Не надо использовать определения, смысл которых расскрывается неверно
>О курсе «Политическая экономия»
>В МГУ вне Факультета экономики собираются вновь ввести курс «Политическая экономия». Обсуждали, и меня попросили дать записку об истоках политэкономии: были сомнения, унивесальна ли эта теория. Я дал такую записку и предложение:
>Каркасом модели политэкономии была ньютоновская картина мироздания. Адам Смит пpосто пеpевел ньютоновскую модель миpа как машины в сферу производственной и распределительной деятельности. Это было органично воспринято культурой Запада, основанием которой был механицизм. Ньютоновская механика была перенесена со всеми ее постулатами и допущениями, только вместо движения масс было движение товаpов, денег, pабочей силы. Экономика была пpедставлена машиной, действующей по ес¬тест-венным, объективным законам. Абстракция человека экономического была аналогична абстракции материальной точки в механике. Утверждалось, что отношения в экономике пpосты и могут быть выpажены на языке математики и что вообще эта машина пpоста и легко познается. Адам Смит пеpенес из ньютоновской механистической модели пpинцип pавновесия и стабильности, который стал основной догмой (вплоть до «невидимой руки», которая у ньютонианцев обозначала гравитацию).
я уже несколько раз говорил, что в ситуации, когда слишком много двигающихся материальных точек (т.е когда количество потребных для решения уравнений с огромным запасом превосходит любую теоретическую возможность их решать ), система уравнений Ньютона переходит в классическую термодинамику, в которой появляются собственные, новые переменные, не существующие в механике - энтропия, и следовательно, новые законы.
Т.е политэкономию может и строили по образу и подобию механики, но получилась то термодинамика. Создатели политэкономии может этого и не понимали или не были согласны с такой аналогией, но мы то должны это видеть и понимать. А когда говоришь об обществе в аналогии с термодинамикой, то возникают совершенно иные возможности для анализа.
В частности, в термодинамике, а конкретнее, в неравновесной термодинамике, существует понятие открытой системы, которая концептуально вполне подходила и подходит для аналитического описания советского хозяйства.
Хочу специально напомнить, что с точки зрения термодинамики, газ, жидкость, твёрдое тело(тт) вполне описываются её классическим аппаратом (термодинамика тт вполне сводима к термодинамике некого газа квазичастиц). Принципиально отлично от их описания только описание открытой системы. Упорядоченность твёрдого тела на первый взгляд может казаться хорошей моделью для упорядоченного, по сравнению, с рынком, советского хозяйствования.
Теоретический выбор между упорядоченностью твёрдого тела, и упорядоченностью открытой системы в качестве модели для описания советского хозяйства совсем не прост и не очевиден. Т.е выбор между квазикапиталистическим описанием советского хозяйства и неким иным языком совершенно не очевиден.
>Особенность политэкономии в том, что в отличие от естественных наук она включила в свою структуру идею алхимии, позволявшую исключить природу из расчета стоимости («минералы растут в земле» – они неисчерпаемы). Политэкономия опиралась на трудовую теорию стоимости. Даже в конце ХIХ в. Маркс и Энгельс отвергли второе начало термодинамики (рассеяние энергии в тепловой машине). Энгельс писал, что можно будет «вновь использовать» излученную теплоту: «Вопрос будет окончательно решен лишь в том случае, если будет показано, каким образом излученная в мировое пространство теплота становится снова используемой».
>Метафора равновесной машины (часы), приложенная к экономике, не была в политэкономии ни научным, ни логическим выводом. Это была метафизическая установка религиозного происхождения. Равновесие в экономике не было законом, открытым в политэкономии, напротив - все поиски экономических законов были основаны на вере в это равновесие.
в термодинамике это называется равновесная/квазиравновесная система
>Как это касалось России и СССР? Так, что хозяйственное и трудовое право строилось на Западе в русле представлений хрематистики (рынка), а в советском обществе — согласно представлениям экономии, то есть хозяйства, ведущегося не ради прибыли, а ради потребления. Понятно, что различными были в этих двух системах права категории собственности, капитала, труда, денег и т.д.
>В 20-30-е годы СССР стала складываться разновидность хозяйства, присущего модернизированным традиционным обществам. Политэко¬номия принципиально не изучает хозяйства такого типа.
да нет уж, неравновесная политэкономия вполне может изучать такие системы, хотя равновесная политэкономия не может. Разница такая же, как между равновесной и неравновесной термодинамикой. только неравновесная термодинамика может изучать живые существа.
