|
От
|
alex~1
|
|
К
|
Дм. Ниткин
|
|
Дата
|
06.08.2004 10:34:02
|
|
Рубрики
|
Прочее; Тексты;
|
|
Re: К чему...
>Писулька, конечно, не глубокомысленная – так ведь это для начинающих, надо же понимать. И еще, есть разница. Не каждый, называющий себя христианином – христианин. Но каждый, называющий себя сатанистом - сатанист.
Ну что ж, даже сатанисты пригодятся для анализа Вашей, Дмитрий, методологии. Автор странной писульки пишет, что не тот сатанист, кто себя просто таковым считает. Вы в этом важном положении с ним категорически не согласны, но приводите мнение автора как надежный аргумент в споре. Но чего ради должен я полагаться на мнение рекомендованного Вами автора, когда Вы сами не собираетесь на него полагаться?
>>"Морально все, что идет на пользу нашему делу" - это не коммунистическая мораль. По определению. Этим принципом в морали руководствовались самые различные идеологии, системы ценностей и пр.
>
>То есть, это не только коммунистическая мораль? Ладно, согласен.
Это совсем не коммунистическая мораль. "Впрочем, это долго Вам объяснять" (Мюнхгаузен из захаровского фильма). Но самое забавное, что прославившийся в истории лозунг "Цель оправдывает средства" принадлежит Ордену Иисуса Христа. Можно, конечно, не считать это проявлением истинного христианства. Но тогда, Дмитрий, Вам надо быть в высказываниях намного осторожнее относительно коммунизма, сатанизма и прочих затрагиваемых в здешних дискуссиях измов.
>>Это и христианская мораль - все различие состоит в том, что понимать под "нашим делом".
>А вот тут не соглашусь. Чего нельзя – того нельзя. Хотя и целесообразно.
Хорошо. Поскольку религия, очевидно, не обладает монополией на мораль, то вполне допустимо рассуждать на эту тему с точки зрения, более широкой, чем христианская (православная). Итак, я, атеист, считаю, что спасение души можно назвать "христианским делом". Чего нельзя делать такого, что ведет к спасению души?
И вообще, чего в христианстве делать нельзя абсолютно? Мы согласились, что верблюд, обмотавшись бухтой каната, вполне может пройти через игольное ушко. Была бы на то Божья Воля. Уж не считают ли православные вообще, а Дмитрий Ниткин в частности, что им ведома Божья Воля?
>>Отказ это этого принципа просто приводит к отказу от критерия отличения морального от аморального.
>А мне кажется, как раз наоборот: согласие с этим принципом приводит к отказу от критерия отличения морального от аморального, замене его на критерий целесообразности.
Дмитрий, целесообразность - понятие временное, быстро меняющееся и рациональное. Мораль имеет другой "цикл жизни" и иррациональна. Ну зачем оглуплять своих противников? Коммунисты (и сатанисты) вполне признают иррациональные ценности. Насчет сатанистов говорить не буду, а коммунисты просто отрицают их абсолютный характер. Ваши обвинения коммунистов в отказе от иррациональных моральных ценностей вообще явно неубедительны.
>Далеко не факт, что совесть – средство нравственного самоанализа. И что это всего лишь инструмент. Возможно и иное понимание совести – как проявление непосредственного действия Духа в человеке. Нравственный самоанализ, «угрызения совести» post factum – это уже покаяние. Акт скорее сознательный, чем совестный. А совесть действует непосредственно, в момент совершения поступка (или отказа от него). Действует раньше, чем сам поступок обдуман – и в этом смысле иррациональна.
Никак не могу согласиться, что угрызения совести - это уже покаяние. Впрочем, не силен в православной трактовке этих понятий. С точки зрения атеиста, бывает и так: погрызет совесть, погрызет, но покаяния не последует. "Бывает, и еще как бывает".
Если совесть - непосредственное воздействие Духа, то Вы попадаете на скользкую (в наше время) дорожку. Это Дух в христианском понимании или Дух "со стороны" Единого Бога, которому безразлично деление смертных на православных, мормонов, мусульман, иудеев и атеистов?
>>вопрос об аморальности бессовестного человека ставить просто глупо. Потеряв совесть, он вышел за границы области применения понятия "мораль" вообще.
>Да. Это необходимый шаг на сатанинском пути к «сверхчеловеку».
Давайте перейдем к Ницше и его сверхчеловеку.
Придя в ближайший город, лежавший за лесом, Заратустра
нашел там множество народа, собравшегося на базарной площади:
ибо ему обещано было зрелище -- плясун на канате. И Заратустра
говорил так к народу:
Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что
должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?
Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а
вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к
состоянию зверя, чем превзойти человека?
Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или
мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для
сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором.
Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще
осталось от червя, Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще
человек больше обезьяны, чем иная из обезьян.
Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь
растения и призрака. Но разве я велю вам стать призраком или
растением?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
Сверхчеловек -- смысл земли. Пусть же ваша воля говорит:
да будет сверхчеловек смыслом земли!
Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле
и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они
отравители, все равно, знают ли они это или нет.
Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие,
от которых устала земля: пусть же исчезнут они!
Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и
вместе с ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю --
самое ужасное преступление, так же как чтить сущность
непостижимого выше, чем смысл земли!
Некогда смотрела душа на тело с презрением: и тогда не
было ничего выше, чем это презрение, -- она хотела видеть тело
тощим, отвратительным и голодным. Так думала она бежать от тела
и от земли.
О, эта душа сама была еще тощей, отвратительной и
голодной; и жестокость была вожделением этой души!
Но и теперь еще, братья мои, скажите мне: что говорит ваше
тело о вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и
жалкое довольство собою?
Поистине, человек -- это грязный поток. Надо быть морем,
чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым.
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он -- это море, где
может потонуть ваше великое презрение.
В чем то самое высокое, что можете вы пережить? Это -- час
великого презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас
отвратительным, так же как ваш разум и ваша добродетель.
Час, когда вы говорите: "В чем мое счастье! Оно --
бедность и грязь и жалкое довольство собою. Мое счастье должно
бы было оправдывать само существование!"
Час, когда вы говорите: "В чем мой разум! Добивается ли он
знания, как лев своей пищи? Он -- бедность и грязь и жалкое
довольство собою!"
Час, когда вы говорите: "В чем моя добродетель! Она еще не
заставила меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от
зла моего! Все это бедность и грязь и жалкое довольство собою!"
Час, когда вы говорите: "В чем моя справедливость! Я не
вижу, чтобы был я пламенем и углем. А справедливый -- это
пламень и уголь!"
Час, когда вы говорите: "В чем моя жалость! Разве жалость
-- не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей?
Но моя жалость не есть распятие".
Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если
бы я уже слышал вас так восклицающими!
Не ваш грех -- ваше самодовольство вопиет к небу;
ничтожество ваших грехов вопиет к небу!
Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то
безумие, что надо бы привить вам?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он -- эта молния, он
-- это безумие! --
Пока Заратустра так говорил, кто-то крикнул из толпы: "Мы
слышали уже довольно о канатном плясуне; пусть нам покажут
его!" И весь народ начал смеяться над Заратустрой. А канатный
плясун, подумав, что эти слова относятся к нему, принялся за
свое дело.
Заратустра же глядел на народ и удивлялся. Потом он так
говорил:
Человек -- это канат, натянутый между животным и
сверхчеловеком, -- канат над пропастью.
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор,
обращенный назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке
можно любить только то, что он переход и гибель.
Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть,
ибо идут они по мосту.
Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели
и стрелы тоски по другому берегу.
Я люблю тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы
погибнуть и сделаться жертвою -- а приносит себя в жертву
земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека.
Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать
для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он
своей гибели.
Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить
жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю,
животных и растения: ибо так хочет он своей гибели.
Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель
есть воля к гибели и стрела тоски.
Я люблю того, кто не бережет для себя ни капли духа, но
хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно
духу, проходит он по мосту.
Я люблю того, кто из своей добродетели делает свое
тяготение и свою напасть: ибо так хочет он ради своей
добродетели еще жить и не жить более.
Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много
добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем
две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится
напасть.
Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет
благодарности и не воздает ее: ибо он постоянно дарит и не
хочет беречь себя.
Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает
ему на счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я
игрок-обманщик? -- ибо он хочет гибели.
Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел
и исполняет всегда еще больше, чем обещает: ибо он хочет своей
гибели.
Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет
людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.
Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит
своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может
погибнуть при малейшем испытании: так охотно идет он по мосту.
Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает
самого себя, и все вещи содержатся в нем: так становятся все
вещи его гибелью.
Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так
голова его есть только утроба сердца его, а сердце его влечет
его к гибели.
Я люблю всех тех, кто являются тяжелыми каплями, падающими
одна за другой из темной тучи, нависшей над человеком: молния
приближается, возвещают они и гибнут, как провозвестники.
Смотрите, я провозвестник молнии и тяжелая капля из тучи;
но эта молния называется сверхчеловек.
5
Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ
и умолк. "Вот стоят они, говорил он в сердце своем, -- вот
смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей.
Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они
слушать глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как
проповедники покаяния? Или верят они только заикающемуся?
