про унитаз, в который, на самом деле, был спущен Бём-Баверк:)
>Да Бём-Баверк всю марксову политэкономию спустил в унитаз больше века назад, а марксисты не дают себе труда ознакомиться с разработанной им критикой теории Маркса.
Внести ясность в теорию субъективной полезности взялся Бём-Баверк. Слегка корректируя учение Менгера, он определяет полезность как способность служить человеческому благополучию ''вообще'', а ценность как способность быть ''необходимым условием человеческого благополучия'' [254]. Определения - не самые понятные, но в целом правильные, поскольку имеется в виду, что полезность - это потенциальное природное благо, которое может удовлетворять потребности человека, но количественно превышает их, как грибы в лесу или вода в реке, а ценность - наличное благо, находящееся в распоряжении человека, как грибы в лукошке или вода в ведре.
Но, рассуждая о различии полезности и ценности, Бём-Баверк преувеличил значение этого факта, полагая, что его установление
''является одним из самых плодотворных и фундаментальных положений всей политической экономии'' [255].
Вместе с тем, он допустил серьезный просчет, не придав должного значения другому ему известному факту, тому, что значение вещи для нас
''мы признаем за ценность, и в конце концов мы употребляем соответствующую величине этой ценности сумму усилий, чтобы приобрести и сохранить за собой эту необходимую нам вещь'' [256].
Если бы Бём-Баверк задумался над этим фактом, он мог бы понять, что сумма усилий, соответствующих величине этой ценности может служить хорошим измерителем величины ценности, но он прошел мимо него, отправившись искать иную меру измерения.
Непонимание связи между ценностями и трудом до наших дней остается ахиллесовой пятой маржиналистов. Они знать не знают о том, что всякое благо, которое они именуют вслед за своими корифеями ценностью, обусловлено процессом труда, содержит в себе то или иное количество труда. Ценностей в строго маржиналистском смысле слова, которые не содержали бы в себе того или иного количества труда, не существует. Если кто-то думает, что собирать готовые плоды природы или черпать воду из неиссякаемого источника не стоит труда, пусть попробует прожить сезон собирательством, огородничеством и охотой. Труд является непременным условием превращения полезности в ценность.
Первопричиной, двигателем жизненного цикла человека является субъективная потребность, а не полезность, конечным результатом - присвоенное благо, или ценность. Но потребность не может насытиться сама по себе. Посредником между удовлетворенной потребностью и удовлетворяющей его ценностью является процесс труда. Малое количество труда, необходимого для удовлетворения потребности - малая ценность блага, много труда - большая ценность. Такова формула связи между трудом и ценностью, которой люди всегда руководствуются в своей практической деятельности.
Бём-Баверк не согласен с таким объяснением ценности и пошел по пути поиска связи ценности с субъективной полезностью. Начал он с того, что разделил понятие ценности, на ''ценность в субъективном смысле'' и ''ценность в объективном смысле'':
''Ценностью в субъективном смысле мы называем то значение, какое имеет известное материальное благо или совокупность известного рода материальных благ для благополучия субъекта''.
''Ценностью в объективном смысле мы называем, напротив, способность вещи давать какой-нибудь объективный результат'' [248].
Непонятно, по какому признаку Бём-Баверк относит субъективную ценность к экономической, а объективную - ''к чисто технической области'', не имеющей ''никакого отношения к политической экономии'' [248].
В действительности обе сформулированные им ценности - категории неэкономические. ''Ценность в субъективном смысле'' есть лишь иное выражение субъективной потребности - известной неэкономической категории, которую Бём-Баверк зачем-то заменил ''благополучием субъекта'' - термином с очень неопределенным содержанием.
