Я тут написал текст, типа миниэссе на тему исторических корней "многовекторной гетманщины". Оно оказалось большим для Русского Ньюсуика - его сократили там, да плюс добавили немного от редакции: в начале оперативный коммент к соглашению Ющенко-Янукович, да в конце пассаж про "голодомор", которого у меня не было. Желающие могут прочесть в самом журнале ( http://www.runewsweek.ru/rubrics/?rubric=globus ), а ниже запощу авторский исходный текст:
Многовекторное гетманство
Роман Храпачевский
Украинская «многовекторность», беззастенчивая беспринципность в политике, безусловный, на уровне инстинкта, примат собственного кармана перед общественной пользой – это все закономерные продукты истории Юго-Западной Руси (она же Малороссия, позднее – Украина). Устное народное творчество дало ей меткую, на века, характеристику: «Где два казака – там три гетмана».
Ордынский наезд
Южнорусское население после Батыева погрома окончательно опустило руки и с тех пор приняло за правило уживаться со всеми завоевателями. Для понимания этого феномена достаточно посмотреть как вел себя сильнейший князь Южной Руси Даниил Романович Галицкий, якобы совершивший выбор «западного пути» и тем самым ставший духовным маяком современной украинской идеологии. В 1250 г. он стоит на коленях перед Батыем в Орде, пьет кумыс и получает снисходительное потрепывание по плечу от хана: «ты уже нашь же Тотаринъ, пии наше питье. Он (Даниил) же испив, поклонися по обычаю их... О злее зла честь Татарьская - Данилови Романовичю, князю велику, обладавшу Рускою землею, Кыевом и Володимером и Галичем, со братом си инеми странами - ныне седить на колену и холопом называеться». А еще он сам, его брат и их сыновья по приказу татарских ханов не раз выставляли своих, русских, воинов в качестве вспомогательного войска в походах татар на Литву и Польшу. Бывало и так, что они сами просили татарские войска себе на усиление в сражениях с Польшей, Литвой и Венгрией. Вот простой перечень годов XIII в., когда южнорусские князья выступали на исполнение своего интернационального ордынского долга: 1255 г., 1259 г., 1260 г., 1261 г., 1274 г., 1278 г., 1280 г., 1283 г., 1287 г. Автор Галицко-Волынской летописи, так констатирует полное подчинение татарам Южной Руси: «тогда бяхуть вси князи Русции в воли Татарьской».
В тот же самый период князья Северо-Восточной Руси давали татарам свои войска один только раз – в 1277 г. Это им удавалось потому что во-первых могли отсиживаться за своими непролазными лесами, а во-вторых – было чем откупаться от воли «Сарайского обкома», поскольку Великий Новгород с его сверхприбыльной заморской торговлей входил в состав великого княжества Владимирского и исправно пополнял его золотовалютные резервы.
Ну а южнорусские князья в составе ордынских коалиций покорно ведут свои войска куда укажут, отдав при этом свою собственную экономику на откуп ордынским баскакам. В то же время на севере, народ вырезает имперских баскаков с откупщиками (воспользовавшись тем, что Золотая Орда отделяется от монгольской империи), так что потом князья сами собирают дань и возят ее на саммиты в Сарай, каждый раз пользуясь обстановкой, чтобы выторговать у ханов себе льготы (так, они ухитрялись более ста лет платить дань из расчета численности населения по переписи 1257 г.). Так что уже тогда намечается та разница в политическом образе действий между Северной и Южной Русью, которая наблюдается вплоть до нашего времени.
«Крышевание» по-ордынски и по-литовски
В конце XIII в., пользуясь ослаблением княжеской власти в Руси, литовские феодалы начали натиск на русские земли. Сначала на западнорусские, а потом на Киевщину и Волынь с Подолией. При этом они старались избегать прямого столкновения в ордынцами, предпочитая пока только «крышевать» поддавшиеся им русские города на предмет взимания с них дани. Непосредственный контроль татар в виде сидящих по городам баскаков сохранялся в Южной Руси вплоть до середины XIV в. – еще в 1331 г. в Киеве находится баскак и вместе в литовскими даньщиками собирает налоги. Надо сказать, что бывшие места кочевания «своих поганых» в районе Белой Церкви (50-80 км южнее Киева), вообще были отобраны у русских, там теперь кочевали сами татары и имелась собственно ордынская администрация.