У них есть нечто, чем гордятся они. Но как называют они
то, что делает их гордыми? Они называют это культурою, она
отличает их от козопасов.
Поэтому не любят они слышать о себе слово "презрение".
Буду же говорить я к их гордости.
Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и
есть последний человек".
И так говорил Заратустра к народу:
Настало время, чтобы человек поставил себе цель свою.
Настало время, чтобы человек посадил росток высшей надежды
своей.
Его почва еще достаточно богата для этого. Но эта почва
будет когда-нибудь бедной и бесплодной, и ни одно высокое
дерево не будет больше расти на ней.
Горе! Приближается время, когда человек не пустит более
стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится
дрожать!
Я говорю вам: нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в
состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам: в вас есть еще
хаос.
Горе! Приближается время, когда человек не родит больше
звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека,
который уже не может презирать самого себя.
Смотрите! Я показываю вам последнего человека.
"Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что
такое звезда?" -- так вопрошает последний человек и моргает.
Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек,
делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха;
последний человек живет дольше всех.
"Счастье найдено нами", -- говорят последние люди, и
моргают.
Они покинули страны, где было холодно жить: ибо им
необходимо тепло. Также любят они соседа и жмутся к нему: ибо
им необходимо тепло.
Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом:
ибо ходят они осмотрительно. Одни безумцы еще спотыкаются о
камни или о людей!
От времени до времени немного яду: это вызывает приятные
сны. А в конце побольше яду, чтобы приятно умереть.
Они еще трудятся, ибо труд -- развлечение. Но они
заботятся, чтобы развлечение не утомляло их.
Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком
хлопотно. И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться?
То и другое слишком хлопотно.
Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все
равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший
дом.
"Прежде весь мир был сумасшедший", -- говорят самые умные
из них, и моргают.
Все умны и знают все, что было; так что можно смеяться без
конца. Они еще ссорятся, но скоро мирятся -- иначе это
расстраивало бы желудок.
У них есть свое удовольствьице для дня и свое
удовольствьице для ночи; но здоровье -- выше всего.
"Счастье найдено нами", -- говорят последние люди, и
моргают.
Здесь окончилась первая речь Заратустры, называемая также
"Предисловием", ибо на этом месте его прервали крик и радость
толпы. "Дай нам этого последнего человека, о Заратустра, -- так
восклицали они, -- сделай нас похожими на этих последних людей!
И мы подарим тебе сверхчеловека!" И все радовались и щелкали
языком. Но Заратустра стал печален и сказал в сердце своем:
"Они не понимают меня: мои речи не для этих ушей.
Очевидно, я слишком долго жил на горе, слишком часто
слушал ручьи и деревья: теперь я говорю им, как козопасам.
Непреклонна душа моя и светла, как горы в час
дополуденный. Но они думают, что холоден я и что говорю я со
смехом ужасные шутки.
И вот они смотрят на меня и смеются, и, смеясь, они еще
ненавидят меня. Лед в смехе их".
>Совесть есть у каждого. Но не каждому удается ее подавить, и тем более обернуть противоположным знаком.
Дмитрий, откуда у Вас убежденность, что Вы знаете, какой знак ставить? Кто Вас назначил авторитетным арбитром по этому вопросу?
>>Да, он враг/конкурент. Убей/разори его - но любя его бессмертную душу (если, конечно, у него вообще есть душа.).
>>Как Вам такая мораль?
>
>Нормально. Именно руководствуясь этой моралью, христиане выносили и исполняли смертные приговоры. Только «конкурента» Вы зря приплели. И чей «враг» – уточнить надо.
Почему же конкурента я "приплел зря"? Христиане имеют врагов разного уровня. Чей "враг"? Разумеется, того человека, который воспринимает врага как врага.
С уважением
PS Да, насчет коммунизма как дьявольского соблазна с христианской точкой зрения - это Вы, конечно, правы. Только я обращаю Ваше внимание на то, что христианская точка НЕ ЯВЛЯЕТСЯ абсолютной. Или это тоже надо сейчас доказывать?
Не забывайте также, что Вы православный, а не "христианин" вообще. С господствущей в мире христианской точки зрения православные - это маргинальная секта еретиков (православные, насколько я знаю, протестантов, католиков, Свидетелей Иеговы, мормонов и прочих Адвентистов Седьмого Дня тоже отнюдь не жалуют и думают о них примерно также). Так что претензии православных на истинное постижение абсолюта можно рассматривать всерьез, только будучи истинно православным. Но Вы-то знаете, что спорите с атеистом? Какой вес здесь может иметь ссылка к "соблазну"?