От Mole Man Ответить на сообщение
К Исаев Алексей Ответить по почте
Дата 29.09.2004 00:58:20 Найти в дереве
Рубрики WWII; Армия; Версия для печати

Можно и нашего "Гроссмана" послушать

>Может нашего "Гроссмана" послушать?

Можно и нашего "Гроссмана" послушать. Правда, пишет он не про Ржев, а про Сталинград.

Василий Гроссман «Жизнь и судьба» тт.1-2 Москва, «Известия» 1990.

Василий Гроссман «Жизнь и судьба» тт.1-2 Москва, «Известия» 1990.
Т.2 стр.22-24:

- Есть еще такой простой прием,- сказал Лопатин.- В случае успеха все приписывать себе. А неуспех валить на соседа.
Морозов сказал:
- Эх, соседи, соседи, вот как-то командир стрелковой части, генерал, попросил меня поддержать его огнем. «Дай-ка, друг, огоньку вон по тем высоткам». «Какие ввести калибры?» А он по матушке выругался и говорит: «Давай огоньку, и все тут!» А потом оказалось, он не знает ни калибров орудий, ни дальности огня, да и в карте плохо разбирается: «Давай, давай огоньку, туды твою мать...» - А своим подчиненным - «Вперед, а то зубы выбью, расстреляю!» - И уверен, что превзошел всю мудрость войны. Вот вам и сосед, прошу любить и жаловать. А тебя еще зачислят к нему в подчинение,- как же: генерал.
- Эх, извините, чуждым нашему духу языком вы говорите,- сказал Неудобнов.- Нет таких командиров частей в Советских Вооруженных Силах, да еще генералов!
- Как нет? - сказал Морозов.- Да скольких я за год войны встретил подобных мудрецов, пистолетом грозят, матерятся, бессмысленно людей посылают под огонь. Вот недавно. Командир батальона плачет прямо: «Куда я поведу: людей на пулеметы?» И я говорю: «Верно ведь, давайте задавим огневые точки артиллерией». А командир дивизии, генерал, с кулаками на этого комбата:
«Или ты сейчас выступишь, или я тебя как собаку расстреляю». Ну и повел людей,- как скот, на убой!...
- Вот-вот,- сказал, не расслышав, Морозов.- Повоюйте с ними малой кровью. Вся сила их в том, что они людей не жалеют.
То, что говорил Морозов, вызывало в Новикове сочувствие. Всю свою военную жизнь сталкивался он с такими и подобными делами.
Вдруг он сказал:
- А как это людей жалеть? Если человек людей жалеет, не надо ему воевать…. А как это - людей жалеть? На то и война, чтобы себя не жалеть и людей не жалеть. Главная беда: пригонят в часть кое-как обученных и дадут им в руки драгоценную технику. Спрашивается вот, кого жалеть?
Неудобнов быстро переводил глаза с одного собеседника на другого.
Неудобнов погубил немало хороших людей, таких, что сидели сейчас за столом, и Новикова поразила мысль, что, может быть, беда от этого человека не меньше, чем та, что ждет на переднем крае ...
Неудобнов назидательно сказал:
- Не тому нас учит товарищ Сталин. Товарищ Сталин нас учит, что самое дорогое - люди, наши кадры. Наш самый драгоценный капитал - кадры, люди, их и беречь надо как зеницу ока…
…Перебивая Неудобнова, Новиков совсем уж грубо и зло сказал:
- Людей у нас много, а техники мало. Человека сделать всякий дурак может, это не танк, не самолет. Если ты людей жалеешь, не лезь на командную должность!

К вопросу о том, что иначе как описано выше и воевать-то нельзя.
Т.2 стр. 151:

…Но и на войне встречаются люди…. Такие люди говорят: «Сиди, сиди, куда ты пойдешь, слышишь, как бьет. Подождут они там моего донесения, а ты лучше чайничек вскипяти». Такие люди рапортуют в телефон начальнику: «Слушаюсь, есть выдвинуть пулемет»,- и, положив трубку, говорят: «Куда там его без толку выдвигать, убьют же хорошего парня»….

Том 1 стр.303-304:

"...Когда люди в тылу видят движение к фронту воинских эшелонов, их охватывает чувство радостного томления,- кажется, что именно эти пушки, эти свежеокрашенные танки предназначены для главного, заветного, что сразу приблизит счастливый исход войны.
У тех, кто, выходя из резерва, грузится в эшелоны, возникает в душе особое напряжение. Молодым командирам взводов мерещатся приказы Сталина в засургученных конвертах... Необстрелянным, наивным ребятам-танкистам кажется, что именно им предстоит участвовать в решающем деле. Фронтовики, знавшие, почем фунт лиха, посмеиваются…
Опытные люди уже видели, как бывает: часть сгружается в прифронтовой полосе, на глухой, известной только немецким пикировщикам станции, и под первую бомбежку новички маленько теряют праздничное настроение... Людям, опухавшим в дороге от сна, не дают поспать ни часу, марш длится сутками, некогда попить, поесть, в висках ломает от беспрерывного рева перегретых моторов, руки не в силах держать рычаги управления. А командир уже начитался шифровок, наслушался крику и матюков по радиопередатчику,- командованию надо поскорей затыкать дыру, и нет здесь никому никакого дела до того, какие показатели у новой части в учебных стрельбах. «Давай, давай, давай». Одно это слово стоит в ушах командира части, и он дает, не задерживает,- гонит вовсю. И бывает, прямо с ходу, не разведав местности, часть вступает в бой, чей-то усталый и нервный голос скажет: «Немедленно контратакуйте, вот вдоль этих высоток, у нас тут ни хрена нет, а он прет вовсю, все к черту повалится».
В головах механиков-водителей, радистов, наводчиков стук и грохот многосуточной дороги смешался с воем германских воздушных пищух, с треском рвущихся мин. Тут и становится особенно понятно безумие войны,- час прошел, и вот он, огромный труд: дымятся обгоревшие, развалившиеся машины с развороченными орудиями, сорванными гусеницами.
Где месяцы бессонной учебы, где прилежание, терпеливый труд сталеваров, электриков...
И старший начальник, чтобы скрыть необдуманную торопливость, с которой была брошена в бой прибывшая из резерва часть, скрыть ее почти бесполезную гибель,-посылает наверх стандартное донесение: «Действия брошенной с хода резервной части приостановили на некоторое время продвижение противника и позволили произвести перегруппировку вверенных мне войск».
А если б не кричал - давай-давай, если б дал возможность разведать местность, не переть на минирование поле, то танки, хоть и ничего решающего не совершив, подрались бы, причинили немцам неприятность и большое неудобство…."

