От	Алексей Мартов
К	Alex~1
Дата	27.11.2005 20:50:31
Рубрики	История & память; Управление & методология;

ну те, кого в ГУЛАГ сгоняли вроде бы и добровольно работать не отказывались

---

>>Пока мы знаем лишь один достоверный факт: именно Сталин покрыл всю страну трудармиями - ГУЛАГ.
>
>Ну, во-первых, это не так. Лагеря - это далеко не вся страна, кроме того, лагеря - это принциально не трудармия. Лагерь - это место отбывания срока за выход за рамки закона. Хорош при этом закон или плох - другая история, как и то, что заключеннные при этом трудились. Трудармия - это просто способ организации общества, норма, а не наказание.

здесь дело не в этом, а в том, что труд заключенных был поставлен на поток.
ссылок можно поискать, например нашел вот это http://www.pseudology.org/GULAG/Gulag2.htm
Но и это не самое главное. Безусловно, заключенные обязаны трудиться. Тем более что такая обязанность была и у вольных. Но мы то прекрасно знаем, что в заключенные многие люди попадали незаслуженно. Фактически власть нам местах просто выполняло некий план по набору заключенных, решая две пролемы: напугать людей и пополнить трудармии.

>А во-вторых, о лагерях (а не о трудармиях). Возьмем нынешнюю Россию в ситуации, когда нужно не следовать логике нынешних событий, а менять их ход. Условия: миллионы людей с разрушенной трудовой мотивацией, сознательно растлеваемых интеллигентщиной в течение всей своей жизни. Бандитов по сути, которые сдохнут, но добровольно работать не будут, абсолютно не развитых культурно и интеллектуально, паразитов, ублюдков и эгоистов до мозга костей, при этом не обязательно дураков.

ну те, кого в ГУЛАГ сгоняли вроде бы и добровольно работать не отказывались. Разве Королев был тунеядцем? А тунеядцев и при мягком (отностительно Сталина) Брежневе прижимали.

---

От	Пуденко Сергей
К	Алексей Мартов (27.11.2005 20:50:31)
Дата	28.11.2005 11:46:15

"Эпоха крайностей" (Эрик Хобсбаум)

---

Алексей Мартов сообщил в новостях
следующее:325@vstrecha...
> >>Пока мы знаем лишь один достоверный факт: именно Сталин покрыл всю
страну трудармиями - ГУЛАГ.
> >
> >Ну, во-первых, это не так. Лагеря - это далеко не вся страна, кроме
того, лагеря - это принциально не трудармия. Лагерь - это место
отбывания срока за выход за рамки закона. Хорош при этом закон или
плох - другая история, как и то, что заключеннные при этом трудились.
Трудармия - это просто способ организации общества, норма, а не
наказание.
>
> здесь дело не в этом, а в том, что труд заключенных был поставлен на
поток.
> ссылок можно поискать, например нашел вот это
http://www.pseudology.org/GULAG/Gulag2.htm

уже даже роймедведев (котоырй 40 млн жертв сталина выдал первый) написал
"Неизвестный Сталин". И другие гулажники полиняли

мы до сих пор не способны охватить внуть что такое эпоха катастроф
1914-45 и как там люди жили. По всему миру. Было множество запредельных
для нас эффектов. Ну в штатах например все золото у своих граждан
изъяли. В СССР ловили собак и кошек, организованыыми всесоюзными
конторами собирали мех кротов, и мех на экспорт. И зерно гнали,и
крестьяне помирали.
Рекомендую для такого шока- раскопки из архивов Кагарлицкого в
"Периферийной империи". Вот смешно. ужасно. Кагарлицкий в
частностивыводит на хрестоматийные смешные для нас сцены "Золотого
теленка" "Роаг и коптыа". "Самогон из табуретки". Нам тут сейчас все
это ужасно , прсото до колик в дивоте,смешно. Собачий мех совок
экспортировал! бугага. И Эрмитажные полотна, сволочь, за магнитку вывез!
А это была жизнь и быт и ничего забавного, насмерть серьезно все было

>
> ну те, кого в ГУЛАГ сгоняли вроде бы и добровольно работать не
отказывались. Разве Королев был тунеядцем? >

читатйе мемураы старых умных мастодонтов,передающих дух эпохи через
личный эжкзистенциальный опыт. Академик Раушенбах, немец Поволжья.
Посажен в 1940, никаких вопров не имеет. "Правильно нас всех забрали,
некуда было деваться"(1990)

мы НЕ УМНЕЕ АКАДЕМИКА РАУШЕНБАХА

---

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (28.11.2005 11:46:15)
Дата	04.01.2006 12:39:28

De-linking и "Великий перелом* - из "Периферийная империя", глава 13

---

>
> мы до сих пор не способны охватить внуть что такое эпоха катастроф
> 1914-45 и как там люди жили. По всему миру. Было множество
запредельных
> для нас эффектов. Ну в штатах например все золото у своих граждан
> изъяли. В СССР ловили собак и кошек, организованыыми всесоюзными
> конторами собирали мех кротов, и мех на экспорт. И зерно гнали,и
> крестьяне помирали.
> Рекомендую для такого шока- раскопки из архивов Кагарлицкого в
> "Периферийной империи". Вот смешно. ужасно. Кагарлицкий в
> частности выводит на хрестоматийные смешные для нас сцены "Золотого
> теленка" "Рога и копыта". "Самогон из табуретки". Нам тут сейчас все
> это ужасно , просто до колик в животе,смешно. Собачий мех совок
> экспортировал! бугага. И Эрмитажные полотна, сволочь, за магнитку
вывез!
> А это была жизнь и быт и ничего забавного, насмерть серьезно все было
>
> >

нашел полный текст 13ой главы "ПИ" Кагарлицкого . Основная часть

(...)

<Великий перелом>

У большевистских лидеров не было готового плана. Ещё летом 1928 года
Сталин писал, что <нельзя бороться с кулачеством путем раскулачивания>,
а разговоры об отмене новой экономической политики <являются
контрреволюционной болтовней>.[29] Однако уже осенью ситуация изменилась
кардинально. Нужно было что-то срочно придумать. И решение было найдено:
<сплошная коллективизация>. Подвергнуть репрессиям <кулаков>, остальных
недовольных объявить <подкулачинками> и отправить в ссылку вслед за
кулаками, частные крестьянские хозяйства ликвидировать, инвентарь и скот
отобрать и всех загнать в подконтрольные государству колхозы.

Показательно, что сторонники Троцкого и другие активисты левой оппозиции
на первых порах совершенно не поверили в резкое изменение курса. В самом
деле, принятые решения противоречили всему тому, что говорил и делал
Сталин в предшествующие годы. <Объявленная борьба с правым уклоном и
примиренческим к нему отношением, представляет из себя такую же пародию
действительной борьбы, как прославленная самокритика явилась пародией
критики>, - писал <Бюллетень оппозиции>.[30]

Оценки оппозиционеров были продиктованы не только их идеологическими
установками, но и опытом 1920-х годов. На протяжении этого периода
Троцкий пришел к твердому выводу: <Политика сталинского руководства
состоит из коротких зигзагов влево и глубоких вправо>.[31]
Оппозиционеров в 1927 году избивали на улицах за попытки выйти на
юбилейную демонстрацию, посвященную десятилетию революции, с плакатами
<Повернем огонь направо - против кулака, нэпмана, бюрократа>.[32]

Поворот сталинского большинства в партийном руководстве от курса на
поддержание равновесия между городом и деревней к резкому наступлению на
деревню, произошедший в 1928-29 годах, вовсе не вытекал логически из
<центристского> курса, которого придерживались Сталин и его окружение.
Лишь задним числом историки с легкостью выстраивали красивые схемы:
сначала расправа с левыми, потом удар по правым. На самом деле никакого
заранее заготовленного плана не было и не могло быть, ибо Сталин и его
соратники не предвидели ни кризиса хлебозаготовок, ни Великой депрессии.
Потому троцкисты в своей прессе были совершенно правы, оценивая курс
руководства как вынужденный. Они лишь не осознавали, насколько глубоко
новые обстоятельства изменят не только курс партии, но и саму природу
советского режима.

Решение, принятое Сталиным и его ближайшим окружением под угрозой
надвигающейся хозяйственной катастрофы, противоречило не только взглядам
Бухарина и других <умеренных> лидеров, но и пятилетнему плану, решениям
XV съезда партии, XVI партконференции, да и высказанным ранее позициям
самого Сталина. Вождь партии вынужден был признать это. Но, заявил он,
обстановка изменилась и прежние решения надо <отложить в сторону>.[33]

Сталин был по-своему прав. Обстановка действительно изменилась. Но не в
русской деревне, которая идти поголовно в колхозы не хотела, и всячески
коллективизации сопротивлялась, а в мировой системе. Великая депрессия
не только меняет правила игры на рынке, но и явственно предвещает
крупные международные потрясения. Призрак новой мировой войны становится
всё более различимым. Следовательно, программу индустриализации надо
форсировать, не считаясь ни с чем. Великая депрессия на Западе
подтолкнула <Великий перелом> в России. Коллективизация,
сопровождавшаяся массовым забоем скота, развалом хозяйств, а затем и
массовой гибелью людей, дезорганизовала советское аграрное производство
на десятилетия. Но она же создала условия для стремительного рывка
промышленности.

<Издержки прогресса> оказались более чем страшными. Более миллиона (по
официальным советским данным) <раскулаченных> крестьян высылаются в
места мало пригодные для жизни. Активно сопротивляющихся уничтожают или
отправляют в лагеря. Зато проблема зерна для индустриализации решена:
<Валовые сборы хлеба всё время падали, начиная с 1928 г. (если не
считать урожайного 1930 г.), зато росли хлебозаготовки и экспорт. И если
в 1930 г. собрали 771,6 млн. центнеров хлеба, а вывезли на экспорт 48,4
млн. центнеров, то в 1931 г., собрав всего 694,8 млн. центнеров, вывезли
51,8 млн. центнеров>.[34] Официальная история советской экономики
констатирует, что на протяжении всего периода <Великого перелома>
главным источником валютных поступлений оставался экспорт зерна. <Именно
в 1929-32 гг. советский вывоз хлеба достиг наибольших размеров за весь
период до Второй мировой войны... От экспорта хлеба Советское
государство выручило 444,5 млн. руб. в валюте>.[35] Старый лозунг,
<недоедим, но вывезем!> снова стал руководством к действию.

Рост экспорта соединился с резким ростом городского населения.
Сельскохозяйственное производство после потрясений коллективизации,
напротив, падало. Недоставало и предметов потребления, которые всё время
дорожали (что особенно сильно сказывалось в деревне). Уже в 1930-31
годах угроза голода стала реальной. Когда же в 1932 году в хлебородных
районах страны разразилась засуха, <продовольственные трудности>
обернулись настоящей трагедией.