>Однако, придя в России к власти, коммунисты приняли в качестве официальной идеологии марксизм с его политэкономией. Это учение, объясняющее иной тип общества и хозяйства — западный, о чем Маркс много раз предупреждал. Это теории и реальности временно маскировалось в СССР бедствиями и перегрузками, которые заставляли действовать исходя из здравого смысла. Но несоответствие сразу выявилось в благополучный период «застоя».
трудно понять, что противоположностью/альтернативой термодинамике идеального газа является не термодинамика твёрдого тела, а термодинамика живого существа. Ведь выглядит так, что в твёрдых телах есть упорядоченность и нет хаотического движения - т.е упорядоченное советское хозяйство вполне можно было попытаться представить как некую модель твёрдого тела. А твёрдое тело описывается теми же методами, что и газ. Эту модельную разницу между упорядоченностью живого, и упорядоченностью твёрдого тела концептуально совершенно не просто распознать и сделать выбор.
А неравновесная термодинамика и равновесная оперируют одними и теми же понятиями, только разным образом. Кроме того, сам аппарат неравновесной термодинамики развился ближе к концу жизни СССР, т.е даже из общественной жизни политэкономии трудно/не откуда было брать модели и идеи для собственного выражения.
Если мы берём в качестве базовой модели, что политэкономия отражает базовый уровень развития физики, а конкретно термодинамики, то при всём понимании, что политэкономия капитализма принципиально не подходит для описания советского общества, в годы, когда вопрос активно дискутировался, не было подходящего понятийного аппарата для построения на его основе адекватного языка политэкономии. По сути исход этой теоретической дискуссии, зашедшей в некое равновесное положение, должен был решиться балансом элитных отношений.
Однако не надо переоценивать важность совершенного аналитического и теоретического выражения неких идей. Если образ жизни соответствует этим идеям, то даже их слабая выраженность в теории не мешает обществу. И наоборот - если общество перестало соответствовать некому образу жизни, то как бы его не оформляли теоретически, этот образ жизни будет сметён. Например, усилиями Романовых, народ в РИ отпал от Церкви ко второй половине 19 века, хотя общественные отношения строились с учётом Церкви и её взглядов. И хотя Николай II прикладывал все усилия для восстановления этой связи, было уже поздно - страна развалилась, и новое общество стало на волне этой инерции атеистическим.
>То хозяйство, которое реально создавалось в СССР, было насильно втиснуто в непригодные для него понятийные структуры хрематистики. Была создана химера «политической экономии социализма». Этот процесс был непростым и длительным. Вначале стали восстанавливаться традиционные («естественные», по выражению М. Вебера) взгляды на хозяйство и производственные отношения. Главными укладами во время НЭПа становились трудовая крестьянская семья и вертикальная кооперация на селе (изученные А.В. Чаяновым), малые предприятия традиционного капитализма (НЭП в городе), первые крупные предприятия социалистического типа в промышленности.
непонятность теоретического выбора между моделью термодинамики тт и термодинамики живого существа не помешала советскому обществу исключительно правильно построить все ключевые системы хозяйствования - трёхконтурная финансовая система, планирование, множество общих инфраструктур.
споткнулись только на воспитании человека, на стимуляции, на образе человека, который должен был работать в этом обществе. Этому человеку приписали буржуазные стремления. А это в любом случае не вопрос политэкономии, это вопрос более высокого гуманитарного контура.
А на самом деле вопрос спотыкания лежал совершенно в иной плоскости. СССР был организован и рождён не только элитами КПСС, но и прагматическими элитами бывшего Генштаба РИ. И следовательно в элитах СССР, изначально, вес прагматиков, не верящих в коммунизм, но верящих в Россию, в государство, был не менее 30-50 %. И динамика внутриэлитных отношений и определила судьбу СССР и процессы в советском обществе, и это не имело ни какого отношения к политэкономии.
>Ленин, став во главе правительства, быстро проникнулся мышлением экономии (в смысле Аристотеля). Когда читаешь его документы, видишь, что и следа нет хрематистики и трудовой теории стоимости.
>На начальном этапе становления советской экономической системы дискуссия шла именно по вопросу о применимости к ней теории трудовой стоимости. История изложена в книге Д.В. Валового «Экономика: взгляды разных лет» (М.: Наука. 1989). Большая часть экономистов склонялась тогда к тому, что «ни ценность, ни стоимость в социалистическом обществе существовать не могут и не будут» (В. Осинский, 1925). О том, насколько непросто было заставить мыслить советское хозяйство в понятиях трудовой теории стоимости, говорит тот факт, что первый учебник политэкономии удалось подготовить, после двадцати лет дискуссий, лишь в 1954 году! К. Островитянов писал в 1958 г.: «Трудно назвать другую экономическую проблему, которая вызывала бы столько разногласий и различных точек зрения, как проблема товарного производства и действия закона стоимости при социализме».
