|
От
|
Добрыня
|
|
К
|
All
|
|
Дата
|
21.01.2008 15:59:45
|
|
Рубрики
|
Искусство и творчество;
|
|
Решил вот написать военно-фантастический рассказ :-)
Приветствую!
Правда, за время пути рассказ несколько разросся, и в формат рассказа уже не влезет - так что это только первый кусочек :-)
Был бы очень благодарен за советы, замечания и критику - особенно от бывалых авторов.
Да, прошу прощения, несколько глючит вордовская форматилка - поэтому иногда встречаются слова латиницей (вроде вычистил, но мог не заметить).
Число Зверька.
1.
Дуб, мимо которого вела тропинка, был древний, исполинский. Он
неторопливо покачивал тяжёлыми морщинистыми ветвями. В высоте шумели
пожелтевшие листья, из дупла сухо и уютно поскрипывало - а мокрый
ветер терзал приколотый к дубу тетрадный лист в клеточку, с
расплывшимися кривыми чернильными буквами:
"В посёлке эпидемия, вход воспр...
Райвоенкомат закрыт, все ...Зверёк.
Ближайш... Белой Вежере."
Под надписью имелась печать военкомата – тоже размытая.
Заяц только покачал головой. Он уселся под дубом, где посуше, и
стал сооружать самокрутку – треть табака, две трети листьев, а в
конце – только листья, чтоб не переводить добро.
- Ну, теперь твоя душенька довольна? – спросил Заяц, прищурившись.
По его лапам, методично уминающим табак, под тонкой серой шерстью,
бугрились и перекатывались мускулы - крепкие, длинные, звериные.
Каба не ответил. Он подавленно смотрел на обезлюдевший посёлок, где
в панельных двухэтажках, отвратительно и грязно, чернели выбитые
окна. Потом он снова уставился в приколотый лист – настороженным,
маленьким кабаньим глазом, слезящимся от ветра. Словно надеялся
понять что-то ещё...
Но понимать тут было нечего. Дураку ясно: они напрасно пробирались
сюда почти сотню километров. Напрасно рисковали – и напрасно Каба
отдал Зайцу полпачки сигарет; половину единственного своего
сокровища. Всё было напрасно. И ещё - мучительное имя «Белая
Вежера»...
- Кос, - наконец заговорил Каба. Он изо всех сил старался придать
голосу убедительности. – Пойдём в Белую Вежеру.
- Нет, Каба. - Голос у Зайца был солидный, с хрипотцой. - В Белую
Вежеру мы, - Заяц подчеркнул слово «мы», - не пойдём. Делай, как
договаривались - и вали куда хочешь.
Он прилепил самокрутку к губе и лениво потянулся к военкоматовскому
листку над головой, намереваясь его сорвать.
- Не тронь, - остановил его Каба. – Для людей ведь написано.
- Для людей?! – немедленно взвился Заяц, выплюнув самокрутку. –
Какие люди, идиот? Где ты людей видишь, тупица? Всем Зверёк! Забудь
про людей! Хочешь жить – веди себя, как положено нормальному зверю!
Он подскочил, крепко ухватил Кабу за грудки и принялся грязно
ругаться. От него разило табачиной и перегаром, глаза были налиты
кровью. Он грозился переломать Кабе все четыре ноги - и вообще был
страшен.
- Совсем мозгов нет! Псих! – орал он, мелко брызгая слюной. – Идти
сюда – это была твоя бредовая идея. Теперь будешь бредить один.
Отдавай сигареты, как уговорено - и катись хоть в военкомат, хоть в
Народно-Освободительную Армию Китая!
Каба молча моргал, не глядя на разъярённого Зайца. Он смотрел вдаль
- на мёртвые дома, на антенны-восьмёрки... Наконец Заяц выдохся,
отпихнул Кабу, и, злобно сопя, зашарил в траве в поисках потерянной
самокрутки.
