И лектор её верный ученик- из экономиста-математика переучился на буржуазного идеолога. Сотни страниц словоблудия Мизеса заняли сто минут в кратком изложении того, что можно изложить минут за десять. Марксистская политэкономия объясняет что такое капитал, мейнстрим буржуазной матэкономтики ничего не объясняет, зато занятно описывает в терминах теории игр и теории стохпроцессов и это считается самодостаточным. В книжках Мизеса нет ни содержательных объяснений, ни математического формализма? На кой черт они тогда сдались? «Экономическая теория» сводиться к тому, что «люди обмениваются... потому что они обмениваются» - никакого исторического объяснения, почему общественное производство на определенном этапе требует посредования в форме обмена товарами нет и в помине. Сам предмет экономической теории понимается столь экзотично, что имеет самое отдаленное отношение к производственной деятельности человека. И скорее напоминает коллекционирование фантиков. Вообще содержание человеческой деятельности в книге «Человеческая деятельность» не рассматривается вовсе. Деятельность по Мизесу это не деятельность по Щедровицкому, она не операциональна и не субстанциональна, не activity а action - «актность» - совокупность единичных нерасчленяемых актов абстрактного выбора между наилучшими благами для абстрактного же обладания. Традиционная для буржуазной экономической теории подмена человеческой деятельности вообще предпринимательской деятельностью, т. е. специфической деятельностью по присвоению деятельности других людей и превращению её в меновую стоимость, у Мизеса и других последователей австрийской школы осуществляется столь вульгарно,, что даже сама предпринимательская деятельность отождествляется с некоей её абстракцией. Обрушиваясь на марксистский принцип партийности истины, Мизес являет собой ярчайшую его иллюстрацию, будучи оголтелым буржуазным идеологом, что даже и не скрывается. Свобода предпринимательства просто провозглашается как лучший способ достичь свободы (предпринимательства), и все остальные «доказательства» выдержаны в том же духе — провозглашение бессмысленных тавтологий, шельмование оппонентов и полное непонимание альтернативных взглядов. Несомненно такая книга заслуживает перевода — хотя бы затем что бы все, справедливо не доверяя советскому агитпропу, могли воочию убедиться в убожестве буржуазной идеологии.
> Марксистская политэкономия объясняет что такое капитал, мейнстрим буржуазной матэкономтики ничего не объясняет, зато занятно описывает в терминах теории игр и теории стохпроцессов и это считается самодостаточным. В книжках Мизеса нет ни содержательных объяснений, ни математического формализма? На кой черт они тогда сдались?
У них социология такая же. Те книжки из западного мейнстрима по математическому моделированию социальных процессов которые я видел построены так же. Это онаученная религия. Мы из католических ученых знаем только Галилея и Коперника, а их были тысячи. И все трудились во славу божию. Новое средневековье уже не метафора.
… можно было бы перефразировать известное изречение.
>> Марксистская политэкономия объясняет что такое капитал, мейнстрим буржуазной матэкономтики ничего не объясняет, зато занятно описывает в терминах теории игр и теории стохпроцессов и это считается самодостаточным. В книжках Мизеса нет ни содержательных объяснений, ни математического формализма? На кой черт они тогда сдались?
>
>У них социология такая же. Те книжки из западного мейнстрима по математическому моделированию социальных процессов которые я видел построены так же. Это онаученная религия. Мы из католических ученых знаем только Галилея и Коперника, а их были тысячи. И все трудились во славу божию. Новое средневековье уже не метафора.
Вынужден вступиться за «честь» западной социологии — всё же это наиболее «левая» из гуманитарных академических дисциплин современного капиталистического мира. Другой то всё равно нет — из отечественных мыслителей только Шушарин осилил критику социологии, а достижения прочих носят скорее национальный, чем всемирный характер. То что Вы описываете присуще лишь части социологической традиций, в основном «мейнстриму» американской социологии, восходящему к чикагской социологической школе, к Мертону и Парсонсу (чьи учения некогда были почти догмой для буржуазных социологов) — все эти направления Коллинз объяснил под названием «рациональной» социологической традиции, действительно экспортирующей методы из экономики, и этим добивающейся успеха в прояснении некоторых частных вопросов (и этим такая социология полезнее мизесианства). Проблема то в том что математика мало полезна (если не брать чисто технический аспект статистики) для иллюстрации наиболее интересных социологических концепций (Бурдье и Валлерстайн тоже ведь социологи), но это не значит что не надо пытаться.