ПДМ - "практическим
смыслом", buno senso)
3- различение _разных типов_ религии в различных социально-исторических
условиях и укладах, в простом народе, у образованных слоев , у церковной
иерархии.
4- "майевтическая" (родовспомогательная) позиция философии практики по
отношению к "обновленному житейскому смыслу", который должен стать
основой народного мировоззрения в ходе "моральной и интеллектуальной
реформы"
5 - гегемониальный способ решения проблем религий и вер
6- понимание веры(как религиозной, так и нерелигиозной) в более широком
контексте, как практически-действенного мировоззрения (ПДМ)
по п.6 см. далее
Развитие концепции -постинг " Русская традиционная вера"
======
1)Gramsci did not let himself fall into the trap of dogmatic
anti-clericalism, because he recognized the enormous importance, for an
understanding of Italian culture and society, of religious ideas and
sentiments. Gramsci followed Labriola's example in rejecting a
simplistic "negative secularism" in favor of a "positive secularism"
that could accommodate serious study of religious-especially
Catholic-beliefs and practices.
2) В "Анти-Бухарине"(см.по ссылке на Семинар )
Common Sense: Gramsci calls this the " 'philosophy of non=philosophers',
or in other words, the conception of the world which is uncritically
absorbed by the various social and cultural environments in which the
moral individuality of the average man is developed. Common sense is not
a single unique conception, identical in time and space. It is the
'folklore' of philosophy, and, like folklore, it takes countless
different forms. Its most fundamental characteristic is that it is a
conception which, even in the brain of one individual, is fragmentary,
incoherent and inconsequential, in conformity with the social and
cultdural position of those masses whose philosophy it is." (419).
Common Sense and Religion: Gramsci sees an intimate relation between
these two. (420). Like common sense, Catholicism is fragmentary in that
it is split up into a number of different and contradictory religions:
one for the petit bourgeoisie and town people, one for women, one for
the peasants and one for the intellectuals. There is a materialism here
which is integrated into the religion and also into common sense.
Gramsci states: "In common sense it is the 'realistic', materialistic
elements which are predominant, the immediately produce of crude
sensation. This is by no means in contradiction with the relgious
element, far from it." (420).
3) о простонародных верованиях (ПДМ), лишь внешннюю упаковку которых
составляет понятая в смысле институциализованной церкви "религиозная
оболочка" .
Грамши
Народность Толстого и Мандзони
---------------------
в "Войне и мире" есть два персонажа, имеющих наиболее важное значение с
точки зрения религии. Это Платон Каратаев и Пьер Безухов. Первый -
человек из народа, его простодушные суждения и непосредственность
оказали большое влияние на мировосприятие Пьера Безухова.
Для Толстого характерно именно то, что инстинктивная и простодушная
мудрость народа, проявляющаяся порой лишь в случайно оброненном слове,
становиться светочем для образованного человека, предопределяя в нем
душевный перелом. Это и есть наиболее знаменательная черта религии
Толстого, который понимает Евангелие "демократически", то есть
соответственно исконному, истинному духу писания.
Мандзони же, напротив, пережил Контрреформацию, и его христианство
колеблется между янсенистским аристократизмом и иезуитским патернализмом
по отношению к народу.
Пояснение
(о позиции Толстого и замечания М.Вебера)
Л.Толстой писал в письме по поводу своего рассказа "Три смерти":
"Напрасно вы смотрите на нее с христианской точки зрения. Моя мысль
была: три
существа умерли - барыня, мужик и дерево. - Барыня жалка и гадка, потому
что
лгала всю жизнь и лжет перед смертью. Христианство, как она его
понимает, не
решает для нее вопроса жизни и смерти. Зачем умирать, когда хочется
жить? В
обещания будущие христианства она верит воображением и умом, а все
существо
ее становится на дыбы, и другого успокоения (кроме ложно-христианского)
нету, - а
место занято. - Она гадка и жалка. Мужик умирает спокойно, именно потому
что
он не христианин. Его религия другая, хотя он по обычаю и исполнял
христианские
обряды; его религия - природа, с которой он жил. Он сам рубил деревья,
сеял рожь
и косил ее, убивал баранов, и рожались у него бараны, и дети рожались, и
старики
умирали, и он знает твердо этот закон, от которого он никогда не
отворачивался,
как барыня, а прямо, просто смотрел ему в глаза. Une brute, вы говорите,
да чем же
дурно ипе brute (животное)? Une brute есть счастье и красота, гармония
со всем
миром, а не такой разлад, как у барыни. Дерево умирает спокойно, честно
и
красиво. Красиво, - потому что не лжет, не ломается, не боится, не
жалеет".
