>На Украине широко распространен миф (среди умеренных националистов), что Богдан Хмельницкий, пошел на союз с Россией не из-за «братской любви», а из-за сложившейся геополитической обстановки, Украина самостоятельно в одиночку против Речи Посполитой (враг с которым Украина вела войну), Османской Империи (была, кстати, союзником Украины в борьбе с Речью Посполитой) и России (придерживалась официально нейтралитета) выстоять не могла, подается к союзу с Россией фактически вынудили обстоятельства, а выбор обусловлен родственностью языков, общей Православной религией и т.д.
Однако утверждается что если бы у Украины были бы силы противостоять всем трем противникам, она бы не пошла бы на союз с Россией.
Миф, может быть и так, но уж очень логичный.
Это действительно во многом так. Хотя бы потому, что новая "элита" тогдашней Украины находилась в состоянии брожения.
Большинство шляхты русского и литовско-русского происхождения было к тому времени ополячено и окатоличено (на этом фоне контрастно выглядел сам род Хмельницких - по некоторым сведениям, род происходил из собственно-польских земель, и в те времена, когда и православная-то шляхта массово ополячивалась, а затем перекрещивалась в католицизм, Хмельницкие умудрились "оказачиться" и оправославиться). Плюс к этому - собственно-польского происхождения паны (вообще, польская экспансия на русских землях Великого Княжества Литовского и прошла, на мой взгляд, легко потому, что процент "неприватизированных" крестьян на Руси традиционно был выше, чем в Польше, да и численность "блаароднаго" сословия в польском госудрастве традиционно была очень высокой; всей этой шляхте хотелось холопов, и взоры естественным образом обращались на В.К.Литовское - а в перспективе и на В.К.Московское; местная элита - русская и литовско-русская знать - соблазнялась принятием, в сучае унии с Польшей, польских земельно-правовых феодальных норм - т.е. возможностью приватизации земель, при которой и им перепадало немало; В общем, "прото-перестройкой" были все эти унии - Кревская, Люблинская, да и церковная их обеспечивала; но это я отвлекся).
Так вот, даже та часть шляхты, которая оставалась православной, по большей части не горела общерусским - да и антипольским - чувством. Собственно-казачество - как запорожское, так и реестровое - считало себя особой кастой и, хотя большинство казаков было крестьянами по происхождению, к мужикам относилось с немалой долей презрения.
Тем не менее, во время восстания интересы казачества (в т.ч. старшИны, среди которой, надо сказать, был немалый процент православной шляхты) И крестяьян совпали. Более того, они совпали и с интересами сильно урезанной на сейме 1647 года королевской власти. Хмельницкий, претерпев сильную личную обиду от старосты (главы администрации) Чаплинского, не мог найти на того управу (Чаплинский пользовался покровительством магната-олигарха Конецпольского). Богдану пришлось ехать искать правды аж в Варшаву. Надо сказать, что хотя за участие в предыдущем (1638 года) восстании Богдан и был разжалован из войскового писаря в простого сотника, все же он был у короля Владислава IV на хорошем счету и даже в свое время получил от него наградную саблю за участие в Смоленской Войне 1632 года с Россией (т.е. В.К.Московским; об этой сабле чуть позже). Король принял Хмельницкого, согласился с его жалобой (а заодно с претензиями казачества вообще, которое испытывало все бОльший прессинг со стороны власти, находившейся в руках магнатов, а то и со стороны самих магнатов), но лишь констатировал собственное бессилие. И дал Богдану прозрачный намек на то, что пора бы олигархам пустить крови. «Начинайте, мол, а я со своей стороны поддержу».
История с ее незнанием сослагательного наклонения умалчивает о том, что было бы с восстанием и Речью Посполитой в случае, если Владислав прожил еще несколько лет. В самом начале восстания (1648 год) он, успев дать коронным гетманам Потоцкому и Калиновскому робкие указания «решать проблему мирным путем» (возможно, после сильного урезания королевских полномочий, он на тот момент бОльшего содействия Хмельницкому оказать и не мог), король умер. Гетманы же были разбиты казаками и уже начавшими примыкать к ним крестьянами под Желтыми Водами и Корсунью.
Владислав IV и ранее пользовался у казачества популярностью, и Сенкевич с Гоффманом отнюдь не приукрасили картину, показав в романе и фильме «Огнем и мечом», как искренне казаки скорбели о смерти короля.
Хмельницкий, конечно, был вынужден взять в союзники крымского хана, что не могло не сделать его положение более запутанным. Однако поддержка была существенной и во многом помогала Богдану в его деле.