>В 1925 г. в Коммунистической академии прошла дискуссия о предмете политэкономии. Докладчиком был И. Скворцов-Степанов, который утверждал, что политэкономия изучает любой вид хозяйственной деятельности и что необходимо разрабатывать «политэконо¬мию социализма». Это встретило поддержку только двух ораторов — историка М. Покровского и А. Богданова, остальные 12 выступавших решительно возражали, утверждая, что политэкономия — наука, изучающая товарное производство и меновые отношения.
>В отчете Скворцов-Степанов выговорил оппонентам: «Невыразимая методологическая нелепость подобных разграничений не бьет в глаза ни авторам, ни читателям: установившаяся у нас “предвзятость” делает и авторов, и читателей слепыми к подобной чепухе».
>Расшумелся Скворцов-Степанов зря, потому что из всего контекста «Капитала» прямо следует, что политэкономия исследует именно и только товарное производство и движение меновых стоимостей. Всякое «натуральное» хозяйство (экономия, а не хрематистика), выводится за рамки политэкономии, и Маркс берет сведения из натурального хозяйства только для иллюстрации, для контраста.
>Американский экономист и историк экономики И. Кристол также вводит разграничение: «Экономическая теория занимается поведением людей на рынке. Не существует некапиталистической экономической теории».
>Давлению сторонников политэкономии социализма помогало понятное желание иметь свою «законную» теорию хозяйственного строительства. А.В. Чаянов считал, что следует разрабатывать частную, «особую политэкономию» для каждой незападной страны. Однако при этом терялся сам смысл политэкономии как общей, абстрактной теории, само название «политэкономия» становилось чисто условным. С начала 30-х годов экономисты начали «сдаваться» — занялись разработкой политэкономии социализма. Однако вплоть до 1941 г., как пишет А. Пашков, «советские экономисты упорно твердили: наш товар — не товар, наши деньги — не деньги» (а после 1941 и до 1945 г., видимо, не до того было).
>В январе 1941 г. при участии Сталина в ЦК ВКП(б) состоялось обсуждение макета учебника по политэкономии. А. Пашков отмечает «проходившее красной нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме, толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции затрат предприятия». Сталин на том совещании предупреждал: «Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат».
>Видимо, не имея возможности оторваться от «научного марксизма» в экономике, Сталин интуитивно чувствовал неадекватность трудовой теории стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. Он сопротивлялся наложению этой теории на хозяйственную реальность, но сопротивлялся неявно и нерешительно, не имея для самого себя окончательного ответа. В феврале 1952 г., после обсуждения нового макета учебника (оно состоялось в ноябре 1951 г.), Сталин встретился с группой экономистов и давал пояснения по своим замечаниям. Он сказал, в частности: «Товары — это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т.д. Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары... К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства».
>Очевидно, что такие товары существуют и при натуральном хозяйстве, начиная с зачатков земледелия. В «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин сказал: «Не может быть сомнения, что при наших нынешних социалистических условиях производства закон стоимости не может быть “регулятором пропорций” в деле распределения труда между различными отраслями производства».
>В неявном виде дав в «Экономических проблемах социализма в СССР» определение Аристотеля для двух разных типов хозяйства — экономики и хрематистики, — Сталин предупредил о непригодности трудовой теории стоимости для объяснения советского хозяйственного космоса в целом. После смерти Сталина тех, кто пытался разрабатывать «частную» политэкономию советского хозяйства как нетоварного, загнали в угол.
>Несмотря на эти дискуссии, советская экономическая наука начиная с конца 50-х годов стала пользоваться языком и аппаратом хрематистики, что в конце концов привело к ее фатальной гибридизации с неолиберализмом в его разрушительной версии. Как только, после смерти Сталина, в официальную идеологическую догму была возведена «политэкономия социализма» с трудовой теорией стоимости, в советском обществе стало распространяться мнение, что и в СССР работники производят прибавочную стоимость и являются объектом эксплуатации. В воображении был создан и «класс эксплуататоров» — бюрократия. Сам марксизм создал «троянского коня», в чреве которого в СССР ввозились идеи, разрушающие общество.
>В учебном плане по направлению «Политическая экономия» следовало бы дать введение об истории и постулатах этой дисциплины, а также соотнести ее с той моделью народного хозяйства, которая действует в России. Если политическая экономия этой модели не отвечает, то придется найти особые резоны, чтобы ее преподавать.
