?"что всё это означает", там наверно можно переформулировать
что означает?Много чего.
Это означает что надо было дальше рыть, а рыли другие. И отчасти "присвоили"
Что там дама социологиня пишет,это ее дело цеховое.Времена нефтяного просперити вызвали еще один эффект - наши стали выходить вовне и сталкиваться с необходимостью предъявлять что есть за душой.соответствовать, поэтому туфты стало все меньше и возросла доля реальных предъявлений. Так случилось с Выготским,Ильенковым,другими сокровищами (богатствам,капиталу,активам) сов.маркс.философии и т.п. И Лекторский, который в 1991 ушел глубоко финтом вправо, м.ь в 2010 скажет " а я всегда был и оставался в душе...мнэ-э... сов., марксист., етс". бугага
поля так вот перестраиваются
И так же в других субполях происходит. "Эк.соц" - это бренд группы Радаева
Радаев (соц.стратификация), следы которого ясны в схеме двух подходов к классам (Макс-Вебер) и их соотношений и эволции. его книжку 1995 мы обсуждали по этой теме, но с тех пор прошло время
Радаев в Шанинке (ректор моя пассия Таня Ворожейкина) давно создал свой центр( видимо в кооперации с ВШЭ - "вышкой"). Уже много лет "присваивают" бурдьевские концепции как им требуется и в своем ж-ле с фирменным названием ЭкСоц активно публикуют исследования, вводя и мэтра Бурдье- что им надо
А Бурдье в существенных кусках на рус не переведен, я маялся с Новой знатью, которую сами ученики мэтра(а не наши -они ее не знают) и называют его собств Капиталом .Кривой перевод в Альманахе. http://www.situation.ru/app/j_art_655.htm
И именно по ней написали люди реконструкцию "политэкономии", которая там есть. Напр.проблемы "валоризации", которая стоит раньше ценности(стоимости). Кто определет что это ценность и выдвигает критерии оценки, принципы валоризации.
Это файл остался в моем архиве и есть на франц.сайте Б.
Политэк им не доступен,им классы подавай, радаевым
А надо политэк (пусть видов совр. культурного капитала,Б.им занимался, эк-ским нет и говорил что этим занимаются дургие). Деньгами тоже
Потому что КЛАССЫ - это потом. После политэкономии, в ее конце
Отвлеченный от базы данных теоретический политэк ,стройным текстом, Б. не написал, он выглядит только как отрывки конкр.социолог.исследований (вроде той же "Новой знати" - это исследование франц.высших школ,там образцовая система,элитарная). Куски вроде "Формы Капитала" или "Различений" (см.ниже)вырваны из толстых талмудов радаевыми http://www.situation.ru/app/aut_t_266.htm http://www.situation.ru/app/j_art_752.htm
отрывок из Форм капитала
Короче, они все Б. да-алеко неполными кусками освоили - и вперед, включая вот как у Тихоновой уже всеобщие классифицирующие схемы, любимое занятие огурцовых и лекторских. Кто чего "учел , не учел", кто дурак и почему и в каком соотношении с другим находится. Это еще проверять надо и свое выстраивать, а не тихоновское или радаевское, они свои дела делают
Всё сказанное относится к полям науки,даже покрытым прятнами, и не имеет отношения к эзотерике, хроноложству ,мухинизмам , мурзизмам и пр др всех мастей, место которым в книжном разделе "История" и т.п. маркетологи определяют только в Мухосранске (Ибанске). Это некондишн, место которому в сортирных разделах мухосранских супермаркетов.
"Мировой" же "рынок идей"(поле наук) обмануть всё же трудно, и вчоные, потому что "пытаются соответствовать" и "предъявлять что есть за душой" имеют еще и нюх, что нужно продвигать. Отсюда заслуженный нынешний мировой расцвет (маркетинга)марксизма ,неомарксизма (тут еще и кризис животворящий), от которого нас пять лет назад всеми силенками мухины и ко пытались уберечь. Не вышло.
============
начало рецензии
СОЦИОЛОГИЯ
Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. -- М.: РОССПЭН, 2004. -- 680 с. Тираж 1000 экз.
