|
От
|
Добрыня
|
|
К
|
Лейтенант
|
|
Дата
|
22.01.2008 20:17:33
|
|
Рубрики
|
Искусство и творчество;
|
|
Вот ещё небольшой фрагмент - собственно, где герои кое-что начинают понимать
Приветствую!
10.
Утром, осторожно миновав вымерший совхоз – снова выбитые окна, пепелища, смрад неубранных останков – они вышли к шоссе. Каба с горечью отметил, как быстро шоссе начало дичать: всюду были набросаны сломанные сучья, насыпало листьев, слева в сотне метров лежал рухнувший поперёк тополь. Тополь, падая, оборвал провода – и один из ближайших столбов опасно накренился, нависая над дорогой. Справа от беглецов валялась на обочине шаланда, съехавшая с дороги – на боку, рассыпав по шоссе доски. И висела над шоссе непонятная, едва уловимая аура злобы...
Они поспешно перебежали дорогу. С той стороны располагалась большая лесопилка. Там всё ещё одуряюще пахло деревом и смолой, стояли огромные, до небес, кучи обрезков и опилок – розовые в лучах утреннего солнца. Ржавые рельсы вели в ворота пилорамы. И над всем по-прежнему господствовала мёртвая Тишина – а за воротами пилорамы тоже чувствовалась та же едва уловимая злоба, что и на шоссе.
- Да, - поёжился Заяц, оглядывая лесопилку, - сколько они нам крови попортили... – Заяц поднял и понюхал смолистую щепку. - Конкуренты, - пояснил он.
- Ты чувствуешь?.. – тихо спросил Каба. - Какая-то злоба - нависает как-будто бы...
- Да, - шёптом отозвался Заяц. – И в совхозе, и на шоссе... Нехорошие места. Уходить надо отсюда.
Старший щенок заворчал – он тоже чувствовал злобу.
Уже собираясь нырнуть в заросли ольхи за лесопилкой, беглецы вдруг услышали тихое бормотание.
- За грехи наши, за грехи... И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе...
Голос издал несколько судорожных рыдающих звуков, и снова забормотал.
- Ищу человека... А не счесть числа Зверя... И всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор...
Бормотал седой, иссохший колли. Он лежал на боку, в куче опилок, безучастно глядя на приближающихся путников. Колли был чёрен от засохших брызг грязи, в гриве запутались щепки. Рядом с ним лежал серебряный наперсный крест.
- Отец Владимир... – вдруг позвал Заяц. – Отец Владимир, это Вы?
- Кто здесь?! – вскинулся колли. – Вы - люди? – отчаянно, срывающимся голосом, спросил он, и Каба понял, что колли ничего не видит.
- Людей больше нет, отец Владимир, - тихо сказал Заяц.
- Спасите... спасите... – настойчиво забормотал колли. – Людей спасите...
И замолчал.
Каба склонился над бредящим. Колли смотрел мимо него невидящим, гноящимся глазом.
- Отец Владимир, Вы меня слышите? – негромко спросил Каба. – Где люди? Как спасти?
- Обезьяна... идёт... последней... – выдохнул колли.
- Какая обезьяна? – не понял Каба. – Обезьяна – последняя ступень? После обезьяны должен прийти человек?
- Нет... Я видел... – простонал колли. – Белая Вежера... Часть... Волки... Надо убить обезьяну... Она... последняя...
Он вдруг поднял голову, и страшно посмотрел расширившимися глазами за Кабу:
- Позади - обезьяна! У... убейте!!!
Каба молниеносно, прыжком, развернулся, готовый убить эту обезьяну. Но никакой обезьяны сзади не было - только отскочивший Заяц.
- Но-но! – предостерегающе ощерился тот, с опаской поглядывая на Кабу. - Я тебе не обезьяна!
Отец Владимир, тем временем, перевернулся на другой бок, и что-то прошептал. Любопытный младший щенок, стоявший с той стороны, заиграл было хвостиком – но вдруг отскочил и горько заплакал. Священника не стало.
Путники похоронили отца Владимира в опилках – рыть нормальную могилу было нечем, да и некогда. Старик мгновенно закостенел – пришлось так его и положить, боком, по-звериному, надев на шею наперсный крест. Так и засыпали. Сверху воткнули наспех связанный проволокой крест из обрезков. Ни Каба, ни Заяц всё никак не могли вспомнить, куда правильно должна клониться нижняя перекладина.
Каба спросил младшего щенка, что же прошептал священник перед смертью.
- Он сказал, что «аккерация», - старательно ответил тот.
- Акселерация? – переспросил Каба.
- Нет, - ответил щенок. – Аккерация.
- Операция? – щенок опять замотал ушами. – Акклиматизация? Аттестация?
- Аккера-а-а-ция, - заревел щенок, в отчаянии, что его не понимают, и Каба отстал.
С уважением, Д..
Злоба и правда несовместимы.