- Кос, - миролюбиво-просительно повторил Каба. – Пойдём в Белую
Вежеру... Я тебе там отдам сигареты. Там. Честное слово. Ты только
проведи меня...
Заяц отыскал самокрутку и спрятал в кисет.
- «Честное слово...» Пош-шёл ты... - презрительно процедил он, сидя
на корточках.
И вдруг сорвался с места, как соскочившая пружина.
БАМ-БАМ!!! – больно и оглушительно разорвалось у Кабы в ухе,
брызнули из глаз искры, и занемел пятачок. И ошалевший Каба увидел,
как Заяц уже мчится по накренившемуся полю, к лесу - лёгкий,
стремительный, перемахивая через дренажные канавы. И стало понятно
(нагляднее некуда!) - что даже сигаретами его на новый переход не
заманишь.
Каба побежал следом, тряся оглохшим ухом – но Заяц скакал слишком
быстро. Кабу мотало после оплеух, и он отставал всё больше и больше.
Он не знал точно, чего ему хочется больше: вернуть Зайцу сдачи - или
помириться с этим неукротимым пучком серо-бурой шерсти, больше
похожем на рысь, чем на робкого ласкового персонажа детских книжек.
Заяц уже скрылся в лесу, когда Каба преодолел только половину поля.
2.
...Они познакомились две недели назад, случайно. Каба чудом сумел
выбраться из Города. Он брёл прочь, плохо понимая, куда и зачем -
бредящий, отравленный, еле унёсший ноги от семейства леопардов. В
Городе, после наступления Зверька, царил ужас. Этот ужас слился в
Кабиной памяти в сплошную, отвратительную, бесформенную массу – из
которой всплывали только отдельные бессвязные эпизоды.
Каба помнил, как метался по заводу в первые минуты Зверька - в
предобморочном состоянии, панически шарахаясь от встречных антилоп-
гну, барсуков, свиней – а те в ужасе шарахались от Кабы. В кабинете
директора кто-то оглушительно ревел и бил стёкла. Вскоре оттуда, в
окно, выскочил белый медведь - и грузным галопом помчался к
проходной, оставляя порезанными лапами кровавые следы. Не с кем было
поговорить - и Каба не знал даже, умеет ли говорить вообще...
Помнил Каба гору трупов под своим окном, возле ювелирного магазина
– нелепо, бессмысленно поубивавших друг друга - волков, медведей,
тигров... Нелепость: зачем им нужны были драгоценности?
Помнил, как он прятался и крался, как хищники подкарауливали в
разгромленных продуктовых магазинах... Как постоянно кого-то жрали –
неумело, жестоко, под страдальческие вопли жертв, ещё живых...
...Как нельзя было пить воду – и как нельзя было не пить. Как он
пытался продержаться с помощью ящика апельсинового сока - и как с
наслаждением пил из Речки, свесившись с гранитного спуска набережной,
когда сок всё-таки закончился. Кругом валялись трупы, в воде плавали
вонючие нефтяные пятна от разбитых машин. Каба нетерпеливо разгонял
эти жирные радужные разводы копытами - и пил, пил, пил, понимая что
пьёт отраву, что раз водопровод не работает – то и очистные
сооружения наверняка прорваны... А из качающейся воды на него
близоруко щурилось перекошенное рыло - с заложенными ушами и алчно
дёргающимися пятачком... И болталась на дне размокшая, ярко-весёлая,
до дебильности, газетка. С разворота газетки, выставив обнажённое
плечо, счастливо морщила нос какая-то телесучка с большим ярким ртом
– «ухоженная», стандартно-белозубая, с равнодушно-стеклянными
глазами. Рядом помещались сканворд и обещание: «На этой неделе нас
ожидает уникальное зрелище - метеорный дождь»...
И ещё он помнил немолодую чету львов: высохших от голода,
равнодушно умиравших – но отказывающихся есть тех, кто недавно были
людьми, как и они сами.
...Заяц никогда бы не рискнул подойти к незнакомому кабану - если
бы Каба не был так слаб. Но Каба был неопасен - и тащил на себе мешок
картошки. И вдобавок у него были сигареты. И картошку, и сигареты
необходимо было спасать...
