|
|
От
|
amyatishkin
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
19.04.2011 18:31:08
|
|
|
Рубрики
|
WWII;
|
|
Еще о препятствовании пребежчикам, из мемуаров
Горчаков П. А. Время тревог и побед. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Воениздат, 1981. — 296 с., ил. — (Военные мемуары).
1942 г. Автор в описываемое время комиссар 1033 сп 280 сд
+++++
А Мажора, видимо, поджидал меня. Вижу, волнуется человек, переживает. Знаю почему. В подразделении, где он был секретарем парторганизации, случилось ЧП. Исчез один из дежурных пулеметчиков. То ли дезертировал, то ли схватили его вражеские разведчики — неизвестно. Его напарник перед рассветом ушел за завтраком, а вернулся — огневая ячейка пуста. Пулемет цел. Следов борьбы не видно. Доложил командиру, начали искать — безрезультатно. Исчез человек, как в воду канул.
Коммунисты, естественно, не прошли мимо такого случая. Многим тогда досталось на орехи. Получил выговор и старшина Мажора. Неужели хочет жаловаться на строгость партийной организации? Я, как комиссар, конечно, мог бы опротестовать решение бюро, будь оно ошибочным, неправильным. Как ни жаль старика, но ведь в данном случае коммунисты абсолютно правы. Неужели Мажора этого не понимает?
— Вижу, побеседовать хотите, Николай Макарович? — спросил я.
— Так, — кивнул он головой. — Побалакаты треба.
— Тогда пойдемте ко мне. Чайку попьем, потолкуем.
Николай Макарович молча пошел за мной. Молчал и я. В блиндаже, когда мы выпили по второй чашке чаю, Мажора наконец заговорил.
— Выговор мне, товарищ комиссар... Двадцать лет в партии. А тут выговор...
— Несправедливо, Николай Макарович?
— Та ни! Дайте завжданне. Не можу людям в очи глядеть. Е у мене задумка...
План, предложенный Мажорой, был дерзок до безумия. Он хотел под видом перебежчика проникнуть в оборону противника и там — «хай ему грец!» — учинить такой тарарам, чтоб фашисты навсегда закаялись приглашать к себе перебежчиков. Надо сказать, что гитлеровская пропаганда в те дни буквально неистовствовала. Листовки, радиопередачи, ложные слухи, распространяемые через лазутчиков, которые оставались в освобожденных нами селах, — все шло в ход. Враг рассчитывал посеять среди красноармейцев панические настроения, ослабить боеспособность наших войск. Конечно, удайся план Мажоры, фашисты получили бы хороший урок. Но риск был велик. И не только потому, что вылазка была сопряжена со смертельным исходом для Николая Макаровича. Шла война, и все мы, солдаты, рисковали своей жизнью. Речь шла о другом. Сорвись задумка Мажоры по какой-либо причине — и поползут толки-перетолки: секретарь партийной организации, мол. к немцам перебежать хотел. Эти соображения промелькнули у меня в голове, но я умолчал о них. Задал лишь вопрос:
— Одному трудно будет, Николай Макарович. Вы подумали о помощниках?
Оказывается, Мажора подумал и об этом. Товарищами своими в этом рискованном деле он избрал красноармейцев С. С. Латышева и М. С. Травку.
Я знал их обоих. Латышев у нас был известен как чемпион по гранатометанию. Никто быстрее его в полку не мог метнуть гранату в цель. Мы засекали время, которое он тратил, чтобы выхватить из-под ремня гранату, вставить запал и бросить ее в окоп, в амбразуру дота. На все это уходило 3—4 секунды. Латышев бросал не одну, а 10-12 гранат кряду. Словом, это был испытанный воин.
А вот Травка был совсем молод. Ему едва исполнилось девятнадцать. Юноша как бы соответствовал своей фамилии — характер у него мягкий, деликатный. Он, видимо, понимал это и старался казаться взрослее, солиднее. В сердце юноши жила неуемная жажда подвига. Он мечтал совершить что-то большое. Это он на комсомольском собрании говорил:
— Товарищи, нам скоро по двадцать. А чем мы прославили Родину?