Если бы великий немецкий обществовед Макс Вебер узнал, что авторы хрестоматии записали его в основоположники дисциплины под названием "экономическая социология", он был бы, пожалуй, приятно удивлен. Патриарх французской социологии Пьер Бурдье, тоже занявший в книге почетное место, наверное, охарактеризовал бы это как типичный случай "присвоения индивидом символического общественного достояния".
Среди женщин, которые во всех категориях (за исключением крестьян и наемных
сельскохозяйственных работников) тратят [на одежду] больше, чем мужчины (эта разница
наиболее ярка среди руководителей низшего и высшего звена, специалистов и
представителей либеральных профессий с высокими доходами), количество покупок
увеличивается по мере возрастания положения в социальной иерархии, при этом
максимальная разница достигается в том, что касается дамских костюмов и ансамблей
(дорогой одежды), и меньшая касается платьев и особенно юбок и жакетов. Между пальто,
встречающимся тем более часто, чем выше положение в социальной иерархии, и плащом,
который годится «на все случаи жизни», устанавливается оппозиция, аналогичная той, что
наблюдается между мужскими пальто и курткой. Использование рабочего халата или
передника, которые в рабочих классах представляют собой нечто вроде функциональной
одежды домашней хозяйки, значительно увеличивается по мере снижения положения в
социальной иерархии (в противоположность домашнему халату, почти неизвестному
сельским жителям и рабочим).
Степень интереса, который различные классы проявляют по отношению к своему внешнему
виду, внимание, которое они ему уделяют, осознание тех выгод, которые он может принести,
а также усилия, лишения, заботы, время, реально отдаваемые внешнему виду,
пропорциональны шансам на материальную и символическую прибыль, которой можно от
него разумно ожидать. Точнее говоря, они зависят от существования рынка труда, где
особенности внешности могут оказаться ценными (в различной степени, в зависимости от
рода профессии) для самого осуществления профессии или для профессиональных
отношений, и неравных шансов на доступ к этому рынку и его секторам, где красота и
хорошая одежда в наибольшей степени влияют на ценность работника. Первое
свидетельство этого соответствия между склонностью вкладывать силы в свою внешность и
шансами на извлекаемую из нее прибыль можно увидеть в том расстоянии, которое
разделяет, по всем типам ухода за телом, женщин в зависимости от того, работают они или
нет (и которое варьирует также в зависимости от рода занятий и профессиональной среды).
По этой логике понятно, что женщины из низших классов, имеющие гораздо меньше шансов
приобрести профессию и в особенности такую, где требуется наиболее строгое соответствие
нормам, господствующим в области ухода за собой, в меньшей степени, чем все остальные,
сознают «рыночную» ценность красоты и гораздо меньше склонны вкладывать время,
усилия, деньги и идти на жертвы ради коррекции своей внешности. Совершенно другая
ситуация складывается для женщин из мелкой буржуазии, и особенно новой мелкой
буржуазии, имеющих профессии, связанные с презентацией и представительством, часто
предписывающие одежду, предназначенную, помимо прочего, уничтожить все следы
неортодоксального вкуса, и всегда требующие умения держаться, в значении «вести себя с
достоинством и иметь хорошие манеры», что подразумевает, согласно «Роберу»18, «отказ
впасть в вульгарность и распущенность (школы, специализирующиеся на подготовке
Экономическая социология. 2005. Т. 6. № 3 http://ecsoc.msses.ru
46
секретарей в приемных, подвергают девушек из низших классов, отобранных за
«естественную» красоту, радикальной трансформации в их манере ходить, садиться,