В соответствии с бюрократической логикой, хлеб непременно изымали именно
там, где было первоначально запланировано, не считаясь ни с положением
дел на местах, ни даже с засухой. Итогом был голод 1932-33 годов. Хлеба
в это время страна произвела достаточно, чтобы избежать катастрофы. Но
изъят он был именно в пострадавших от засухи районах, которые, по
первоначальным планам, были отмечены как плодородные. В самый разгар
голода документы показывают внеплановую сдачу ржи и других видов зерна
на экспорт.[36]

Выбор в пользу экспорта одобряли далеко не все. Документы, находящиеся в
Российском государственном архиве экономики, свидетельствуют, что в 1930
году некоторые хозяйственные работники доказывали, что экспорт продуктов
питания необходимо сократить <в связи с продовольственными затруднениями
нашей страны>, а <у руководителей внешней торговли Союза возникли
определенные сомнения в целесообразности экспорта продовольственных
товаров даже в 1931 г.>[37] Однако подобные взгляды были оценены как
ошибочные.

Глобальный экономический кризис привел к тому, что оборот мировой
торговли сократился на две трети. Одновременно упали и цены. С точки
зрения Сталина это был исторический шанс. <У Советского государства
появилась реальная возможность приобрести в необходимых размерах на
мировом рынке машины, оборудование, металл. Было также очевидным, что
новая возможность расширения импорта не может быть продолжительной>.[38]

Цены на оборудование действительно падали, но крайне неравномерно. Так
строительное оборудование подешевело на 4-6%, но по некоторым типам
машин снижение цен достигало 30%. Советские организации импортировавшие
технику, фиксируют, что цены на электрооборудование упали на 17,5%. А
знаменитая немецкая фирма Карл Цейс (Karl Zeiss) стала брать за оптику
на 10% и за измерительные приборы на 13% меньше, одновременно увеличив
срок кредита.[39]

Беда в том, что цены на советский экспорт падали даже быстрее, чем цены
на импортированное оборудование. Выручка валюты от экспорта составила
лишь 60,5% от намеченной пятилетним планом, в то время как по
физическому объему план был выполнен на 95%.[40] Уникальные
<возможности> мирового кризиса обернулись чудовищными издержками. Это
вынуждены признать и официальные советские источники. <Известно, что в
период кризиса цены на сельскохозяйственные товары упали ниже, чем цены
на изделия промышленности. Поэтому на экспорте в те годы Советское
государство потеряло 1873 млн. руб., а на импорте сэкономило 772, 6 млн.
руб. Следовательно, в результате падения цен на мировом рынке наша
страна потеряла 1100,4 млн. руб. в валюте>.[41]

Чем дешевле стоило зерно, тем больше требовалось его вывозить. Главным
импортером советских товаров в тот период являлась Великобритания. Общий
импорт из Советского Союза после начала депрессии несмотря на снижение
цен вырос с 21.051.633 фунтов в 1927 году до 34.245.419 фунтов в 1930
году.[42] По данным советского торгового представительства в Лондоне, на
долю СССР в 1930 году приходилось 13,3% ввозимой в страну пшеницы. А уже
за первые 9 месяцев 1931 года доля СССР достигла 24,5%.[43]
Компенсировать снижение цен приходилось не только увеличением вывоза
зерна (что вело к ещё большему падению цен), но и расширением
номенклатуры экспортируемых товаров. Готовы были вывезти всё, что только
можно продать, за любые деньги, в любом количестве. Кроме зерна
вывозили - нефтепродукты, лесоматериалы, железную руду, лен, пеньку,
паклю, асбест, марганец, драгоценности, кустарные изделия, ковры,
спички, икру, сало, свежие и сушеные фрукты, овощи и т.д. Но цены
снижались практически на все виды продукции. Индекс оптовых цен в
Британии упал с 177,9 в 1925 году до 129,3 в 1930 и продолжал идти вниз,
достигнув 101,6 в августе 1931 года. В США он снизился со 152,3 в 1925
году до 125,1 в 1930, а в августе 1931 составлял уже всего 100,4. В
Германии падение было со 130,2 до 103,8, а к августу 1931 индекс
составил 101,3.[44]

За период 1929-30 годов масло подешевело на 39,76%, а в 1931 ещё на
11,9%.[45] Снижение цен в 1931 году было настолько значительным, что,
несмотря на увеличение вывоза масла на 10%, общая стоимость вывезенного
оказалась меньше чем в предыдущий год на 13%.[46]

Яйца упали в цене на 44,27%, потом ещё на 10,4%. По нефтепродуктам
снижение цен составляло в среднем 4-6%, а в 1931 году произошел новый
спад, уже на 10-15%. Асбест подешевел примерно на треть, затем ещё раз
на треть. Тобольский лисий мех упал в цене на 38,67%, потом снова на
33%. Якутский горностай стоил в условиях депрессии на 58% дешевле, а к
1931 году потерял ещё 21% цены. Бухарские ковры упали на 8,93%, затем
ещё на 17,5%.[47]

Справиться с такими потерями можно было лишь ценой нещадной эксплуатации
деревни и самоотверженного труда городских рабочих, живших в чудовищных
бытовых условиях. Западные газеты обвиняли советских экспортеров в
демпинге, что было правдой только отчасти. Товар действительно уходил за
бесценок, но и получали его, порой, задаром. Советские документы того
времени неоднократно упоминают о существовании неувязки <между
отпускными ценами и действительной себестоимостью>.[48] По оценкам
Колганова, <издержки превышали заготовительные цены на зерно
приблизительно в 2-3 раза. Ещё хуже соотношение цен и стоимости было для
продукции животноводства>.[49] Несколько лучше было положение дел с
техническими культурами.

Ничтожные цены, по которым государство приобретало продукцию у сельского
хозяйства, позволяли получать прибыль за границей, несмотря на кризис.
Даже если товар на мировом рынке часто приходилось продавать вообще в
убыток, принципиального значения это уже не имело: нужна была наличная
валюта. Поскольку денег на импорт машин всё равно не хватало, импорт
сырья был прекращен почти полностью. Всё, что можно было достать внутри
страны, шло в дело. Сельскохозяйственное производство массово
переориентировали на технические культуры, жертвуя продовольствием, не
имевшим <экспортной> ценности (картофель, овощи, мясо). Деревня должна
был в первую очередь обслуживать нужды индустриализации и экспорта, во
вторую очередь обеспечить продовольствием город, и лишь в третью очередь
заботиться о том, чтобы прокормить себя. <Тем самым, - пишет Колганов, -
экономика колхоза получала подозрительное сходство с некоторыми чертами
феодального поместья>.[50] Выживание крестьян было их собственной
заботой, колхоз должен был в первую очередь решать общегосударственные
задачи.



Всё на продажу
<Цифры внешней торговли, - писал Троцкий в 1931 году, - всё больше
становятся командующими цифрами по отношению к планам и темпам
социалистического строительства>.[51]

Несмотря на нехватку валюты, план по ввозу в страну машин был даже
перевыполнен (составив 105,6% от заданной цифры), тогда как в целом по
импорту его выполнили всего на 48,6% . Доля средств производства в
импорте составила до 90%. <К концу пятилетки Советский Союз занимал
первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около
1/3, в следующем году - около ? всего мирового экспорта машин было
направлено в СССР>.[52]

В больших количествах ввозился металл (на него шло около 20% валютных
затрат). Особенно не хватало качественной стали, которую приходилось
закупать за границей. Поскольку валюты хронически не хватало,
государство готово было вывозить всё что угодно - от золота, нефти и
мехов до картин Эрмитажа.

Продавали почтовые марки, монеты, антиквариат. Торговля шла туго из-за
нехватки специалистов. Советское торговое представительство в Берлине
объясняло, что остро нуждается в аукционщике, а <такого человека у нас
нет>.[53] Продажу советских почтовых марок в Германии пыталась
монополизировать берлинская фирма J.H.Stolow, однако её отношения с
Москвой складывались нестабильно. По утверждению владельцев компании
братьев Столовых в условиях депрессии у их клиентов денег не было, и им
приходилось отпускать товар в кредит. Зато Столовы пытались привлечь
внимание своих советских партнеров, обещая, что могут <легко убить>
контрабанду, <зная всех контрабандистов лично>. Описание блестящих
перспектив борьбы с контрабандой заканчивалось конкретным вопросом:
<Просим прислать нам подтверждение, в котором Вы обязуетесь все наши
доносы держать в тайне>.[54]

В Москве к этим предложениям отнеслись без энтузиазма, поскольку
изобрели собственный, уникальный метод борьбы с контрабандной. Новые
советские марки отныне должны были сперва попадать в заграничные
филателистические магазины, и только спустя некоторое время - в почтовые
отделения. Таким образом, заключали в Москве, мы <сможем насытить
заграничный рынок, не имея никакой конкуренции>.[55]

В разгар мирового кризиса и потрясений коллективизации принимаются меры
по привлечению в СССР иностранных туристов. Несмотря на <неблагоприятную
конъюнктуру мирового рынка туризма>, в народном комиссариате внешней
торговли считают, что <положение относительно привлечения туристов в
СССР неплохо>.[56] На практике, однако, успехи были незначительными - не
только из-за общей тяжелой конъюнктуры, но и из-за нехватки кадров и
средств.

Для получения экспортной продукции, как с гордостью сообщают официальные
отчеты, созывались специальные совещания в союзных республиках и
областях, <организовывались ударные комсомольские бригады, устраивались
массовые месячники>.[57]

В Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) сохранилась часть
протоколов экспортных совещаний, дающих нам представление об отчаянной
неразберихе, царившей на местах. Заготовки экспортной продукции
описываются в военных терминах: <осенне-зимняя кампания>, <весенняя
кампания>.

Добыча ресурсов для экспорта обеспечивалась сочетанием политической
мобилизации, материального поощрения и репрессий. Премирование
экспортных бригад и введение специальных тарифов для оплаты продукции,
предназначенных на вывоз, является обычным делом. Но особенное значение
придавалось агитации. Необходимо было разъяснить трудящимся, что речь
идет о первостепенной государственной задаче, <мобилизовать как
колхозную, так и в особенности комсомольскую общественность на
решительную борьбу за выполнение экспортных годовых заданий>.[58] Кроме
проведения месячников и двухнедельников по заготовке экспортных товаров,
создавались ячейки содействия экспортной работе. В разъяснительной
кампании должны были участвовать профсоюзы, партийные органы, печать.