Вместе с тем, обе бём-баверковские ''ценности'' имеют не только прямое, но и определяющее отношение к экономическим категориям, поскольку являются элементами окружения экономической системы. Субъективная потребность (в утолении голода, например) является физиологическим свойством человека и служит импульсом к его экономической деятельности - труду, создающему (или изымающему из природы) блага, способные ее удовлетворить. Субъективная полезность блага - чувственное или мысленное отношение к нему человека, представление о способности блага удовлетворить его потребность, которое становится действительностью посредством действенного отношения - процесса труда. Те блага, которые превышают потребности человека, являются для него лишь абстрактно, потенциально (''вообще''), мысленно полезными, не вызывают у него желания к их приобретению и поэтому не представляют для него ценности. Ценность блага в субъективном смысле есть отражение в сознании человека способности блага удовлетворять потребности той или иной значимости. Чем настоятельнее, значимее потребность, тем значимее, ценнее благо. Что касается ценности блага в объективном смысле, то для экономической теории эта категория совершенно излишняя, так как ''способность вещи давать какой-нибудь объективный результат'' - это лишь детализация ценности блага в субъективном смысле.
Помимо названных видов ценности Бём-Баверк отличает еще ''объективную меновую ценность'', которая
''является отнюдь не единственным членом группы объективных ценностей, имеющим экономическое значение, но зато среди объективных ценностей, играющих экономическую роль, она занимает самое важное место'' [249].
Однако все приведенные определения ценности Бём-Баверк посчитал незаконченными. Обсудив на протяжении десяти страниц разнообразные казусы, связанные с толкованием этой категории, он решил, что
теперь можем дать настоящее определение ценности. Ценностью называется то значение, которое представляет материальное благо или комплекс материальных благ с точки зрения благополучия субъекта''
Но и это еще не все. ''Во избежание всяких недоразумений'' Бём-Баверк дает ''еще более точное определение ценности'':
''ценностью мы называем то значение, которое приобретает материальное благо или комплекс материальных благ как признанное необходимое условие для благополучия субъекта'' [259].
Для того чтобы материальное благо приобрело некоторое значение, превращающее его в ценность,
''необходимо, чтобы с полезностью соединялась редкость - редкость не абсолютная, а лишь относительная, т.е. по сравнению с размерами существующей потребности в вещах данного рода'' [260].
Казалось бы, ну что еще надо для понимания категории ценности? Ведь из приведенной фразы отчетливо вытекает, что ценности - это такие полезности, количество которых заведомо меньше, чем необходимо для удовлетворения существующей потребности в полезности данного рода.
Но Бём-Баверка такая ясность не устраивает, и он решает ''выразиться точнее'':
''ценность приобретают материальные блага тогда, когда имеющийся налицо запас материальных благ этого рода оказывается настолько незначительным, что для удовлетворения соответствующих потребностей его или не хватает вовсе, или же хватает только в обрез, так что если отбросить ту часть материальных благ, об оценке которой именно и идет дело в том или ином случае, то известная сумма потребностей должна будет оставаться без удовлетворения. Напротив, не приобретают ценности те материальные блага, которые имеются в нашем распоряжении в таком громадном количестве, что не только при помощи их могут быть вполне удовлетворены соответствующие потребности, но и остается еще сверх того известный излишек, который... настолько велик, что подвергающуюся оценке часть материальных благ можно смело отбросить, не причиняя тем никакого вреда ни одному из лиц, имеющих надобность в такого рода вещах'' [260].
Очевидно, что такое ''уточнение'', напротив, есть запутывание сути явления. Такое определение годится для объяснения ценности только способности к труду и создаваемых благ, поскольку незначительный запас материальных благ образуется именно в результате отсутствия у человека сил, способности и времени для создания запаса, необходимого для полного удовлетворения его потребностей. Те же ценности, ''которые имеются в нашем распоряжении в громадном количестве'' - это не что иное, как природные ресурсы, причем далеко не все. Представить себе излишек продуктов труда, который ''настолько велик'', что часть его ''можно смело отбросить, не причиняя тем никакого вреда ни одному из лиц, имеющих надобность в такого рода вещах'', невозможно по причине абсурдности такой мысли.
Известно, что излишки продуктов труда имеются в обществе всегда, но не для всех, и те, кто их имеет, ни смело, ни робко не собираются ''отбрасывать'' их в пользу своих сограждан.
