Уважаемые Артур и Игорь! Прочитав Ваши последние выступления , я подумал, что Вы, возможно, неправильно понимаете мою позицию.
Безусловно, я согласен с тем, что в реальном традиционном обществе каждый член хозяйственной общины является одновременно и членом религиозной общины. Например, на Руси член крестьянской общины одновременно и член прихода, совпадающего с ней по территории и людскому составу, во французских средневековых городах каждый булочник – член цеха булочников и одновременно братства, посвященного святому Оноре – покровителю булочников. И более того, я считаю это нормальным и выступаю за то, чтобы и сейчас, где возможно, общинные формы экономики искали покровительства церкви, создавали и религиозные братства (я сам видел такие православные братства строителей). Согласен я и с тем, что в реальной жизни трудно определить: какие мотивы двигают традиционным общинником– мотивы экономического характера, связанные с его личным интересом и выгодой или мотивы альтруистического характера, связанные с требованиями религии.
Но как верно заметил Сергей Георгиевич, иногда полезно лопату рассматривать просто как лопату. Я хочу сказать, что особенность научного анализа состоит в том, что он по определению своему разлагает реальный целостный объект на несколько «проекций». В этом смысле мы можем выделить экономическую и религиозную общину и рассматривать их как автономные образования, имеющие различные цели. Конечно, этого мало, затем нужно рассмотреть способ взаимодействия между ними, так как за анализом должен следовать синтез, только так мы, пользуясь своим мышлением, разлагающим все по своей природе, можем охватить целостную жизнь. Однако в своей статье вторую задачу я и не ставил, я хотел лишь показать хозяйственную общину (оттого, как верно заметил один участник дискуссии, общинники и получились у меня «такими корыстными», что поделаешь, экономика – область корыстных интересов).
Кстати, в этом разделении я не оригинален. Тут я следовал за А.Ф. Лосевым, который писал, что традиционная хозяйственная община и религиозная община (церковь) имеют разные цели. Первая создается ради спасения тела, вторая – ради спасения души (см. Дополнения к «Диалектике мифа», параграф о средневековом ремесле). С точки зрения церкви спасение тела (то есть экономика в аристотелевском смысле) не есть безусловная ценность, церковь учит, что иногда полезно тело погубить ради спасения души (например, Иоанн Кронштадский говорил, что монах, если он болеет, должен не лечиться до выздоровления, а лишь подлечиваться, дабы и дальше нести этот крест). С другой стороны спасение души не имеет с точки зрения экономики никакой ценности. Лосев пишет: ««средневековая Церковь и средневековые финансы (имеются в виду экономические организации средневековья: цехи, гильдии – Р.В.) были организованы как единый культурный тип … независимо от фактического влияния одного на другое, обе социальные структуры должны были обладать сходным характером, хотя бы даже церковь действовала просто как церковь, не преследуя никакой финансовой политики и заботясь только о спасение душ, а экономика действовала только экономически, совершенно не принимая во внимание никакой души и никакого спасения».
Итак, если община ремесленников запрещает конкуренцию, то она это делает, по Лосеву, исходя из экономического мотива, ремесленники и объединились в общину, чтобы все они имели пусть скромный достаток, а конкуренция некоторых разорит. А если те же ремесленники выступают как представители религиозного братства, тот тут уже запрет на конкуренцию связан с теологическими мотивами, то есть с соображениями спасения души, а не тела. Церковь, конечно, помогает бедным, но не считает бедность абсолютным злом, напротив, бедность иногда и желательна, как и всякие страдания, которые посылаются человеку за грехи и во исправление их. Поэтому теология не видит ничего ужасного в разорении некоторых ремесленников в результате конкурентной борьбы. Ужасно с позиции теологии другое – что победители в конкурентной борьбе взяли грех на душу, нажились за счет страданий других, не захотели помочь страждущим.
С точки зрения церкви и вообще религии (исключая, конечно, протестантизм) общинное хозяйство естественнее, чем капитализм, но сущностной, неразрывной связи между ними нет, церковь может существовать без хозяйственной общины, занятия хозяйством – для нее не главная и не прямая цель, община может существовать без церкви, как например, неформальные сети домохозяйств в современном мире. Соседи обмениваются услугами и дарами в рамках этих сетей потому что так легче выжить, а не потому что у них есть общая религиозная идеология (я живу в нацрегионе России, где совместно проживают христиане и мусульмане и вижу, что взаимопомощь между соседями не зависит от их религиозной принадлежности).
Августин Блаженный вообще относил хозяйственную общину равно как государство к институтам не града Божьего, а града земного, то есть нужным только здесь, в падшем земном мире и существующим исключительно вследствие грехопадения. Тут есть своя логика. Хозяйственная община, как и всякая форма хозяйствования, предполагает труд. А труд, по Библии есть проклятие, данное Богом первым людям и их потомкам в наказание за грех Богоотступничества (в раю люди не трудились и в Новом Иерусалиме тоже труда не будет). Сам по себе труд не спасает (в смысле религиозном, то есть спасения души), он просто крест, который люди должны нести по грехам своим – так считает традиционное христианство (православие и католицизм). Самый лучший в смысле профессионализма мастер может при этом быть человеком духовно погибшим. (и только протестантизм считает, что человек спасается не только молитвами и добрыми делами, но и своей профессиональной деятельностью, трудом).
Поэтому и нельзя смешивать церковь и трудовую хозяйственную общину, хотя и не нужно их противопоставлять. Повторяю, без религиозной идеологии община существовать может, но ее бытие будет слишком плоским, сугубо прагматичным. Религия облагораживает, возвышает общину.
Артур, помнится, писал, что община нуждается в организации и ее дает священник и даже утверждал, что священник руководил крестьянским миром. Это ошибка, крестьянским миром руководил сход, и сугубо прагматичных соображений хватает, чтоб организовать хозяйственный процесс, священник же руководил приходом, и вообще для крестьян он был немного чужим, представителем не их крестьянского, а высшего, духовного сословия. Отсюда отношение к нему не свойское, а почтительное и даже боязливое, и в то же время как всякий чужой он для крестьянина непонятен и даже где-то забавен.
В заключение добавлю, что я еще потому выступаю против идеализации хозяйственной общины, что это прямо вредно. Мы выступаем за построение экономики по общинному типу везде, где это возможно. Но если мы будем придерживаться ложного по существу положения, что община невозможна без церкви и что это удел особых высоконравственных, почти святых людей, то много же у нас появится сторонников в стране где 20 миллионов мусульман и еще больше практических атеистов… Нет, не отрицая принципиальной совместимости церкви и общинной экономки и даже приветствуя образование религиозных общинных форм (братств и сестринств строителей, торговцев, православных и мусульманских детских садов и школ на началах кооперации и т.д.), мы должны объяснять, что дело тут не в религии, а в простом здравом смысле. Общинное хозяйствование – это нормальный тип хозяйствования, собственно экономика, так как оно стремится к заботе о людях, к и выживанию и экономической безопасности. А капитализм - аномалия, патология, построенная на иррациональном болезненном стремлении к безмерному обогащению и предполагающая страдания и нищету множества людей, не выдержавших конкурентной борьбы. Капитализм позволяет обогатиться (не всем, конечно, а лишь некоторым), но он непригоден для целей совместного общего выживания, а мы ведь, то есть наша страна, народ, ставим перед собой сейчас именно эту цель.