Полемический акцент против христианства здесь не случаен и не
второстепенен.
Толстой рисует внешнюю религиозность крестьян, которая, по всей
вероятности,
обладает преимущественно свойствами магизма и внутренне мало общего
имеет с
христианством как религией. С другой стороны, барыня - христианка, но
такая, у
которой религиозная принадлежность неглубока, так что для нее не
существует той
патетической возвышенности молитв, которой мы только что коснулись. Тем
важнее для Толстого то, что сама она прожила бесполезную, бессмысленную
жизнь,
в то время как жизнь крестьянина в пределах данных ему обстоятельств
прошла
осмысленно, в гармонии с его человеческим, общественным и природным
окруже-
нием.
У пролетариата антирелигиозное решение жизненных проб-
лем формируется совершенно по-иному. По поводу отношения к теодицее
страда-
ния Макс Вебер упоминает опрос 1906 г., когда значительное число рабочих
обосновали свое неверие по большей части "несправедливостью
посюстороннего
миропорядка" и лишь меньшинство - аргументами из области естествознания;
вот
как комментирует Вебер точку зрения большинства: "...Вероятно, в
значительной
степени потому, что они верили в революционное достижение равенства в
пределах
этого мира".
здесь речь идет о типичном столкновении посюстороннего и
потустороннего решения основных жизненных вопросов, и в целом практи-
ческая позиция определяет религиозную
.... становление или отмирание религиозной потребности предстает
прежде всего как проблема жизненной практики.... интенсивность теоре-
тического овладения феноменами - важный фактор, но у большинства людей
тем не менее выбор между земным и потусторонним миром зависит от того, в
какой
мере удается им удовлетворить свои глубокие жизненные потребности на
этом
свете или же по меньшей мере вести борьбу за их удовлетворение в
будущем,
борьбу, сообщающую внутренний смысл их собственной жизни.
С этой точки зрения и представляют несомненный интерес некоторые
исторические констатации
Макса Вебера.
(ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ, ЧАСТНЫЙ ИНДИВИД И РЕЛИГИОЗНАЯ ПОТРЕБНОСТЬ
Д. Лукач)
4- 6 (по прочим позициям - отрывки работ Грамши)
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
см. книгу Сысоя -большая статья
ФОРМИРОВАНИЕ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Сельские интеллигенты в большей степени традиционны, то есть связанны с
крестьянской средой или с мелкой буржуазией города (особенно небольших
центров), еще не обработанной и не использованной капиталистической
системой. Этот тип интеллигента устанавливает контакт крестьянской массы
с администрацией, как государственной, так и местной (адвокаты,
нотариусы и т.д.), и именно в силу этой своей функции играет большую
общественно-политическую роль, поскольку профессиональное посредничество
трудно отделить от посредничества политического. Кроме того, в деревне
интеллигент (священник, адвокат, учитель, нотариус, врач и т.д.) имеет
средний жизненный уровень более высокий или по крайней мере отличный от
уровня крестьянина и по этому представляет для последнего социальный
образец, о котором тот мечтает, стремясь выйти из своего сословия и
улучшить свое положение. Крестьянин думает, что, во всяком случае, его
сын сможет стать интеллигентом (чаще всего - священником). Сын сделается
синьором, поднимет семью на более высокую социальную ступень и облегчит
ей экономическую жизнь благодаря связям, которые он сможет установить с
другими синьорами. Отношение крестьянина к интеллигенту является, таким
образом, двойственным: он восхищается социальным положением интеллигента
и вообще государственного служащего, но временами делает вид, что
презирает его. В его восхищение невольно проникают зависть и ненависть.
Ничего нельзя понять в коллективной жизни крестьян, в тех ростках и
ферментах развития, которые существуют в ней, если не принимать во
внимание, если не изучать конкретно и глубоко действенное подчинение
крестьян сельской интеллигенции. Всякое органическое развитие
крестьянских масс до известного предела связанно с интеллигенцией и
зависти от нее.