Пассажи о квалификации командования корпуса и выше.
Том 1 стр.201-203:

… Гетманов, похохатывая, говорил:
- Наше счастье, что немцы мужику за год опротивели больше, чем коммунисты за двадцать пять лет….
Эта смелость не заражала собеседника, наоборот, по-селяла тревогу.
До войны Гетманов руководил областью, выступал по вопросам производства шамотного кирпича и организации научно-исследовательской работы в филиале угольного института, говоря и о качестве выпечки хлеба на городском хлебозаводе, и о неверной повести «Голубые огни», напечатанной в местном альманахе, и о ремонте тракторного парка, и о низком качестве хранения товаров на базах облторга, и об эпидемии куриной чумы на колхозных птицефермах.
Теперь он уверенно говорил о качестве горючего, о нормах износа моторов и о тактике танкового боя, о взаимодействии пехоты, танков и артиллерии при прорыве долговременной обороны противника, о танках на марше, о медицинском обслуживании в бою, о радиошифре, о воинской психологии танкиста, о своеобразии отношений внутри каждого экипажа и экипажей между собой, о первоочередном и капитальном ремонте, об эвакуации с поля боя поврежденных машин….
…Шла ли речь о войне, о колхозных делах, о книге генерала Драгомирова, о китайской нации, о достоинствах генерала Рокоссовского, о климате Сибири, о качестве русского шинельного сукна либо о превосходстве красоты блондинок над красотой брюнеток - он никогда в своих суждениях не преступал стандарта….
Иногда, после ужина, он становился разговорчив и рассказывал истории о разоблаченных вредителях и диверсантах, действовавших в самых неожиданных областях: в производстве медицинских инструментов, в армейских сапожных мастерских, в кондитерских, областных дворцах пионеров, в конюшнях московского ипподрома, в Третьяковской галерее.
У него была превосходная память, и он, видимо, много читал, изучал произведения Ленина и Сталина. Во время споров он обычно говорил: «Товарищ Сталин еще на семнадцатом съезде...» - и приводил цитату.

Том 2 Стр.311-312:

Неудобнов и Гетманов душу готовы были положить, чтобы корпус первым пересек границу Украины, чтобы бригады безостановочно продолжали двигаться на запад.
Они ради этого готовы были пойти на любой риск, но одним лишь не хотели рисковать - принять на себя ответственность в случае неудачи.
Новикова невольно захватила лихорадка,- и ему хотелось радировать во фронт, что передовые подразделения корпуса первыми пересекли границу Украины. Это событие не имело никакого военного значения, не причинило бы противнику особого ущерба. Но Новиков хотел этого, хотел ради военной славы, благодарности командующего, ордена, похвалы Василевского, ради приказа Сталина, который прочтут по радио, ради генеральского звания и зависти соседей….

Об отношении командиров к потерям живой силы.
Том 2 Стр.18-20:

Всю свою солдатскую жизнь он знал страх перед начальством за потерю техники и боеприпасов, за просроченное время, за машины, моторы, горючее, за оставление без разрешения высоты и развилки дорог. Не встречал он, чтобы начальники всерьез сердились на то, что боевые действия сопровождались большими потерями живой силы. А иногда начальник посылал людей под огонь, чтобы избегнуть гнева старшего начальства и сказать себе в оправдание, разведя руками: «Ничего не мог поделать, я половину людей положил, но не мог занять намеченный рубеж»...
Живая сила, живая сила.
Он несколько раз видел, как гнали живую силу под огонь даже не для перестраховки и формального выполнения приказа, а от лихости, от упрямства.

(В журнальнов варианте романа в этом месте был пассаж, который в книге печатать не стали - что Новиков сколько раз видел, с какой легкостью штабные службисты планировали процент потерь в той или иной операции - 30%, 50%. И на его вопросы отвечали, что войну без потерь не ведут, а что людей жалеть - бабы новых народят).

Если читали данный «роман», то помните чем все это кончилось - комбриг Новиков из жалости к живой силе и технике продлил на 8 минут артподготовку по неподавленнным батареям при прорыве под Сталинградом, нарушив прямой приказ Толбухина. Бригада вошла в прорыв без потерь.
«Есть право большее, чем право посылать, не задумываясь, не смерть - право задуматься, посылая на смерть».
Задержка операции такого масштаба была расценено начальством понятно как. В конце книги от него ушла жена, его отстранили от командования бригадой и вызвали в Москву - ясно, что не для вручения ордена. А он-то в начале книги было думал, что попал в номенклатуру… Короче, «гуманистов» на войне ждала бесславная и жалкая участь.