|
|
От
|
Pout
|
|
|
К
|
Ольга
|
|
|
Дата
|
01.02.2003 20:32:34
|
|
|
Рубрики
|
Крах СССР;
|
|
"Девочка гульнула" на фестивале, говорят стиляги
Ольга сообщил в новостях
следующее:85536@kmf...
>
> И наконец не стоит сбрасывать со счетов и естественную возрастную
дистанцию. Неспроста СП обмолвился, что Сталин чем дальше тем меньше был
склонен воспринимать неканонизированные, "рискованные" ходы. За
послевоенные годы идеократия сильно, скажем так, повзрослела и часть
"подростковых" символов просто не воспринимала, оставаясь во власти
привычных канонов, сложившихся в "их время".
>
Мне представляется, надо моделировать как раньше СГ предлагал,по теореме
де Токвиля. При каких условиях порядок бы мог быть удержан - была такая
постановка для"деловой игры". Тогда же я предложил в ответ модель"линьки
тоталитаризма". Сбрасывание шкуры мудрым змием. Заодно можно поискать
опорные моменты, когда "принимались решения". Сверхмонополизация
идеосферы происходила в конце 40х, после войны. Там несколько "развилок"
можно обозначить. Что ксается идеосферы, то важные решения были летом
1946 и это из ряда развилочных, а не технических решений, имхо Но это
отдельная тема.
Сейчас не хочется уходить с темы, продолжу проброшеннное, используя как
подставку
>Мама слишком долго не выпускала девочку на улицу погулять. А девочка
вышла погулять и загуляла
Манифест стиляг (джазмен Козлов) позволяет увидеть
некотооые"физиологические"подробности времени. Стиляги - авангард и
предтечи евтушенко окуджав - конечно "натягивают" все на себя, я уже
говорил, что они успешно выполнили задачу - "прихватизировали" всю
поколенческую ментальность. (60ники). На эти претензии нужно
отвечать"здоровыми были большинство" и их (наших родителей) мемуарами,
они тоже есть, но далеко не так распространены. Вы вспомнили, я вспомнил
и еще пара человек- своих родителей, обычных людей, и все. Эти-то
козлы -на -саксе, мозго ..бы широко разошлись. Много
подробностей.,выдающих "самовыраженческую" натутру плюс беспредельно
трепетное(не то слово... поэма!) отношение к _шмоткам_,, как признаку
статуса. Прямо песня какая-то. Можете оценить стиль и эпитеты, это
нечто. Но и о влияниии "фильмов"( в том числе трофейных) очень неплохо.
Ресурс виден, который "по итогам" остался за "западным масскультом", а
мог быть зацапан нашим. Наш - покоцали ( 1946- рагром кино,это,
повторюсь, отдельная темка). Вот из принципа. Будем мало своих фильмов
делать и пускать... на такую благодатную почву..
История поколения стиляг в трех словах,блин
Типа украл-выпил-в тюрьму
" Двор-"Бродвей"- Сорвались с цепи"...
======цитата========
Если проанализировать сейчас, почему в 50-е годы в СССР возникло
движение "штатников", то все становится яснее, если учесть, что это
явление
было характерным не только для социалистического общества, жившего
за
железным занавесом. Когда, гораздо позднее, я начал изучать историю
развития
джаза и рок-музыки во всем мире, то обнаружил, что поклонение
определенной
части молодежи какой-либо страны элементам культуры другой страны -
явление
довольно распространенное.
==============.
А Козлов "Козел на саксе"
(джазмен Алексей Козлов, глава группы"Арсенал". Так себе группа-то)
......
Глава 1.Дворовая жизнь - игры и развлечения
.....
Произнося слово "двор", надо отличать разные смыслы этого понятия.
Прежде всего, под двором понималось некое замкнутое
пространство,
ограниченное зданиями, сараями и заборами, и соответствующее
почтовому
адресу. Но двором называлось и некая община, совокупность всех детей,
живших
в одном доме. Например говорили: "Пошли в кино всем двором..",
"Сыграем
двор-на-двор"... Каждый двор отличался своими размерами и
конфигурацией
...
Вспоминая о нравах во взаимоотношениях полов в послевоенном дворе, я
могу с полной ответственностью сказать, что они были исключительно
чистыми и
девственными, причем настолько, что сейчас это даже невозможно
себе
представить. Причинами этого были сохранившиеся со старых времен
лучшие
традиции русской деревни, с одной стороны, и крайне пуританская в
отношении
секса советская мораль, жестко навязывавшаяся детям, начиная с
детского
сада, и кончая парткомом. В результате взрослое население Советского
Союза в
те времена мало чем отличалось от детей по степени
информированности и
свободы поведения в сексуальной сфере. В дворовой жизни это
проявлялось
прежде всего в крайней стеснительности при обнаружения своих чувств.
....
самое страшное, что можно вспомнить из дворовой жизни - это
так называемая "куча-мала". Мне приходилось оказываться на дне такой
кучи.
Это оставило неизгладимые ощущения реального страха смерти, когда
ты
начинаешь терять сознание и задыхаться под тяжестью навалившейся на
тебя
массы тел. При этом грудная клетка сдавлена так, что нет
возможности не
только закричать, а просто издать писк. Да если даже и заорать во
всю
глотку, то никто тебя не услышит, поскольку когда образуется
куча-мала,
вопят все, включая тех, кто наверху.