весь остальной текст подтверждает правильность тезисов о непонятности и сложности теоретического выбора между моделью термодинамики твёрдого тела и термодинамики живого существа и предопределённостью выбора в этом вопросе в соответствии с балансом элит
и того, что на самом деле вопрос спотыкания СССР лежал в плоскости внутриэлитных пропорций сил, создавших СССР - СССР был организован и рождён не только элитами КПСС, но и прагматическими элитами бывшего Генштаба РИ. И следовательно в элитах СССР изначально вес прагматиков, не верящих в коммунизм, но верящих в Россию, в государство, был не менее 30-50 %. И динамика внутриэлитных отношений и определила судьбу СССР и процессы в советском обществе
Часть II, методическая. Плоха ли механика в качестве способа описания человека ?
В первой части была рассмотрена базовая модель для политэкономии, которая явилась естественным обобщением подхода СГКМ к политэкономии. Нетрудно заметить, что речь шла именно о модели, в которую превратилась базовая метафора СГКМ, т.к в рамках обобщения подхода СГКМ оказалось возможно охватить все нюансы о политэкономии, которые были в тексте СГКМ.
Однако за пределами статьи осталось обсуждение вопроса о ценности такого подхода, о его конечной правомерности, ведь речь идёт не больше и не меньше чем об моделировании поведения человека и даже целого общества. Понятно, что вопрос моделирования человека просто бесконечен на сегодняшний день, и надо ставить некоторые ограничения, смысл которых никогда не обсуждался СГКМ при демонстрации нам подхода западного общества к описанию поведения человека. СГКМ всегда разговаривал с нами только об ограничениях самого подхода, поневоле выставляя полными идиотами все правящие верхушки западного общества и все тех людей, интеллектом которых были выработаны эти подходы.
СГКМ любит говорить о инженерном подходе, но наука это такой же инструмент для инженера разработчика, а каждый инструмент определённым образом проектируется под ту или иную область использования, их не находят в земле как клад, и на деревьях такие инструменты не растут. Из обсуждения на форуме лично я никак не могу сделать вывод, что причины вызвавшие к жизни принятый на Западе подход сколь нибудь понятны хоть для кого либо, хотя я и верю в обратное. Именно потому, что я это не замечаю, хоть и верю в это, я собираюсь выступить в роли КО и попробую описать/изложить тот набор совершенно очевидных вещей, по которым на Западе используют экономикс/политэкономию (я не собираюсь тратить время на обсуждения различия/тождества этих дисциплин т.к это выходит за рамки темы ) для описания общества.
Попробуем осмыслить выбор Запада. Итак - плохо или хорошо моделировать человека хотя бы в рамках ньютоновской механики. Ньютоновская механика позволяет моделировать поведение модельных объектов при воздействии неких сил, используя понятия массы и ускорения. При этом сами объекты могут быть как точечными, когда структура объекта неважна в изучаемых условиях, так и имеющими структуру, когда её уже нельзя игнорировать в изучаемых условиях - для изучения деталей поведения объёмных тел существует инструментарий разнообразных моментов. Итак первое - для механики необходимо иметь метрику и массу, так как все остальные инструменты механики производны от этих величин.
Но что изучает механика, и насколько интересны её возможности для описания поведения человека ? Понятия массы, силы и ускорения не являются независимыми понятиями, самостоятельно определяется лишь ускорение, а вот масса и сила взаимосвязанные понятия. Сила лишь некая общая причина вызывающая изменения скорости, масса является лишь характеристикой этого воздействия. Из всех возможных методов воздействия механика изучает лишь те, которые приводят к изменению координат. Всегда, когда возможно задание некого чисто математического понятия расстояния и возможно говорить о воздействиях, приводящих к изменению координат тела, можно говорить о механике. Масса же, как следует из математики, по смыслу это источник . Таким же источником, но в другой дисциплине физики - в электродинамике, является заряд.
Следует немного подробнее высказаться о источниках, и их смысле при описании человека.
Система координат, и следовательно метрика, необходима для любой науки, желающей работать с цифрами, а не просто с глубокомысленными заклинаниями. Но каков смысл понятия массы, отличный от того, что мы выносим из математических уравнений, связанных с этим понятием ? Определение массы как меры инертности ничего, в интересующем нас смысле, не скажет. Но так как масса, как и заряд, как и объём, является важнейшим параметром некоторых уравнений с источниками, то смысл можно понять. Когда у нас есть некий параметр, который связан со способностью активного воздействия на окружение, и мы способны измерить величину самого параметра, и измерить всё его воздействие на окружение, то у нас есть уравнение с источниками, а данный параметр есть источник некого взаимодействия, его причина.
При всей кажущейся широте этого определения, в физике реально есть всего несколько типов взаимодействия.
