От Пауль Ответить на сообщение
К Пауль Ответить по почте
Дата 01.02.2018 17:24:01 Найти в дереве
Рубрики 11-19 век; Версия для печати

Напоследок, упоминавшаяся статья В. Микулина

ПОЧЕМУ ОТМЕНЕНА ЛАВА.

Исключение указаний для действий лавой из II-й части временного боевого устава конницы РККА 1924 года породит несомненно обсуждение на местах вопроса о целесообразности или нецелесообразности этой меры. Объяснительная записка, приложенная к уставу, хотя и раз'ясняет, обоснование этого шага в общих чертах, но не может, естественно, охватить вопрос во всей его полноте, и, в частности, в тех исторических подробностях, которые имеют существенное значение для правильного понимания вопроса. Вот почему из'ятие указаний для действия лавой заслуживает быть исследованным особо.

Прежде всего необходимо заглянуть назад, в область далекого исторического прошлого, остановившись на том делении конницы на иррегулярную и регулярную, которое мы встречаем вплоть до последних дней повсеместно там, где об'ективные условия позволяли его проводить, в частности, в России (казачество), в Турции (курды), в Японии (хунхузы), отчасти во Франции (спаги).

Иррегулярная конница являлась естественной преемницей традиций и методов боевой работы своей исторической предшественницы — степной азиатской конницы Чингиз-Хана, Тамерлана и других вождей тех отдаленных времен, которые характеризуются, с точки зрения интересующего нас вопроса, применением огромных масс конницы, сплошь состоявших из великолепных природных наездников, сидевших на кровных степных скакунах и являвшихся отличными индивидуальными бойцами, при этом качества последних вырабатывались не каким-либо специальным обучением, а всей совокупностью особенностей кочевой жизни, полной опасностей и лишений и неразрывно связанной с конем, как с единственным в те времена средством передвижения.

Тактика азиатской конницы сводилась в общем и целом к тому, чтобы навалиться в конном строю на предварительно раздерганного и расстроенного противника и уничтожить его в рукопашную. Боевой порядок не имел поэтому каких-либо шаблонных форм и состоял из целого ряда отдельных групп, которые маневрировали самостоятельно, стремясь создать угрозу флангам и тылу противника, вели огонь с коня из лука одиночными людьми или залпами, иногда подскакивали вплотную к противнику и спешивались в самом его расположении, бросая лошадей и действуя дальше пешком. Совокупность усилий всех этих групп была направлена к тому, чтобы привести противника в расстройство и обеспечить в удобный момент решающую атаку более крупных сил, налетавших ордой, без каких-либо определенных строев, и давивших массой и доблестью отдельных рубак в рукопашном бою. Эта тактика конницы того периода естественно вытекала из ее природной легкости и подвижности, не отражала каких-либо персональных уклонов мысли отдельных вождей, а являлась простым следствием здорового понимания природы действий конницы, как рода войск, применительно к тогдашнему состоянию вооружения. Никаких других приемов боя иррегулярная конница не знала и пользовалась им вплоть до наших дней, последовательно внося в нее те поправки, которые вытекали из эволюции вооружения. Так, стрельбу с коня одиночных всадников из лука заменила сначала стрельба из пистолетов, затем стрельба из карабинов, а впоследствии и из винтовок, допускавшаяся в частности «наставлением для действий лавой» нашего устава конницы 1920 года (ст. 6). Спешивание с бросанием коней в самой гуще врага заменилось со временем действием отдельных спешенных групп боевого порядка, наступавших при поддержке своего движения огнем. Одним словом, тактика действий иррегулярной конницы оставалась в основе неизменной, беря свое начало от бесформенных по внешнему виду, но глубоко продуманных методов действий древнеазиатской конницы, обрушивавшейся на врага неудержимой лавиной.

Видоизменялись лишь внешние формы, параллельно с эволюцией вооружения и вытекавшем из него развитием силы огня.

Совершенно иную картину дает история так называемой регулярной конницы, т.-е. конницы, искусственно созданной в армиях тех стран, которые в силу географических и бытовых условий не располагали природной конницей и вынуждены были создавать этот род войск в организационном порядке, поскольку он являлся необходимым, как таковой. Эта конница шла в своем историческом развитии собственными путями. Для краткости здесь придется опустить большой период истории и остановиться сразу на наполеоновской коннице, стяжавшей себе репутацию лучшей в мире. Такой большой исторический скачок оправдывается, однако, тем, что тактика регулярной конницы наполеоновской эпохи являлась уже вполне установившейся и чуждой тем шатаниям, ересям и моментам упадка, которые характерны для регулярной конницы предшествовавших периодов. Кроме того, лучшая в мире (по тем временам) регулярная конница Наполеона имела случай столкнуться в 1812 году с лучшей иррегулярной конницей той же эпохи в лице русского казачества, почему сопоставление тактик обеих конниц (регулярной и иррегулярной) именно в наполеоновскую эпоху представляется особенно интересным и поучительным.

