вижу, дискуссионный материал "обобщающего" характера получил гораздо больше откликов, чем монография по истории одного соединения. С удовольствием продолжу заметки с размышлениями
Серия признания Европейским союзом отделявшихся от Югославии государств стало мощнейшим внешним фактором, подстёгивавшим внутренние центробежные силы и провоцировавшим дальнейшую сецессию. Сепаратисты на местах получали моральную и материально-техническую, а также юридическую поддержку Запада в борьбе против федеральной власти и местных сербов. Если в Словении сербов жило относительно немного, то их процент в населении Хорватии и особенно Боснии был чрезвычайно высок. В отличие от других титульных народов этих республик, сербское население выступало за сохранение единого государства, в котором был объединён весь сербский народ. Поэтому паравоенные формирования хорватских фашистов и боснийских исламистов определили для себя противником федеральные вооружённые силовые структуры и живших по соседству сербов. После вывода ЮНА из республик противник у сепаратистов остался один…
Результатом такой политики в отношении Югославии стало возникновение «Этнически чистой» Хорватии, сгон сербов с половины Боснии и провозглашение террористического «государства» Косово. Вопреки многошумным наветам, лишь Сербия останется многонациональным государством, которого не коснулись этнические чистки. Она приняла и свыше миллиона сербских беженцев из Хорватии и Боснии. Заметим, что даже тут в действиях сербов был «обнаружен» некий коварный подтекст: беженцев-де приняли в целях изменения этнического баланса в Воеводине (относительно венгров) и на юге страны, в Рашке (относительно местных мусульман-санджаклий).
И снова - про пропаганду и информационные подмены
Одним из способов подачи информации в ангажированном ключе была терминологическая подмена: эпитеты «правительственные силы», «армия Боснии и Герцеговины» относились к одной из трёх сторон в гражданской войне, чем как бы отрицалась легитимность действий местных сербов, сведение их на уровень антиправительственных вооружённых выступлений, поддержанных Белградом. Справедливости ради укажем, что с гораздо меньшей интенсивностью относительно сербов в том же ключе на Западе рисовались и действия боснийских хорватов (во время их войны с мусульманами).
Отдельная «заслуга» в демонизации сербской стороны лежит на европейских интеллектуалах левого направления, в первую очередь – группировке «философов» еврейского происхождения из Франции. Понимание того, как преподносилось ими восприятие боснийского конфликта, даёт статья испанского автора Ивана Гойтисало во французском журнале «Дипломатический мир» (Ivan Goytisalo «Madrid 1936 - Sarajevo 1996» «Le Monde diplomatique», февраль 1996 г., стр. 27; первое цитирование в сербском переводе - S. Avramović «Postherojski rat Zapada protiv Jugoslavije» «IDI Veternik», Novi Sad, 1997. g., стр. 217): «…правительство в Сараеве борется во имя гражданских и политических принципов, которые составляют основу великих европейских демократий; вопреки этому мотивация сербских ультранационалистов не может быть приравнена ни к фашистскому популизму, ни к испанским фалангистам – она основана на примитивных понятиях почвы, кровы, племенного единства, поднятых на уровень верховных ценностей». Если отрешиться от речевых красивостей странного сравнения и высказать авторскую мысль понятно, то она предстаёт в таком виде: правительство Изетбеговича – демократы, а сербы – хуже фашистов и фалангистов (пишет гражданин Испании в понятных ему категориях).
При упоминании страданий жителей Сараева (которые, несомненно, были суровы и трагичны) под этими самыми жителями понимались исключительно боснийские мусульмане. В действительности надо бы было рассказать о расселении общин по разным районам столицы и нарисовать более сложную и достоверную картину.
Город Сараева делится речкой Миляцкой по оси восток-запад. В исторической части города мусульманами населена южная часть, от Башчаршии на востоке до Ступа на западе, Хума на севере и Враца на юге. А районы Грбавица и Храсно на левом берегу Миляцки были преимущественно сербскими. Во время боевых действий обе стороны подвергались обстрелам. Но в глазах «мирового сообщества» жители Сараева обнаруживались лишь среди жертв на Башчаршии, Хуме, Алипашином поле, в Велешичах или Долаце-Малте, но никогда – среди пострадавших из Вогощи, Илияша, Илиджи, Грбавицы, Войковичей, Лукавицы, Райловаца.