Кроме постоянных дворовых игр были и временные,
игры-поветрия,
возникавшие после выхода на экраны какого-нибудь фильма и
забывавшиеся с
выходом другого. Например, показ "трофейного" американского фильма
"Три
мушкетера" привел к массовым сражениям на шпагах. Причем сражались,
напевая
замечательные мелодии Дмитрия Темкина из этого фильма, песню
Д'Артаньяна -
"Вара-вара-вара-вара-вара...", или песню мушкетеров - "Мы все
мушкетеры
короля, о нас поет вся Земля..." Музыка была настолько яркой,
что
запоминалась с первого раза буквально всеми. Ну а смотрели мы все эти
фильмы
по много раз, изучая все детали происходящего, чтобы потом
поточнее
воспроизвести это, играя во дворе. Фильм "Александр Невский"
добавил к
обычным шпагам латы, шлемы и мечи. Все это изготавливалось
самостоятельно,
дома, с использованием пил, рубанков, ножей и стамесок. Никакие
родители не
помогали, поскольку они боялись этих игр, во время которых дети
получали
серьезные травмы. Для меня, как и для всех, кто играл в
мушкетеров и
рыцарей, изготовление необходимой амуниции оказалось очень полезным
делом,
пригодившимся и во взрослой жизни - я волей-неволей научился делать
многое
своими руками. После мечей и щитов, пришлось изготавливать самокаты, а
позже
- клюшки для игры в канадский хоккей, в магазинах ничего подобного
не
продавали. Когда в кинотеатрах начался показ серий фильма "Тарзан",
началось
поветрие игры в Тарзана. Наиболее яркие кадры фильма, когда Тарзан
лихо
передвигается по джунглям, перелетая с лианы на лиану, не могли
оставить
равнодушными наиболее ловких и фанатичных последователей
полюбившегося
героя. Во дворах сооружались веревочные "лианы", на которых можно
было
раскачиваться и перелетать с одного сарая на другой. Ну, а какой перелет
без
того загадочного гортанного крика, который так часто издавал
Тарзан в
фильме. Многие пытались имитировать этот звук, но удавалось такое
лишь в
редких случаях. Обычно такие попытки кончались временным срывом
голосовых
связок. Поэтому, в период увлечения Тарзаном в школе нередко бывали
случаи,
когда вызванный к доске ученик, вместо ответа на заданный вопрос
разводил
руками и пытался что-то объяснить, хрипя или шипя. Класс смеялся, а
учитель,
ничего не понимая, ставил двойку и сажал "Тарзана" на место. Фильм
"Знак
Зорро" принес во двор увлечение искусством метания ножа. Для этого
обычные
складные перочинные ножи не подходили, так как от удара о дерево или
доску
они складывались, рукоятка была слишком тяжелой и быстро ломалась.
Поэтому
стали доставать ножи типа "финка", не складные, с длинным тяжелым
лезвием. В
блатной среде они были не редкостью, хотя и считались запрещенным
видом
холодного оружия. У меня тоже был подобный нож, выменянный на что-то,
и я
постоянно тренировался во дворе, пытаясь вонзать его с большого
расстояния в
стенку сарая. Фильмы "Иван Никулин - русский матрос", "Малахов Курган",
"Мы
из Крондштата" внесли моду на морской пафос, и, играя в войну, мы
нередко
использовали наиболее полюбившиеся эпизоды оттуда.
....
Одним из наиболее мощных средств воздействия на сознание масс в
формировании всенародно любимого образа приблатненного "героя"
было
"важнейшее из искусств" - кино. Начиная с "Путевки в жизнь",
образы,
созданные такими выдающимися актерами как П. Алейников, Б. Андреев,
Н.
Крючков, М. Бернес или М. Жаров, оказывали колоссальное воздействие
на
внутренний мир подрастающих советских поколений. Это были
положительные
герои, передовики труда, храбрые солдаты и матросы, отважные
разведчики, но
с повадками блатных, а иногда и явные воры и бандиты, но уж
больно
симпатичные (например герой Н. Крючкова в фильме "Котовский"). Ваня
Курский
Петра Алейникова был кумиром послевоенных мальчишек, его манере
двигаться и
говорить было так легко и приятно подражать. Те, у кого это
лучше
получалось, становились любимцами двора. Помню, как, играя "в войну",
мы
повторяли эпизоды из фильма "Малахов курган", стараясь в
точности
воспроизвести движения матроса, который перед тем, как выйти из
укрытия и
броситься под танк со связкой гранат, отдавал товарищу
недокуренную
папиросу, с любовью оттягивал широченную брючину своих "клешей" и
говорил:
"Прощайте, меня звали Колей". Все это делалось нами на полном серьезе
и с
неистовым пафосом. Одним из мощнейших носителей приблатненности в
советской
культуре был, несомненно, Леонид Утесов, популярнейший на всех уровнях,
от
урок до правительства певец, актер и шоумен. Начало его карьеры во
времена
НЭПа было тесно связано с исполнением блатных песен. В моей
детской
коллекции патефонных пластинок были записи Утесова 20-х годов с
таким
репертуаром, как {"С Одесского кичмана"},
{"Гоп со смыком"} и "Лимончики". Пластинки эти были
запилены до предела, там почти не осталось бороздок и слушать их
было
бесполезно. Но я хранил их как реликвию, поскольку было известно, что
они
были запрещены. Действительно, Утесов, становясь все более
популярным,
постепенно менял тематику. Сперва это были песни с морским уклоном -
"Ведь
ты моряк, Мишка", "Раскинулось море широко", затем с
лирическим и
патриотическим, но задушевная, блатная одесская интонация не исчезала в
его
манере никогда. Чрезвычайной популярностью у советских людей
пользовался
всегда образ остроумного и положительного жулика - Остапа
Бендер. В
послевоенные времена книги Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев" и
Золотой
теленок" официально были изъяты из школьной программы по истории
советской
литературы и не переиздавались до хрущевских времен. Но все читатели,
от
мала до велика, зачитывались их довоенными изданиями. Было очень
популярным
"холмить" летучими фразами Остапа Бендер в самых разных жизненных
ситуациях.