Поиск товаров, пригодных для экспорта, приводил ответственных работников
к достаточно неожиданным выводам: <Ввиду того, что 90% собаки являются
мехсырьем, просить Наркомвнешторг поставить вопрос перед Наркомснабом
СССР о передаче заготовок собаки Союзпушнине>.[59] Последствия такого
подхода не замедлили сказаться, как видно из протокола по Центральной
Черноземной области: <Отметить действительное форсирование Олохотсоюзом
уничтожения собак в летнее время с целью добычи шкур>.[60] Между тем
обнаружилось, что лето является для охоты на собак наименее подходящим
месяцем. Качество шкуры падает. Потому решено было принять специальное
постановление <о борьбе с бродячими собаками, направленное на
максимальное уничтожение собак в зимнее время и сохранение их поголовья
вышедшего в весенне-летний период>.[61]

Не повезло и кошкам. Выяснилось, что их шкуры тоже можно экспортировать.
Расправа с животными приняла такие масштабы, что их истребление пришлось
регулировать. <В целях сохранения базы мехового сырья> решили прекратить
<ловлю собак и кошек в период времени с 1 апреля до 1 ноября>.[62]

Мелким зверькам тоже досталось. Совещание по Центральной Черноземной
области обсуждает вопрос <Об осенних заготовках крота, хомяка и
слепыша>.[63] Предлагалось развивать <экспортабельные породы кроликов> -
одновременно обнаруживалось, что <не изучены болезни кроликов и меры
борьбы с ними>.[64] Напоминали, что заготовителям надо передавать
Госторгу <все отходы пригодные для мехового и другого производства>.[65]

Участником совещаний поручали составить <план изыскательской работы
новых видов экспорта> и <детально проработать вопрос в отношении
кишок>.[66] На Северном Кавказе пытались наладить вывоз пива, фруктовых
и минеральных вод. Но и здесь месяцами ничего не получается. Чтобы найти
нишу на мировом рынке, нужно изучить имеющиеся образцы отечественного
пива. Увы, в Ростов, где должны были принять решение, пиво прибыло
испортившимся, вследствие чего <потеряло всякую ценность>.[67]

В списке экспортных товаров появляется конский волос, крахмал, глицерин,
мороженные мясные отходы, битая птица, рыбий клей, мед, сульфицированная
клубника и смородина, подсолнечное и касторовое масло, яйца.[68]
Заготовители сетуют, что яйца для английского рынка нельзя подготовить в
достаточном количестве из-за теплой погоды и отсутствия холодильников,
хотя <всё делается согласно имеющихся указаний>.[69] Есть и другие
проблемы. <Сельсоветы не чувствуют ответственности за дело заготовок яиц
для экспорта>.[70] Надо дать <твердое задание по яйцу кулацко-зажиточной
части села>.[71]

Вывозят древесный уголь бекон, языковые консервы, пушнину, меховое
сырье, щетина, тряпье. Список непрерывно пополняется: яблоки, орехи,
соленые огурцы, кружева, ивовый прут, корзины, табак, шерсть, поташ,
парафин, цемент, промышленные отходы, хлопок, лекарственные травы, мак,
шпалы, доски, паркет, пух, перо, рога и копыта. Совещание по Центральной
Черноземной области упоминает даже <провал заготовок по шпанской
мушке>.[72]

Обнаружилось, что на мировом рынке можно продать раков. Постановили:
<Провести широкую разъяснительную работу в среде рыбацкого населения о
важности и необходимости вылова раков>.[73] Были, впрочем, и более
эффективные предложения - обеспечить рыболовов необходимыми снастями и
т.д. В конечном итоге, однако, принятые меры эффекта не дали, план
выполнен не был. Объясняя причины неудачи, участники совещания выяснили,
что было допущено множество ошибок, имела место <неудовлетворительная
организация> работы. Была правда ещё одна причина: <невыход раков в
залив>.[74]

Трудно сказать, насколько большим оказался бы улов при лучшей
организации, если раков в заливе всё равно не было. Осознав, что здесь
есть некоторое противоречие, совещание постановило, что прежде чем
наказывать виновных необходимо учесть объективные проблемы. Таким же
точно образом план по вывозу бекона сорван, ибо не было достаточного
количества свиней. Несовпадение между планами и реальным положением дел
вообще постоянно оказывается главной причиной неудачи. На Северном
Кавказе вынуждены были признать, что экспортный план был сорван <по
причине отсутствия в Крае рессурсовых возможностей>.[75] Иными словами,
искомых товаров на территории просто не было, во всяком случае, в тех
количествах, которое было затребовано. В результате обычным делом было
выполнение планов на 5-10%.

Поиск виновных сопровождался взаимными упреками ведомств. Выяснилось,
что уполномоченные экспортных организаций <недостаточно занимаются
изучением всех причин, порождающих невыполнение плана, и слабо ведут
борьбу со всеми препятствиями, которые встречаются на пути выполнения
плана>.[76] Экспорт пива и фруктовых вод в Северо-Кавказском Крае не
налажен из-за <совершенно безобразного отношения со стороны
Севкавсельпрома>, необходимо отметить <совершенно недопустимое отношение
Краевой Конторы Всеутильсырья>, присечь <ненормальные явления со стороны
Крайколхозсоюза, как в Крае, так и в районах> и так далее.[77] В Крыму
экспортное совещание <недостаточно вовлекло широкие массы колхозников в
экспортную работу>.[78] В Центральной Черноземной области <Лектехсырье>
плохо руководило заготовительной кампанией, что выразилось <в
отсутствии сведений и должном нажиме на заготовителей при заключении с
ними договорами>.[79] Отмечают <неправильно сложившееся понятие у
Охотсоюза>, из-за чего ход работы по пушнине оказался <недопустимо
слабым, граничащим со срывом>.[80]

Критикой дело не ограничивалось. Хозяйственные руководители подвергались
прямым репрессиям. Когда на заводе <Красный Аксай>, производившем
сельскохозяйственное оборудование был сорван план по экспорту,
постановили <дело передать Прокурору для расследования и привлечения
виновных к ответственности>.[81]

Особое внимание уделялось тому, чтобы товары, предназначенные на вывоз
из страны, не попали на внутренний рынок. Когда партия стульев (судя по
всему для экспорта всё равно непригодных из-за низкого качества)
реализовывается на месте, возникает скандал: <за срыв экспортного плана
по стульям соответствующие лица из администрации фабрики переданы [в]
суды>.[82] В протоколах совещаний в качестве серьезной проблемы отмечают
то, что на некоторых экспортных предприятиях продолжалось выполнение
<отдельных заказов, нарядов на внутренний рынок>.[83] Когда обсуждается
<прорыв в плане заготовок по ягодам> и <катастрофически низкое
выполнение плана по клубнике>, решают принять особые меры, <чтобы не
было допущено утечки ягоды на внутренний рынок>[84] В Крыму экспортное
совещание призывает: <Принять меры против утечки свежих фруктов
экспортных кондиций на внутренний рынок>.[85] А также сделать всё
необходимое для <борьбы с оседанием табака в районах заготовки>.[86]
Справедливости ради, надо отметить, что участники совещания предлагали
для компенсации местного спроса завозить в область табак более низких
сортов.

Когда товар всё же удавалось заготовить, возникала другая проблема - не
справлялся транспорт. Руководство железных дорог получает указание <о
приеме всех экспортных грузов к погрузке, вне очереди>.[87] Однако порты
и железные дороги перегружены экспортными перевозками, не хватает
элеваторов для вывозного зерна, складывается <угрожающее положение>.[88]

Отчеты экспортных совещаний пестрят жалобами на срыв плановых заданий и
низкое качество товара. То и дело сообщается, что брак достигает
<колоссальных размеров>.[89] Непригодными для продажи за границу
оказываются стулья, выпущенные на специально закупленном импортном
оборудовании. Протоколы фиксируют, что <кишечный товар поступает на
экспорт низкого качества>.[90] Советское торгпредство в Лондоне
жалуется, что по всем позициям <товар значительно ухудшился>.[91]

Почему это происходит, нетрудно понять на примере производства птицы.
Участники совещаний свидетельствуют, что птицефабрики не могут нормально
работать, ибо страдают от <усиленной перегрузки кормушек>, из-за чего
<происходит убой без откорма, в то время как в кормушках птица сидит по
30 дней>.[92] Некачественная работа вызвана тяжелым положением, в
котором оказываются трудящиеся. <Бытовые условия рабочих невозможные:
нет общежитий, красных уголков, нет столовых, снабжение продуктами
недостаточное, что отзывается на текучести рабсилы>.[93] Совещания
призывают усилить материальное стимулирование работников, <покончить с
обезличкой, расхлябанностью и уравниловкий>.[94]

Темпы отгрузки продукции являются <катастрофически низкими>, признается
<наличие явно-катастрофического низкого выполнения плана экспортных
сдач>, провал <двухнедельника по экспорту> и т.д. - страница за
страницей.[95] Иногда авторами документов овладевает философское
настроение, и они помещают в протоколах сентенции вроде: <если положение
в сторону снабжения не улучшится, перспективы будут печальные>.[96]

Не удивительно, что в итоге наблюдалось <дезорганизационное настроение
среди работников Совкавпушнины>, а руководителям аппарата других
ведомств приходилось <ликвидировать создавшееся деморализационное
настроение>.[97]

В 1932 г. из 23 областей, получивших экспортные задания, выполнили их
лишь 8. Однако общий результат был всё же достигнут. Ценой огромных
усилий и отчаянной, плохо организованной и неэффективной работы на
местах программа индустриализации получила необходимую валюту.



Успех индустриализации
Частично нехватку средств на закупку сырья компенсировала отечественная
промышленность. Замещение импорта оказалось вынужденной необходимостью в
условиях резкого спада мировой конъюнктуры. Так в Советском Союзе
впервые в мире было налажено массовое производство синтетического
каучука. Развитие химической промышленности позволило заменить или
свести к минимуму ввоз кислот, удобрений, красителей, пластмасс, кокса,
азотной продукции. Начались поиски и разработка новых месторождений
полезных ископаемых.

Далеко не всегда подобные программы были предусмотрены первоначальным
планом. Но чем больше ввозилось машин, тем больше Советский Союз
нуждался в замещении других видов импорта. Иными словами, <отключение>
советской страны от мирового рынка и создание <закрытой экономики> в
значительной мере оказалось результатом процессов, происходивших в
1929-32 годах в самом мировом рынке.