Тактика регулярной конницы того периода была совершенно четко выявлена. Эта конница являлась почти исключительно средством производства сомкнутых конных атак на поле сражения в развитие действий других родов войск и для завершения достигнутого ими успеха. В общем боевом порядке конница располагалась обычно в резерве, откуда она прямо шла в атаку по мере назревания момента последней. В сущности говоря, вся тактика регулярной конницы того времени сводилась к культу так называемого «шока» или массового сомкнутого удара холодным оружием в конном строю, в чем собственно и видели самый смысл существования конницы, как элемента боя. В отличие от гибкого, подвижного боевого порядка иррегулярной конницы, строившегося в зависимости от обстановки без каких-либо шаблонных форм и преимущественно на основе маневрирования отдельных групп, боевой порядок регулярной конницы неизменно состоял из трех линий, которые автоматически сменяли одна другую при атаке; боевые построения создавались всегда по определенным шаблонам и были весьма компактными. Никакого маневрирования в бою, в сущности говоря, не было; имелось лишь прямолинейное устремление вперед с возрастающей скоростью, которое должно было неминуемо кончиться или удачным «шоком», или гибелью атакующих. Отсюда и родилась знаменитая в свое время теория, проникшая даже в учебники тактики и утверждавшая, что успех конницы строится по формуле «масса, умноженная на квадрат скорости», что означало практически необходимость атаковать противника с максимальной скоростью значительными силами конницы, построенными возможно более компактно и тесно. Для проявления при этих условиях какой-либо индивидуальности бойца, необходимой с точки зрения тактики иррегулярной конницы, не оставалось места, да она и не требовалась по сути дела. Необходимо заметить, что обстановка, в которой создавалась и развивалась иррегулярная конница, сама по себе во многом предопределяла характер ее тактики. Во-первых, не имея естественных природных основ своих действий, регулярная конница находилась в полной зависимости от тех или иных персональных воззрений на ее использование, которого придерживались отдельные военные светила того или иного периода истории, что в зависимости от характера этих воззрений и привело к известным в истории трем периодам упадка и возрождения регулярной конницы. Кроме того, искусственно, как указывалось уже, созданная, посаженная на лошадей конюшенного воспитания и происхождения, незнакомых с простором степей, пополненная навербованными, а впоследствии мобилизованными людьми, — регулярная конница, естественно, и не могла обладать той высокой подвижностью и теми качествами одиночного бойца, которыми обладала конница естественная, природная; уже в силу одного этого регулярной коннице пришлось идти по линии компактных и сомкнутых построений, где одиночный боец был лишь номером, скакавшим в общем строю зажатым между соседями справа и слева.

Бегло обрисовав в основных чертах тактику регулярной и иррегулярной конницы в наполеоновскую эпоху, следует вкратце остановиться на результатах столкновений этих конниц в отечественную войну. Эти результаты общеизвестны: лучшая в мире регулярная наполеоновская конница, соперничавшая с таковой же русской конницей в доблести сомкнутых атак на полях сражений, неизменно пассовала при встречах с казачьей конницей, образ действий которой вызывал величайший гнев Наполеона по свидетельству исторических документов. Казачья «лава» в конец задергала блестящих регулярных кавалеристов великой армии, не способных противопоставить подвижной маневренной групповой тактике казачьих частей таковую же.

Из этого исторического момента можно извлечь уже много поучительных выводов, которых, однако, вожди конницы и организаторы последующей эпохи все-таки сделать не сумели. До конца прошлого столетия регулярная конница всех без исключения европейских армий воспитывалась по-прежнему на старых тактических положениях, за что она жестоко расплатилась в целом ряде случаев, из которых наиболее яркие и характерные приходятся на долю войны 1870—71 г. Скованная узкими рамками своей тактической идеологии, регулярная конница, естественно, очень слабо показала себя и в области более широкой оперативной работы. Особняком стоит лишь американская конница, которая, в так называемой, войне за освобождение в 1861—65 годах дала блестящие образцы тактической гибкости и широты оперативного размаха, которые обессмертили ее имя в истории конницы. Нельзя не отметить при этом, что образ действий американской конницы опять-таки, естественно, вытекал из того обстоятельства, что ряды ее были пополнены природными наездниками, каковыми являлись жители прерий и американские фермеры, а головы вождей не были забиты «доктринами», выношенными в тиши кабинетов и оторванными от жизни. Блестящие действия американской конницы в 1861—65 годах хочется невольно сравнить с действиями конницы обеих сторон в войну 1870—71 года, дабы лишний раз подчеркнуть надуманность, неестественность и узость тех взглядов, следуя которым конница французов и немцев доблестно и бесцельно гибла на полях сражений, систематически упуская ряд случаев для оказания существенной помощи своим войскам в более широком оперативном масштабе.

