https://ru.wikipedia.org/wiki/Габай,_Генрих_Саулович
Генрих Саулович Габа́й (6 октября 1923, Москва — 20 ноября 2003, Нью-Йорк) — советский кинорежиссёр и сценарист.
В годы Великой Отечественной войны был стрелком-радистом на Пе-2. Совершил 17 боевых вылетов, участвовал в нескольких воздушных боях. 25 марта 1944 года в бою с тремя ФВ-190 сбил одного из них, получил тяжелое ранение в глаз. Экипаж приземлился в тылу противника и попал в плен. После излечения в немецком госпитале Габай бежал из плена.
В 1951 году окончил ВГИК (режиссёрский факультет, мастерская И. А. Савченко). Работал на Одесской киностудии (1950-е годы) и «Мосфильме» (1960—1970-е годы).
В 1972 году эмигрирует в США. После его отъезда его фильмы в СССР перестают показывать. В конце 1970-х годов снимает фильм о русских эмигрантах в Америке.[источник не указан 1154 дня]
Жена Г. С. Габая — Анна Мартинсон, дочь народного артиста РСФСР С. А. Мартинсона.
орден Отечественной войны II степени (27.9.1944; был представлен к ордену Отечественной войны I степени)
млжет по базе кто пробьёт?
Мосфильм - 1964
Мне кажется, что бытовая комедия — один из наиболее близких жизни жанров. Но почему же в наших комедиях все не так, как бывает в жизни? Вот «Взрослые дети»: в фильме все неестественно. Спросите у любого, и вам скажут: у нас не так. И у вас не так,; и у ваших соседей не так, и у ваших знакомых тоже не так. Смешно, но «как в кино». Между тем смешное — это не обязательно признак специального жанра. Великая диалектика жизни перемешала и в судьбах народов и в судьбах отдельных людей счастье с горем, смех со страхом. Живописец знает: рядом с самым ярким светом — самая темная тень. Смешное совершенно неожиданно лежит рядом с грустным, серьезным. Мы как будто все это знаем, читали историю литературы и искусства, но блистательно забываем в своей практике. Ходим смотреть Чаплина, рассуждаем об искусстве высоком, правдивом и сложном, а потом возвращаемся на студию и снимаем «Половодье» Р. Буданцевой. Я думаю, наша режиссура очень виновата своей нетребовательностью к сценариям. Мы и авторов приучили к этому: над повестью и романом они куда серьезнее работают, чем в кино.
Я с горечью думал обо всем этом, снимая фильм «49 дней». Я очень недоволен этой картиной и не люблю о ней говорить. Теперь, по окончании работы, яснее видятся все ее просчеты и недостатки.
Уже с самого начала мы не очень четко себе представляли, как делать фильм по такому сценарию. В нем было почти точное воспроизведение событий. Вместе с тем авторы отошли от портретов участников. Одновременно в сценарии жили два стремления: сделать документ и дать образ события, лишь по смыслу сходный с действительным случаем. Поэтому жанровое решение фильма определилось не сразу. Возникли колебания — как же делать картину, в каком стилистическом и жанровом ключе? Сюжет, будучи заранее всем известен, не мог стать источником напряженного внимания и интереса. Драматургии характеров тоже не было — герои не сталкивались в конфликте. Следовательно, и на этом нельзя было строить фильм. Я искал решение в том, чтобы в бесхитростном документальном рассказе, точном по атмосфере и подробностям, проследить сближение, сдруживание людей по принципу: чем труднее — тем дружнее. Поскольку в сценарии эта тема была обозначена условно и совсем не выписана, мы с актерами решали ее в этюдном порядке, выстроив для каждого героя свою линию судьбы и взаимоотношений. Этим мы немного «дописали» сценарий. Часть эпизодов во время съемок фильма пришлось начисто переписать, подчинив общему замыслу. Но все-таки фильм не обрел ясной образной формы, задачи актеров очень мало поднялись над бытоподобием и простой органичностью. Виновна в этом была половинчатость сценария. Его надо было бы сразу сильно перестроить, а не ограничиваться только частичными переделками. Нужен был революционный подход. Нам следовало остановиться либо на точной реконструкции событий, либо, напротив, совсем отойти от конкретного происшествия. Вообще, эта картина не по моему языку. Все- таки каждый должен петь своим голосом. Думается, другой режиссер сделал бы картину «49 дней» лучше.
Но я убежден также, что лучше меня никто не снял бы фильм «Зеленый фургон». Я считаю этот фильм во многом удавшимся. В основе лежал хороший первоисточник — повесть Козачинского «Зеленый фургон». В повести было много ласкового, мужественного, иронического. Автор нашел великолепную интонацию, и кинодраматург Колтунов сумел сохранить ее в сценарии. Часто рассказ важен не только тем, что рассказывает автор, а тем, к а к он рассказывает. Нам дорога была манера автора «Зеленого фургона», и мы очень внимательно следовали ей, старались перенести на экран тонкий юмор повести. Когда нам это удавалось — возникала удача. Это была картина о том, что диалектика жизни и борьбы сильнее всего — она все поставит на свои места в конце концов, но происходит это очень перепутанными путями, сплетением больших противоречий и неожиданностей. В нашей картине не было чертежей судеб, каждый следующий шаг был неизвестен, и мы принесли то ли смех, то ли грусть. Ласковое переплеталось с гневным, судьба героев и народов — с судьбой гимназиста, крестьянина, жулика. Я очень любил своих героев, но не спешил выдавать им аттестата безупречности. Хотелось довериться всепобеждающей диалектике и не суфлировать зрителю — кто плохой, а кто хороший, не агитировать его за идею фильма раньше, чем сам фильм это сделает.