В 1931 году в ведомствах, занимавшихся импортом оборудования, царил
такой же хаос, как и в других отраслях. Ответственные работники
признавали, что в вопросе планирования <нет никакой ясности и
возможности установить правильность выполнения планов>.[98] Не понимали,
как работать с западными компаниями - в наркомате внешней торговле
сотрудников предупреждали: <за деятельностью представительств инофирм
надо хорошо смотреть, и не допускать таких вещей, чтобы они ходили у нас
по учреждениям и заранее узнавали, что мы им закажем>.[99]

К концу 1931 года ситуация начинает несколько выправляться. Цены на
экспортирующуюся из СССР продукцию начинают расти. Повышается и
эффективность советских внешнеторговых организаций. Поскольку в условиях
депрессии значительная часть продукции отпускалась в кредит (а условия
кредита становились тем выгоднее, чем более тяжелым было состояние
компаний), то у советских внешнеторговых организаций появляется
возможность рассчитаться по долгам и сделать новые заказы.

С 1932 года импорт оборудования неуклонно сокращается, поскольку растет
производство отечественного машиностроения. Новая советская
промышленность создается сразу на основе наиболее передовых технологий
своего времени.

Главным импортером советских товаров, несмотря на все политические
проблемы, оставалась Великобритания. В годы депрессии она обогнала в
этом качестве Германию. В 1929-31 годах на неё приходилось 23,7%
советского экспорта, тогда как в Германию уходило 21,4%.[100] Напротив,
в Соединенные Штаты советских товаров вывозилось крайне мало. Но именно
Америка становится главным поставщиком оборудования. В 1930 году отсюда
приходит 31,2% всей ввозимой техники, а в первом квартале 1931 года уже
42,8%.[101]

Советское руководство сделало выбор в пользу страны, обладавшей
новейшими технологиями. К середине 1920-х годов Соединенные Штаты не
просто лидировали в технологическом перевооружении промышленности.
Конвейерные производства и соответствующая им организация труда,
внедренные первоначально на заводах Генри Форда, позволяли резко
повысить эффективность производства и сделать выпуск продукции
по-настоящему массовым. Большинство отраслей советской промышленности,
не зная предшествующей фазы, сразу создавались на основе фордистских
технологий.

Форсированный рост промышленности принес свои плоды во время Второй
мировой войны. Сопоставляя итоги индустриализации 1928-1940 гг. с
промышленным ростом 1900-1913 гг. либеральные социологи Л.А. Гордон и
Э.В. Клопов пришли к выводу, что сталинская модернизация была куда
успешнее реформ Витте и Столыпина. <За каждым из этих
равнопродолжительных периодов последовало военное столкновение нашей
страны с одним и тем же внешним противником. Война выступила в качестве
своего рода экзаменатора, проверяющего результаты сделанного. Причем во
втором случае экзаменатор был гораздо <строже>, нежели в первом. Всю
первую мировую войну Германия и её союзники воевали на два фронта и
могли выставить против России лишь меньшую часть своих армий; большая их
часть оставалась на западном театре военных действий. Три года из
четырех лет Великой Отечественной войны Советский Союз вел борьбу с
фашистской Германией практически один на один. Не треть, как в 1914-18
гг., а примерно ? немецких вооруженных сил было сосредоточено против нас
в 1941-45 гг. Тем не менее дореволюционная Россия не сумела добиться
военного успеха, а Советский Союз сокрушил фашизм>.[102]

И в том и в другом случае индустриализация основывалась на вывозе зерна
и эксплуатации деревни, хотя сталинские меры по своей жестокости и
эффективности не идут ни в какое сравнение, ни с фискальным нажимом
Витте, ни с репрессиями Столыпина. Однако было ли это выдавливание
средств из деревни главным условием успеха? Безусловно, нет. Достижения
первых пятилеток предопределены были не репрессиями против крестьян, а
неучастием советской России в международном процессе накопления
капитала. Именно это отсоединение от миросистемы, de-linking, пользуясь
терминологией Самира Амина, позволило сосредоточить все средства на
решении главной задачи индустриализации. Именно эта независимость от
мировых рынков капитала позволила советской индустрии набрать вполне
приличные темпы уже к середине 1920-х годов.

Напротив, репрессии против крестьянства, сплошная коллективизация и
переход к тоталитаризму в 1929-32 годах были в значительной мере (хотя и
не исключительно) результатом общемирового хозяйственного кризиса,
который затронул советскую Россию иначе, чем Германию или США, но не
менее судьбоносно.

Ясно, что никакие <внешние обстоятельства> не оправдывают тех, кто
убивал и ссылал крестьян, а позднее в массовом порядке расправлялся с
партийными активистами, <старыми большевиками> и интеллигенцией, кто в
1940-е годы отправлял в ссылку целые народы. Победившая бюрократия
преследовала свои собственные цели, имевшие всё меньше общего с
социалистическими идеалами, провозглашенными революцией. Политическая
победа и становление бюрократической элиты в России состоялась уже к
концу 1920-х годов. Поворот к <советскому термидору>, о котором говорил
Лев Троцкий, шел полным ходом уже при нэпе. Но именно мировой кризис
1929-32 годов сформировал сталинизм таким, каким он вошел в историю,
именно он породил тоталитаризм в СССР точно так же, как он вызвал победу
нацизма в Германии. Только в отличие от германского нацизма, сталинский
тоталитаризм, выступавший продолжателем революции, сохранил, даже в
самые отвратительные годы, остатки человеческого лица, благодаря чему и
стало возможно последующее смягчение режима, знаменитая <оттепель>
1960-х годов и новый всплеск <инициативы снизу> во всех областях жизни.

(...)

[29] И.В. Сталин. Сочинения, т. 11, сс. 124, 15.

[30] Бюллетень оппозиции, 1929, ? 3, с. 13 (письмо Х.Г.Раковского).

[31] Коммунистическая оппозиция в СССР. Из архива Л. Троцкого.
Составитель Ю.Фельштинский. Benson, Vermont, Chalidze Publications,
1988, т. 4, с. 254.

[32] Там же, с. 253.

[33] И.В. Сталин. Сочинения, т. 12, с. 181-182.

[34] И. Колганов. Цит. Соч., с. 123.

[35] История социалистической экономики в СССР, т. 3. М., <Наука>, 1977,
с. 309.

[36] См. Российский государственный архив экономики (РГАЭ), фонд 413,
опись 13, дело 207, листы 144-145 и др.

[37] Там же, ф. 413, оп. 13, д. 203, л. 21. Показательно, что в западной
деловой прессе в 1930-31 годах появляются статьи, доказывающие, что
Советскому Союзу не выгодно сокращать экспорт продовольствия, ибо это
приведет к потере с трудом завоеванных рынков.

[38] История социалистической экономики в СССР, т. 3. М., <Наука>, 1977,
с. 309.

[39] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 233, л. 6. См. также РГАЭ, ф. 413, оп.
13, д. 242, л. 15.

[40] См. История социалистической экономики в СССР, т. 3, с. 310-311.

[41] Там же, с. 311.

[42] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 3.

[43] См. там же, л. 6. Общий импорт Великобритании из СССР в 1930 году
составил по советским данным 34.245.419 фунтов (см. там же).
Великобритания к тому времени была основным импортером продукции из
СССР. Советское представительство в Лондоне вело здесь очень тщательный
мониторинг цен, что, возможно, связано и с <репрезентативностью>
британского рынка с точки зрения мировой конъюнктуры.

[44] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 14.

[45] См. там же, лл. 8-11.

[46] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 203.

[47] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, лл. 8-11.

[48] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 23.

[49] И. Колганов. Цит. Соч., с. 127.

[50] Там же, с. 128.

[51] Бюллетень оппозиции, апрель 1931, ? 20, с. 4.

[52] История социалистической экономики в СССР, т. 3, с. 313.

[53] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 216, л. 6.

[54] Там же, л. 13.

[55] Там же, л. 15.

[56] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 203, л. 1. Здесь можно вспомнить эпизод из
<Золотого теленка> И. Ильфа и Е. Петрова, когда герои встречают на
дороге американцев, измученных действовавшим тогда в США сухим законом,
путешествующих по деревням с переводчиком от <Интуриста> в поисках
рецепта русского самогона.

[57] История социалистической экономики в СССР, т. 3, с. 310. О
неэффективности этих методов свидетельствуют многочисленные отчеты
экспортных совещаний. Обычно месячники проходили <исключительно слабо,
не дав значительных результатов> (РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 84).

[58] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 69.

[59] Там же, л. 16.

[60] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 72.

[61] Там же.

[62] Там же, л. 108.

[63] Там же, л. 62.

[64] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 19.

[65] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 108.

[66] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 7. В документах содержатся
многочисленные грамматические ошибки, а также просто опечатки. Кроме
того, правила орфографии 1920-х годов не вполне совпадают с
современными. Исправляя орфографию и очевидные опечатки, я оставляю
прочее без изменений.

[67] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 45.

[68] В воспоминаниях Виктора Сержа есть такой эпизод: <В Белоруссии,
увидев, как лошадям стригут волос для отправки на экспорт, зная, что
животные от этого погибнут, женщины окружили руководителя местной
администрации Голодеда (расстрелян или покончил с собой в 1937-м) и
неожиданно яростно задрали свои сарафаны, под которыми ничего не было:
<На, сволочь! Возьми наш волос если посмеешь, а конского не получишь!>
(В. Серж. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера. М. -
Оренбург, <Праксис> - <Оренбургская книга>, 2001, с. 298; французский
оригинал: V. Serge. Memoires s'un revolutionnaire. P., 1978).
Достоверность этого рассказа вызывает сомнения. Вряд ли председатель
правительства (Совнаркома) Белоруссии Николай Голодед лично занимался
заготовкой конского волоса. Но атмосферу тех дней мемуары Сержа передают
достаточно точно.

[69] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 10.

[70] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 110.

[71] Там же.

[72] Там же, л. 68.

[73] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 12.

[74] Там же, л. 47.

[75] Там же, л. 5.

[76] Там же, л. 4.

[77] Там же, лл. 6, 7, 8.

[78] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 40.

[79] Там же, л. 68.

[80] Там же, л. 2.

[81] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 43.

[82] Там же, л. 36.

[83] Там же, л. 74.

[84] Там же, л. 28-29.

[85] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 44.

[86] Там же, л. 42.

[87] Там же, л. 109.

[88] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 82.

[89] Там же, л. 36.

[90] Там же, л. 25

[91] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 52.

[92] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 25.

[93] Там же.

[94] Там же, л. 65.

[95] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, лл. 1, 5, 72.

[96] Там же, л. 22.

[97] Там же, лл. 8, 9.

[98] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 233, л. 8.

[99] Там же, л. 2.

[100] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 3.

[101] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 233, л. 16.