смеяться, улыбаться, говорить, одеваться, накладывать макияж и т.д.). Женщины из мелкой
буржуазии проявляют достаточно интереса к рынку труда, где свойства внешности могут
функционировать как капитал, чтобы безусловно признавать доминирующее представление
о теле, при этом сами они не обладают, по меньшей мере в собственных глазах (и без
сомнения, объективно), телесным капиталом, необходимым для получения наиболее
высоких прибылей, что создает большое напряжение. В действительности уверенность в
себе, которую дает убежденность в своих достоинствах и особенно в достоинствах своего
тела и манеры говорить, в большой степени связана с позицией, занимаемой в социальном
пространстве (и, конечно, с личной траекторией). Так, доля женщин, оценивающих свою
внешность ниже среднего и думающих, что выглядят старше своих лет, уменьшается тем
заметней, чем выше положение в социальной иерархии. Женщины склонны давать тем более
высокую оценку различным аспектам своей внешности, чем более высокое положение они
занимают в социальном пространстве, несмотря на то, что наряду с этим, несомненно,
возрастают и требования к внешности. Понятно, что женщины из мелкой буржуазии почти
так же мало удовлетворены своим телом, как и женщины из низших классов (именно среди
них встречается наибольшее число женщин, желающих изменить свою внешность и
недовольных различными частями своего тела). Однако, сознавая в гораздо большей
степени, чем женщины из народа, ценность красоты и чаще признавая господствующий
идеал телесного совершенства, они вкладывают много сил в улучшение своей внешности,
посвящая этому немало времени и идя на осознанные жертвы, а также выказывают
безусловное одобрение всех форм косметического волюнтаризма (например, применение
пластической хирургии). Что касается женщин из господствующего класса, они извлекают из
своего тела двойную уверенность: веря, как и женщины из мелкой буржуазии, в ценность
красоты и в ценность усилий, затраченных на украшение себя, и, таким образом, ассоциируя
эстетические качества с моральными, они чувствуют превосходство как в естественной,
органически присущей красоте своего тела, так и в искусстве его совершенствования, и во
всем том, что они называют манерой держаться, – добродетели нераздельно моральной и
эстетической, определяющей «естественность» негативно как распущенность. Таким
образом, красота может быть одновременно врожденным даром и собственной заслугой.
-
Красота тоже накопленный труд и "актив" актОра ( я это слово предпочитал употреблять наряду вс Б.."капиталом", тут явно какое-то разночтение в смыслах с традиц.русс.употреблением)
о так вот
"РАЗЛИЧЕНИЕ. СОЦИАЛЬНАЯ КРИТИКА СУЖДЕНИЯ" ("La Distinction. Critique sociale du jugement ". Paris: Ed. de Minuit, 1979) - одна из главных работ Бурдье (см.). Наряду с "Самоубийством" (см.) Э. Дюркгейма (см.) и "Протестантской этикой и духом капитализма" (см.) М. Вебера (см.) является одной из трех наиболее цитируемых в социологии книг 20 в. На материалах многих эмпирических исследований Бурдье анализирует стили жизни и суждения о вкусе различных социальных групп. Исследование затронуло все основные области культурного потребления: живопись, литературу, музыку, кино, а также кулинарные предпочтения и политические пристрастия. Книга состоит из 8 глав, сгруппированных в 3 части, в которых рассматриваются: 1) социальная критика суждений вкуса, 2) экономика практик, 3) вкусы класса и стили жизни. Кроме того, она снабжена большим приложением с описанием методик, опросных листов, методов построения выборки и других инструментов исследования; приводятся таблицы и графики, отражающие результаты статистического анализа эмпирических материалов исследования.