Они несколько дней отсиживались в кустах - на скользком глинистом
островке посреди болотца. Жевали картошку, спали по очереди. Каба
отпивался болотной водой – оказавшейся довольно сносной. Иногда
делали короткие осторожные вылазки: Заяц пинками поднимал больного
Кабу, заставляя «не дохнуть тут» и «не позволять себя одолеть». И
каждый день видели они одно и то же: звери шли из Города по дороге -
и будь то одиночки, семьи, или группы самцов, ведущих самок с
детёнышами - их подкарауливали, грабили и сжирали... А кого не
сжирали – тех просто убивали.
Во время этих вылазок иногда всё же удавалось переговорить с
уцелевшими счастливчиками. Каба и Заяц осторожно, из кустов,
окликивали очередного встреченного. Советовали не идти по дороге, и
потом Каба выходил поговорить.
Говорили разное. Никто не понимал, что произошло, отчего случился
Зверёк. Чубатый пожилой конь, из деревенских, хотел сменять окорок на
сигареты. Окорок - грязный, скверно прокопчённый - подозрительно
смахивал на лошадиную ногу. Конь рассказывал, глухим голосом, будто
повсюду в лесах повылезла разная нежить. Якобы, раз люди исчезли, то
«бояться, эту самую мать, нежитям стало некого». Божился - сам видел
снежного человека. А ещё рассказывал, противно шлёпая вытянутыми
губами, про страшных леших и мороков, заманивающих новообращённых
зверей, неопытных покуда в лесном деле, в дьявольские ловушки. Глаза
у него при этом отчаянно бегали. Когда Каба спросил про Зверёк, конь
почему-то рассвирепел - ни с сего, ни с того - и чуть не лягнул Кабу
копытом от злости. Так и ушёл, время от времени оборачиваясь и злобно
скаля жёлтые зубы.
Трясясь от пережитого, шепелявый заика-барсук рассказывал, что
Правительство «до-доигралось» с опытами над генетически
модифицированными продуктами. Сказав так, он замкнулся в себе – и
повторял только, раскачиваясь на месте, как молящийся хасид, что ему
«с-страфно за бу-будуффее».
Костлявый седой сенбернар, косолапый, с провисшей спиной и красными
оплывшими веками - тоже из деревенских - серьёзно утверждал, что
местами организована Звериная Самооборона - и звал с собой, на
поиски Земель Закона. Ещё он слыхал, будто за соседним посёлком упал
метеорит – так, что полыхнуло на полнеба. Про леших, заморачивающих
Честных Зверей, он тоже слышал. Заяц на том и пожелал сенбернару
удачи.
День ото дня зверей на дороге становилось всё меньше – что
охотников, что жертв. Травоядные, медведи, львы, тигры стали
попадаться всё реже и реже - их постепенно заменяли рыщущие вокруг
города стаи волков и собак.
На болотце стало опасно. Надо было уходить. Оказалось, Заяц неплохо
знает леса на сотни километров от Города – до Зверька он занимался
лесным бизнесом, и исколесил все окольные пути и тропки, позволяющие
возить ворованный кругляк.
И тогда поправившийся Каба предложил Зайцу идти в Белую Вежеру.
Туда, незадолго до Зверька, уехала Кабина невеста – погостить у
родителей. В Кабе жила надежда найти её там. Всё у него внутри
обрывалось, когда он думал, что с ней... И всё-таки, в отличие от
большого города, в селе выжить проще...
Но в Белую Вежеру бесчувственный Заяц идти наотрез отказался.
«Триста вёрст через леса и Вежеру», - говорил он, глотнув из заветной
фляжки, - «это тебе на картошки натырить. Забудь. Не до баб нам -
шкуры бы сохранить». Каба сулил ему сигареты – но Заяц твёрдо стоял
на своём и жёстко говорил, рубя лапой для убедительности, что Кабе
придётся свыкнуться с потерей. «Теперь думай только о себе. Привыкай.