[102] Л.А. Гордон, Э.В. Клопов. Что это было? Размышления о предпосылках
и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. М., Политиздат,
1989, с. 67-68.

[103] Бюллетень оппозиции, апрель 1930, ? 20, с. 14.

[104] Анализ концепций и пророчеств <советского термидора> см. в книге
венгерского историка Тамаша Крауса (Tamas Krausz): Т.Краус. Советский
Термидор. Духовные предпосылки сталинского переворота 1917-1928.
Будапешт, Венгерский институт русистики, 1997.

[105] Термин <тоталитаризм> в литературе ХХ века зачастую приобрел
спекулятивный характер. Зачастую противопоставление тоталитаризм -
демократия скрывает за собой неспособность (или нежелание) автора
прибегнуть к более тонкому анализу. В данном случае, однако, термин
тоталитаризм используется как характеристика определенной технологии
власти, описанной в работах Ханны Арендт (Hannah Arendt), Эриха Фромма
(Erich Fromm) и др.

[106] Взгляды этого крыла эмиграции наиболее последовательно выражала
группа <Смена Вех>.

[107] На фоне бюрократического перерождения советского режима среди
западных левых, естественно, развернулась полемика о том, насколько
<социалистической> является система, сложившаяся в СССР. Позднее та же
дискуссия охватила и самиздат в Советском Союзе. Обсуждение этой темы
лежит за пределами данного исследования. Достаточно лишь упомянуть, что
ни Маркс, ни Ленин не считали формальное огосударствление заводов и
фабрик достаточным основанием, чтобы говорить о социализме. Тем более -
о социализме <в одной отдельно взятой стране>. В то же время отделить
советский эксперимент от истории социализма невозможно хотя бы потому,
что именно социалистические принципы были провозглашены революцией 1917
года (причем не только большевиками). Сам Ленин в России 1920-х годов
видел сочетание различных укладов - социализма, государственного
капитализма, мелкотоварного производства и собственно капитализма.
Совершенно очевидно, что элементы социализма, порожденные революцией,
продолжали существовать и развиваться в советском обществе вплоть до его
крушения в 1991 году, а отчасти - и позднее. Но отсюда ещё не следует,
будто в СССР была построена <социалистическая система>, как утверждала
партийная пропаганда. А уж официальные лозунги о том, что социализм
победил <полностью и окончательно>, после краха 1991 года звучат
совершенно анекдотически. Лучше всех, пожалуй, суть вопроса
сформулировал всё тот же Ленин, заявивший: <выражение социалистическая
Советская республика означает решимость Советской власти осуществить
переход к социализму, а вовсе не признание новых экономических порядков
социалистическими> (В.И. Ленин. Полн. Собр. Соч., т. 36, с. 295). Обзор
дискуссий о социальной природе советского общества среди российских
левых можно найти в ряде публикаций: Б. Кагарлицкий. Диалектика надежды.
Париж, <Слово>, 1988; Н.А. Симония. Сталинизм против социализма. Вопросы
философии, 1989, ? 7; Критический марксизм: продолжение дискуссий. Под
ред. А.В. Бузгалина. М., <Слово>, 2001 и др


----глава 13 книги "Периферийная империя. Россия и миросистема". - М.:
Ультра; Культура, 2004----

---

От	Игорь С.
К	Пуденко Сергей (04.01.2006 12:39:28)
Дата	04.01.2006 23:12:10

Что-то после слов о засухе

---

>В соответствии с бюрократической логикой, хлеб непременно изымали именно там, где было первоначально запланировано, не считаясь ни с положением дел на местах, ни даже с засухой.

читать расхотелось...

Не было там засухи...

---

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (04.01.2006 12:39:28)
Дата	04.01.2006 13:20:54

Re: De-linking и...

---

упустил при отправке предыдущий фрагмент главы "Кризис хлебозаготовок"
1928, восстанавливаю его. После него -далее следует "Великий перелом"

коррекция опечатки в тексте фрагмента " Все на продажу"

>
> нашел полный текст 13ой главы "ПИ" Кагарлицкого . Основная часть
>
> (...)
>


> Всё на продажу
>
> К концу пятилетки Советский Союз занимал
> первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около
> 1/3, в следующем году - около ? всего мирового экспорта машин было
> направлено в СССР>.[52]
>

следует читать " ... в следующем году - около 1\2 ..."


> ----глава 13 книги "Периферийная империя. Россия и миросистема". -
М.:
> Ультра; Культура, 2004----
>


Кризис хлебозаготовок


Политика обкладывания деревни <данью> в пользу индустриализации начала
давать серьезные сбои к концу 1920-х годов. Чем больше государство
снижало закупочные цены на зерно, тем труднее было проводить плановые
хлебозаготовки. Крестьяне сокращали посевы зерновых, переходя к
производству других, более выгодных культур. В результате возникал не
только дефицит продовольствия в быстро растущих городах, но и дефицит
валюты. При всей остроте зерновой проблемы, она не была бы столь
болезненной для советской власти, если бы зерно не было основным
экспортным товаром. Как говорил Бухарин, чтобы развивать промышленность,
надо платить за импорт оборудования <сельскохозяйственной валютой>.[20]
В результате, руководство страны не могло ни резко увеличить закупочные
цены, ни допустить существенного сокращения производства пшеницы.

В 1927 году разразился кризис хлебозаготовок. На частном рынке
происходит стремительный рост хлебных цен. Подобного поворота событий
следовало ожидать. На протяжении 1925-28 годов большевики регулярно
снижали государственные закупочные цены на зерно, выжимая ресурсы для
экспорта. В 1928 году неурожай на Северном Кавказе привел к явному
недобору ржи и пшеницы. Закупочные цены повысили, но даже теперь они
оставались на 4% ниже, чем в 1925-26 годах. Разрыв между ценами
планового и частного секторов составил 202%.[21]

Позднее, анализируя кризис хлебозаготовок, экономист Андрей Колганов
отметил здесь явно несчастное стечение обстоятельств, которое, однако,
было закономерно подготовлено предшествующей политикой: <Может быть, все
эти обстоятельства не сказались бы столь ощутимо на обстановке
хлебозаготовок, если бы не два фактора. Первый - хотя сокращение
планового хлебооборота и размеров планового снабжения хлебом городского
населения было незначительным, это произошло в условиях быстрого роста
промышленности и численности городского населения, предъявляющего
возрастающий спрос на продовольствие. Именно это вызвало скачок цен
частного рынка. Второе - связанное с острым дефицитом ресурсов для
внутреннего рынка сокращение хлебного экспорта, который в 1928/29 г.
составил всего 3,27% к уровню 1926/27 г.>[22] Экспорт зерна резко упал:
с 2177,7 тыс. тонн в сезон 1926-27 гг. до 344,4 тыс. тонн в 1927/28.
Хуже того, для обеспечения городов продовольствием пришлось ввезти 248,2
тыс. тонн зерна из-за границы, потратив на это 27,5 млн. рублей в
валюте.[23] Соответственно, программа импорта машин и оборудования, от
которой зависел успех индустриализации, была провалена.

Кризис хлебозаготовок спровоцировал новое размежевание в партии. Бухарин
признал, случившийся провал <связан был с неправильной политикой цен, с
огромным разрывом цен на зерно и на другие продукты сельского
хозяйства>.[24] Сталинская команда, напротив, приняла аргументы левых,
объявив главной проблемой <саботаж> кулаков, которые укрывают зерно.

И всё же кризис хлебозаготовок сам по себе не был бы фатальным для
социально-политического равновесия, сложившегося в пост-революционной
России, если бы он не совпал с совершенно противоположными процессами,
происходившими в мировой экономике. В то время как зерно стремительно
дорожало на внутреннем рынке, оно столь же стремительно дешевело на
мировом. <Ножницы> срабатывали в обратную сторону. Чем больше Запад
приближался к началу большой депрессии, тем ниже оказывались мировые
цены на зерно. Ещё в 1926 году Кондратьев констатировал, что в период
<понижательной волны> на мировом рынке <сельское хозяйство испытывает
более глубокую депрессию, сельскохозяйственные товары сильнее падают в
цене, и их покупательная сила относительно понижается>.[25]

Стратегия советской индустриализации была основана на том, что вывозя
зерно, государство приобретало оборудование и технологии. Падение
мировых цен, сопровождавшееся ростом внутренних цен на хлеб, при
одновременном сокращении экспорта в совокупности создавали критическую
ситуацию. Программа индустриализации оказалась под угрозой провала.

К началу 1928 г. недобор по хлебозаготовкам оказался 128 млн. пудов по
сравнению с предыдущим годом. В столице не нашли иного выхода, кроме
использования репрессивных мер против деревни. Сталин сформулировал
проблему с присущей ему четкостью и простотой: <Лучше нажать на кулака и
выжать у него хлебные излишки: чем тратить валюту, отложенную для того,
чтобы ввезти оборудование для нашей промышленности>.[26]

В январе 1928 г. Политбюро ВКП(б) проголосовало за <применение
чрезвычайных мер в отношении кулака в связи с трудностями
хлебозаготовительной кампании>.[27] Показательно, что это решение
поддержали и <правые> - Бухарин, Рыков, Томский. Они голосовали за
чрезвычайные меры и на апрельском Пленуме Центрального Комитета ВКП(б).
Разумеется, они подчеркивали, что подобные меры должны носить
исключительно временный характер, и ни в коем случае не превращаться в
систему. Но и здесь их позиция не сильно отличалась от взглядов,
высказывавшихся на тот момент Сталиным.

Принятые в 1928 году <чрезвычайные меры> дали ожидаемый результат:
несмотря на плохой урожай в основных хлебных районах в сезон 1928/29,
заготовили зерна только на 2% меньше, чем в 1926/27. Однако оборотной
стороной этой политики было то, что неустойчивый компромисс между
городом и деревней, установившийся в конце Гражданской войны, был
подорван: <Применение сила при заготовке зерна в 1928 году можно считать
достаточно успешным, - пишет известный историк Моше Левин (Moshe
Lewin), - но оно предопределило неизбежные неприятности при проведении
следующей кампании заготовок; и вскоре уже необходимо было вводить
рационирование, чтобы справиться с "продовольственными
трудностями">.[28]

Принудительное изъятие зерна в деревне разрушало шаткое
социально-политическое равновесие, на котором покоилась советская модель
1920-х годов. Крестьянство утрачивало доверие к большевистскому городу,
а это означало необходимость ещё более жестких мер для того, чтобы
сохранить контроль над ситуацией. Если в 1928 году чрезвычайные меры всё
же применялись ограниченно и выборочно, то в 1929 году, на фоне уже
наступившей мировой депрессии советское руководство вынуждено было
прибегнуть к массовому изъятию зерна и <раскулачиванию> хозяев,
работавших на частный рынок.