В отличие от Менгера, который трактует учение о субъективной потребности по-своему логично, исходя из ошибочного представления, что мера ценности имеет субъективную природу, Бём-Баверк вроде бы все понимает правильно, но не желает признавать ненавистную ему истину о трудовой природе стоимости и поэтому, высказав ее вскользь, тут же пытается отвлечь от нее внимание.
Так, он совершенно правильно отмечает, что
''единицу при оценке люди совсем не могут выбирать по своему произволу'' [263],
но вместо серьезного анализа связи категорий потребности, труда и ценности, в нескольких словах огульно отвергнув труд и рабочее время как меру ценности, пускается в авантюру с обоснованием гипотезы, что мерой ценности материальных благ является ''величина пользы''.
''Величина пользы, приносимой человеку материальными благами, действительно и повсюду является вместе с тем и мерой ценности материальных благ'' [269].
Решение этой задачи Бём-Баверком является вершиной вульгарной политической экономии, образцом квазинаучного мышления, возведения метода скольжения по поверхности явлений в принцип. Этот метод по праву следует назвать казуистическим, поскольку содержанием его является не проникновение в суть вещей, а исследование ''с казуистической строгостью'' всех мыслимых и немыслимых ситуаций получения выгоды.
Как известно, ''казуистический'' означает ''запутанный, хитросплетенный, крючкотворный'', а казуистика - ''изворотливость в доказательстве ложных и сомнительных положений''. Метод Бём-Баверка полностью отвечает этим характеристикам.
''Вся теория субъективной ценности, - не стесняясь заявляет он, - представляет собой не что иное, как обширную казуистику по вопросу о том, когда, при каких обстоятельствах и в какой мере наше благополучие зависит от разного рода материальных благ'' [269].
Опираясь на заявленный метод, Бём-Баверк ставит перед собой задачу
''отразить как бы в зеркале житейскую практику казуистических решений и возвести те правила, которыми инстинктивно с такой уверенностью владеет простой человек-практик, на степень столь же верных, но уже вместе с тем и осознанных научных принципов'' [269].
Логика обоснования Бём-Баверком своей гипотезы такова:
- ''выгода заключается в удовлетворении наших потребностей'' [269], следовательно в каждом отдельном случае надо определить,
- ''как велика важность соответствующей потребности или ее удовлетворения?'' [270];
- степень важности потребностей ''мы измеряем обыкновенно тягостью вредных последствий, которые влечет за собой для нашего благополучия их неудовлетворение'' [270].
Думается, кроме Бём-Баверка, больше нет ни одного человека, который измерял бы степень важности своих потребностей таким экстравагантным способом. Да если бы и захотел измерять их таким образом, то не знал бы, как это сделать. Очевидно, что ''тягость вредных последствий'' как единица измерения ценности благ еще более субъективна и неопределенна, чем их полезность, поэтому она годится для измерения ценности не больше, чем резиновый метр для измерения длины.
Для определения степени важности потребностей, по мнению Бём-Баверка, существует шкала потребностей, причем
''для различных индивидуумов и даже для одного и того же индивидуума в разные времена шкала потребностей будет получать весьма неодинаковый вид. Но все-таки каждый хозяин-практик... всегда более или менее ясно должен представлять себе размеры и относительную важность своих собственных нужд'' [270].
Далее выясняется, что существует не одна шкала, а две: шкала видов потребности и шкала конкретных потребностей [272], причем конкретные потребности обладают постепенно уменьшающимся до нуля значением [273].
Наговорив еще пять страниц банального и маловразумительного текста, Бём-Баверк подошел
''вплотную к главной цели нашего исследования. Величина ценности материального блага определяется важностью той конкретной потребности (или частичной потребности), которая занимает последнее место в ряду потребностей, удовлетворяемых всем наличным запасом материальных благ данного рода'' (278-279).
Таким образом, Бём-Баверк пришел к выводу, уже ранее сделанному Ф. Визером, вслед за которым он повторяет, что
''закон величины ценности материальных благ можно будет выразить в следующей простейшей формуле: ценность вещи измеряется величиной предельной пользы этой вещи. Это положение является центральным пунктом нашей теории ценности'' [279].