Ты - зверь». Нет, леших и нечисти он, конечно, не боялся – поскольку
не имел привычки верить идиотским слухам. Однако резонно полагал, что
неоканнибалы - поопаснее любой нечисти.
Тогда Каба предложил идти искать военкомат. Заяц от такого
предложения погрустнел и выразил сожаление, что у Кабы всё ещё жар.
Он сочувственно потрепал Кабу по холке – мол, держись, парень, это
пройдёт. Но когда Каба достал последнюю пачку «Винстона» и дал
понюхать, Заяц не выдержал и согласился – при условии что Каба будет
прилежным зверем, бесшумным и осторожным. «И только не думай, что ты
меня купил, понял?» - прибавил гордый Заяц. «Дерсу - большой
начальник экспедиция! А Кабан – мудрый люди, будет послушаться!» -
впервые за много дней засмеялся Каба.
Они шли лесами, слушали, перебегали дороги, нюхали ветер и следы,
рыли остатки картошки и моркови в полях – осторожные, чуткие – и Каба
искренне благодарил судьбу за такого ловкого спутника. Несколько раз
они чудом избежали встреч с голодными хищниками – и всё благодаря
звериному чутью и удачливости Зайца. Заяц не верил никому и ничему.
Он заставлял, проверял и ругался – и всякий раз оказывался прав.
Однажды они всё-таки нарвались на стаю волков. Виноват был Каба –
он задумался и не заметил стаи. Волки неожиданно выскочили спереди –
а Заяц в этот момент бежал далеко сзади, слушая и нюхая, не
выслеживает ли их кто. Поздно было залегать и прятаться...
Волки, косясь и прижимаясь к кустам, принялись осторожно обегать
путников стороной. Каба понял, что их окружают и заходят в спину, и
яростно выставил клыки. Но волки побежали дальше и тихо скрылись в
кустах. Даже ветки не колыхнулись за последним.
- Видал? – с непонятным благоговением прошептал Заяц. – Это
настоящие. Вот это - класс. Бесшумные, быстрые... Нам до них - как до
Луны на четвереньках...
Почему-то Заяц тогда не рассердился на бестолкового Кабу.
3.
...И вот они дошли до военкомата – а тут... «Силы небесные», - с
ужасом вдруг осознал на бегу Каба, - «да ведь он же так и не
понял!..»
Каба, наконец, вбежал в лес. Сердце молотилось, спина болела – он
всё никак не мог привыкнуть к четвероногости. Перед ним открылась
довольно глубокая ложбина, засыпанная листьями, сырая и мрачная, по
дну которой тёк красноватый ручеёк.
Куда мог деться Заяц? Ушёл вперёд? Направо? Налево? И никаких
следов ведь...
Куда теперь идти? Искать Зайца? Попробуй, отыщи этого чёрта в
лесу... Самому добираться до Белой Вежеры? А где она? Где хотя бы он,
Каба, находится?
Проклятый Заяц всё рассчитал точно: первые минуты после ударов Каба
не мог чуять, а в ухе стоял звон. Пока он профукивался, чесал ноздри
и тряс ушами - Заяц мог уйти куда угодно...
- Кос!!! – позвал Каба.
Лес молчал.
Каба побрёл вдоль ручья – на юг. Белая Вежера была на юге...
Так он понуро шёл – может час, а может, всего минут двадцать. В
лесу висела непривычная мёртвая тишина. Попадались грибы – но Каба на
них даже не смотрел. Он уже оправился от оплеух, и теперь напряжённо
слушал и нюхал, чутко водя ушами и шевеля пятачком.
Пахло: сырыми корнями, грибницей, прелыми листьями, горькой
осиновой корой, свежайшим воздухом. Звуков же не было вовсе: не
шумели кроны, никто не пробирался сквозь ветки, не слышно было
никаких птиц. Замер лес. Хоть бы одна галка тявкнула... Даже шаги
Кабы гасли на мягкой почве, словно копыта были обложены толстыми
шарами ваты... Каба засомневался – а не потерял ли он слух от удара –
но случайно подвернувшийся под копыто сухой сучок развеял сомнения. А
лес молчал. Липкая стояла тишина, неестественная...
