Не надо использовать определения, смысл которых расскрывается неверно
>О курсе «Политическая экономия»
>В МГУ вне Факультета экономики собираются вновь ввести курс «Политическая экономия». Обсуждали, и меня попросили дать записку об истоках политэкономии: были сомнения, унивесальна ли эта теория. Я дал такую записку и предложение:
>Каркасом модели политэкономии была ньютоновская картина мироздания. Адам Смит пpосто пеpевел ньютоновскую модель миpа как машины в сферу производственной и распределительной деятельности. Это было органично воспринято культурой Запада, основанием которой был механицизм. Ньютоновская механика была перенесена со всеми ее постулатами и допущениями, только вместо движения масс было движение товаpов, денег, pабочей силы. Экономика была пpедставлена машиной, действующей по ес¬тест-венным, объективным законам. Абстракция человека экономического была аналогична абстракции материальной точки в механике. Утверждалось, что отношения в экономике пpосты и могут быть выpажены на языке математики и что вообще эта машина пpоста и легко познается. Адам Смит пеpенес из ньютоновской механистической модели пpинцип pавновесия и стабильности, который стал основной догмой (вплоть до «невидимой руки», которая у ньютонианцев обозначала гравитацию).
я уже несколько раз говорил, что в ситуации, когда слишком много двигающихся материальных точек (т.е когда количество потребных для решения уравнений с огромным запасом превосходит любую теоретическую возможность их решать ), система уравнений Ньютона переходит в классическую термодинамику, в которой появляются собственные, новые переменные, не существующие в механике - энтропия, и следовательно, новые законы.
Т.е политэкономию может и строили по образу и подобию механики, но получилась то термодинамика. Создатели политэкономии может этого и не понимали или не были согласны с такой аналогией, но мы то должны это видеть и понимать. А когда говоришь об обществе в аналогии с термодинамикой, то возникают совершенно иные возможности для анализа.
В частности, в термодинамике, а конкретнее, в неравновесной термодинамике, существует понятие открытой системы, которая концептуально вполне подходила и подходит для аналитического описания советского хозяйства.
Хочу специально напомнить, что с точки зрения термодинамики, газ, жидкость, твёрдое тело(тт) вполне описываются её классическим аппаратом (термодинамика тт вполне сводима к термодинамике некого газа квазичастиц). Принципиально отлично от их описания только описание открытой системы. Упорядоченность твёрдого тела на первый взгляд может казаться хорошей моделью для упорядоченного, по сравнению, с рынком, советского хозяйствования.
Теоретический выбор между упорядоченностью твёрдого тела, и упорядоченностью открытой системы в качестве модели для описания советского хозяйства совсем не прост и не очевиден. Т.е выбор между квазикапиталистическим описанием советского хозяйства и неким иным языком совершенно не очевиден.
>Особенность политэкономии в том, что в отличие от естественных наук она включила в свою структуру идею алхимии, позволявшую исключить природу из расчета стоимости («минералы растут в земле» – они неисчерпаемы). Политэкономия опиралась на трудовую теорию стоимости. Даже в конце ХIХ в. Маркс и Энгельс отвергли второе начало термодинамики (рассеяние энергии в тепловой машине). Энгельс писал, что можно будет «вновь использовать» излученную теплоту: «Вопрос будет окончательно решен лишь в том случае, если будет показано, каким образом излученная в мировое пространство теплота становится снова используемой».
>Метафора равновесной машины (часы), приложенная к экономике, не была в политэкономии ни научным, ни логическим выводом. Это была метафизическая установка религиозного происхождения. Равновесие в экономике не было законом, открытым в политэкономии, напротив - все поиски экономических законов были основаны на вере в это равновесие.
в термодинамике это называется равновесная/квазиравновесная система
>Как это касалось России и СССР? Так, что хозяйственное и трудовое право строилось на Западе в русле представлений хрематистики (рынка), а в советском обществе — согласно представлениям экономии, то есть хозяйства, ведущегося не ради прибыли, а ради потребления. Понятно, что различными были в этих двух системах права категории собственности, капитала, труда, денег и т.д.
>В 20-30-е годы СССР стала складываться разновидность хозяйства, присущего модернизированным традиционным обществам. Политэко¬номия принципиально не изучает хозяйства такого типа.
да нет уж, неравновесная политэкономия вполне может изучать такие системы, хотя равновесная политэкономия не может. Разница такая же, как между равновесной и неравновесной термодинамикой. только неравновесная термодинамика может изучать живые существа.
>Однако, придя в России к власти, коммунисты приняли в качестве официальной идеологии марксизм с его политэкономией. Это учение, объясняющее иной тип общества и хозяйства — западный, о чем Маркс много раз предупреждал. Это теории и реальности временно маскировалось в СССР бедствиями и перегрузками, которые заставляли действовать исходя из здравого смысла. Но несоответствие сразу выявилось в благополучный период «застоя».