Какой-либо особенной эволюции тактики регулярной конницы на протяжении последнего столетия незаметно. Она лишь в зачаточном виде восприняла уроки 1812 года, что выразилось в постепенном сокращении числа, так называемых, тяжелых полков конницы и в увеличении за счет их числа легких, т.-е. сидевших на более подвижном конском составе и обладавших меньшей способностью к шоку, но зато более способных к маневрированию. Однако, никакой определенной идеи, ярко выраженной во всех этих мероприятиях, усмотреть невозможно, и сильную отсталость регулярной конницы от требований и особенностей боевой действительности приходится отнести за счет бездарности ее вождей, из которых ни одного нельзя поставить рядом со Стюартом, Морганом, Форрестом и другими вождями американской конницы в борьбе за освобождение.

Некоторое оживление научной мысли конницы отмечается лишь с началом настоящего столетия. Необходимость вырвать конницу из цепких лап трехлинейной тактики начинает уже осознаваться более передовыми мыслителями. У нас в России, в частности, следует отметить организацию дивизий конницы в составе трех регулярных и одного иррегулярного полка (казачьего); об'яснение такой структуры дивизии мы находим в труде известного кавалерийского писателя довоенного периода Матковского «Конница», где он указывает, что «лава» казачьего полка явится лучшим прикрытием для того, чтобы подвести, нацелить и бросить в бой регулярные полки дивизии. Здесь отчетливо сквозит мысль о необходимости дополнить чисто ударные, таранные, свойства конницы элементом тактического маневра, к производству которого она была слабо подготовлена. Этот пробел должен был быть восполнен включением в состав конной дивизии одного иррегулярного полка.

Примерно к периоду 1910 года относится брожение и искательств кавалерийской мысли и в других странах. Так, во Франции испытывается порядок маневрирования в бою конной дивизии, во многом напоминающий «вентер» нашей казачьей лавы. В Германии, по настоянию известного генерала Бернгарди, конница переходит к построению боевого порядка конной дивизии уступами (группами) и окончательно отказывается от использования крупных соединений конницы по методам трехлинейной тактики. У нас, наконец, кавалерийский устав 1912 года отказывается в III-й своей части (бой) от этих методов и проводит идею группового боевого порядка для крупных соединений (эскадрон, полк); этим же уставом вводится «тактический образ действий без определенных форм и построений» — лава, при чем с выходом этого устава деление русской конницы на регулярную и иррегулярную фактически заканчивается, так как устав 1912 года является уже единым для всей конницы.

Вкратце проследив таким образом эволюцию взглядов регулярной конницы вплоть до ближайшего к нам периода времени, мы видим, что общий уклон этой эволюции ведет в сторону усвоения регулярной конницей методов действий конницы иррегулярной; в основе последних, как мы уже видели, лежит расчленение боевого порядка на несколько групп различного состава, действующие самостоятельно во имя достижения общей цели, поставленной старшим начальником, при этом так, как им удобнее по обстановке — в конном или пешем строю или тем и другим способом одновременно; при этом отмечается тенденция нашего устава распространить эти принципы действий не только на крупные, но и на мелкие соединения введением «лавы» (сравнить, например, ст. 4 «Наставления для действий лавой» и ст. 32 ч. III-й устава 1918 года).

Правда, «Наставление для действий лавой» придает этим действиям скорее вспомогательное значение — устав перечисляет ряд случаев применения «лавы» (п. 5 Наставления для действия лавой — приложение 1-е ко II части устава), из которых ни один не является сам по себе решающим. С точки зрения слабости вооружения эскадрона и полка в те времена, (даже в полку не было еще пулеметов) это отчасти обосновано. Однако, в идейном отношении наблюдается полная тождественность указаний III-й части устава для боя крупных соединений и «наставления для действия лавой»; последняя представляет в конечном счете не столько «тактический образ действий конницы без определенных, форм и построений», как ее туманно назвал устав, сколько попросту комбинированный боевой порядок эскадрона и полка, обладающий всеми признаками этого боевого порядка, поскольку все составные части его действуют самостоятельно, по инициативе своих начальников, на коне или пешком, стремясь к достижению общей цели действий и подготавливая обстановку для решающей конной атаки резерва (сравнить ст. 6 «Наставление для действия лавой» и ст. 34 части III-й устава). Таким образом, уловить идейную разницу между «лавой» и обычным комбинированным боевым порядком не представляется возможным, ибо этой разницы по существу дела нет. Внешне же она наблюдается постольку, поскольку разнится масштаб действий части, остающейся при действиях эскадрона в поле зрения своего начальника вплоть до возможности для него управлять боем при помощи знаков, сигналов и даже команд, и разбрасывающейся при действиях полка на 3—4 версты (ст. 57 Наставления), а в более крупных соединениях и значительно больше, что потребует уже не командования, а управления, передачи приказаний и т. п.