Военная и государственная пропаганда хорватов придерживается ещё более парадоксального дискурса: агрессию на Хорватию совершила вначале ЮНА, а потом сербское население Хорватии. При этом «государство Хорватия» предстаёт некоей имманентной ценностью, важной по определению, судьба которой решается волеизъявлением хорватов, а не всего многонационального народа, населяющего её территорию. Мы имеем здесь дело с чистым этатизмом и проповедью этнической исключительности, которые вроде бы должны отвратить от неё любого совестливого «борца за права человека». Но, увы, надо отдавать себе отчёт, что эти борцы всегда точно и заранее знают, права каких народов и групп следует защищать и с какой именно дозой рвения.
Разберём один из мифов, прочно укоренившихся в хорватской историографии. Это теза о том, что «вторжение» и «оккупация» Хорватии и Боснии и Герцеговины были давно спланированы «великосербским» руководством Югославии. План по концентрации армии в этих двух республиках с объяснением, что это требуется для отражения агрессии НАТО, был на самом деле замыслом агрессивной гражданской войны.
Первым этот миф запустил в информационное поле Мартин Шпегель. В конце 80-х гг. он командовал 5-м военным округом со штабом в Загребе, к началу сепаратистской войны Хорватии против единства Югославии был министром обороны этой республики, а потом возглавил Збор (корпус) народной гвардии – паравоенное формирование, из которого возникла хорватская армия (Хрватска войска). Шпегель является открытым военным преступником, ещё до войны на одном из тайных совещаний подучавшим своих подчинённых ночью пробираться в квартиры офицеров ЮНА и убивать гранатами или ножами, не беспокоясь о том, что могут погибнуть их жёны и дети. Таким образом следовало обезглавить армию на территорию Хорватии и принудить её к сдаче и частичному переходу на сторону врага. Совещание было заснято на видео и ещё до начала войны, в январе 1991 г. было продемонстрировано в записи по белградскому телевидению. Эта личность, вообще весьма видная и характерная в военном руководстве хорватов, в своих мемуарах под претенциозным названием «Воспоминания солдата» («Sjećanja vojnika» Zagreb, 2001. g.), впервые высказала эту информацию как якобы хорошо ей известную. Слова человека, свыше 10 лет занимавшего высокие военные посты в Югославии, заставляют обратить на себя внимание.
Его поддерживает другой хорватский, а до этого югославский офицер Давор Домазет Лошо, начальник разведывательного управления Генерального штаба Хорватии. В книге «Хорватия и большой фронт» («Hrvatska i veliko ratište» Zagreb, 2002. g.) на стр. 74 он развивает эту идею и утверждает, что «…агрессия на Боснию и Герцеговину и Хорватию – часть того же самого плана по созданию Великой Сербии».
В действительности мы имеем дело не с чистой ложью, а со смещением по времени реальных военных планов военно-политического руководства Югославии. Военное планирование Югославии, актуальное для начала 90-х гг., было сформировано в другое время и в другой геополитической обстановке, не имевшей ничего общего с тем, что произошло 34 года спустя. Хорватские мистификаторы пересказывают со смысловым искажением содержание стратегического плана С-2.
В самом конце 1960-х гг., после ввода войск нескольких стран Варшавского договора в Чехословакию. Титовское руководство было поражено таким развитием событий и достаточно сильно напугано перспективой применения подобной стратегии против Югославии. Поэтому разрабатываются два плана по обороне страны от иноземного вторжения. Первый вариант (С-1) предусматривал нападение СССР и его союзников, второй (С-2) – армий государств НАТО. Согласно второму плану в угрожаемый период в Хорватии и БиГ заблаговременно создавалась вторая линия обороны с опорой Боснию как стратегически важную территорию страны (она именовалась в плане «стратегическим бастионом»). Здесь следовало сгруппировать силы для контрнаступления и освобождения временно занятых территорий.
Хорватские военные деятели искажают смысл хорошо известного им плана, делая это вполне сознательно, в том числе оправдывая агрессию Хорватии против сербов БиГ весной 1992 г., которая в таком случае может предстать в свете превентивных действий хорватской армии.