Но от центрального пункта до конечного путь не близкий. Читателю было обещано назвать единицу меры ценности и показать метод ее измерения. Однако, позабавив его рассказом о поселенце, который, собрав пять мешков хлеба, не забыл даже про корм для попугаев [280], но почему-то не предусмотрел оставить семенной фонд для нового трудового процесса, Бём-Баверк вдруг с оптимизмом циркового фокусника сообщил, что
''общий принцип, которым следует руководствоваться при определении предельной пользы, отличается необыкновенной простотой. Мы берем экономическое положение хозяйствующего субъекта, с точки зрения которого должна производиться оценка вещи, и рассматриваем его в двояком виде. Прежде всего мы мысленно присоединяем оцениваемую вещь к общей массе материальных благ, находящихся в распоряжении данного субъекта, и смотрим, сколько групп конкретных потребностей, начиная с высшей, может быть удовлетворено при таких условиях. Затем мы мысленно отбрасываем оцениваемую вещь и рассчитываем, для удовлетворения скольких групп конкретных потребностей может хватить наличного запаса теперь. При этом оказывается, конечно, что в последнем случае некоторая группа потребностей, а именно самая низшая группа их, остается без удовлетворения: по этой-то самой низшей группе потребностей мы и узнаем предельную пользу, которой определяется ценность вещи'' [284-285].
Подобные опусы прежде всего вызывают вопрос: автор сам-то понял, что сказал? Одно из двух: он либо издевается над читателем, весело представляя себе, как тот будет продираться сквозь дебри его нелепиц, либо сам запутался настолько, что не представляет, как выпутаться из хитросплетений своего казуистического исследования.
Похоже, в данном случае имеет место последнее, так как с этого момента особенно усиливаются казуистические выверты и оговорки.
Так, оказывается, что оценка общей массы материальных благ по предельной пользе при ''отчуждении запаса вещей, предназначенных для личного потребления собственника'' не годится, она применима только для случаев производства [286-287]. Для объяснения этой вполне понятной ''казуистической особенности'' оценки насущных предметов личного потребления Бём-Баверк вводит новые, совершенно лишние для дела категории, характеризующие ''казуистическое различие между ценностью целого и ценностью отдельных единиц, из которых слагается целое''.
В качестве примера Бём-Баверк рассматривает ситуацию с поселенцем, ''избушка которого одиноко стоит в первобытном лесу, в стороне от всяких путей сообщения'' и который ''только что собрал со своего поля пять мешков хлеба'' [280]. Без всякого юмора он предлагает читателю ''вдуматься в положение нашего поселенца'', чтобы понять, что
''хотя поселенец и будет готов уступить каждый из своих пяти мешков хлеба за умеренную цену, скажем, за 5 гульденов, однако же все пять мешков, взятые вместе, он не отдаст не только за 25 гульденов, но и ни за какую вообще цену, как бы высока она ни была'' [286].
Вот характерный пример абстрактного мышления, находящегося в фантастической связи с реальностью. Бём-Баверку следовало бы самому вдуматься в то, что поселенцу, живущему в описанных им условиях, во-первых, никто ни 25, ни 5 гульденов не даст, во-вторых, он их не возьмет, потому что у него в них нет никакой потребности, а если такая потребность у него есть, то значит, что он не живет в ''первобытном лесу''.
Но все, что было сказано Бём-Баверком до сих пор в порядке объяснения ''высоты ценности материальных благ высотой предельной пользы'' - это присказка. Сказка заключается в ответе на вопрос, с помощью какой единицы измерения и как можно измерить эту самую ''высоту предельной пользы''. Чем ближе подходит Бём-Баверк к необходимости ответить на него, тем заметнее он пытается прикрыться дымовой завесой казуистики, а поскольку ему это не удается, постольку он все больше вынужден признавать связь ценности с затратами труда и денежной формой их выражения - издержками производства, а также ''влияние издержек производства на ценность материальных благ'' [292-293].