Многие ходячие выражения, такие как "Может Вам дать ключи от квартиры,
где
деньги лежат?" - стали жить своей жизнью, без сопоставления с
источником.
......
Глава 4. Бродвей
С наступлением полового созревания подошло к концу дворовое
детство с
его играми, пионерско-блатными песнями и романтикой всеобщей
бесполой
дружбы
Постепенно я вошел в круг молодежи, регулярно бывавшей на "Бродвее". Но
произошло это лишь после того, как мне удалось хоть как-то
"прибрахлиться".
Постепенно у меня появились знакомые из
бродвейского мира. Сперва это был совершенно загадочный человек,
называвший
себя не иначе как "Гайс", и утверждавший, что знаком с дочерью
английского
посла. В это трудно было поверить, но мы подыгрывали ему и хотели
верить,
чтобы гордиться знакомством с ним. Кстати, он потом как в воду канул,
и с
1953 года я о нем ничего не слышал. Позже я познакомился с
"Бэбэшником",
"Айрой", Колей -"Големом", "Чарли", Пиней Гофманом, Эдиком
"Гоношистом", а
уже позднее - с Сэмом Павловым и Юрой Захаровым. Были и совсем
недоступные
люди из числа "золотой молодежи", - детей партийных и
ответственных
работников, известных деятелей искусства и науки. У них были
огромные
возможности доставать одежду и пластинки, проводить время в ресторанах и
на
"хатах", пользоваться автомобилями родителей, получать недоступную
для
остальных информацию о западной культуре. До определенных пределов
и до
какой-то поры власти закрывали глаза на этот, абсолютно недопустимый
для
остальных образ жизни, считавшийся вражеским, буржуазным. Лишь
иногда
появлялись в "Крокодиле" фельетоны типа "На папиной "Победе", с
намеками на
недопустимость такого явления. Все проделки "детишек" обычно покрывались
их
влиятельными родителями. Но один из скандальных случаев на
вечеринке в
высотном доме на квартире академика Передерия, закончившейся
гибелью
девушки, послужил поводом для фельетона в "Правде" под названием
"Плесень".
После этого слова "плесень" и "стиляга" стали синонимами в сознании
масс.
Одним из известных тогда представителей "золотой молодежи" был
сын
композитора И. Дунаевского - Женя. Во времена, когда частные автомобили
были
большой редкостью, он разъезжал на собственном, подаренном ему отцом
зеленом
"Шевроле", что вызывало у нас чувство чего-то абсолютно недоступного.
Постепенно я вошел в круг молодежи, регулярно бывавшей на
"Бродвее". Но
произошло это лишь после того, как мне удалось хоть как-то
"прибрахлиться".
На деньги, сэкономленные от школьных "завтраков", купить приличную вещь
было
невозможно. Оставалось либо воровать, либо просить у родителей. С
воровством
у меня как-то не сложилось , очевидно по генотипу, - родители всегда
были
честными трудящимися людьми, и я, не смотря на воровское дворовое
окружение,
жуликом не стал. Ну, а просить у отца деньги на стильные шмотки, зная
его
отношение ко всему этому, было делом нелегким. Тем не менее, он очевидно
так
любил меня, что не мог отказать мне в этих просьбах, и сам ходил со
мной по
портным и комиссионкам, куда я его затаскивал, если находил
что-либо
подходящее. Гораздо сложнее было купить хорошую вещь, если ее продавали
"с
рук", друзья-фарцовщики. На такие покупки анонимного характера отец
денег
принципиально никогда не давал. Но, имея небольшой гардероб, пуская
что-то в
обмен или продавая, можно было свою одежду обновлять и улучшать
постоянно.
Важным элементом внешности для чувака, помимо одежды и обуви, была
прическа.
Официальной формой волос советских людей тогда был так
называемый
"политический зачес", "бокс" или "полубокс". Главное, чтобы сзади,
на
затылке было все аккуратно выбрито. Длинные волосы, свисающие на шею
или, не
приведи Господь, на плечи - считалось недопустимым и
приравнивалось к
чему-то антиобщественному. Вообще, длина волос и ширина брюк
почему-то
всегда были меркой политического состояния советского человека.
Начав ходить на "Бродвей", я принял мужественное решение,
отрастить
волосы "под - Тарзана", а впереди делать "кок" с пробором, а иногда, в
особо
важных случаях, - и два пробора по обе стороны от "кока". Если в
первое
время моей бродвейской жизни мне удавалось все это скрывать от
школьного
начальства, посещая уроки в обычной одежде, то с прической я уже
бросал
вызов обществу. В десятом классе я стал иногда приходить в школу заодно
и в
вызывающе-стильной бродвейской одежде. Терять мне было нечего, я
учился
специально на "тройки", не претендуя ни на что. Реакция учителей
была
соответствующей, родители на повестки о вызовах в школу
откликаться
перестали, {сгорая за меня от стыда}.
"Бродвейский" период моей жизни захватил главным образом старшие
классы
средней школы и, может быть первый курс института, то есть первую
половину
50-х. Тогда отношение к вещам было еще не таким требовательным, как
позднее.
Главное, чтобы это было "стильно", то есть не как у "жлобов".
Поэтому
допускалось носить некоторые вещи, сшитые на заказ, у специального
портного,
который шел на уступки заказчика и делал нечто поперек своему
и
общественному вкусу. Ну например, ботинки на толстом многослойном
каучуке,
из малиновой кожи, с широченным рантом, прошитым и проложенным
нейлоновой
леской. Их пошив стоил огромных денег - пятьсот рублей. Весили
они (я
взвешивал сам) два с половиной килограмма. Отсюда и особая походка. Я
думаю,
на Западе никто ничего подобного не носил, это была чисто нашенская
выдумка.