И вдруг резко пахнуло вонючей самокруткой – откуда-то из-за
ручейка. В ногах у Кабы словно пружины распрямились. Он перемахнул
через ручеёк, выскочил на небольшую полянку – и увидел, как из кустов
слоями поднимается противный едкий дымок.
Заяц сидел в кустах дикой малины, на корточках. Он неторопливо
пускал дым ноздрями, двумя тонкими струйками, и презрительно косился
на Кабу. Каба никак не мог привыкнуть к этому странному зрелищу –
дымящемуся зайцу...
- Кос, - примирительно сказал он, осторожно подходя поближе и
мучительно силясь подобрать аргументы, доступные ушастому эгоисту. –
Ты не понимаешь одну простую вещь. Этот военкомат нужен не мне – он
нужен н а м. А в Белой Вежере – военкомат. И десантура там стоит. Ты
же сам видел объявление...
- Ну, давай, валяй, - сморщился Заяц (малина над ним ехидно
затряслась), - рассказывай мне про супружеский долг перед Родиной.
Откосил, небось, в своё время, да? А теперь решил напоследок пламя
совести потушить...
Он нехорошо усмехнулся и далеко сплюнул через зубы.
Каба хотел было возразить, что косил как раз (судя по всему) он,
Заяц – вот теперь и косой; но сдержался.
- Пойми, Кос – нам конец. Мы - живое мясо, и...
- Конец, – перебил Заяц задушенным, злым голосом, - тебе, дураку.
Ты ничего не можешь сам. Ты привык, что электричество – в розетке,
еда - в магазине, а бумажка – в тёплом сортире. Тебя с детства
приучали слушаться и бояться отвечать за себя – и приучили. Ты
изнеженный овощ, трясущийся за своё благополучие – «ах, только бы
ничего не случилось». Привык, что за тебя дяди всё делают,
высокодуховная личность... Ты ищешь военкомат – потому что не можешь
сам. Ищешь, кто за тебя будет думать. С-совком был, - прошипел Заяц,
- совком и остался.
- Мы - живое мясо, - терпеливо повторил Каба, - и рано или поздно
нас сожрут. Сколько ни бегай. Кругом полно хищников. А люди для того
и придумали армию и военкоматы – чтобы их не сожрали.
- Так людей-то нет, чудак, - равнодушно заметил Заяц, аккуратно
пряча окурок под мох, и сунул в рот пару вялых, перезрелых ягод. –
Человечество отменено. Всем Зверёк. Все разбежались и увлечённо
занимаются своими звериными делами. Жрать, спать, выживать... Чем
скорее ты возьмёшься за ум, тем больше у тебя будет шансов.
- Но ведь кто-то же написал то объявление, на дубе! А? Кос! Значит,
не все разбежались? Пойми: мы будем в армии – и под защитой армии.
Заяц на секунду задумался. Он привык быть правым - и правота его
всегда была простой и верной, как заточенный штырь. Правота сейчас
говорила, что растяпа-кабан ему не помощник, что с ним легко
пропасть. Но ум говорил, что в словах этого дуралея имелся свой
резон. И это было довольно удивительно.
Заяц пожал плечами и хмыкнул. Он нехотя вылез из кустов. Прищурив
глаз, с сомнением посмотрел вдаль – на тёмно-зелёное море сосен,
клубящееся над бело-жёлтым березняком. Потом смерил Кабу косым
взглядом.
- Ладно, - протянул Заяц лапу. – Быть посему. Давай попробуем с
вояками законтачить.
Было в его согласии что-то ненатуральное – Каба никак не мог
понять, что...