В итоге, чрезвычайные меры, введенные в качестве временных, должны были
повторяться снова и снова, превращаясь в постоянную практику. Однако
невозможность такого положения была очевидна для всех. Если в условиях
Гражданской войны <продразверстка> могла некоторое время достигать своей
цели, то в мирное время требовалось иное решение. Именно массовое
изъятие хлеба в деревне в 1918 году подогрело пожар Гражданской войны.
Проводить такую политику постоянно, значило, рано или поздно, привести
страну к новой вспышке гражданского конфликта, в ходе которого советская
власть вполне могла бы рухнуть.

Обратного хода уже не было. Новая экономическая политика потерпела
крушение, не выдержав испытания Великой депрессией. Поскольку удерживать
контроль над продовольственным рынком с помощью периодических
конфискаций было уже не возможно, рождается новый лозунг: <сплошная
коллективизация> и <ликвидация кулачества как класса>. По существу речь
идет о возможности контролировать сельское хозяйство непосредственно,
изнутри, объединив всех производителей в подчиненные государству
колхозы. Соответственно появляется возможность безо всяких чрезвычайных
мер изымать из деревни административным методом в любой момент столько
зерна, сколько нужно будет государству, минуя рынок.

[20] Н.И. Бухарин. Избранные произведения, с. 406

[21] А.Н. Малафеев. История ценообразования в СССР (1917-1963). М.,
<Мысль>, 1964, сс. 119-121.

[22] А.И. Колганов. Путь к социализму: трагедия и подвиг. М.,
<Экономика>, 1990, с. 107.

[23] См. История социалистической экономики в СССР, т. 3. М., <Наука>,
1977, с. 328.

[24] Н.И. Бухарин. Избранные произведения, с. 404.

[25] Н.Д. Кондратьев. Цит. Соч., с. 221.

[26] И.В. Сталин. Сочинения, т. 12, с. 92.

[27] Вопросы экономики, 1988, ? 9, с. 97.

[28] M. Lewin. Russia/USSR/Russia. N.Y., The New Press, 1995, p. 106.

---

От	Константин
К	Пуденко Сергей (28.11.2005 11:46:15)
Дата	28.11.2005 19:08:34

Взгляд из эпохи сытости на эпоху крайности

---

>
>мы НЕ УМНЕЕ АКАДЕМИКА РАУШЕНБАХА


А вдруг кто-то всё же умнее , ну хоть в чём-то ? :)

%-------
Но дело не в том кто умнее, а в том (ИМХО), что в отличии от Раушенбаха мы смотрим на то время из эпохи сытости.
Можно говорить , что это неправильно, но другого варианта у нас нет. И задача у нас стоит, в том чтобы сформимровать своё понимание, а не для покойного академика

---

От	Пуденко Сергей
К	Константин (28.11.2005 19:08:34)
Дата	29.11.2005 13:15:53

материал этих рефлексий нужен не для переживаний о прошлом, а для эвпистики будущего

---

Константин сообщил в новостях следующее:365@vstrecha...
>
> >
> >мы НЕ УМНЕЕ АКАДЕМИКА РАУШЕНБАХА
>
>
> А вдруг кто-то всё же умнее , ну хоть в чём-то ? :)
>

можно даже во в многом с ним расходиться ( с нкеторой категоричностью и
брюзжаньем -писал почти 90летний зубр), но то что это матерый человечище
фундаментально "знающий жизнь", мало кто оспаривает. С ним работали уже
и нынешние гаврики, вроде цкп-шниокв, С.Чернышева. И они ловили каждое
слово Б.В. Его также очень уважали теологи, те что поумней. Еще в 1988
он написал в Коммунисте сильную статью про 1000-летие крещения Руси,
какаую тогда никто и не мог,и не осмеливался писать. Поэтому выкладывают
его работы на православных сайтах. Не найдешь= дам точную ссылку, страые
устарели

ссылки на сайты с работами Раушенбаха я давал Виктору кажется. Там
насколько я помню целиком выложен его главная рефлексия -
"Причастность". Почитал бы. "Мрачные мысли" 1990, автобио заметки (по
стилю близкие побисковским), да и прочее

Мудрый старый зубр, отсюда тезис - "мы не умнее" .У нас всех нит ничего
за душой близко того, что было у зубров. И тезис Никанорова про
побисковский ЛаСУРС -"в определенном смысле, это и есть итог и смысл
сущсетваония СССР" - не случаен. Он обозначает калибр их дел. Калибр их
дел (Кузнецова, Раушенбаха) или масштаб, которым нужно пользоваться при
опсиании их - это "один СССР", ну или "дециСССР", все равно это
предельно КРУТО. Соотвестственно, я буду упорно вписывать "цитаты" вроде
этих. Рекомендуется в рамочку


"в общении с Побиском Кузнецовым БУДУЩЕЕ прорывалось и присутствовало
почти всегда. Он был как бы инициатором этого прорыва.

- философское обоснование такого типа поведения, мысли, и далее всего
типа есть у Делеза. Он высоко ставил именно СТАНОВЛЕНИЕ, "чистое
становление". Недавно Громыко устроил семинар по делезовской "Машине
войны" )надеюсь выложить полный текст) и там было несколько заходов в
Побиска и это феномен по Делезу - Громыко увидел и его и себя как ТИП
"металлурга", оружейника, по нынешнему- методолога, такой науки, что
по ту сторону "королевской" ( втерминах Делеза).
Работа эта (1000плато) жутко эвристична и нужна для понимания того, без
чего уже сдвинуться невозможно. Странник уже врубился (ему проще - он
фукоист). Вспоминай историю с "розовым романом машиной желаний" - эта
женщина , статью которой ты отнес в "женский клуб", тоже искренне
"врубилась" в 1000плато.
Все это крепко взаимосвязано и очень близко к "главнйо
последовательности" методических мыслей , за которую нужно уцепиться.



"Меня постоянно влекло к этому человеку. От
него шел как бы ток высокого напряжения, и этот ток изливался
неизвестными тебе доселе познаниями, всегда основанными на доскональном
изучении предмета, свободе мышления, развитой интуиции. Его интеллект
базировался на мощной жизненной энергии—его не сломила ни война,
ни репрессивная машина. Все это вызывало во мне жгучую зависть—мне
постоянно хотелось достичь его высот и мощи. Только в общении с Побиском
Кузнецовым БУДУЩЕЕ прорывалось и присутствовало почти всегда. Он был как
бы инициатором этого прорыва. И этим он был действительно уникален.
— Смотреть назад—это смотреть в грязь!—говорил
он.—Вперед смотри—там подлинный облик человечества. Здесь, в
ГУЛАГе, нет будущего. Оно в твоей голове должно сидеть. И тогда
состоится обязательно. Носи его в своей башке — расти, пестуй, и
оно сбудется!

Побиск оказался великолепным учеником, а это неслыханная радость для
настоящего ученого.
Человек редких математических способностей, он постоянно и глубоко
изучал естественные науки, физику самых современных направлений, химию,
философию. А там уже пошли социология и политика...—ну, как такого
держать на свободе?..
Сосредоточенное лицо русского сильного мужика, по типу ближе к военной
интеллигенции, чем к университетской профессуре, высокий лоб слегка
нависает над глазницами. Разговаривая, он смотрит в упор на собеседника,
словно гипнотизирует. Говорит увлеченно, но без излишних эмоций.
Всматривается в глаза собеседника, как бы спрашивает; <Мысль понятна?..
Принята?..>. Он не зауживает и не долбит дотошно тему беседы, а,
наоборот, постоянно расширяет ее, захватывает близлежащие пласты, но
основное направление держит крепко.
При этом обнаруживает необычайно широкий диапазон познаний, и в то же
время категоричен и уверен в своих убеждениях. Многих это подавляет.
Беседы с Побиском были необычайно интересны и всегда открывали для меня
что-нибудь новое.


> %-------
> Но дело не в том кто умнее, а в том (ИМХО), что в отличии от
Раушенбаха мы смотрим на то время из эпохи сытости.
> Можно говорить , что это неправильно, но другого варианта у нас нет. И
задача у нас стоит, в том чтобы сформимровать своё понимание, а не для
покойного академика
>
>

---

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (29.11.2005 13:15:53)
Дата	30.11.2005 08:07:14

Б.В.Раушеибах (*). Еще не забыть А.А.Любищева. Зубры эпохи

---

>Константин сообщил в новостях следующее:365@vstrecha...
>>
>> >
>> >мы НЕ УМНЕЕ АКАДЕМИКА РАУШЕНБАХА
>>
>>
>> А вдруг кто-то всё же умнее , ну хоть в чём-то ? :)


книга Раушенбаха тут, но наиболее лакомые фрагменты и статьи пока мне под руку не попались. Транслирую первое что вспомнил. Есть его статьи на сайте ТРИЗ. Есть еще одна его книга,там еще забористей пишет Б.В. По-моему, "Постскриптум". Где-то он рассказывает о своей повседневной системе жизни. Как его считали "городским сумасшедшим",потому что он ходил пешком вокруг пруда кругами, когда шел на работу, в Калиниграде. "Те кто крутил пальцем у вискаа- где они, все давно померли,кто от инфаркта, кто от инсульта. А у меня в 85 рабочий день - 8 часов, всего на два часа меньше чем десять лет назад".

еще Любищева сюда надо добавить,конечно. Тот же тип что БВ и Побиск Георгиевич.
Читайте Любищева, особенно его письма и особенно - переговоры с инструктором ЦК по с\х Орловым, которого он за 15 лет переделал в свою веру. Переписка была в ЭКО

http://www.pravbeseda.ru/library/index.php?page=author&id=101

http://www.pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=632
Я довольно редкий экземпляр царского еще “производства”: родился до революции. Отец был мастером кожевенного дела на петроградской обувной фабрике “Скороход”, мать — домашняя хозяйка. Жили мы прямо в служебных корпусах “Скорохода” возле Московских ворот, я и родился в доме, который окнами упирался в эти ворота.

В двадцать пятом году мы уехали из “скороходовских” корпусов, все эти здания были переданы фабрике и там устроили какую-то контору. Но жилищной проблемы в городе тогда не существовало, пустовала масса квартир, и мы выбрали одну из возможных. Жил я потом, можно сказать, окнами на Исаакиевскую площадь. Замечательное место. И ходил в школу, соответственно, по Мойке. А потом в институт. До тридцать седьмого года, пока не уехал в Москву.