Хороших ребят подобрал Мажора. И все же я не стая единолично одобрять его замысел. Надо было посоветоваться с командиром полка, до тонкости разработать план вылазки, учесть непредвиденные обстоятельства. Не могли же мы попусту жертвовать бойцами.
Сагитов сразу же по достоинству оценил предложение Мажоры и, потирая ладони, спросил:
— А как с огнем?
Огнем нас, как правило, поддерживал 840-й артиллерийский полк. Его командир подполковник М. П. Чуба часто навещал нас. И теперь он оказался на КП, участвовал в разговоре.
— Огоньком обеспечим, — откликнулся Чуба. — Обижены не будете.
Мы долго судили-рядили, пока не отшлифовали все детали задуманной вылазки. Были предусмотрены заградительные и отсечные огни — на случай, если немцы бросятся преследовать смельчаков. Несколько орудий артполк выделил для подавления огневых точек, которые могли появиться на поле боя. Словом, все, что можно было предусмотреть, мы предусмотрели.
Стояло тихое осеннее утро. Легкий туман окутывал кустарник, стлался по траве. Было зябко и сыро. Трое воинов осторожно выбрались из траншеи и побежали к вражеским позициям. Вокруг все молчало. С НП, откуда мы с Сагитовым следили за бегущими, едва просматривались немецкие окопы и дзоты, но ближний окоп, к которому теперь устремилась группа Мажоры, был виден отчетливо.
Пробежав метров 150, воины перешли на спокойный шаг: перед схваткой надо отдышаться. Немцы их заметили, повысовывали головы из окопа. Продолжая шагать, Мажора и его товарищи приблизились к окопу метров на 40-50.
— Рус Иван! Ком, ком, — кричали немецкие солдаты, жестами подзывая наших бойцов. Но вот из окопа выглянул офицер, что-то сказал солдатам, и те замолчали. Офицер потребовал, чтобы «перебежчики» сняли вещмешки и шли к нему. И тут началось: Мажора и его хлопцы выхватили оружие. Как всегда, мгновенно швырнул гранату Латышев, и она взорвалась в окопе. Исчез офицер, раздались крики, а в окоп и в амбразуру соседнего дзота одна за другой летели лимонки.
Вслед за гранатами Мажора, Латышев и Травка ворвались в окоп, разбили пулемет, сорвали погоны с убитого офицера и тут же начали отходить. Немцы, видимо, растерялись, их пулеметы ударили, когда группа Мажоры была в 80—100 метрах от нашей позиции. С фланга выбежали гитлеровские солдаты, пытаясь отрезать смельчаков от своих. Но тут вмешался подполковник Чуба. Он снял телефонную трубку и скомандовал:
— Огонь!
Перед окопами, перед бегущими наперехват вражескими солдатами встали частоколы разрывов, прикрывшие отход группы.
Вскоре участники вылазки были у нас на НП. Мокрые от пота, едва переводя дыхание, но безмерно счастливые, они доложили о выполнении задания, предъявили прихваченные ими офицерские погоны, замок от пулемета, а также личные документы солдат и офицера, позволившие уточнить, какая часть противника находится перед нами.
Мы от души поздравили героев и тут же написали представления к наградам. 3 ноября 1942 года в полку стало известно: старшина Николай Макарович Мажора награжден орденом Красного Знамени, красноармейцы Степан Степанович Латышев и Михаил Сергеевич Травка были удостоены ордена Красной Звезды.
Еще в октябре полковые разведчики установили, что командир противостоящей нам немецкой дивизии отдал приказ — стрелять во всякого русского, приближающегося к окопам, если он идет даже с поднятыми руками. Характерно, что гитлеровцы перестали сбрасывать листовки с приглашением в плен. Зато теперь посыпались листовки, содержащие угрозу. Но на угрозы врага бойцы не обращали внимания.