Исходный тезис Бурдье состоит в том, что существует "экономика культурных благ", но она обладает специфической логикой, которую необходимо обнаружить, чтобы не впасть в вульгарный экономизм. Для этого нужно прежде всего определить условия, в которых сформировались потребители культурных благ и их вкусы, рассмотреть различные способы потребления легитимных благ (тех, которые в данный момент времени считаются произведениями искусства), а также социальные условия становления принятых в обществе способов освоения и присвоения культуры. Автор показывает, что эстетические представления и вкусы не являются чем-то "сакральным" или результатом свободного выбора индивида, но вытекают из его социальных условий социализации и наличного положения в обществе. Связи между системами классификации (которые называют вкусом) и условиями существования (т.е. тем, что социолог именует социальным классом), предстают внешнему наблюдателю в превращенной форме, как "выбор", совершаемый социальными субъектами. Социальные субъекты различаются по тому, как они производят различия между красивым и безобразным, вкусным и безвкусным, утонченным и грубым и т.п., в которых выражается или через которые "выдает себя" их положение в объективной социальной классификации. Никто, по мнению Бурдье, не классифицирует себя более, чем сам субъект, когда он определяет, как ему приличествует одеваться, вести себя, говорить, куда ходить в свободное время и т.д. Проведенное автором исследование дает картину, в которой неразрывно связаны положение в социальной структуре и стили жизни. "В противовес харизматической идеологии, которая представляет вкусы в границах легитимной культуры как природный дар, научное наблюдение показывает, что культурные потребности являются продуктом воспитания: опрос фиксирует, что все виды культурной практики (посещение музеев, концертов, выставок, чтение и т.п.), а также литературные, художественные и музыкальные предпочтения тесно связаны с уровнем образования (измеренным по наличию и типу диплома или по количеству лет обучения) и, во вторую очередь, с социальным происхождением". Среди факторов, определяющих культурные предпочтения, Бурдье выделяет семейное воспитание (накопленный семьей культурный капитал) и образование, эффективность и продолжительность которого, в свою очередь, зависит от социального происхождения. Особенно сильно эти факторы проявляются в случае восприятия и оценки авангардных культурных течений. Социально признаваемой иерархии течений, стилей, школ в искусстве соответствует социальная иерархия потребителей, поэтому вкус служит "маркером" класса.
Характерологические структуры определенного класса условий существования, понимаемые как экономическая и социальная необходимость и семейные связи, лежат в основе того, что Бурдье называет ансамблем практических схем (схем производства практик агентом) или габитусом (см.), порождающим практики и представления. "Габитус как структурирующая структура (которая организует практики и их восприятие), есть также и структурированная структура: принцип деления на логические классы, организующий восприятие социального мира, сам является продуктом инкорпорации деления на социальные классы. ...Наиболее основополагающие оппозиции структуры состояний (высокий/низкий, богатый/бедный и т. п.) стремятся навязать себя в качестве фундаментальных принципов структурирования практик и восприятия этих практик. ...Стили жизни также являются систематическими продуктами габитусов, которые, будучи восприняты во взаимосвязях в соответствии со схемами габитуса, становятся системами социально квалифицированных знаков (например, "утонченный", "вульгарный" и т.п.). Диалектика состояний и габитусов лежит в основании алхимии, трансформирующей распределение капитала как итога отношения сил - в систему воспринимаемых различий, отличающих свойств, т.е. в распределение символического капитала, т.е. легитимного капитала, непризнанного в своей объективной истине".
Как заметил Э. Дюркгейм, в каждом из нас живет "вчерашний человек", поскольку настоящее лишь в незначительной мере сравнимо с прошлым, откуда мы родом и в котором мы сформировались. Мы не рефлектируем прошлое, так как оно инкорпорировано в нас, составляет наше бессознательное. Вследствие этого мы не не предрасположены принимать во внимание его законные притязания на руководство нашим поведением, восприятием и т.д. И, наоборот, самые последние социальные установления мы ощущаем очень остро, поскольку они еще не превратились в наше бессознательное. Подобно этому габитус есть история, "ставшая природой", и тем самым отрицаемая в качестве таковой: диспозиции, составляющие габитус, по большей части неосознанны. "Габитусы являются порождающими принципами практик - различительных и различающих: что ест рабочий и особенно его манера есть, спорт, которым он занимается и его манера им заниматься, политические мнения и его манера выражать их - различают систематическим образом потребление и соответствующие практики рабочего от хозяина промышленного предприятия; здесь же различные схемы классификации, основания классификации, принципы видения и деления, вкусы. ...Однако одно и то же поведение или одно и те же благо может казаться утонченным для одних, претенциозным или "вычурным" для других и вульгарным для третьих".