А пресловутые узкие брюки, которые так раздражали советских людей
в то
время. Чтобы пошить брюки шириной внизу 22 сантиметра, да еще с
двумя
задними прорезными карманами, как у всех американских брюк, необходимо
было
убеждать портного, говоря, что второй "нажопник" необходим для
показа
фокусов. У меня был такой старый еврейский портной в Марьиной Роще,
который
шил в еще при НЭПе в Одессе, большой профессионал. Но он каждый раз ,
перед
тем как начать шить, уговаривал меня не делать такие узкие
"стилажные
бруки", говоря, что это выброшенные деньги. Году в 1955-м легендарный
"Фро"
Березкин наладил массовый пошив "скандинавок" из нерпы, причем с
искусно
пришитыми фирменными лейбалами, говорившими о шведском происхождении
шапок.
Поэтому стильная публика на "Бродвее" иногда выглядела весьма
своеобразно,
вычурно и вызывающе утрированно. У меня, например, был
светло-желтый
пушистый костюм, рубашка с воротничком "пике" на "плаздроне" (когда
концы
воротничка проткнуты и скреплены особой булавкой или запонкой на
цепочке),
серебряный галстук с паутиной, "бахилы" на каучуке. А к концу
десятого
класса я носил настоящий твидовый костюм, {типа
"харрис твид", сшитый на 5-й Авеню в Нью-Йорке}.
Позднее, во второй половине 50-х, на волне начавшихся
разоблачений
культа личности страсти вокруг стиляг поутихли, "стилягами" стали
обзывать
всех нехороших людей. Модных, про-западно ориентированных молодых
людей
стало больше и они как-то сами собой распались на разные категории.
Прежде
всего, на "фирменников", то есть тех, кто носил только
фирменные,
иностранные вещи, и безфирменников, позволявших себе
одеваться в
"совпаршив". Из-за страшного дефицита настоящих, "фирменных"
шмоток,
появились своеобразные "кулибины", пытавшиеся подделывать сшитые по
всем
правилам пиджаки, брюки или рубашки под "фирму". Здесь учитывалось
все - не
только примитивное наличие "лейбалов", вшитых в разных местах, а и
способы
пришивания пуговиц, приторачивания подкладки, (не говоря уже о
самом
материале подкладки), наличие специальной бархотки под воротником
пиджака и
множество других тонкостей, известных только истинным знатокам. Эта
одежда
шла на продажу как заграничная и многие неопытные модники покупались,
думая,
что им повезло. На "Бродвее" нередко бывали такие сцены: приходил
счастливый
обладатель новой "фирменной" вещи, чтобы продемонстрировать ее.
Его
обступали знатоки и начиналась экспертиза. Если обнаруживались
признаки
подделки, ее хозяин покрывался позором со словами -"чувачок,
это -
совпаршив!".
Для того, чтобы достать настоящие "фирменные" вещи,
приходилось
затрачивать немалые усилия и массу времени. Одним из безопасных,
но
малоэффективных способов "прибрахлиться" был ежедневный обход
ряда
центральных комиссионных магазинов, куда иностранцы сдавали свои вещи,
чаще
всего поношенные. Иностранцев тогда в Москве было мало, в основном
работники
посольств, никаких туристов или предпринимателей еще в страну не
пускали.
Появление в "комке" (сокращенное название комиссионки) любой
иностранной
шмотки было событием, и для того, чтобы не упустить его, приходилось
делать
обход. Естественно, что в основных "комках", известных иностранцам, у
нас
были свои знакомые продавцы, которые "закапывали" поступившую вещь,
пряча ее
от взора обычных покупателей, также шлявшихся толпами по магазинам.
Такое
припрятывание дефицитных, редких вещей было нарушением
правил
социалистической торговли и сурово наказывалось. Поэтому продавцы
шли на
риск, имея дело лишь с теми, кому они доверяли. Знакомство
поддерживалось и
постоянными денежными подачками, "парносами". В "комке" на Арбате
был
известный всем "фирменникам" продавец Петя, а в магазине на улице
Герцена,
который имел кличку "Герценок" - не менее популярный "Пал Матвеич"
Начав ходить на "Бродвей", я принял мужественное решение, отрастить
волосы "под - Тарзана", а впереди делать "кок" с пробором, а иногда, в
особо
важных случаях, - и два пробора по обе стороны от "кока". Если в
первое
время моей бродвейской жизни мне удавалось все это скрывать от
школьного
начальства, посещая уроки в обычной одежде, то с прической я уже
бросал
вызов обществу. В десятом классе я стал иногда приходить в школу заодно
и в
вызывающе-стильной бродвейской одежде.
Быть "фирменником" в 40-е, 50-е годы означало
вызов обществу со всеми вытекавшими последствиями. Ношению
заграничной
одежды придавалась еще и политическая окраска, ведь в поздние
сталинские ,
да и в первые послесталинские годы, все заграничное было объявлено
вражеским
и подпадало под борьбу с космополитизмом, низкопоклонством и т.п.
Достать
настоящие "фирменные" вещи было крайне сложно, их неоткуда было взять,
кроме
как в комиссионных магазинах, куда они сдавались иностранцами, в
основном
работниками посольств (ни туристов, ни бизнесменов в страну тогда
не
пускали), или у самих иностранцев, если удавалось познакомиться с
ними
где-то на улице, рискуя быть "взятым" на месте. Среди
"фирменников"
постепенно произошло расслоение, носившее принципиальный характер.