Но Кабе было не до мелочей. Он засмеялся и довольно хлопнул копытом
по протянутой лапе – подошвой в подошву. Это получилось хорошо, по-
свойски.
А когда Заяц совсем отвернулся – Каба изловчился и всё-таки пнул
его. Он боялся промазать – Заяц был слишком увёртлив - поэтому
получилось не так крепко, как хотелось бы. Но по обидному месту.
- Это тебе за моё ухо! – поспешно объяснил он.
4.
На пятый день пути характер местности изменился, и это прибавило
проблем. Сплошной сосновый лес закончился. Пошло мрачное чернолесье -
разорванное обширными холмистыми полями с пожухлой травой. Непрерывно
моросило. Открытые пространства они преодолевали с крайней
осторожностью – очень неприятно было чувствовать, что на тебя,
возможно, глядят из леса голодные недобрые глаза.
Огибая один из холмов, Каба обнаружил два трупа. Судя по всему, это
были трупы собак, хотя поручиться за это было нельзя – настолько они
были грязны и изуродованы.
Заяц в это время был на вершине. Аккуратно высунувшись за гребень,
он всматривался вперёд.
- Кос, - тихонько позвал Каба. – Смотри...
Вокруг тел земля была основательно, до плеши, вытоптана.
Заяц взглянул сверху - но спускаться не стал.
- Ничего интересного, - равнодушно отозвался он и понюхал ветер. -
Стадо затоптало охотничков. Дня два назад.
- Да я не об этом. Опять следы ласт...
Действительно, рядом с телами собак на раскисшей земле отпечатались
странные следы. Такие следы они уже встречали.
Заяц удобно расселся наверху и отвинтчивал крышку с фляжки.
- Ластоногие. Морские львы. Или моржи. Ты вот кабаном стал, я -
зайцем. А кто-то – морским львом. Они неопасны.
- Неопасны, - задумчиво протянул Каба и потрогал странный след.
След был свежий.
- Кос, - вдруг осенило его, - а ведь я ещё ни разу после Зверька не
видел орлов... Кондоров всяких... Это ведь удача - что только в
млекопитающих, да?
- Не каркай... Только летающих хищников нам не хватало...
- Слышь, Кос, - Каба подмигнул, - а ты жалеешь, что стал не-
хищником?
- Хрен редьки не слаще, – философски заметил Заяц, причмокнув
содержимым фляжки. - У зайца свои преимущества в плане выживания...
Девяносто девять процентов идиотов сдохнут от нехватки жратвы - в
самое ближайшее время. Зайцу в этом смысле проще.
Он убрал фляжку.
– Пошли. Ориентир – красный клён. А ты не жалеешь?
- Я жалею - что стал не-человеком, - вздохнул Каба.
- Привыкай. Во всём нужно видеть свои плюсы, – Заяц довольно
осклабился. – Вот я зато теперь могу много раз - целый день. Как
кролик. Это такое буйство ощущений... – Заяц гурмански закатил глаза.
– Это та-акая камасутра... В общем, паря, люди серьёзно обделены в
этом плане, – он хохотнул. - Я и не думал раньше, что это может быть
так охренительно...
Заяц ещё раз мечтательно цокнул языком, потом затряс головой,
отгоняя нахлынувшие приятные воспоминания, и скрылся за вершиной.
Каба тут же вспомнил Ирку. Сердце у него защемило: а кто она
теперь? До сих пор он почему-то не задумывался об этом.
И тут Каба, вздрогнув, увидел ещё следы. Волчьи, много – и тоже
свежие. Следы вели в том же направлении, куда собирались они.
Он подозвал Зайца. Тот внимательно осмотрел следы.
- Молодец, кабан, - искренне похвалил Заяц. – Ох, вляпались бы
сейчас...
- Это бывшие люди, - добавил он. – Видишь, следы россыпью? А
настоящие волки ходят след в след.
Он, прищурившись, посмотрел на лес впереди.
– Придётся дать крюка для верности. Через Смирягино. Мы пойдём
другим путём, как завещал один ловкий дедушка...