Сравним – в Северной Руси баскаки перестают сидеть по городам с конца XIII в., а сбор дани переходит в руки русских князей. Войск Орды же в качестве гарнизонов во Владимирской Руси тоже не отмечается. Т.о. только в Юго-Западной Руси татары непосредственно хозяйничают еще в середине XIV в., в то время как в "Московщине" ордынцы давно уже передоверили сбор налогов местным, русским администрациям, из-за чего прямой контакт населения с хозяевами Золотой Орды прервался.
В 1360-х годах в Орде началась «великая замятня», т.е. многолетняя война за сарайский трон. Вот тут-то литовцы и становятся доминирующей силой в Южной Руси. По привычке, без какой-либо борьбы, южнорусские земли подчиняются и им. Даже когда в 1360 г. литовцы по приказу своего великого князя Ольгерда бросают св. Алексия Московского, митрополита Киевского и всея Руси, в тюрьму, киевляне наблюдают это, плачут, лобзают руки святителя, но не делают даже попытки возмутиться и помочь. Что впрочем не удивительно – они уже привыкли всем покоряться и выполнять что прикажут, даже налоги платят в двойном размере – и литовцам, и татарам одновременно. Распространный миф, что с приходом литовцев Южная Русь полностью освободилась от татарского ига, неверен – дань татарам те земли Руси, что были в составе Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Польши, платили вплоть до конца XV в. Так, в соответствующих актах и грамотах времен литовского великого князя Александра и короля Казимира присутствуют строгие внушения своим "украинским" землям и подданным вовремя платить татарскую дань.
От унии до унии
Под властью ВКЛ русские феодалы довольно быстро поняли, что им выгодны феодальные порядки Польши, на которые ориентировались литовские власти. Правда, так произошло не сразу – еще в конце XV в. часть русских князей ВКЛ этого не понимала и предпочла перейти со своими землями к великому князю Московскому, главе только что образовавшегося Русского централизованного государства и прямому наследнику Киевского стола. Но уже в середине XVI в., вкусив прелестей безраздельной власти над крестьянами, они стали ярыми защитниками таких порядков и согласились на унию ВКЛ с Польшей, создав в 1569 г. Речь Посполитую. Так русский нобилитет Южной Руси слился с польско-литовским, а мнение посполитых (крестьян, горожан-мещан и купечества) тогда никого не интересовало. Хотя свое слово могло сказать еще православное духовенство. Но тут произошла еще одна уния, на этот раз церковная – т.н. Брестская уния.
Эта уния окончательно порвала с наследием Киевской Руси, что с одной стороны вело к ассимиляции русского населения Галичины с поляками, а с другой – к незарастающему расколу, религиозному и цивилизационному, между «западенцами» и «схидняками» Юго-Западной Руси. Причем сама история унии 1596 г. удивительно хорошо ложится в знакомый стереотип «многовекторного» поведения: сначала православные епископы улавливают желания католического короля Сигизмунда, под его чутким руководством собираются в Бресте на сходняк и быстро объявляют, что пришли к выводу о каноничности унии с католической церковью, коию и подписывают с ватиканскими эмиссарами. Но после этого начинаются разделения по разным векторам между недавно соединившимися на едином пути епископами – вернувшись в свои епархии и видя крайнее возмущение своей паствы, значительная их часть, только что участвовавшая в сходняке, заявляет, что их обманули, что они проклинают «заморских искусителей» и готовы бороться «за святую веру». Но поздно – в итоге и народ отворачивается от них, не доверяя священникам и соединяясь в свои православные братства, и королевская власть с тех пор подозрительно смотрит на униатов, не признавая их равными прочим католикам. В такой ситуации кроме вечно молчащей массы посполитых единственно реальной силой становится казачество.
«Береговое братство» на Днепре
Самое появление казачества – результат длительного сосуществования южнорусского населения со степью и проникновения в него восточного, в основном тюркского элемента. Понятие «казак» тюркское, возникло в период распада Орды – так называли свободных, точнее беглых, от ханской власти людей. Крымско-татарские казаки упоминаются уже в начале XV в., почти за 50 лет до казаков русских – рязанских, донских, днепровских. Из общей массы этих разных казаков выделялось «братство Сечи», всем известные запорожцы, совершенно особая ментальность которых вызвана причудливым переплетением русских, ордынских и польско-литовских элементов.