Появились
"штатники", то есть те, кто признавал все только американское -
музыку,
одежду, обувь, прически, головные уборы, даже косметику. Именно в этой
среде
возник тип жаргона, построенный на сочетании англоязычных корней с
русскими
суффиксами и окончаниями. Например такие слова как "шузня",
"батон",
"траузерса", "таек", "хэток", "манюшки", "герла", "лукать" и многие
другие,
перешедшие позднее в наследство поколению хиппи, а еще позднее - к
русским
эмигрантам в самой Америке.
Помимо "штатников" среди любителей "фирмы" были и те, кто
{носил только итальянское} или английское, а кто
попроще - довольствовались вещами из стран народной демократии.
Кстати,
"демократические" шмотки достать было тоже непросто, но возможностей
было
гораздо больше, - много студентов из соцлагеря училось в наших
институтах,
да и в обычных магазинах изредка "выбрасывали" что-нибудь польское
или
болгарское. Одежда была как бы униформой, по которой в армии
сразу
определяется род войск. На какой-нибудь танцульке опытный глаз
быстро
определял, кто перед тобой - "штатник", "итальяно", "бундесовый",
"демократ"
или просто "совпаршив". К началу 60-х к нам каким-то образом
просочилась
информация об особой моде, существующей в среде американских
студентов
нескольких элитарных университетов, объединенных в организацию под
названием
"Ivy League" ("Лига Плюща"), что по-русски звучит как "Айви
Лиг".
Естественно, из среды "штатников" выделилась группа, которая стала
всеми
возможными и невозможными средствами добывать информацию об этой
лиге, в
основном по части одежды. Так возникли в Москве "айвеликовые
штатники", к
которым относил себя и я. Особые мелочи в форме лацкана пиджака,
планка на
рубашке, фасон ботинок и другое - все это было лишь способом
отделиться от
других, не быть похожим ни на кого, даже на обычных "штатников".
А на
сколько все это соответствовало "штатской" действительности, сейчас
трудно
сказать. Скорее всего, во многом это было доморощенным мифом, помогавшим
нам
в деле обособления от профанов. Это было, в какой-то мере,
способом
выживания в конформистском мире советской молодежи.
Феликс Соловьев, учившийся тогда в Строительном институте
им.
Моссовета, был сыном известного партийно-хозяйственного деятеля,
товарища
Гобермана, бессменного, в течение десятилетий и всех властей,
начальника
Мосавтотранса. Это был элегантнейший и красивый от природы
человек,
поразительно похожий внешне на Гленна Миллера и одновременно - на
польского
актера Збигнева Цыбульского, когда снимал очки. Одевался он как
американец.
На квартире у "Фели" или "Филимона", как все его называли,
собиралась
постоянная богемная компания. Всех объединяла любовь к джазу, к
"штатским"
шмоткам, к современным чувихам, к красивому времяпрепровождению в
кафе
"Националь", ресторане "Арагви", к постоянному слушанию по
радиоприемнику
джазовых передач, наиболее популярной из которых была "Music USA".
Должен
сказать, что в тот ранний период, в таких компаниях ни о какой
политике не
говорили, никакого самиздата по рукам еще не ходило, все это
появилось
позднее. А тогда уже сама принадлежность к кругу "штатников" и
свойственный
им вольный и красивый образ жизни были достаточно рискованным делом.
Тем не менее, став "штатником", я почувствовал, что
находиться в
простой обывательской среде стало несколько легче. Я уже не так
выделялся из
толпы, будучи одетым, в отличие от стиляг, в широкие брюки с
узкими
манжетами. Ведь именно именно ширина брюк была главной приметой,
почему-то
вызывавшей неприязнь. Американские костюмы обычно были сделаны из
очень
доброкачественных, но неброских тканей, никаких галстуков с обезьянами
или
голыми девицами мы не носили, они были скорее плодом больного
воображения
писак-фельетонистов. Вместо длинных волосы "под-Тарзана", так
бесивших
дружинников, я перешел на короткую прическу типа "аэродром". А то,
что во
внутреннем кармане пиджака был вшит лейбл американской фирмы, а в
глубине
другого - белая вклейка с изображением швейной машинки, знаком
профсоюза
работников швейной промышленности США, было известно лишь владельцу
костюма.
Более того, весь советский народ в 50-е годы одевался в китайские
вещи, в
частности, в плащи и рубашки фирмы "Дружба", продававшиеся во
всех
магазинах. Эти изделия были очень похожи по форме на "штатские",
поскольку
изготавливались по прежним выкройкам на бывших американских
фабриках,
национализированных китайцами после прихода к власти коммунистов.
Правда,
материал был не фирменный, да и качество не то. Но это обстоятельство
все же
способствовало нашей мимикрии. Быть модным, никого особенно не
раздражая,
стало значительно легче.