Больше всего боясь быть уличенным в признании объективности трудовой теории стоимости, Бём-Баверк изо всех сил пытается удержаться на объяснении, что
''высота предельной пользы определяется отношением между потребностями и средствами их удовлетворения'' [294].
Для этого он пускается во все тяжкие. В одних случаях изобретает казусы, позволяющие ему вместо труда говорить о ''хлопотах и неприятностях'' [296], хотя очевидно, что это не что иное, как некоторые из бытовых характеристик труда. В других он, хотя бы и путано, с невнятными оговорками вынужден признавать, что
''относительно (?) всего чаще встречается еще (??) возможность восстановить утраченные материальные блага при помощи добровольного увеличения количества труда'' [297].
Анализировать метания Бём-Баверка между трудовой теорией ценности и объяснением ценности субъективной предельной полезностью - занятие тяжелое, а читать об этом - вдобавок еще и скучное. Поэтому, чтобы не утомлять читателя таким анализом, отметим его основную методологическую ошибку, его ''идею-фикс''. Бём-Баверк провозглашает ее следующим торжественным образом:
''Нам нужна именно такая теория, которая все явления ценности выводила бы из одного и того же начала, и притом давала бы им исчерпывающее объяснение. Вот, по моему мнению, тот пункт, где теориям ценности можно сказать: ''Hic Rhodus, hic salta'' [321].
Это его и погубило. Он ошибся, что Родос именно здесь, и, прыгнув, захлебнулся в безбрежном море разнообразных казусов.
Намерение вывести природу меновой ценности из потребительной - занятие столь же напрасное, сколь и ненужное. Потребительная ценность блага определяется субъективными потребностями человека, создающего или иначе присваивающего это благо, его меновая ценность - отношением ее создателя с другим человеком, который испытывает в ней определенную потребность. Чтобы созданное человеком благо имело потребительную ценность, оно должно обладать способностью удовлетворять его потребность, а чтобы оно приобрело меновую ценность, ему необходимо приобрести способность удовлетворять чужие потребности. Это значит, как минимум, что величину потребительных ценностей человек может определять самостоятельно, а по поводу величины меновых ценностей он вынужден договариваться с другими людьми и, следовательно, иметь с ними общую меру меновой ценности.
Поэтому Бём-Баверк напрасно тщится ''вывести'' величину меновой ценности из потребительной. Постоянно смешивая в своих казуальных экскурсах потребительную ценность с меновой, он получает в результате вместо серьезной теории словесный сумбур.
Время от времени на Бём-Баверка находит просветление, и он высказывает правильные мысли. Но его идея-фикс, не дает ему прийти к правильному выводу. Так, он совершенно верно замечает, что
''на противоположности ''собственного потребления'' и ''обмена'' и основано разделение ценности на потребительную и меновую'',
но тут же портит дело, продолжая:
''с той точки зрения, на которой стоим мы, как потребительная ценность, так и меновая являются в известном смысле двумя различными видами субъективной ценности'' одного и того же лица [310].
То же самое у него происходит с издержками. С одной стороны, он понимает, ''что издержки производства оказывают сильное влияние на ценность материальных благ, - это факт вполне доказанный и бесспорный'' [320]. Но, с другой, он не может переступить через свое кредо и заклинает, что ''нам нужна именно такая теория, которая все явления ценности выводила бы из одного и того же начала''.
Бём-Баверк недоумевает, как это так: с одной стороны, не было ни одного теоретика, который оспаривал бы ''что ценность производительного средства ''виноградник'' находится в зависимости от ценности его продукта ''вино'', а с другой - нет ''ни одного почти теоретика, который в то же время не доказывал бы, наоборот, что ценность продуктов зависит от издержек производства, т.е. от средств производства, потраченных на изготовление этих продуктов'' [326].