Заяц велел Кабе стоять, а сам прошёлся вдоль волчьих следов ещё
метров двадцать. Каба нервно оглядывался – но никого не было видно.
Вдруг Заяц присвистнул и замахал, подзывая.
Каба подбежал.
- Кабздец тюленчику, - Заяц показал на отпечаток волчьей лапы
поверх следа ласты. – Быстро в лес! Вон туда!
5.
За окном гоняли пух тополя. Жизнь налаживалась: в доме напротив
заделали все выбитые окна, двор расчистили от мусора. Отчаянно орали
вороны, стерегущие выпавших воронят. В квартире было по-субботнему
чисто и светло. С кухни вкусно пахло борщом, а Каба играл с маленьким
поросёнком у окна.
Он держал поросёнка на согнутом локте и тыкал пятачком в тёплый
животик. «Съем-съем-съем-съем-съем! Такого маленького!» - притворно
кусал он визжащего поросёнка. «Ам! Съем! Такого розовенького!" -
поросёнок заливался и весело дрыгал копытцами.
Потом Каба, наверное, сделал поросёнку больно – потому что
поросёнок вдруг начал хрипеть и плакать:
- Ты что, папа! Ты что, папа!!
Каба попытался его успокоить, стал качать.
Но тот всё продолжал своё:
- Ты что, папа!! Ты что, Каба!! Ты что, Каба - извращенец?!!
Тогда Каба проснулся. Оказалось – он в лесу. Сквозь густые голые
кусты хмурилось тёмное и мокрое утреннее небо, а в борцовском захвате
у него отчаянно бился Заяц. Видимо, Заяц хотел разбудить Кабу, и Каба
спросонья его ухватил.
Пока помятый Заяц, ругаясь, вылезал из кустов, Каба с грустью
смотрел на проносящиеся низкие тучи - казалось, что копыта
раздвоёнными концами достают прямо до них. «Какой хороший был сон», -
подумал Каба.
Заяц отчаянно приседал, чтобы согрестья.
- У меня два вопроса, - заговорил он сварливо. - Первый: какого
лешего ты валяешься? Второй вопрос вытекает из первого: какого лешего
ты валяешься на спине?
- На спине удобно, - охотно ответил Каба, пробуя дотянуться копытом
повыше.
- Ты – зверь, - жёстко сказал Заяц. - У тебя - тело зверя. Ты
должен тренироваться лежать, бегать – как зверь. Иначе ты не выживешь
в природе.
- Какой хороший был сон, - сказал невпопад Каба. - Жалко, мы с
Ириной так и не успели завести малыша. Всё откладывали. Думали, для
себя немножко пожить, для начала – а потом... – Он вздохнул. - Всё
потом, потом...
- Дурак, - равнодушно обозвал его Заяц, переходя к прыжкам. - Мало
того что извращенец - так ещё и идиот вдобавок. Хочешь, чтоб твой
малыш вот так вот жил?!
Он обвёл косыми глазами мокрый лес - и поскакал за бугор, поросший
мхом и осокой.
Сон окончательно развеялся, и Каба вылез из кустов. На ветках
собрались крупные капли, обрушивающиеся ледяными потоками при любом
неловком движении. Каба, ёжась, разложил на мху завтрак – оставшиеся
после ужина варёные сыроежки и четыре запечённых картофелины.
Зайца почему-то не было слишком долго, и Каба стал тревожиться.
- Кос! – крикнул он.
Заяц молчал. И вдруг Кабу как током ударило – а не сбежал ли
принципиальный Заяц?! Каба ведь только что опять его разозлил... Как
знать - быть может, Заяц из тех, кто не предупреждает - и любит
раздавать жестокие уроки? И бежит уже где-то далеко, презрительно
кривясь...
Каба на негнущихся ногах взбежал на бугор - и увидел Зайца. С
Зайцем случилась беда: его прижал к земле крупный волк.