С “младых ногтей” я увлекался всем, что летает, участвовал во всех детских кружках, связанных с полетами. Особенно меня интересовали ракеты. Но, конечно, никаких ракетных кружков не было, институтов тем более, а образовался в Ленинграде, как раз когда я оканчивал школу, некий институт - гражданского воздушного флота, и мне удалось туда поступить. Просуществовал он всего несколько лет, потом его переделали в военную академию. Я бы сказал, это было довольно жалкое учебное заведение, как всякое новое — без традиций, без толковых учебных планов. Сейчас-то я понимаю, что это было не то место, где можно 6ыло чему-то научиться, но формально я окончил именно этот институт.

Мне повезло в том смысле что, будучи студентом, я занялся всякими странными летательными аппаратами; ракеты были еще далеко, а вот бесхвостые самолеты, бесхвостые планеры меня интересовали, я даже с одним своим товарищем, тоже студентом, занимался проектированием, постройкой и испытаниями подобных аппаратов. И ездил с ними в Крым на планерные состязания. И вот там, на слете в Крыму, я познакомился с серьезными учеными из Москвы, которые занимались летательной техникой, в частности познакомился с Королевым, не предполагая, что впоследствии буду с ним работать: после окончания института я оказался в Москве, а Королеву понадобился человек, который бы знал, что такое устойчивость полета, мог бы вести работы по устойчивости, а я как раз этим дело занимался, даже к тому времени имел парочку работ, не очень серьезных, опубликованных еще в студенческие годы. Мои друзья, с которыми я познакомился на слетах, рекомендовали меня Королеву. И Сергей Павлович меня взял.

С тридцать седьмого года я стал у него работать. В этом смысле я динозавр - пришел в ракетную технику больше пятидесяти лет назад, такие динозавры уже редки в мире. Нас, подобных довоенных чудаков, уже немного осталось на земле.

Вот так началась моя деятельность. Собственно, с того момента, как я пошел работать к Королеву, ничего у меня не менялось, я шел только по этой дороге в основном; темы у меня были разные — одно, другое, третье, — но всегда связанные с ракетной техникой. И я бы сказал, что даже работы по горению связаны с ней, теория горения в реактивных двигателях — работа с большой математикой и очень сложными экспериментами. По этой теме я защитил кандидатскую, докторскую, получил звание профессора...

* * *

“Пятый пункт” заработал, когда началась война. В сорок втором году меня упрятали за решетку, как, впрочем, всех мужчин-немцев. Королев тогда уже сидел, а я еще продолжал работать в научном институте, где в свое время работал и он.

Формально у меня статьи не было, статья — немец, без обвинений, а это означало бессрочный приговор. Но ГУЛАГ есть ГУЛАГ — решетки, собаки, все, как положено. Формально я считался мобилизованным в трудармию, а фактически трудармия была хуже лагерей, нас кормили скудней, чем заключенных, а сидели мы в таких же зонах, за той же колючей проволокой, с тем же конвоем и всем прочим.

Мой отряд — около тысячи человек — за первый год потерял половину своего состава, в иной день умирало по десять человек. В самом начале попавшие в отряд жили под навесом без стен, а морозы на Северном Урале 30—40 градусов!

Трудились на кирпичном заводе. Мне повезло, что я не попал на лесоповал или на угольную шахту, но, тем не менее, половина наших на кирпичном заводе умерла от голода и от непосильной работы. Я уцелел случайно, как случайно все на белом свете.

В 1942 году я, работая в институте, занимался расчетами полета самонаводящегося зенитного снаряда, взяли меня, когда я уже выполнил две трети работы и знал, в каком направлении двигаться дальше. Мучился незавершенностью, места себе не находил, и в пересыльном пункте на нарах, на обрывках бумаги, все считал, считал и в лагере. Решил задачу недели через две после прибытия в лагерь, и решение получилось неожиданно изящным, мне самому понравилось. Написал небольшой отчетик, приложил к решению и послал на свою бывшую фирму: ведь люди ждут. Мне, видите ли, неудобно было, что работу начал, обещал кончить и не окончил! Послал и не думал, что из этого что-нибудь получится. Но вник в это дело один технический генерал, авиаконструктор Виктор Федорович Болховитинов, и договорился с НКВД, чтобы использовать меня как некую расчетную силу. И НКВД “сдало” меня ему “в аренду”.

Меня уже не гоняли, как всех, на работы, кормили, правда, не лучше, зона была, как у остальных, единственная разница в том, — что я работал по заданию загадочных людей из министерства авиационной промышленности. Это меня и спасло. Я вообще странный человек со странной судьбой, такое впечатление, что обо мне кто-то явно печется. Вот и тогда Болховитинов увидел, что я могу что-то сделать, и мы с ним хорошо сработались, с его фирмой. Я много трудился для них, но, одновременно, в процессе расчетов, хорошо выучил чистую математику, которую не знал; поэтому я считаю, что мне повезло вдвойне. После выхода из лагеря я знал математику вполне прилично, в лагере доставал книги по математике всеми правдами и неправдами, мне их присылали, привозили.

Жизнь есть жизнь. И даже в лагере можно кое-чего добиться, если очень сильно захотеть. Конечно, проще всего загнуться, но если не загнулся, то всегда можно найти способ связаться с внешним миром. Тем более в таких лагерях были разрешены нормальные посылки.

Конечно, то, что немца просто за то, что он немец, посадили за решетку, не прощается и не забывается. Но когда меня брали, я отнесся к этому совершенно философически, я не расстроился. Мне было неприятно, но я не считал это неправильным и не считал трагедией. Солагерникам я популярно объяснял, что в Советском Союзе каждый приличный человек должен отсидеть некоторое время, и приводил соответствующие примеры. Я тогда искренне не испытывал никаких отрицательных эмоций, не чувствовал осадка на душе, который мешал бы мне жить. Может быть, потому, что у меня были несколько другие условия в лагере, может быть, потому, что у меня такой характер... Я человек рациональный и весьма тупой в смысле эмоций. Наверное, мне это помогает, но и имеет, конечно, свои недостатки: я не слишком переживаю в тех условиях, когда другие нормальные люди очень тяжело страдают, но зато я и не испытываю таких радостей, какие испытывают они. Когда они ликуют, я просто улыбаюсь. Это и хорошо, и плохо, с какой стороны посмотреть.

Сидели мы до первого января сорок шестого года. Потом ворота открылись, и перевели нас, как говорилось в дореволюционное время, под гласный надзор полиции. Мы не имели права удаляться от предписанного места больше, чем на положенное число километров, уйдешь на километр дальше — двадцать лет каторги.

Мне назначили Нижний Тагил. И я жил там под гласным надзором полиции и ежемесячно должен был являться и отмечаться, что не сбежал. Как Ленин в Шушенском... На службу в Нижнем Тагиле я устраиваться не стал, хотя такая возможность была, а делал теоретические разработки для института Мстислава Келдыша, он писал соответствующие письма куда надо и в сорок восьмом году вытащил меня из ссылки. Как я оттуда уезжал, какие при этом были случайности, это отдельная, очень длинная и совершенно фантастическая история. Факт тот, что я появился снова в Москве, в том самом институте, откуда меня забрали и которым в сорок восьмом году руководил уже Келдыш. Мне повезло: Келдыш был выдающимся ученым, порядочным, очень хорошим человеком, и я счастлив, что много лет, лет десять, наверное, работал с ним. Это было и интересно, и приятно. Всегда приятно работать с людьми, которые думают не о своих каких-то делах, а о Деле. Келдыш был человеком, который думал о Деле. Начальников в жизни у меня было только два — Королев, и Келдыш, высоконравственные люди, вот что очень важно. Опять-таки, мне повезло...

Примерно в 1954 году, уже будучи профессором, уже имея возможность “отрастить пузо”, я... все бросил и начал все сначала. Занялся новой тогда теорией управления космическими аппаратами. Еще никакого спутника и в помине не было, но я знал, что это перспективное направление. С этого я начинал до войны, это меня всегда интересовало. И Келдыш меня поддерживал, хотя моя работа никакого отношения к тематике института не имела. Я как-то сказал Келдышу: мол, неудобно, проблемами горения я уже не занимаюсь, занимаюсь другим; он ответил: неважно, если что-то получается, надо делать, не надо смотреть — подходит, не подходит... Разработанная нами тогда система позволила сфотографировать обратную сторону Луны, в нас поверил Королев, пошли новые заказы. Институт уже не справлялся, надо было резко расширяться, а расширяться некуда — площадей нет. И было принято решение перейти к Королеву.

Это не был разрыв с Келдышем. Просто работы, которые я вел, уже не помещались в институте, и Келдыш сам договорился с Королевым, что я со своей “командой” перехожу к нему. Тем более тогда уже понадобились многие новые системы управления космическими аппаратами, и оказалось, что наша группа — единственная в стране, которая всерьез занимается подобными проблемами. Я был нужен Королеву в качестве “главного конструктора” систем. У него мы могли значительно развернуться. И последние годы жизни Королева я работал с ним, последние шесть лет его жизни, с шестидесятого по шестьдесят шестой год, я находился непосредственно под его началом.

После смерти Сергея Павловича я остался в его же фирме, но мне уже стало немножко скучно. Первые десять, ну, может быть, пятнадцать лет были интересны: мы работали в областях, в которых до нас никто не работал и где никто ничего не знал. И это было необычайно увлекательно. А через двадцать лет, когда за плечами тысячи пусков, все уже стало известно. Положение сложилось такое же, как в автомобильной, как в авиационной промышленности, то есть началась нормальная инженерная деятельность. Ведь первые десять лет все было в новинку, это-то и манило, а когда новизна исчезла, у меня интерес пропал. У кого-то сохранился: строить самолет тоже азартное дело, но мне по душе то, что еще никогда не делалось. Как-то я пошутил: не занимаюсь темой, если над ней работает больше десяти ученых в мире. И я занялся искусством, другими проблемами, где можно обнаружить нечто принципиально новое. Я продолжал и продолжаю работать на космос, но основные мои интересы лежат уже в иной сфере.

...

* * *

И столицы, и провинция страдают сегодня от катастрофического недостатка финансирования, в том числе и в областях, где мы всегда были “впереди планеты всей”. Это очень устраивает американцев и позволяет “новым русским” поражать весь мир своим поведением. Казалось бы, финансирование можно со временем восстановить, но кто так думает, не понимает, что существуют необратимые процессы. Перед войной Германия была центром физических наук, можно утверждать, что передовая физика XX века вышла из Германии. Война все это разрушила, и вот уже пятьдесят лет правительство Германии не жалеет средств, чтобы восстановить былое. Но Германия остается в области физических наук глубокой провинцией, в отрицательном смысле этого слова. Развал физики оказался необратимым.