Понятно, что способность осознано воздействовать на окружающий мир, в том числе и на других людей есть фундаментальное качество человека, именно то, что отличает его от вещей, от мёртвой материи. К таким качествам у человека относится воля, ум, различные способности. Ни одно из этих качеств не возможно измерять напрямую, как и их воздействие.
Но саму по себе способность человека изменять окружающий мир эти простейшие уравнения с источниками уже способны описать. Т.е в принципе, у нас уже есть инструментарий для простейшего, ограниченного и неполного, но принципиально правильного моделирования поведения человека. Даже в рамках механики есть параметры, которые очень интересны с точки зрения описания поведения человека - способность человека изменять окружающий мир своим трудом, приложенной энергией вполне поддаётся описанию даже в рамках механики. Другое дело, что эти рамки чересчур широки, они описывают не только человека и не содержат описания поведения характерного только для человека - разумное поведение никак не возможно описать в этих рамках.
Но это никак не меняет того, что даже в рамках простейшей физической дисциплины - механики, у нас есть принципиальная модель правильного описания поведения человека, хотя и ограниченная и неполная. Однако та же самая механика, в применении к большому числу объектов описания легко приводит к другому аппарату, о котором шла речь в первой части - аппарату термодинамики, который формально состоит из понятий, целиком содержащихся в рамках механики, но не объяснимый в этих рамках. Для объяснения/раскрытия смысла этих понятий необходим аппарат статистической физики, который приводит нас к вероятностному описанию поведения системы частиц. Вероятностное описание поведения это второй принципиально возможный инструмент описания разумного существа.
Т.е механика, и вообще всё, что связанно с источниками, способна реалистично моделировать способность человеческого общества по изменению мира, в котором оно находится. А термодинамика способна это делать несравнимо более осмысленно, сильно расширяя рамки пригодного для моделирования поведения ввиду опоры на вероятностное описание - благодаря этому термодинамика способна связывать способность изменять окружающий мир с разумностью человеческого поведения.
Потому способность человека менять своим трудом окружающую реальность хорошо моделируется термодинамикой и является более чем осмысленной попыткой описания разумности его поступков в общественной жизни. Т.е термодинамический подход позволяет описать даже связь физического и интеллектуального труда в общественной жизни и способность человека менять своим трудом окружающий его мир.
Считать это недостаточным научным языком есть проявление лукавого высокомерия, учитывая исключительную экономность выбора научных параметров описания.
Остаётся рассмотреть моделирование структуры самого объекта - для этого в физике для бесструктурных объектов есть материальная точка, для моделирования способности изменять окружение, когда можно говорить о разных знаках такого воздействия есть понятия заряда, есть квантовая механика с её вероятностным подходом, тоже дающая некую дополнительную возможность описания свободы воли и поднимающая это описание не следующую степень реалистичности благодаря своему более глубокому пониманию вероятностного описания - или обратная сторона этого описания, когда каждый объект предполагается имеющим бесконечно сложную и взаимосвязанную единую структуру, которая является системой. Есть понятия поля - для моделирования всей совокупности воздействий.
Помимо понятия поля существует понятие пространства, как формализованного описания всей совокупности состояний, в которых возможно пребывание моделируемого явления. Пространства сплошь и рядом бывают бесконечными.
т.е при всей условности и ограниченности такого моделирования, тем не менее наука в лице физики имеет достаточный развитый понятийный аппарат для моделирования принципиально важных особенностей поведения человека.
Остаётся выяснить, можно ли считать понятие труда одним из основных характеристик человека, или исходить из того, что способность, скажем, скабрезничать, или лгать, или например хамить более фундаментальна, чем способность своим трудом изменять окружающий мир. А если способность к преобразованию собственными усилиями окружающей жизни признаётся важнейшей особенностью человека, то следующим теоретическим вопросом в описании поведения человека становится вопрос достаточности такого представления о человеке и методах которыми он изменяет окружающую жизнь.
Т.е можно ли считать, что только собственным трудом человек может менять окружающую реальность, или этого возможно добиваться просто усилием мысли, воли и желания. Т.е захотел, и всё уже изменилось без прикладывания труда, без затрат материальных ресурсов и энергии.
Собственно, если не делать таких воодушевляющих предположений о возможностях человека, то подход термодинамики становится едва ли не единственным.
Можно конечно обвинить термодинамику в том, что при её помощи вычисляют условия производства оружия, убивающего людей и потому отвергнуть эту негуманную науку, но физики давно смирились с ней - термодинамика это старая и властная тётка, которую никто не любит, но без которой нет семьи и от которой никуда не деться