Если проанализировать сейчас, почему в 50-е годы в СССР
возникло
движение "штатников", то все становится яснее, если учесть, что это
явление
было характерным не только для социалистического общества, жившего
за
железным занавесом. Когда, гораздо позднее, я начал изучать историю
развития
джаза и рок-музыки во всем мире, то обнаружил, что поклонение
определенной
части молодежи какой-либо страны элементам культуры другой страны -
явление
довольно распространенное. В послевоенные годы многие европейские
страны
оказались в плачевном экономическом состоянии, Разрушенные пути
сообщения,
предприятия и жилые дома, безработица, нехватка продуктов и многое
другое -
вот основные приметы жизни тех лет. И на этом фоне контрастом выглядело
все,
что относилось к заокеанской преуспевающей стране, начавшей довольно
мощную
экспансию в послевоенной Европе. Студебеккеры, тушенка, яичный
порошок,
одежда, ботинки, чуингам, кока-кола, джаз, кинофильмы,
блестящие
голливудские звезды - все это настолько поражало воображение европейцев,
что
Америка казалась просто раем. Американомания среди послевоенной
молодежи
была вполне оправдана. Но с ней боролись, как могли во многих
европейских
странах. Наиболее характерной ситуация была в Англии, где
отношение к
Соединенным Штатам было издавна снисходительным, как к стране без
истории,
традиций и культуры. А после окончания войны, сильно пострадав от
бомбежек,
эта страна особенно ревниво относилась ко всему, что проникало в нее
из-за
океана. А в середине 50-х туда проникли ритм-энд-блюз и рок-н-ролл,
породив
мощнейшую волну американомании среди молодых англичан. Но, когда в
начале
60-х в США появились пластинки английских бит-групп, и в первую
очередь -
"Beatles", то возникло явление, названное битломанией и,
позднее -
британским вторжением. Произошло невероятное. В США, этой
глубоко
патриотичной стране, всегда уверенной в своем недосягаемом превосходстве
над
другими странами и народами, появились молодые люди, преклонявшиеся
перед
всем английским, то есть "штатники" наоборот. На какой-то период в
США
возникла англомания. Это выразилось в интересе к старой Британской
культуре
и литературе, в частности, к творчеству Чарльза Диккенса. Возник
ряд
бит-групп с такими названиями, как "Bo Brummels" или "Sir Douglas
Quintet".
Это увлечение появилось не случайно. Здесь совпали два фактора. С
одной
стороны, недовольство молодежи ситуацией в Соединенных Штатах после
убийства
Президента Кеннеди. С другой - приезд в Америку группы "Beatles",
выражавшей
наиболее точно настроения тинэйджеров той эпохи. Так что, наши
бродвейские
стиляги и айвеликовые штатники были частью общего процесса,
представляя
отнюдь не худшую часть общества.
Глава 5. Фестиваль
....
Одним из решающих обстоятельств, повлиявших на мою дальнейшую судьбу,
стал Международный фестиваль молодежи и студентов, прошедший в Москве в
1957
году. Сейчас, оглядываясь назад, на те времена из пост
перестроечного
сегодня, осознаешь особенно ясно, какую ошибку совершила тогда
Софья
Власьевна (так мы называли Советскую Власть), устроив этот фестиваль.
Здесь,
конечно, сыграла свою роль кратковременная эйфория хрущевской
игры в
разоблачение культа личности. Кроме того, власти недооценили всю
силу
последствий приоткрывания хоть на миг "железного занавеса", настолько
они
были уверены во всепобеждающей силе советской идеологии. Первый прорыв к
нам
духа западной культуры, имевший место в период между 1945 и 1947 годами,
был
постепенно нейтрализован при помощи ряда идеологических кампаний по
борьбе с
космополитизмом, низкопоклонством и т.п. Недавние друзья и соратники
СССР, и
в первую очередь США, были объявлены лютыми врагами, и еще при жизни
Сталина
советское общество было переориентировано и четко знало, с кем ему
предстоит
бороться в будущем, и чья идеология ему не подходит. И верило в это.
Мне
кажется, что Фестиваль 1957 года стал началом краха советской
системы.
Процесс разложения коммунистического общества сделался после
него
необратимым. Фестиваль породил целое поколение диссидентов разной
степени
отчаянности и скрытности, от Вадима Делоне и Петра Якира до
"внутренне
эмигрировавших" интеллигентов с "фигой в кармане". С другой
стороны,
зародилось новое поколение партийно-комсомольских
функционеров,
приспособленцев с двойным дном, все понимавших внутри, но внешне
преданных.
Первое массовое проникновение советских людей за "железный
занавес"
произошло еще во время Великой Отечественной войны, когда советские
солдаты
и офицеры прошли по Европе, а в конце войны познакомились и с
американцами.
Вернувшимся с войны воинам уже трудно было доказать, что жизнь в
Советском
Союзе самая благоустроенная и счастливая в мире. Они своими глазами
увидели
Западную цивилизацию и стали нежелательными свидетелями этого у себя
на
Родине. Поэтому Сталин так умело и безжалостно избавился под
разными
предлогами от тех из них, под кого можно было подвести любое
обвинение, в
первую очередь от побывавших в плену. Другое дело - хрущевская
оттепель,
разоблачение "Культа личности", начальная, осторожно дозированная
информация
о массовых репрессиях и ГУЛАГе.
До 1957 года инерция мышления, привитого народу в сталинские
времена,
была достаточно велика.
настолько
неожиданным оказалось все, что они тогда увидели, узнали и почувствовали
при
общении с иностранцами. Сейчас даже бесполезно пытаться объяснять
людям
новых поколений, что крылось тогда за словом "иностранец".
Постоянная
агитация и пропаганда, направленная на воспитание ненависти
и
подозрительности ко всему зарубежному, привела к тому, что само это
слово
вызывало у любого советского гражданина смешанное чувство
страха и
восхищения, как перед шпионами. До 1957 года в СССР никаких
иностранцев
никто в глаза не видел, только в кино, да на страницах центральных
газет и
журнала "Крокодил", в виде жутких карикатур. Американцы изображались
двумя
способами - либо бедные безработные, худые, небритые люди в обносках,
вечно
бастующие, либо - толстопузый буржуй во фраке и в цилиндре, с
толстенной
сигарой в зубах, этакий "Мистер-Твистер бывший министр". Ну, была
еще и
третья категория - это совсем уж безнадежные негры, сплошь
жертвы
Ку-клукс-клана. Кукрыниксы, Борис Ефимов и другие придворные
карикатуристы
набили руку на изображениях представителей разных стран.