Волк, нетерпеливо ухая, прикусывал Зайца за горло всё глубже и
дальше. Видимо, он выскочил из-за можжевелового куста, росшего за
бугром, и набросился на Зайца сзади. В отчаянно смотрящих на Кабу
косых глазах метался ужас.
- А ну отпусти!!! – заорал Каба на бегу, с треском ломанувшись с
бугра. – Ты что делаешь, тварь!!!
О том, что волки не ходят в одиночку, он даже не подумал – просто
бросился спасать товарища.
- Моё!!! – рявкнул волк, на секунду отпустив скрючившегося Зайца, и
щёлкнув зубами в сторону Кабы. Он снова вцепился в несчастного Зайца,
грозно морщил нос и косился на подбегающего Кабу.
Волк был очень крупный. И зубы у него - были длинными и белыми. И
глаза его сверкали нагло, зло и голодно. Уверенный в себе хозяин
леса. Связываться с таким – себе дороже... Но Каба об этом не думал.
Он хотел распороть волка клыком – но отчего-то промахнулся. Видимо, в
последний момент волк отпрянул. Зато удар лбом в подбрюшье получился.
Волк, коротко завизжав, подлетел – и гулко плюхнулся метрах в трёх,
перекатившись через голову. Он начал было матерное ругательство – но
из-за спазма не смог закончить, и умчался прочь, не разбирая дороги,
через заросли багульника.
- Мы же люди, гад! – сорванным голосом крикнул ему вслед Каба.
Было видно, как волк отчаянно хромал, и как на бегу пару раз он
начинал вертеться юлой от боли, бешено вырывая кусты вокруг. Других
волков, к счастью, не оказалось. Каба повернулся к Зайцу.
Заяц был жив и сидел на мху. Попеременно он то ругался страшным
шёпотом, то осматривал пожёванную лапу, то ощупывал шею – не забывая
прихлёбывать из фляжки. Каба тяжело осел рядом, вытянув копыта.
- Да, острое было положеньице, - наконец, хрипло сказал ему Заяц.
И, поколебашись, дал фляжку.
Каба из вежливости глотнул. Его зубы лязгнули о нержавеющее
горлышко. Оказалось - не то коньяк, не то чача. В коньяках он не
разбирался совершенно; даже отличить настоящий коньяк от подделки - и
то не взялся бы. Да и держать фляжку копытом было очень неудобно. А
желудку было очень неудобно без закуски.
- Спасибо, Каба, - тихо сказал Заяц, глядя на его дрожащее копыто.
– Ты молодец...
Каба отдал фляжку, и Заяц допил остатки.
- Хороша была конина, - добавил он, с грустью глядя на пустую
фляжку. – Хрен с два теперь такого попробуем...
- Ничего, - Каба поднялся. Ноги всё ещё плохо слушались, после
пережитого. - Вискарь будешь гнать. В бочках дубовых настаивать. – Он
почти с нежностью смотрел на вновь обретённого Зайца.
- Вискарь... Гнать... – в голосе Зайца послышалось что-то
непривычное. Он убрал фляжку.
- Всё! Ноги!!! Ноги, пока этот сучёныш стаю не привёл! - голос
Зайца снова стал обычно-сердитым. И тогда Каба понял, что же такое
непривычное услышал он за несколько секунд до этого. Надежду – вот
что. Надежда – это ведь совсем незвериное чувство... Даже если это
всего лишь надежда на унылую жизнь деревенского самогонщика.
Но скоро ему стало не до надежды. Они мчались сколько было сил – то
галопом, то переходя на рысь. Бежали по ручейкам, петляли, делали
смётки. Заяц бегал быстрее, но Каба ломился напрямую там, где Заяц
обегал – поэтому они бежали вровень. Заяц молчал, экономя дыхание.
Судя по тому, как старательно он гнал вперёд - дело было дрянь. Каба
уже многократно имел возможность убедиться в зверином чутье Зайца, и
не сомневался, что стая рядом.
(Продолжение, естественно, следует.)
С уважением, Д..
Злоба и правда несовместимы.