Иное положение у городской интеллигенции. Инженеры и техники на фабриках
и заводах не развивают никакой политической деятельности в рабочих
массах или по крайней мере теперь уже не развивают. Временами происходит
как раз обратное - массы, по крайней мере через свою собственную
"органическую" интеллигенцию, осуществляют влияние на технических
специалистов.
...
Наиболее типичной из этих категорий интеллигенции являются
церковнослужители, узурпировавшие в течение длительного времени (на
протяжении целой исторической эпохи, которая и характеризуется во многом
этой монополией) некоторые важные области общественной деятельности:
религиозную идеологию, то есть философию и науку эпохи, образование,
воспитание, мораль, правосудие, благотворительность, общественную помощь
и т.д. Категорию церковников можно рассматривать как категорию
интеллигенции, органически связанную с земельной аристократией. Церковь
была юридически уравнена с аристократией, участвую в эксплуатации
феодальной собственности на землю и пользуясь государственными
привилегиями, с вязанными с собственностью. Монополия церковнослужителей
в сфере надстроечной удерживалась не без борьбы и отнюдь не оставалась
неограниченной. Этим объясняется и рождение в различных формах
(подлежащих конкретному исследованию и изучению) других категорий,
развитию которых способствовало усиление центральной власти монарха,
нашедшее свое абсолютное завершение в абсолютизме. Так, мало-помалу шло
формирование аристократии тоги с ее собственными привилегиями, с ее
слоем разного рода администраторов, ученых-теоретиков, светских
философов и т.д.
Так как в этих категориях "традиционной" интеллигенции живет
корпоративный дух, так как они чувствуют свою непрерывную историческую
преемственность и свои "особые качества", то они и считают себя как бы
автономными и независимыми от господствующей социальной группы. Эта
позиция "самообособления" не остается без далеко идущих последствий в
области идеологии и политики: вся идеалистическая философия может быть
легко увязана с этой позицией, занятой интеллигенцией, и определена как
выражение той социальной утопии, в соответствии с которой интеллигенты
считают себя независимыми, автономными, обладающими свойственными им
одним чертами и т.д.
Следует заметить, однако, что если папа и высшая иерархия церкви
считаются более связанными с Христом и апостолами, чем с сенаторами
Аньелли и Бенни, то этого нельзя сказать, например, о Джентиле и Кроче.
Кроче чувствует себя тесно связанным с Аристотелем и Платоном, но он не
скрывает того, что связан и с сенаторами Аньелли и Бенни. В этой связи
как раз и следует искать наиболее характерную черту философии Кроче.
В Индии и в Китае огромная дистанция между интеллигенцией и народом
проявляется и в религиозной области. Проблема различных верований и
различия в способе восприятия и исповедания одной и той же религии среди
слоев общества - в особенности среди клира, интеллигенции и народа -
должна быть вообще основательно изучена, поскольку в известной степени
все эти различия существуют повсюду, хотя в странах восточной Азии
наблюдается наиболее крайнее их проявление.
В протестантских странах эти различия относительно невелики (размножение
сект связано с требованием единения интеллигенции и народа и выявляет в
сфере высшей организации всю нечеткость реальных представлений народных
масс).
Очень значительны религиозные различия в католических странах, но и
здесь они не всюду одинаковы: не столь велики в католической части
германии и во Франции, несколько больше в Италии, особенно на юге и на
островах, исключительно велики на Иберийском полуострове и в странах
Латинской Америки. Это явление в еще больших масштабах имеет место в
ортодоксальных странах, где необходимо говорить о трех сферах действия
одной и той же религии - высший клир и монахи, мирской клир, народ, - и
доходит до абсурда в Восточной Азии, где религия народа часто не имеет
ничего общего с "книжной" религией, хотя обе носят одно и тоже название.
+++++++++++++
Понятие о "национально-народном"
Светские интеллигенты провалились со своей исторической задачей
воспитателей, вырабатывающих духовное и нравственное создание
"народа-нации".