...
Одно из первых впечатлений от иностранцев состояло
в том, что внешне они выглядели совсем иначе, чем у нас тут
себе
представляли. Прежде всего, все были одеты по-разному, не
"стильно", а
обычно - удобно, пестро, спортивно и небрежно. Чувствовалось, что
приехавшие
к нам иностранцы вовсе не придают такого значения своей внешности, как
это
происходило у нас. Ведь в СССР только за узкие брюки, длину волос
или
толщину подошвы ботинок можно было вылететь из комсомола и
института,
внешность была делом принципа, носила знаковый характер. Западные
модники
разных периодов, так называемые "хипстеры", противопоставляющие себя
жлобам
- "скуэрам" и просто поколению родителей, тоже имели какие-то
проблемы в
своих странах, но для них это была скорее игра, романтическая,
безопасная и
никак не влиявшая на дальнейшую судьбу. Где-то в 80-е годы мне
удалось
посмотреть документальный американский фильм о том, как в начале
50-х
американское общество боролось с новой молодежной модой на джинсы. Там
были
такие кадры, когда в одной из школ учителя и родительский актив
выстраивали
учеников старшего класса на спортплощадке, и покрывали позором
двух-трех
отщепенцев, пришедших в джинсах, заставив их выйти вперед на
всеобщее
обозрение. Главным аргументом было то, что джинсы считались
очень
некрасивыми, и на этом нравоучения заканчивались, а дети продолжали
делать
то, что хотели. Но это было в довольно мрачные и нетипичные для
Америки
времена, в период маккартизма, охоты на ведьм, работы Комиссии
по
расследованию антиамериканской деятельности, борьбы с рок-н-роллом.
Ведь
тогда некоторые политики в США додумались до такого
парадоксального
"открытия", что рок-н-ролл является тайным оружием русских в
союзе с
чернокожими, и он запущен в Штаты с целью разложения и ослабления
великой
американской культуры... Но к 1957 году вся эта истерия поутихла,
рок-н-ролл
постепенно становился гордостью и достоянием Америки, а
джинсы -
неотъемлемой частью молодежной одежды.
Надо заметить, что джинсы, впервые явившиеся взорам москвичей
на
Фестивале, особого впечатления тогда не произвели, также как майки,
кеды,
спортивные шапочки и короткая стрижка "аэродром". Но уже через
некоторое
время, приглядевшись к иностранцам, многие осознали, что это и есть
"то
самое", это и есть неотъемлемая часть современного образа жизни.
Но
одновременно с этим мы увидели и более утонченную западную моду,
присущую
молодежи более старшего возраста, называвшей себя "битниками". Это
течение
продолжало эстетические традиции так называемого "потерянного
поколения",
людей, потерявших молодость в годы войны. "Битники" выглядели и вели
себя
совсем иначе, чем новомодные рок-н-рольские плейбои. Я помню, как
был
поражен их стильностью, единством образа, когда во время Фестиваля
попал на
концерт польской джазовой группы Кшиштова Комеды. Музыканты были одеты
во
все черное - свитера в обтяжку, узкие облегающие брюки, темные очки,
береты
или кепочки, мягкие узконосые туфли, типа "нейви". Сдержанная,
замкнутая
манера держать себя, без особого желания общаться. Замечательный,
тонкий
снобизм. Музыкальные пристрастия - "боп" и "кул". Мне тогда
польский
битниковский стиль показался гораздо ближе, чем
молодежно-плейбойский,
рок-н-ролльный, но я так и остался "штатником" еще лет на
пятнадцать,
предпочитая носить солидные двубортные американские костюмы,
батн-дауны с
неброскими галстуками, "шузню с разговорами".
Атмосфера Фестиваля, несмотря на его строго
предусмотренную
регламентированность, оказалась легкой и непринужденной. Энтузиазм
был
неподдельный, все было замешано на лозунге "Мир и дружба", повсюду
из
громкоговорителей звучала музыка и песни, специально приготовленные к
этому
событию, типа "Мы все за мир, клятву дают народы.." или "Если бы парни
всей
Земли..." Вся Москва была завешана эмблемами, плакатами,
лозунгами,
изображениями Голубя Мира Пабло Пикассо, гирляндами, иллюминацией.
Фестиваль
состоял из огромного числа запланированных мероприятий разного
типа, и
простого неорганизованного и неподконтрольного общения людей на
улицах в
центре Москвы и в районах нахождения гостиниц, где были расселены
гости.
Днем и вечером делегации, подчиняясь распорядку Фестиваля,
находились на
местах встреч и выступлений. Но поздним вечером и ночью начиналось
свободное
общение. Естественно, власти пытались установить контроль за
контактами, но
у них не хватало рук, так как следящие оказались каплей в море.
Фестиваль
вызвал у москвичей массовое желание общаться, причем не
только с
иностранцами, а также и между собой. Погода в течение этих двух
недель
стояла отличная и толпы народа буквально затопили главные
магистрали, по
которым проезжали на открытых грузовиках и в автобусах делегации
разных
стран, Чтобы лучше видеть происходящее, люди залезали на уступы и
крыши
домов, что приводило иногда к инцидентам. Так, например, от
наплыва
любопытных провалилась крыша Щербаковского универмага, находившегося
на
Колхозной площади, на углу Сретенки и Садового кольца. После этого
универмаг
долго ремонтировали, открыли ненадолго, а затем и вообще снесли.