Стороннему наблюдателю население Южной Руси тогда казалось уже почти и не русским – в Московском государстве в официальной переписке оно именовалось «литвой» и «черкасами». Вплоть до конца XVII в. дьяки писали «черкасами» запорожских казаков. Например в письме царя Федора Иоанновича приказывалось, что когда крымские «царь или царевичи поидут на наши украины и с ними азовские люди… а велено черкасом запорожским гетману Хриштопу Косицкому и всем атаманом и черкасом быть на Донце на шляхех и за царем итти к нашим украинам». Иностранные путешественники тоже знают это название и отмечают татарское влияние, как например англичанин С. Коллинс (1661 г.): «Черкасы так же, как и Русские, исповедуют Греческую веру... Черкасы — Татарского племени, народ грубый и мрачный... Во время угощений они напиваются пьяны еще прежде, нежели начнут подавать кушанья: едою они протрезвляются, потом опять напьются, а потом опять протрезвятся пляскою, а пляску они очень любят».
Дело в том, что ордынцы, помимо своих монголо-кипчакских орд, привлекли на завоеванные территории Южной Руси в качестве гарнизонов массы кочевого и прочего восточного элемента, например черкесов и алан. Уже в конце XIV в. средневековый «Список русских городов дальних и ближних» отмечает существование в Киевской земле города Черкассы. А в грамотах литовских князей и польских королей, подтверждавших древние пожалования, говорится о «ясачной службе», т.е. «государевой службе», «черкасов» – потомков этой ордынской воинской аристократии. Позднее, при короле Стефане Батории, из «черкасов» и разного рода казаков было сформированы полки «реестрового казачества», как части регулярной армии Речи Посполитой. По своим правам реестровые казаки были почти равны шляхтичам, но их положение было неустойчивым – изменение численности их полков вело к сокращению реестровых, которые становились простыми крестьянами и теряли свой привилегированный статус. Естественно, что такая политика Речи Посполитой – дразнить целое сословие профессиональных воинов, не могла довести до добра.
«Нэзалэжнисть» по Хмелю и Руина
Конечно, и до Хмельницкого бывали казацкие бунты и крестьянские волнения, но никогда они не приводили, да и целью не имели, вычленение из Речи Посполитой русского государства. Собственно и Хмельницкий этого не предполагал, когда начал свой «рокош» в защиту прав реестровых казаков. Да и религиозная составляющая в действиях Хмельницкого поначалу отсутствовала. Но неожиданно характер очередного бунта реестровых приобрел черты борьбы всего народа за свои социальные, религиозные и национальные права – впервые соединились вместе казачество, посполитые и часть духовенства, а Хмельницкий стал их признанным вождем-гетманом.
Произошло это по простой причине – Хмельницкий привлек могучего союзника, договорившись с крымским ханом о выделении ему татарского войска взамен будущей богатой добычи. В результате соединенное казацко-татарское войско наголову разгромило польскую армию и это впервые зародило реальную надежду у посполитых, увидевших перспективность восстания. Так произошло единение всех сил народа в Гетманщине Хмельницкого.
Это была именно «гетманщина», а не государство. Характер ее точно описал иностранный очевидец: «Правление их совершенно анархическое, потому что они, возмутившись, уничтожили все дворянское сословие и теперь управляются полковниками, ими самими избранными, с которыми всякий из них обходится запанибрата. Воинов они на своем языке называют казаками, почему ошибаются многие, считая казаков особенным народом». После первых успехов, перед Хмельницким встала дилемма – или объявить собственное княжество со своей династией во главе, или стать чьим-то вассалом. Ввиду анархического характера Гетманщины, создание своего государства было невозможным – когда все считали равными друг другу, то явное выделение из своей среды дворянства было немыслимым, а другого способа строить государственность в середине XVII в. русские люди не знали. Зато они знали старый способ ВКЛ – вверху государь, под которым масса полунезависимых княжеств. Так родилась идея выбора сюзерена для Гетманщины.
Вначале выбор пал на царя всея Руси Алексея Михайловича и 8 января 1654 г. в Переяславле верхушка Гетманщины дала присягу царю на подданство, после чего с присяжными листами московские стольники и дьяки объехали всю Украину и везде принимали присяги от населения. Но трудности войны с Речью Посполитой привели вскоре к поиску Хмельницким нового сюзерена, которому можно было бы переприсягнуть – понимание присяги казаками всегда было весьма своеобразным, в первую очередь она ими понималась как способ удачного устроения собственных дел. Сам Хмельницкий едва успел обменяться на сей счет письмами со шведами и трансильванцами, как умер в 1657 г. Поэтому эстафету перехватил его преемник – Выговский. Собственно преемником вначале избрали сына Хмельницкого Юрия, но в результате интриги Выговского выбор этот был отменен и он сам стал гетманом, перетянув на свою сторону неустойчивое большинство казацкой старшины.