Происходит сказанное и от того, что я называю “авитаминозом”. Покажу смысл этого утверждения на примере некоего гипотетического КБ оборонной отрасли. Дело в том, что во всех наших специальных фирмах есть вполне незаметная для непосвященного взгляда и численно небольшая прослойка людей — они, собственно, и есть “витамины”. Обычно это молодые люди в возрасте от тридцати до сорока лет, не занимающие крупных постов в иерархии, не начальники, но на них все держится. В каком смысле? А в том, что эти люди работают не ради денег, а ради интереса. Их очень мало, но это огромный творческий потенциал.

Разрабатывается, скажем, некая система, и все идет хорошо, но вдруг один говорит другому: “Слушай, Вася, а ведь можно было сделать лучше! Можно было вот так...” Другой парирует: “Ничего у тебя не получится”.— “Ну, спорим на бутылку коньяка!” Спорят. Тот через три недели приносит вариант. Это уже никакого отношения к текущей работе не имеет, просто им интересно. Приносит решение, показывает — верно. Партнер проиграл ему бутылку коньяка, разговор продолжается и кто-то замечает: “Да, конечно, все это здорово придумано, но ни черта не получится, поздно, уже все ушло...” — “Ну, будет следующий заказ, давай, попробуем предложить такую штуку...”

Вот они, эти люди, думают вперед. Вперед! Не о том, что делают сию минуту, а о том, что будут делать потом, что можно сделать в перспективе. Они не начальники, не профессора, которые сидят где-то там, они ищущие молодые люди, веселые, работающие не ради денег, а ради любопытства, но в деньгах нуждающиеся. И вот эти умные люди сейчас исчезают из наукоемких отраслей техники, уходят. Потому что, во-первых, нечего делать или почти нечего: закрывают целевые направления, не думая о последствиях; во-вторых, потому, что им не платят, и часть из них едет за границу, их там встречают с распростертыми объятиями. Часть, которая не может уехать, идет в коммерческие структуры. И я вижу, как вымывается “витаминный” слой из всех творческих сфер нашей науки и промышленности.

Талантливая молодежь сегодня мыслит свое будущее только на Западе. Один академик, мой друг, недавно рассказывал мне, что они подобрали группу из нескольких очень толковых студентов, специально финансируют эту группу, читают дополнительные курсы, все очень довольны, ребята довольны, грызут гранит науки, но все равно говорят: мы уедем на Запад.

Мне могут возразить, что Япония во время своего “скачка” обходилась без науки, но с Японией дело другое — у нее была наука, развивалась, правда, вначале не слишком интенсивно, но сейчас она мощно продвигается вперед, а наша, наоборот, теряет свой авторитет в мире. Я слышал от профессора Стенфордского университета, русиста, что у них постоянно была группа студентов разных неязыковых факультетов, которые изучали русский язык, считая, что без него в науке прожить нельзя. Сейчас они бросили русский и занимаются японским языком...

Что будет дальше? Кто-то в правительстве спохватится, или еще где-нибудь, и скажет: “Братцы, это негоже, перестали финансировать такое направление. Давайте его профинансируем. Дадим миллиард”. Дадут. На фирме главный начальник сидит тот же, начальники отделов те же, и рядовые работники сидят. А этих, многим не заметных “витаминов” нет. Оставшиеся на местах знают лишь то, что уже известно, но принципиально нового ничего придумать не могут. И вот приходит один к другому и спрашивает: “Иван Иванович, что делать будем?” — “Ну, посмотрите, как в прошлый раз делали, там же есть в отчетах, заказ триста семьдесят шестой...” И они будут повторять старое. Те смотрели вперед, а эти будут смотреть назад. Те же, кто мог думать, ушли в коммерцию и зарабатывают доллары или уехали “за бугор”. А новые “витамины” быстро не появляются...

Я говорил о военно-промышленном комплексе, о конверсии, о КБ, о новых самолетах. Теперь о чистой науке. В науке несколько другое, в науке ученые уезжают за границу, по тому что им незачем тут сидеть. Химику нужны реактивы, раньше они покупались на валюту, а теперь валюты не дают. Приходит он на работу — и что ему делать прикажете? Си деть и смотреть в окно? День посмотрит, два, три... И взвоет. Ему предлагают место за границей, а главное, возможность работать. Знают, что деваться все равно некуда, приедет, чтобы не бездельничать, там это понимают. Наши ученые, которые согласились работать за границей, как правило, получают позорно маленькие деньги. Пригласить на эту работу американца стоит много долларов, пригласить немца — тоже надо раскошеливаться, а русского можно по дешевке купить. Но наши едут, ибо настоящий ученый не может простаивать.

Я думаю, в правительстве это, так или иначе, известно. Но ответ такой: у нас сейчас нет денег. Хорошо, дайте хотя бы на реактивы! Не дают... Вот наши наука и промышленность и идут ко дну, и если не предпринять ничего героического, то у меня лично прогноз самый неутешительный. Такое впечатление, что западный мир хочет видеть нас второй Индией, не в обиду Индии будь сказано. Мы останемся великой по размерам державой со множеством народа, с ресурсами, но возьмите Индию: ведь крупные индийские ученые работают в Америке, в Индии не остаются. И крупных конструкторских бюро в Индии нет. И мне обидно, что наша наука прямо на глазах лишается не просто средств к существованию, она лишается возможности творить. Ее надо финансировать, во всем мире наука финансируется, а у нас — нет. В 1995 году наука в Америке получила из госбюджета в пятьдесят раз больше, чем у нас.

И на этом фоне идет невероятное обогащение узкого круга лиц, которые ездят на “мерседесах” и отдыхают на Канарских островах или на собственных виллах во Флориде. Я не уверен, что они достойны этого, что-то у нас в руководстве страной делается неправильно — сам я не знаю, как ею руководить, поэтому ничего не буду советовать, но и не видеть окружающего не могу.

Что бы ни говорили о Ленине, но даже в условиях гражданской войны он вел себя значительно умнее, поддерживал науку специальными фондами, пайками, согласился с предложением организовать Всесоюзный институт растениеводства, директором которого потом стал Вавилов. И это во время гражданской войны! А кто сейчас организует передовые институты? Кто дает пайки ученым?.. Ленин думал о будущем и верил в него. Современные наши правители ведут себя как временщики, на будущее им наплевать.

Ученые сейчас — самая бедная часть населения. Пенсионеры еще беднее, но из работающего люда ученые — самый обездоленный народ. Я уж не говорю о рядовых сотрудниках, если академики по доходам до недавнего времени были уравнены с водителями троллейбуса. Сегодня ни один академик не сможет купить автомашину, хотя раньше это не было большой проблемой. Я, например, езжу на старой и думаю, что буду ездить на ней до конца, потому что других возможностей не предвидится.

Но есть люди, которым все доступно, а “золотой фонд” не может позволить себе ничего. Поэтому “золотой фонд” уходит. Идет его вымывание. Даже изначальное. Я преподаю в очень элитарном институте, в Московском физтехе, и у нас уже есть случаи, когда наши студенты делают диплом за границей, то есть они учатся у нас, а диплом едут делать туда. И конечно, там остаются. Поэтому я предложил в качестве рекламы нашего института дать во все газеты объявление; “Поступайте в Московский физико-технический, мы готовим кадры для Америки!” Шутка, конечно.

Мы выпускаем не так много специалистов, несколько сот человек в год, но наши выпускники идут только в научные институты, в наукоемкие конструкторские бюро. Они готовятся для высокой научной работы, не для деятельности мастером в цехе или еще чего-нибудь в этом роде. Готовились и сейчас готовятся по самым высоким требованиям. Физтех всегда был силен тем, что давал не знания — как это ни удивительно! — он учил значительно более важному, он учил думать. И если взять процент докторов наук, процент академиков, физтех стоит на первом месте в процентном отношении. Всегда к нам рвались и сейчас рвутся. Понимают, что наш диплом очень ценится во всем мире и выпускник наш всюду может найти работу. Наша подготовка на голову выше, чем, скажем, американская в аналогичных учебных заведениях. Все наши, кто попадает за границу, удивляются, что там учиться нечему. Разве это учеба?! По программам, по глубине проработки материала Америка не может тягаться с нами, американцам проще купить, чем подготовить. А мы продаем...

* * *

Пожалуй, я счастливый человек, в том смысле, что мне везло, и я всегда занимался тем, что мне интересно. Кроме того, я неисправимый оптимист, это позволяет мне держаться “на плаву”. Я и в лагере был оптимистом, хотя однажды меня ветром с ног сбило, до такого состояния дошел от голода. Но я все равно верил в лучшее и сейчас верю. “Все к лучшему в нашем лучшем из миров”. Я не ощущаю безысходности. Правда, вспоминая последние десять лет, когда я много раз проявлял оптимизм, я понимаю, что часто ошибался, ничего не получалось, шло наперекосяк. Но, тем не менее, не могу настроить себя на минорный лад, хотя логика и требует этого.

Меня очень беспокоит и нынешний упадок нравственности. У нас много людей формально образованных, но безнравственных. Научить нравственности невозможно, ее можно только воспитывать, нравственность нерациональна. А жизнь заставляет нас работать, в основном считаясь с рациональными доводами. Все рассчитываем, прикидываем, нам не до высоких материй. Вопрос, что важней: быть порядочным человеком или только деловым,— часто решается в пользу второго.

А ведь безнравственность — это не только вопросы этики, это важная деловая характеристика человека. В бизнесе надо уметь держать слово, отказываться от “кривых дорог”, ибо сиюминутные выгоды от, казалось бы, осуществимого, но сомнительного дела никак не могут компенсировать пожизненной потери доверия в деловом мире. Нашим коммерсантам, слишком склонным сегодня к подобным нарушениям, надо понять это.

Разумеется, и в наше смутное время не все рассчитывают, не все прикидывают, не все обогащаются любым путем. Благородная человеческая душа по-прежнему сосредоточена на вопросах нравственности и на конечных вопросах: что есть жизнь? что есть смерть? что есть счастье?

Не берусь ответить, что есть жизнь и что есть смерть, это воистину самые сложные вопросы, и никто сегодня не ответит, а может быть, и никогда не ответит на них. Что есть смерть, можно сказать только после смерти, а после смерти никто еще не заговорил. Ответить, что есть жизнь, нельзя, потому, что мы не знаем, что есть смерть. Ибо жизнь — отрицание смерти. Все взаимосвязано.

Устройство Вселенной кое-как объясняют, происхождение жизни — пытаются, а природу сознания нельзя объяснить. Суть же человека, прежде всего, его сознание. И это сознание постоянно напоминает: главное занятие человека — жить, и, я бы подчеркнул это, жить достойно.

---

---