Это недоумение вызвано тем, что Бём-Баверк просто не способен встать на точку зрения труженика, производителя. Кроме того, он принципиально абстрагируется от одного из двух непременных условий осуществления экономического процесса - того, что никакое благо нельзя присвоить (получить в свое распоряжение, как он выражается) без труда, т.е. без затрат какого-то количества времени, а также физической, нервной или умственной энергии. Всякий процесс не только в человеческом обществе, но вообще в органическом мире - это в XIX в. образованному человеку уже надо было бы знать - совершается благодаря тому, что, во-первых, есть импульс, задающий цель деятельности, а во-вторых, есть ресурс для достижения этой цели. И если значимость цели определяется силой импульса, то цена ее достижения, или стоимость, определяется величиной затрат ресурсов. У человека же при отпущенных ему природой силах и способностях единственным ограниченным ресурсом является время.
Измерение значимости, а значит и ценности, или стоимости, благ, присвоенных посредством труда (а других благ в распоряжении человека нет и быть не может), затратами времени и энергии человека определяется, между прочим, влиянием всеобщего экономического закона, названного К. Марксом законом экономии времени. В свою очередь, закон экономии времени является одной из форм проявления всеобщего закона природы, который физики называют принципом наименьшего действия, а биологи - принципом экономизации энергии. Любопытно, что согласно этому принципу в биологических системах совершенство любого приспособления организмов ''определяется не только его функциональной эффективностью, но и энергетической стоимостью. При прочих равных условиях эффективнее то приспособление, которое не требует дополнительных затрат энергии'' [38].
Стоимость собранного за год винограда с точки зрения виноградаря есть стоимость затраченного труда. Поскольку урожай зависит не только от труда, но и от природы, то при равных затратах труда, но разных природных условиях стоимость разных количеств продукции остается всегда одинаковой, а следовательно стоимость единицы продукции изменяется в обратной пропорции.
Строить экономическую теорию на основе только одного из двух условий существования любого экономического процесса - неудовлетворенной потребности как импульса, отвлекаясь от труда как затрат ресурса, все равно, что строить теорию движения физических объектов без учета затрат энергии.
К концу своего исследования, видимо, устав от объяснения многочисленных противоречивых казусов, Бём-Баверк вынужден был признать:
''Итак, экономисты действительно вполне правы, когда они говорят, что ценность продукта определяется издержками производства''.
Но, пытаясь сохранить лицо и изобразить самостоятельность мышления, он оговаривается, что
''необходимо постоянно помнить те пределы, в которых имеет силу ''закон издержек производства'' и тот источник, из которого он черпает свою силу''.
Переворачивая реальный мир с ног на голову, он заявляет, что закон издержек производства
''проявляется лишь (!) в такой мере, в какой оказывается возможным приобретать в желательном количестве и своевременно новые экземпляры материальных благ взамен прежних при помощи производства'' [333].
Таким образом, по Бём-Баверку получается, что общество, живущее за счет производства - это частный случай, а общий случай - это общество, в котором потребление осуществляется без производства. Иначе говоря, общим случаем является хозяйство тунеядцев и групп, терпящих бедствие на корабле или в отдаленной местности. Сознательное искажение фактов - характерный метод спора недобросовестных людей. И как тут не вспомнить М.И. Туган-Барановского, который писал: ''Если трудовая теория ценности явилась в руках Маркса основой социалистической критики капиталистического строя, то теория предельной полезности должна послужить теоретическим оправданием нетрудового дохода вообще существующего хозяйственного строя'' [39].
Абстрагируясь до полного отрыва от реальной действительности, Бём-Баверк указывает экономистам, что только
''если нет возможности заменить прежний экземпляр новым, тогда ценность каждого продукта определяется непосредственной предельной пользой того именно рода материальных благ, к которому он принадлежит, и в таком случае соответствие между ценностью производительных средств, служащих промежуточными звеньями, разрушается. Наблюдая именно этого рода явления (т.е. процесс производства - В.Л.), экономисты и пришли к тому общеизвестному (вот так!) выводу, что закон издержек производства имеет силу только по отношению к таким материальным благам, ''количество которых может быть увеличиваемо путем производства до каких угодно размеров'', и что он является лишь законом относительным, который не заставляет ценность соответствующих материальных благ держаться неизменно на уровне издержек производства, а допускает колебания вверх и вниз, - смотря по тому, отстает в данный момент производство от их потребностей или же опережает их'' [333].
