С.Г.Кара-Мурза: Мне напомнили, чтобы выложил остальные части доклада. Я думал, он есть на сайте
Начинаем серию семинаров 2014/15 г. по теме «Украина: предпосылки и факторы современного кризиса».
Обсуждать будем не злободневные события и прогнозы, а исторические, социальные и культурные условия, которые соединили все частные кризисы и толкнули систему Украины в коридор, с очень большой вероятностью ведущий к катастрофе, которая зацепит и Россию.
Особое внимание уделим тем факторам, которые сделали государство, общество и культуру постсоветской России беспомощными в предотвращении этого кризиса.
На первом заседании наметим общие черты проблемы и изложим ряд предварительных положений методического характера.
1. Необходимость пересмотра методологического подхода
Представляется, что для данной темы неприемлемо исходить из установок эссенциализма – искать причины в «украинском характере», в Запорожской Сечи, петлюровщине, махновщине или бандеровщине, даже в травмах I или II Мировых войн. Если на «Майдане» и можно найти какие-то элементы стиля этих движений и субкультур, то сегодня это инструменты инсценировки, взятые из подручного культурно-исторического запаса.
В подобные инсценировки едва ли не более глубоко погрузилось и российское общество с его культом «белой гвардии», захоронением с хоругвями эсера Каппеля или казаками. В политическом насилии Россия до последнего времени была намного впереди Украины: расстрел Верховного Совета РФ в центре Москвы, две чеченских войны, терроризм – этого нельзя забывать, и никому не приходило в голову объяснять эти феномены «русским характером» или «генетической памятью» о Чапаеве или Шамиле.
Майдан и массовая русофобия – продукты постсоветской политики и культуры. Заинтересованные силы начали производить эти продукты из нормальных, но «контуженных перестройкой» советских людей, бывших пионеров, комсомольцев и коммунистов, выпускников университетов, партийных школ и военных академий – без всяких мутаций или зомбирования.
Лауреат Ленинской премии Л. Кучма, из крестьянской семьи, сын геройски погибшего в 1942 г. старшего сержанта, ставший конструктором ракетно-космической техники, в 28 лет ставший техническим руководителем испытаний на космодроме Байконур, секретарь парткома и затем директор «Южмаша», жил и не думал, что станет миллиардером, будет покровительствовать нео-бандеровцам и писать книгу «Украина не Россия». Никакая «генетическая память» его на этот путь не толкнула.
Слабыми были позиции украинских националистов и в 1917 г. Глава образованного Радой правительства (Директории) В.К. Винниченко в воспоминаниях 1920 г., признает «исключительно острую неприязнь народных масс к Центральной раде» во время ее изгнания в 1918 г. большевиками, а также говорит о враждебности, которую вызывала проводимая Радой политика «украинизации». Он добавляет, в упрек украинцам: «Ужасно и странно во всем этом было то, что они тогда получили все украинское — украинский язык, музыку, школы, газеты и книги».
Политизация этнического чувства на Украине даже в конце перестройки была еще очень слабой. Вот вывод исследований 1989-1990 гг.: «Наибольшую значимость этих [этнических] вопросов выразило население Прибалтийских республик (максимальное значение – 23%, минимальное – Украина – 6%)… [На Украине] кроме гуманитарной интеллигенции (писателей, журналистов, педагогов) этими вопросами мало кто встревожен… Проблематика “крови и почвы” волнует преимущественно националистические почвенные группы. … В целом их позиция мало значима для основной массы населения (на Украине этот пункт анкеты получил наименьшее число голосов – 1%; близкие данные по Казахстану – 2%)».
Еще в середине 1990-х годов население Украины имело устойчивые просоветские установки, гораздо более определенные, чем в РФ. В постсоветских республиках с 1993 года в рамках проекта «Барометры новых демократий» работала большая группа зарубежных социологов. В докладе руководителей этого проекта Р. Роуза и Кр. Харпфера в 1996 году было сказано: «В бывших советских республиках практически все опрошенные положительно оценивают прошлое и никто не дает положительных оценок нынешней экономической системе». Точнее, положительные оценки советской экономической системе дали в России 72%, в Белоруссии – 88% и на Украине – 90%.
Более того, сравнительно недавно русские и украинцы вместе составляли ядро армии, которая выиграла самую большую войну в истории. В числе погибших солдат и офицеров в войсках СССР русские и украинцы составляли 83% (5,76 млн русских и 1,38 млн украинцев). При этом в той войне на Украине захватчиками было преднамеренно истреблено мирного населения 3 091 987 человек, из них детей 73 887 (только в Ровенской области убито 25 тыс. детей). Казалось бы, именно это должно было отложиться в «коллективной памяти» и превратиться в «архетипы». На деле эти инструменты сами по себе не работают, и нельзя на них уповать.
Мы сейчас точно не знаем распределения населения Украины по действительному отношению к России. Но есть основания принять, что значительная часть украинцев всего за 10-15 лет была индоктринирована в ненависти к русским и России. И тот факт, что этот сдвиг произошел вопреки интересам жителей Украины, без внятных оснований и без всякой враждебности со стороны русских – чрезвычайно важный культурный феномен, до сих пор никак не объясненный. Его нельзя включить в анализ современного процесса как рядовой тривиальный параметр. Он говорит о такой степени лабильности и уязвимости духовной сферы человека, которую наша культура и не могла представить.
Ведь возникает вопрос: а что станет с мировоззрением населения России, если за него возьмутся как следует те же «инженеры человеческих душ», что поработали на Украине? Надежны ли защиты массового сознания, которые выстроили (или хотя бы недоразрушили) государство и общество постсоветской России?