В 1658 г. Выговский втайне договаривается с королем Речи Посполитой: он переходит на его сторону, а на месте Гетманщины образуется «Русское княжество», которое в составе Речи Посполитой становится равным двум ее другим частям – Польше и ВКЛ. Объявление казачеству об условиях этого договора вызвало раскол не только среди войск, но и среди населения. За Выговским пошла значительная часть казачества, видевшего в договоре с Речью Посполитой исполнение своих заветных мечтаний – стать шляхтой. Зато среди посполитых – крестьян и горожан, а также среди духовенства, подавляющее большинство выступило против. Возникшие восстания Выговский беспощадно подавил – так, в восставшей Полтаве он вырезал чуть ли не все население. Поэтому верные присяге казаки и население городов Гетманщины обратилось за помощью к царю. Вначале Выговскому с его казацко-татарским войском удалось нанести поражение под Конотопом царской коннице, но русская и наемная иноземная пехота уцелела и с боями отошла, заняв оборону в городах. При поддержке населения московским воеводам удалось переломить ситуацию и в 1659 г. в Переяславе вновь была собрана «черная Рада» (Рада всего народа) и Гетманщина получила новые царские законы, несколько смирявшие анархию.
Но механизм междуусобицы был уже запущен – объявились новые претенденты на гетманство, причем как на Левобережье, так и на Правобережье Днепра. Левобережье контролировалось Русским государством и гетманы там ставились от его имени, соответственно претенденты в основном боролись за благосклонность Москвы, не забывая впрочем вмешиваться в борьбу за Правобережье. Остальные «гетманы» делались ставленниками Польши, Турции или Крымского ханства. Они постоянно воевали как против московского гетмана, так и друг с другом – временами воевало одновременно три-четыре «гетмана» сразу. Их войска, вместе с приданными частями их хозяев и наемниками, в течение многих лет терзали земли Южной Руси, и так уже опустошенные Хмельниччиной, татарскими набегами и войной России с Польшей. Кончилось все это грандиозными походами турецких армий в 1672-1677 гг. – против поляков и русских, когда Петр Дорошенко, один из претендентов на гетманство, перешел в подданство султана и призвал его войска. С большим трудом турок отбили, но потери были огромные, а земли Правобережья были окончательно опустошены. Весь этот период так и стали называть – Руина, поскольку поселения были разрушены, а их люди или погибли, или бежали на Левобережье.
Попытка номер два
Успокоившись в лоне Империи, Малороссия стала интегрированной ее частью. Но все держалось внешними обручами законности и государственного аппарата. Во время очередной русской смуты малороссийский народ не мог ни самостоятельно выйти из нее, ни создать новую государственность. Вместо этого история повторилась. К счастью не масштабах трагедии Руины.
Февральское падение монархии открыло шлюзы всяческим прожектам по переустройству России. 6(19)–8(21) апреля 1917 г. в Киеве Украинский национальный конгресс объявил о существовании Украинской Центральной Рады (ЦР) во главе с проф. Михаилом Грушевским (украинским эсером). Внутренний меморандум Австро-Венгерского Генерального штаба так его характеризует: «Старец, сотканный из страха и опасений, чья дряхлая фигура должна придать Раде благородную ржавчину почтенного сената. Боязливо цепляется за германскую власть».
Сначала ЦР декларировала своей целью Украинскую народную республику (УНР) в федеративной связи с Россией. Но начало мирных переговоров большевиков с немцами подало лучшую идею – делегация УНР сама прибыла в Брест-Литовск 12 января 1918 г. и была признана Центральными державами равноправным членом переговоров. Тут то и пришел долгожданный момент объявить о своей «самостийности» – 4-й Универсал ЦР, ее объявивший, даже не вспомнил о Всероссийском Учредительном Собрании, на которое ссылался предыдущий Универсал как о высшем полномочном органе единой страны.