трудно понять, что противоположностью/альтернативой термодинамике идеального газа является не термодинамика твёрдого тела, а термодинамика живого существа. Ведь выглядит так, что в твёрдых телах есть упорядоченность и нет хаотического движения - т.е упорядоченное советское хозяйство вполне можно было попытаться представить как некую модель твёрдого тела. А твёрдое тело описывается теми же методами, что и газ. Эту модельную разницу между упорядоченностью живого, и упорядоченностью твёрдого тела концептуально совершенно не просто распознать и сделать выбор.
А неравновесная термодинамика и равновесная оперируют одними и теми же понятиями, только разным образом. Кроме того, сам аппарат неравновесной термодинамики развился ближе к концу жизни СССР, т.е даже из общественной жизни политэкономии трудно/не откуда было брать модели и идеи для собственного выражения.
Если мы берём в качестве базовой модели, что политэкономия отражает базовый уровень развития физики, а конкретно термодинамики, то при всём понимании, что политэкономия капитализма принципиально не подходит для описания советского общества, в годы, когда вопрос активно дискутировался, не было подходящего понятийного аппарата для построения на его основе адекватного языка политэкономии. По сути исход этой теоретической дискуссии, зашедшей в некое равновесное положение, должен был решиться балансом элитных отношений.
Однако не надо переоценивать важность совершенного аналитического и теоретического выражения неких идей. Если образ жизни соответствует этим идеям, то даже их слабая выраженность в теории не мешает обществу. И наоборот - если общество перестало соответствовать некому образу жизни, то как бы его не оформляли теоретически, этот образ жизни будет сметён. Например, усилиями Романовых, народ в РИ отпал от Церкви ко второй половине 19 века, хотя общественные отношения строились с учётом Церкви и её взглядов. И хотя Николай II прикладывал все усилия для восстановления этой связи, было уже поздно - страна развалилась, и новое общество стало на волне этой инерции атеистическим.
>То хозяйство, которое реально создавалось в СССР, было насильно втиснуто в непригодные для него понятийные структуры хрематистики. Была создана химера «политической экономии социализма». Этот процесс был непростым и длительным. Вначале стали восстанавливаться традиционные («естественные», по выражению М. Вебера) взгляды на хозяйство и производственные отношения. Главными укладами во время НЭПа становились трудовая крестьянская семья и вертикальная кооперация на селе (изученные А.В. Чаяновым), малые предприятия традиционного капитализма (НЭП в городе), первые крупные предприятия социалистического типа в промышленности.
непонятность теоретического выбора между моделью термодинамики тт и термодинамики живого существа не помешала советскому обществу исключительно правильно построить все ключевые системы хозяйствования - трёхконтурная финансовая система, планирование, множество общих инфраструктур.
споткнулись только на воспитании человека, на стимуляции, на образе человека, который должен был работать в этом обществе. Этому человеку приписали буржуазные стремления. А это в любом случае не вопрос политэкономии, это вопрос более высокого гуманитарного контура.
А на самом деле вопрос спотыкания лежал совершенно в иной плоскости. СССР был организован и рождён не только элитами КПСС, но и прагматическими элитами бывшего Генштаба РИ. И следовательно в элитах СССР, изначально, вес прагматиков, не верящих в коммунизм, но верящих в Россию, в государство, был не менее 30-50 %. И динамика внутриэлитных отношений и определила судьбу СССР и процессы в советском обществе, и это не имело ни какого отношения к политэкономии.
>Ленин, став во главе правительства, быстро проникнулся мышлением экономии (в смысле Аристотеля). Когда читаешь его документы, видишь, что и следа нет хрематистики и трудовой теории стоимости.
>На начальном этапе становления советской экономической системы дискуссия шла именно по вопросу о применимости к ней теории трудовой стоимости. История изложена в книге Д.В. Валового «Экономика: взгляды разных лет» (М.: Наука. 1989). Большая часть экономистов склонялась тогда к тому, что «ни ценность, ни стоимость в социалистическом обществе существовать не могут и не будут» (В. Осинский, 1925). О том, насколько непросто было заставить мыслить советское хозяйство в понятиях трудовой теории стоимости, говорит тот факт, что первый учебник политэкономии удалось подготовить, после двадцати лет дискуссий, лишь в 1954 году! К. Островитянов писал в 1958 г.: «Трудно назвать другую экономическую проблему, которая вызывала бы столько разногласий и различных точек зрения, как проблема товарного производства и действия закона стоимости при социализме».
>В 1925 г. в Коммунистической академии прошла дискуссия о предмете политэкономии. Докладчиком был И. Скворцов-Степанов, который утверждал, что политэкономия изучает любой вид хозяйственной деятельности и что необходимо разрабатывать «политэконо¬мию социализма». Это встретило поддержку только двух ораторов — историка М. Покровского и А. Богданова, остальные 12 выступавших решительно возражали, утверждая, что политэкономия — наука, изучающая товарное производство и меновые отношения.