После еще нескольких поражений восставшие подошли к Львову и Замостью (т.е. к границе собственно-польских земель), где их порыв иссяк, да и зима подступала. Начались переговоры, а в Варшаве – выборы нового короля. На трон претендовали два брата покойного Владислава – Ян-Казимеж и Кароль. Первый был сторонником сочетания пряника с кнутом (точнее, «ogniem i mieczem») в отношении восставших, подход второго никаких пряников не предусматривал. Победу одержал Ян-Казимеж (по всей видимости, шляхта и магнаты не верил в возможность чисто силового решения проблемы), причем Хмельницкий демонстративно отдал ему свой голос – как шляхтич Речи Посполитой.
Однако, конечно же, любой победивший кандидат был вынужден вести некий средний курс, что и продолжалось потом долгие годы.
Еще в самом начале восстания Богдан отправил первый запрос в Москву на предмет принятия себя и казачества под покровительство. Однако это был скорее дежурный дипломатический ход, на который был получен дежурный отказ вкупе с требованием к польским войскам и властям «прекратить геноцид православного населения» (а геноцид с обеих сторон был и впрямь жестоким даже по тем временам и изумлял даже видавших виды ветеранов как раз тогда завершившейся в Западной и Центральной Европе Тридцатилетней Войны; плюс еще «еврейский вопрос» - суть его в данной ситуации неплохо показана Гоголем в «Тарасе Бульбе»).
В результате почти что не прекращавшихся на Украине боевых действий там сложился новый порядок. На роль «благородного» - или, если угодно, «кшатрийского» - сословия теперь претендовали казаки, но и их клановость становилась размытой (потом, в XVIII в., она возродится вновь, но пока «показачилось» немало крестьян).Плюс во время бывавших иногда перемирий в имения возвращались паны (а многие православный паны, поколебавшись приняли сторону восставших, и уже в глазах Хмельницкого имели полно право на мужиков). Впрочем, конечно же, прежней эксплуатации крестьян, зашкаливавшей в Речи Посполитой за все мыслимые пределы, быть уже не могло.
Для нас, правда, важнее другое. Если поначалу восстание имело задачей просто отстоять права казачества и православия (а фактически – и крестьян тоже), и его лидеры не имели ярко выраженных «сепаратистских» - в отношении польско-литовского государства – целей, то на некотором его этапе промосковская ориентация стала доминирующей в рядах новой малоросской элиты. Но это был действительно во многом вынужденный шаг; само устройство Московского Государства входило в серьезные противоречия с обычаями «показачившейся» украинской «республики» («козацька Речьпосполита» - как, бывало, они сами себя называли.)
Сам Хмельницкий, несмотря на все возникавшие после Переславской Рады трения и противоречия с Москвой (особенно во время польско-шведской войны – «Потопа» - где Алексей Михайлович предпочел поддержать поляков, а Хмельницкий считал ее шансом раз и навсегда покончить с возможностью реставрации старых порядков, вступив в соглашение со шведами о разделе Речи Посполитой), стал со временем все же убежденным сторонником унии с Московской Русью. И даже не любил вспоминать о лучших из тех лет, что был слугой польского короля, и про уже упоминавшийся выше наградной клинок говорил: «сабля эта порочит Богдана».
Однако далеко не вся старшИна думала так. В итоге после смерти Богдана, когда польские, казачьи, российские, татарско-турецкие, шведские войска терзали нынешнюю Украину, с небольшими перерывами, несколько десятилетий, фактически – вплоть до Полтавской битвы, все его наследники, все эти Тетери, Богуны, Выговские, собственный сын Юрий, Дорошенки, Мазепы и прочие метались между протурецкой, пророссийской и пропольской ориентацией (хотя сама память Богдана была для них священна; у Сенкевича уже в третьей части Трилогии, в «Пане Володыевском», говорится о том, что даже служащие в войсках польского гетмана, будущего короля, Яна Собеского, казаки почитают Хмельницкого почти святым).
Так что никакой независимости им тогда не светило.
В том числе и потому, что несмотря на все колебания элиты большинство простых казаков и крестьян было сторонниками именно пророссийской ориентации. Даже во время шведского «Потопа», когда Москва решала свои проблемы со шведами, жертвуя интересами Украины, вступив с почти уже совсем добитыми поляками в союз, а Хмельницкий, ослушавшись Алексея Михайловича, послал войско против поляков, в войске вспыхнули волнения, когда стало известно, что поход состоялся против воли царя.