Таким образом, оказывается, что Бём-Баверк взялся за свой труд только для того, чтобы объяснить ценность благ, которые не являются продуктами труда. Но таких благ в распоряжении человека либо нет вовсе, либо они не имеют ценности, как многократно показал сам Бём-Баверк. Получается, что зря ломались копья, и для реальных сообществ, основанных на производстве, разногласий между сторонниками трудовой теории ценности и Бём-Баверком нет.
Однако классовая неприязнь к трудовой теории ценности не позволяет Бём-Баверку согласиться с объективной истиной. Он утверждает, что участвующая в процессе производства земля и человеческий труд ''не являются результатом производительной деятельности'', а объяснение ''ценности человеческого труда - издержками по содержанию работника'' называет ''диалектическим фокусом'' [335].
Отказываясь считаться с реальной действительностью, он начинает ''вертеться в заколдованном кругу'', не понимая, как можно объяснять ценность хлеба количеством труда, затраченного на его производство, а ценность труда (рабочей силы) - ценностью хлеба, съеденного работником. Но он сам загнал себя в этот заколдованный круг, не умея отличать хлеб как продукт труда хлебороба от другого хлеба, который является средством производства рабочей силы хлебороба. Между тем, для нормального человека, смотрящего на мир без предвзятых гипотез, эта диалектика не сложнее, чем диалектика дочки, которая становится матерью, а затем и бабушкой.
Надуманность теории Бём-Баверка еще заметнее проявляется в его иронии. ''В самом деле, даже приверженцы закона издержек производства вполне согласны с тем, что, например, корабль, не могущий ходить по воде, не имеет никакой ценности, хотя бы на его постройку и потрачен был миллион'', - поддевает он своих оппонентов [336].
Но ''приверженцы закона издержек'' знают, что труд - это не тот процесс, о котором юмористы говорят: осел трудился до седьмого пота - носил он воду из реки в болото. Труд - это деятельность, направленная на создание блага. Корабль, который не может ходить по воде, - это и не корабль и не благо. Деятельность, которая не создает полезности, трудом не является, и поэтому затраченные в ее результате силы и средства ценности не создают. Ведь все в человеческом обществе существует в человеческой оценке. Тепло для него - это то, которое его греет, а не то, которое вылетает в трубу или рассеяно в космосе.
Навязчивая идея до конца не оставляет Бём-Баверка: ''Я хочу вывести только основной закон образования цен исходя из предположения, что при совершении меновых актов люди находятся под исключительным влиянием одного мотива - стремления получить непосредственную пользу от меновой сделки [360].
Если бы он претендовал только на это, кто бы стал с ним особенно спорить? Разве только следовало уточнить, что мотив непосредственной пользы, выгоды, всегда и везде, в экономике и вне ее, является если не единственным, то господствующим не только у людей, но и у животных. К концу своего исследования Бём-Баверк уже забыл, что собирался обосновать ''меру ценности'' [269], единицу которой люди ''не могут выбирать по своему произволу'' [263], и даже сформулировать ''закон величины ценности материальных благ'' [279].
В последней части своего труда Бём-Баверк произнес еще несколько полезных истин:
О ''субъективной ценности денег для покупателей'' [400].
О том, что влияние на цену оказывает ''лишь такой спрос, который опирается на способность покупателей заплатить за товар деньги'' [408].
О том, что ''в известном смысле можно, пожалуй, сказать, что при назначении цены продавец сообразуется с издержками: он очень неохотно соглашается на понижение цены ниже издержек. К издержкам он не может относиться безразлично: они служат для него межевым столбом, пройдя который, он видит, что ожидаемая прибыль превращается в убыток'' [414].
Сам Бём-Баверк из этих истин ничего полезного извлечь не смог. Посмотрим, что они могли бы ему дать, если бы он не был ослеплен идеей субъективной полезности как единственной причины ценности.