>В отчете Скворцов-Степанов выговорил оппонентам: «Невыразимая методологическая нелепость подобных разграничений не бьет в глаза ни авторам, ни читателям: установившаяся у нас “предвзятость” делает и авторов, и читателей слепыми к подобной чепухе».
>Расшумелся Скворцов-Степанов зря, потому что из всего контекста «Капитала» прямо следует, что политэкономия исследует именно и только товарное производство и движение меновых стоимостей. Всякое «натуральное» хозяйство (экономия, а не хрематистика), выводится за рамки политэкономии, и Маркс берет сведения из натурального хозяйства только для иллюстрации, для контраста.
>Американский экономист и историк экономики И. Кристол также вводит разграничение: «Экономическая теория занимается поведением людей на рынке. Не существует некапиталистической экономической теории».
>Давлению сторонников политэкономии социализма помогало понятное желание иметь свою «законную» теорию хозяйственного строительства. А.В. Чаянов считал, что следует разрабатывать частную, «особую политэкономию» для каждой незападной страны. Однако при этом терялся сам смысл политэкономии как общей, абстрактной теории, само название «политэкономия» становилось чисто условным. С начала 30-х годов экономисты начали «сдаваться» — занялись разработкой политэкономии социализма. Однако вплоть до 1941 г., как пишет А. Пашков, «советские экономисты упорно твердили: наш товар — не товар, наши деньги — не деньги» (а после 1941 и до 1945 г., видимо, не до того было).
>В январе 1941 г. при участии Сталина в ЦК ВКП(б) состоялось обсуждение макета учебника по политэкономии. А. Пашков отмечает «проходившее красной нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме, толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции затрат предприятия». Сталин на том совещании предупреждал: «Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат».
>Видимо, не имея возможности оторваться от «научного марксизма» в экономике, Сталин интуитивно чувствовал неадекватность трудовой теории стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. Он сопротивлялся наложению этой теории на хозяйственную реальность, но сопротивлялся неявно и нерешительно, не имея для самого себя окончательного ответа. В феврале 1952 г., после обсуждения нового макета учебника (оно состоялось в ноябре 1951 г.), Сталин встретился с группой экономистов и давал пояснения по своим замечаниям. Он сказал, в частности: «Товары — это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т.д. Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары... К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства».
>Очевидно, что такие товары существуют и при натуральном хозяйстве, начиная с зачатков земледелия. В «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин сказал: «Не может быть сомнения, что при наших нынешних социалистических условиях производства закон стоимости не может быть “регулятором пропорций” в деле распределения труда между различными отраслями производства».
>В неявном виде дав в «Экономических проблемах социализма в СССР» определение Аристотеля для двух разных типов хозяйства — экономики и хрематистики, — Сталин предупредил о непригодности трудовой теории стоимости для объяснения советского хозяйственного космоса в целом. После смерти Сталина тех, кто пытался разрабатывать «частную» политэкономию советского хозяйства как нетоварного, загнали в угол.
>Несмотря на эти дискуссии, советская экономическая наука начиная с конца 50-х годов стала пользоваться языком и аппаратом хрематистики, что в конце концов привело к ее фатальной гибридизации с неолиберализмом в его разрушительной версии. Как только, после смерти Сталина, в официальную идеологическую догму была возведена «политэкономия социализма» с трудовой теорией стоимости, в советском обществе стало распространяться мнение, что и в СССР работники производят прибавочную стоимость и являются объектом эксплуатации. В воображении был создан и «класс эксплуататоров» — бюрократия. Сам марксизм создал «троянского коня», в чреве которого в СССР ввозились идеи, разрушающие общество.
>В учебном плане по направлению «Политическая экономия» следовало бы дать введение об истории и постулатах этой дисциплины, а также соотнести ее с той моделью народного хозяйства, которая действует в России. Если политическая экономия этой модели не отвечает, то придется найти особые резоны, чтобы ее преподавать.
весь остальной текст подтверждает правильность тезисов о непонятности и сложности теоретического выбора между моделью термодинамики твёрдого тела и термодинамики живого существа и предопределённостью выбора в этом вопросе в соответствии с балансом элит
и того, что на самом деле вопрос спотыкания СССР лежал в плоскости внутриэлитных пропорций сил, создавших СССР - СССР был организован и рождён не только элитами КПСС, но и прагматическими элитами бывшего Генштаба РИ. И следовательно в элитах СССР изначально вес прагматиков, не верящих в коммунизм, но верящих в Россию, в государство, был не менее 30-50 %. И динамика внутриэлитных отношений и определила судьбу СССР и процессы в советском обществе