Но если светские интеллигенты провалились, то на долю католиков выпал не
большой успех. Не стоит обольщаться широким распространением известных
католических книг. Оно обязано широкой и мощной церковной организации а
не внутренним качествам. Эти книги дарят во время бесчисленных
церемоний, и читаются они по принуждению, по обязанности или с отчаяния.
Поразительно, что в области приключенческой литературы католиками
достигнуты самые жалкие результаты, а ведь у них был богатейший
материал, который дают паломничества и подвижническая, часто рискованная
жизнь миссионеров. Но даже в период наибольшего распространения
приключенческого географического романа католическая литература на эту
тему была далекой и не шла ни в какое сравнение со светской французской,
английской и немецкой литературой этого жанра. Самая значительная
католическая книга - приключение кардинала Массайи в Абиссинии, а вся
остальная масса литературы такого рода - вроде книг Уго Миони (в свое
время отца иезуита) - ниже всяких требований.
И в научно-популярной литературе католики мало преуспели, несмотря на
то, что среди них были крупные астрономы, например отец-иезуит Секки, и
несмотря на то, что астрономия - наука, более всего интересующая народ.
Эта католическая литература источает, как мускусная крыса, иезуитскую
апологетику, она глупа и ничтожна. Несостоятельность
интеллигентов-католиков и незначительный успех их литературы - один из
наиболее выразительных показателей существования внутреннего разрыва
между религией и народом. Последний находится в состоянии крайней
индифферентности и лишен живой духовной жизни. Религия осталась для него
на положении предрассудка. Ее не сменила новая светская гуманистическая
мораль - ввиду бессилия светской интеллигенции (религия не была ни
заменена, ни внутренне трансформирована, ни национализирована, как это
имело место в других странах, например в Америке, с теми же иезуитами).
Народная Италия все еще находится в условиях создавшихся непосредственно
после Контрреформации. Более того, религия переплелась с языческим
фольклором и осталась на этой "полуязыческой" стадии.
+++++++++++
(О детективном романе)
(Бурцио)"Если бы меня спросили о глубоких причинах сегодняшней тревоги
Запада, я ответил бы не колеблясь: упадок веры и утрата авантюрного
духа. Что победит - тэйлоризм или "Мушкетеры"? Это уже другой разговор,
и ответ, который тридцать лет тому назад, казалось, был наготове, теперь
следовало бы попридержать. Если нынешняя цивилизация не идет к гибели,
то, может быть, мы будем присутствовать при интересном смешении обоих
упомянутых явлений".
Бурцио не принимает во внимание то обстоятельство, что деятельность
большей части человечества постоянно "тейлоризировалась" и вводилась в
рамки железной дисциплины и что она пыталась выйти за пределы тесных и
давящих рамок существующей жизни при помощи фантазии и мечты. А разве
религия - самая большая авантюра, самая большая "утопия", какую
человечество когда-либо создавало коллективно, - не есть средство бежать
от "земного мира"? И не в этом ли смысле говорит Бальзак о лотерее как
об опиуме нищеты (эту фразу повторяли потом и другие)? Но наиболее
знаменательным является тот факт, что рядом с Дон-Кихотом существует
Санчо Панса, который не хочет "авантюр", а хочет быть уверенным в жизни,
и еще то обстоятельство, что большинство людей страдает именно от того,
что человечество одержимо навязчивой идеей о "неизвестности завтрашнего
дня", страдает от ненадежности своей обыденной жизни, то есть от
чрезмерно широких возможностей для "авантюр".
В современном мире этот вопрос принимает не ту окраску, что в прошлом,
по той причине, что принудительная рационализация существования,
принимающая неслыханный размах, все в большей степени затрагивает
средние классы и интеллигенцию. Но даже и в этом случае речь идет не об
"упадке" авантюрного духа, а о слишком большой авантюрности обыденной
жизни, то есть о чрезмерной ненадежности существования, в сочетании с
убеждением, что бороться с этой ненадежностью один человек не в
состоянии. Отсюда мечта о "красивой" и интересной авантюре, к которой
должна привести свободная инициатива, в противовес авантюре "гадкой" и
отвратительной, поскольку эта последняя вызвана условиями, навязанными
извне, а не предложенными на основе добровольности.