Украинские делегаты, спешащие стать «частью Европы», быстро согласились на внесение в текст мирного договора пункта с прямым обязательством Украины поставить немцам 1 миллион тонн зерновых до 31 июня 1918 г. Но вскоре организованный грабеж затормозился – после исчерпания запасов крупных центров, немцы обнаружили неспособность правительства УНР контролировать ситуацию в сельской местности и обеспечить поставки. Не слишком вникая в суть проблемы, германское командование решило поправить дело заменой «социалистического» правительства Рады на более управляемый режим генерала Скоропадского. Задача прикрыть германский интерес и вмешательство в «переворот» была решена на удивление легко. Правительство УНР было уже основательно скомпрометировано тотальной коррупцией и некомпетентностью. Последняя действительно сильно раздражала привыкших к «орднунгу» немцев.
Предлог для переворота нашелся быстро – началось с того, что в Киеве пропал влиятельный банкир Добрый. Это событие получило значительный резонанс и правительство Рады, в лице премьера Голубовича и министра внутренних дел Ткаченко, заверило, что поиски ведутся очень тщательно. Однако вскоре, в Харькове, в расположении украинской части банкир был случайно обнаружен немцами. Они его освободили и проведя расследование установили: министр внутренних дел Ткаченко вместе с военным министром Жуковским при одобрении премьера, организовали похищение – среди бела дня в квартиру Доброго зашли четыре человека в масках (среди них были министры Ткаченко и Жуковский) и под дулами револьверов посадили его в машину и увезли. Как выяснилось, таким образом украинское правительство хотело нейтрализовать членов влиятельных промышленно-финансовых кругов, которые, по свидетельству корреспондента уголовной хроники газеты «Киевская мысль» Сумского, «относились с ненавистью к полуинтеллигенции из Рады, невежественной, самоуверенной, относились с ненавистью и презрением потому, что все эти сельские учителя, фельдшера и маленькие журналисты были…совершенно неспособны к какой-нибудь государственной и хозяйственной деятельности».
Под предлогом расследования, министры Рады были арестованы, а власть ее была ликвидирована. Прошедший в Киевском цирке «съезд хлеборобов», точнее крупных землевладельцев, провозгласил «Гетманщину» с гетманом Скоропадским во главе. Бывшие же министры бывшей УНР предстали перед германским военно-полевым судом, который был успешно использован для дискредитации свергнутой власти. Как пишет в своем судебном отчете Сумский: «Премьер Голубович обещал прокурору больше никогда этого не делать. Прокурор в этом нисколько не сомневался... Немцам удалось не только скомпрометировать "демократическое" правительство, но и доказать всю его моральную негодность. Немцы говорили: нас не интересует, какое у вас правительство; пусть будут демократы, социалисты, монархисты, но нельзя допускать мазуриков, невежд и самоуверенно-наглых мальчишек».
Дальнейшее напоминает Руину, но только уже в виде трагифарса: «гетманщина» Скоропадского продержалась несколько месяцев, пока на Украине были немцы; как только немцы в конце 1918 г. ушли, то гетманцы бежали с ними, а на Украине на короткое время воцарилась «Директория» С. Петлюры, составленная из осколков ЦР. Отличившись в основном погромами и переводом вывесок с русского на украинский, петлюровцы убегали из городов при приближении к ним – последовательно – белых, большевиков и махновцев. И так по нескольку раз в течение года с небольшим. Для пущего параллелизма остается только напомнить, что в 1920 г. все закончилось установлением твердой власти Советов, а остальные «гетманы» разбежались по уже знакомым маршрутам: петлюровцы – к полякам, а белая армия – в Турцию.
«Оранжевый вариант»
Корни открытого и все более нарастающего противостояния в современном украинском обществе надо искать в истории украинской государственности. Ныне «оранжевые реформаторы» ориентируются на идеологии прошлых, неудачных попыток построения отдельного государства в Южной Руси. А предлагаемые ими национальные мифы (на которых стоит обычно любая государственность) входят в противоречие с существующей моделью государственного устройства Украины, берущей истоки там же где и остальные ныне независимые государства бывшего Советского Союза – левой, социалистической идеи.
Ирония истории, с которой «щирые самостийники» никак не могут смириться, состоит в том, что «козацко-гетманско-галицийский» миф, с его внутренним противоречием между шляхетской составляющей и анархо-демократическим базисом казачества, постоянно разрушал основы государственности, а независимая с 1991 года Украина целиком и полностью заслуга коммунистов – что ранних, образца 1917 г., что самых последних, образца 1990 г. Поэтому попытка слома этой, единственной состоявшейся версии украинской государственности, возвращает Украину на заезженную колею повторов руин и центральных рад и поисков очередных сюзеренов.