Выше отмечалось уже, что устав 1920 года не придавал действиям «лавой» решающего значения. В этом приходится видеть отрыжку старой идеологии регулярной конницы, которая видела смысл своего существования в производстве сомкнутых конных атак на полях сражений. К действиям каким-либо иным порядком многие относились еще в 1910—1912 годах скептически. Известно, например, что введение в единый кавалерийский устав 1912 года «Наставления для действий лавой» встречало ряд возражений, мотивом которых было то, что иные кавалерийские начальники, получив право «маячить», найдут в этом предлог для уклонения от решительных сомкнутых атак и будут сваливать на «лаву» безрезультатность своих действий. Отчасти сыграла свою роль и отмеченная у нас выше слабость вооружения эскадрона и полка, почему устав, став на точку зрения необходимости перехода крупных соединений, располагавших пулеметами и артиллерией, к построению боевого порядка группами и к ведению комбинированного боя (напр., ст.ст. 20, 23, 32, 33 ч. II кавалерийского устава 1912 г.), продолжал видеть центр тяжести боевой работы небольших соединений попрежнему в линейных действиях и допустил для них право построения группового боевого порядка («действия лавой»), как компромиссное решение, придавая действиям этого порядка лишь вспомогательное, а не решающее значение.

Вот, примерно, оценка «лавы» в понимании устава конницы 1912 года, указания которого перешли затем механически в устав 1920 года. Между тем от жизни эти указания давно уже отстали. Вооружение непрерывно эволюционировало. Ручные пулеметы имелись в гражданской войне уже во всех эскадронах; станковые пулеметы стали полковым средством и нередко придавались эскадронам. Благодаря этому комбинированный групповой боевой порядок эскадрона и полка, т.-е. старая «лава», получил значительную устойчивость и приобрел мощность, которой он не имел раньше и которая позволила даже эскадрону выдерживать довольно серьезные бои, пользуясь комбинированием действий на коне и пешком с разными видами огня и ведя бои группами — взводами или отделениями, В свою очередь сила огня и крайняя затруднительность производства сомкнутых и даже разомкнутых атак более или менее крупными частями привели к тому, что групповые действия или «лава» даже мелких частей стали привычным повседневным методом ведения боя и совершенно утратили свое прежнее вспомогательное значение.

Вот почему устав 1924 года исключил у себя термин «лава», заменив его понятием о комбинированном боевом порядке, каковым «лава» и являлась в сущности во все времена своего существования.

Можно было бы, казалось, поступить и обратно — расширить понятие о лаве, присвоив это наименование групповому методу действий всех соединений конницы, даже высших. По сути дела это не явилось бы ошибкой. Но здесь пришлось учесть то обстоятельство, что с понятием о «лаве» по уставу 1912—1918 года тесно связаны известные внешние признаки — подача команд, свистков, сигналов, управление знаками и т. п., которые физически невозможно было бы перенести на действия лавой, например, конной дивизии. Между тем эти внешние признаки вошли в привычку и породили даже уродливый уклон, в результате которого «лаву» по уставу начали приравнивать просто к своего рода фокусу, ловкому смотровому номеру, который, будучи разыгран на привычном и изученном плацу, импонировал начальству. Учитывая это обстоятельство, уставная комиссия признала более целесообразным от определения «лава» отказаться вовсе, заменив его для всех частей понятием о комбинированном боевом порядке.

Таким образом, идейное содержание старой «лавы» не упразднено, как думают некоторые, не вполне уяснившие себе суть дела. Наоборот, это содержание приобретает в наши дни выдающееся значение и старая „лава“ становится ныне нормальным видом боевого порядка и образом действий всякого соединения конницы, но под другим названием, более соответствующим обстановке современного боя, особенностям управления в этом бою и, наконец, внешним признаком действий частей. Тем, которые восстают против упразднения понятия «лава», следует внимательно прочесть п. 5 введения ко 2-й части временного боевого устава конницы РККА 1924 г., и они убедятся, что идея лавы, так как она понималась уставом 1920 года, нашла себе в этом пункте полное отражение, распространившись на действия всех без исключения соединений конницы.

В силу этого отпало, между прочим, и то суженное, куцое понимание лавы, проводимое уставом 1912—1920 года, о котором сторонники этого названия часто забывают.

Сборник конницы. М., 1925.

С уважением, Пауль.