+++++
(из Анти-Кроче)
Кроче прибег к весьма прозрачному полемическому трюку и его суждение
есть скорее акт воли, чем историко-философское суждение, т. е. имеет
практическую цель. Может быть, нетрудно доказать, что многие так
называемые теоретики исторического материализма очутились в философии на
позициях, сходных со средневековым теологизмом, и сделали из
<экономического строя> нечто вроде <неведомого божества> 30; но что с
того? Это все равно как взяться судить о религии папы и иезуитов, а
говорить о суевериях бергамских крестьян. Отношение Кроче к
историческому материализму напоминает, по-моему, отношение людей
Возрождения к Лютеровой реформе: <где появляется Лютер, исчезает
просвещение>31,- говорил Эразм, однако историки и сам Кроче признают
теперь, что Лютер и реформация положили начало всей современной культуре
и философии, в том числе и философии Кроче. Человек Возрождения не
понимал, что великое движение нравственного и умственного обновления,
поскольку оно воплощалось в широких массах народа, как это было с
лютеранством, немедленно принимает грубые и даже суеверные формы, и это
неизбежно в силу того факта, что героем и знаменосцем реформации был
немецкий народ, а не узкий круг высокой аристократии духа.
-----------
(и из резюме)
Культура, по определению Грамши, означает <единую, распространенную в
общенациональном масштабе концепцию <жизни человека>, <светскую
религию>, философию, которая стала <культурой>, то есть породила этику,
образ жизни, определила поведение человека как гражданина и индивида> .
Преодолевая противоположности материализма и идеализма, философия
практики включает в себя ценные, жизнеспособные творческие элементы
этих направлений, чтобы из их органического синтеза породить новую,
более высокую, более универсальную и гуманистическую культуру.
Для Грамши философия практики - это <плотный сгусток мудрой и мыслящей
человечности>, которая помогает достигать <ясной правдивости идей,
прочной культуры>. Такая философия способна стать духовной .опорой
человека, его духовным интеллектуальным оружием, инструментом
интеллектуальной культуры, с помощью которого можно преобразовать мир
человека и человечества.
философия, царство Логоса обнаруживается всюду: в языке, в здравом
смысле, в народной религии (верованиях, суевериях, нравах и обычаях
народа, то есть в фольклоре). В этом смысле все люди являются
<философами>. Но одно дело-- стихийное, спонтанное мышление и
мировоззрение, навязанное человеку окружающей средой, и совсем другое
дело, когда человек посредством сознательного и критического мышления
вырабатывает собственное мировоззрение, благодаря которому он принимает
активное участие в истории. Без постоянной критики мировоззрение не
может быть единым и последовательным. А критика мировоззрения
предполагает критическое усвоение истории философии и истории культуры,
следовательно, мировоззрение должно быть историчным.
нельзя отрывать философию от политики, как нельзя отрывать философию
народных масс от философии интеллигенции, Более того, именно "политика"
связывает философию здравого смысла с <высшей> философией, обеспечивая
взаимосвязь народа и интеллигенции.
...
Аналогии социокультурной стратификации итальянского общества Грамши
находит в старокитайской культуре и в Индии, где существовал
традиционный разрыв между интеллигенцией и народом, объясняемый
специфической письменностью и различиями в способах восприятия и
исповедания одной и той же религии среди разных слоев общества - клира,
интеллигенции и народа.
Грамши замечает, что если <органическая> интеллигенция тесно связывает
свое существование и свою деятельность с теми социальными слоями и
классами, которые ее порождают, то <традиционная> интеллигенция защищает
и отстаивает свой корпоративный дух, полагая себя самостоятельной и
независимой от правящей социальной группы. Грамши справедливо считает
эту позицию <традиционной> интеллигенции утопичной.
...
<Война и мир> Толстого - это эпопея народной жизни, выражающая и
отражающая уважение и восхищение духовным складом, мудростью и
нравственными устоями народа. Народный персонаж - Платон Каратаев -
оказывает огромное духовное и интеллектуальное воздействие на
аристократа графа Пьера Безухова. <Для Толстого характерно именно то,
что простодушная и инстинктинктивная
мудрость народа, проявляющаяся порой лишь в случайно оброненном слове,
становиться светочем для образованного человека, предопределяя в нем
душевный перелом. Это и есть наиболее знаменательная черта религии
Толстого>>
к. м. долгов
ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА
====