Ночами
народ собирался в центре Москвы, на проезжей части улицы
Горького, у
Моссовета, на Пушкинской площади, на проспекте Маркса и в других
местах. В
основном это была молодежь, хотя иногда в толпе можно было
встретить
любопытного пожилого человека, любителя поспорить. А споры возникали
на
каждом шагу и по любому поводу, кроме, пожалуй, политики.
Во-первых -
боялись, а главное - ею в чистом виде не очень-то интересовались. На
самом
деле, политический характер был у любых споров, будь то
литература,
живопись, мода, не говоря уже о музыке, особенно о джазе. Предметами
споров
были еще недавно запрещавшиеся импрессионисты, Чюрленис, Хемингуэй и
Ремарк,
Есенин и Зощенко, входивший в моду Илья Глазунов с его
иллюстрациями к
произведениям не совсем желательного в СССР Достоевского. Это были
не
столько споры, сколько первые попытки свободно высказывать свое
мнение
другим людям, и отстаивать его. Я помню, как светлыми ночами на
мостовой
улицы Горького стояли отдельные кучки людей, в центре каждой из
них
несколько человек горячо обсуждали какую-нибудь тему. Остальные,
окружив их
плотным кольцом, вслушивались, набираясь ума-разума, привыкая к самому
этому
процессу - свободному обмену мнениями. Это были первые уроки
демократии,
первый опыт избавления от страха, первые , абсолютно новые
переживания
неподконтрольного общения. Эти кучки людей постоянно перетекали
одна в
другую. Послушав, о чем говорят в одном месте, часть народа
переходила в
другое, и так продолжалось почти до рассвета. Расходились, чтобы
немного
поспать, и с утра вновь {стараться попасть на одно из
мероприятий Фестиваля
Одним из признаков Фестиваля стала своеобразная сексуальная революция,
которая стихийно произошла в Москве в эти дни. Молодые люди и
особенно
девушки как будто сорвались с цепи. Пуританское советское общество
стало
вдруг свидетелем таких событий, которых не ожидал никто, даже
наиболее
испорченная его часть в лице чуваков и чувих. То, что произошло,
покоробило
даже меня, тогдашнего горячего сторонника свободного секса.
Поражали и
формы, и масштабы происходившего. Здесь сработали несколько
причин.
Прекрасная теплая погода, общая эйфория свободы, дружбы и любви,
тяга к
иностранцам и главное - накопившийся протест ко всей этой
пуританской
педагогике, лживой и противоестественной. Сам я не был участником
этих
событий, но слышал много рассказов, которые в основных деталях были
схожи. А
происходило вот что. К ночи, когда темнело, толпы девиц со всех
концов
Москвы пробирались к тем местам где проживали иностранные делегации.
Это
были различные студенческие общежития и гостиницы, находившиеся на
окраинах
города. Одним из таких типичных мест был гостиничный комплекс
"Турист",
построенный за ВДНХ. В то время это был край Москвы, так как дальше
жилых
домов еще не было, а шли колхозные поля. В гостиничные корпуса
советским
девушкам прорваться было невозможно, так как все было
оцеплено
профессионалами-чекистами и любителями-дружинниками. Но
запретить
иностранным гостям выходить за пределы гостиниц никто не мог.
Поэтому
массовые знакомства между приезжими парнями и поджидавшими их
местными
девушками возникали вокруг гостиниц. События развивались с
максимальной
скоростью. Никаких ухаживаний, никакого ложного кокетства. Только
что
образовавшиеся парочки скорее удалялись подальше от зданий, в
темноту, в
поля , в кусты, точно зная, чем они немедленно займутся. Особенно далеко
они
не отходили, поэтому пространство вокруг гостиниц было заполнено
довольно
плотно, парочки располагались не так уж далеко друг от друга, но в
темноте
это не имело значения. Образ загадочной, стеснительной и
целомудренной
русской девушки-комсомолки не то чтобы рухнул, а скорее обогатился
какой-то
новой, неожиданной чертой - безрассудным, отчаянным распутством. Вот
уж,
действительно "в тихом омуте..." Реакция
подразделений
нравственно-идеологического порядка не заставила себя ждать. Срочно
были
организованы специальные летучие моторизованные дружины на
грузовиках,
снабженные осветительными приборами, ножницами и парикмахерскими
машинками
для стрижки волос наголо. Когда грузовики с дружинниками, согласно
плану
облавы, неожиданно выезжали на поля и включали все фары и лампы,
тут-то и
вырисовывался истинный масштаб происходящей "оргии". Любовных пар
было
превеликое множество. Иностранцев не трогали, расправлялись
только с
девушками, а так как их было слишком много, дружинникам было ни до
выяснения
личности, ни до простого задержания. Чтобы не терять времени и
впоследствии
иметь возможность опознать хотя бы часть любительниц ночных
приключений, у
них выстригалась часть волос, делалась такая "просека", после которой
девице
оставалось только одно - постричься наголо и растить волосы заново. Так
что,
пойманных быстро обрабатывали и отпускали. Слухи о происходящем
моментально
распространились по Москве. Некоторые, особо любопытные, ходили к
гостинице
"Турист", в Лужники и в другие места, где были облавы, чтобы
просто
поглазеть на довольно редкое зрелище. Сразу после окончания
Фестиваля у
жителей Москвы появился особо пристальный интерес ко всем девушкам,
носившим
на голове плотно повязанный платок, наводивший на подозрение об
отсутствии
под ним волос. Много трагедий произошло в семьях, в учебных заведениях
и на
предприятиях, где скрыть отсутствие волос было труднее, чем просто на
улице,
в метро или троллейбусе. Еще труднее оказалось утаить от
общества
появившихся через девять месяцев малышей, чаще всего не похожих на
русских
детей, да и на собственную маму, ни цветом кожи, ни разрезом
глаз, ни
строением тела.
...
============