При социологическом исследовании габитуса можно выделять в нем функциональные сегменты, такие как "этос" (совокупность усвоенных моральных правил и норм) и "экзис" (манеры поведения, телесные диспозиции, способы "внешней" самопрезентации), а также исследовать его в диахронном плане (первичный и вторичный габитус) или в форме социологических обобщений (классовый и групповой габитус). Как и социализация, формирование габитуса в процессе интериоризации социальных отношений осуществляется в несколько этапов: первичный габитус, сложившийся в семье, служит основой восприятия и усвоения школьного образования; вторичный (школьный) габитус выступает условием и предпосылкой восприятия и оценивания окружающего мира, культуры и т.д. Важнейшим моментом интериоризации является инкорпорация - воплощение социальных отношений в теле агента в виде его устойчивых диспозиций определенным образом говорить, ходить, чувствовать, держать спину и т.п. В любом обществе подобным деталям поведения придают большое значение, поскольку тело рассматривается как память: "общества доверяют ему в конспективной и практической, т.е. мнемотехнической форме, фундаментальные принципы культурного произвола".
Желание дистанцироваться, отличаться указывает на стремление человека существовать не только физически, но и социально, т.е. быть признанным другими. С помощью средств, находящихся в распоряжении индивидов, они приобретают наиболее престижные ярлыки и названия, или стараются добиться более престижной значимости для тех званий, которые они уже приобрели, либо усиленно содействуют созданию новых званий, как бы "сшитых по мерке". В этой деятельности по приданию большего значения дистанцированию агент, как правило, не остается одиноким. Его личный интерес неотделим от интересов неких других агентов, даже если он их лично не знает. Объясняется этот феномен просто: любой интерес есть позиционный интерес, т.е. интерес, неразрывно связанный с позицией поля, которую всегда занимает более или менее многочисленная популяция агентов.
Габитус генерирует и структурирует практики и представления так, что они оказываются объективно адаптированными к системе социальных отношений, продуктом которой он сам является. На этом основан эффект его гистерезиса (отставания, запаздывания): какое-то время после того, как социальные отношения изменились (или агент занял другую позицию в них), агент по-прежнему воспроизводит старые социальные отношения, продуктом которых является его габитус. Иными словами, габитус сохраняет постоянство в изменении, тем самым сообщая практикам свойства непрерывности и упорядоченности.
Теория социального мира Бурдье базируется на утверждении, что индивиды и группы существуют лишь через и в различиях с другими индивидами и группами. Социальные характеристики и особенности имеют смысл не сами по себе, но в структуре связей и иерархий. Сама эта структура находится в постоянном движении: различия меняются содержательно, но иерархии между ними остаются, отношения господства и подчинения сохраняются.
Н.А. Шматко
Источник: Энциклопедия социологии http://slovari.yandex.ru/dict/sociology/article/soc/soc-0921.htm
Бурдьё Пьер. Политическая антология Мартина Хайдеггера / Пер. с фр. А. Бикбова, 256 с., серия «Идеологии», М.: «Праксис», 2003.
В этой книге известный французский социолог Пьер Бурдьё анализирует политический подтекст работ великого немецкого мыслителя. До сих пор не утихают споры о том, как нужно понимать союз Хайдеггера с нацизмом. Одни стараются превратить память о политической деятельности М. Хайдеггера в Третьем Рейхе в повод отказаться от чтения «слишком сложных» текстов, другие, понимая несостоятельность попыток свести мысль Хайдеггера к одной лишь идеологии, полностью исключают политику из его мысли.
Пьер Бурдьё стремится выйти за рамки этой ложной альтернативы, обнаруживая политические импликации в, казалось бы, самых отвлеченных текстах Хайдеггера. Несмотря на спорность подобного социального анализа, несомненная заслуга этой книги — в постановке вопроса о неустранимом политическом измерении мысли, которой многие профессиональные философы (в том числе и в нашей стране) всеми силами стараются избежать.
«И самые непримиримые критики, отвергающие философию Хайдеггера из-за его присоединения к нацизму, и самые преданные поклонники, отделяющие его философию от причастности к нацизму, дружно не замечают, что эта философия могла быть только философской сублимацией — навязанной специфической цензурой поля философского производства — политических или этических принципов, обусловивших вступление философа в нацистскую партию».
Синхронически поля выступают как структурированные пространства позиций (или точек), свойства которых определяются их расположением в этих пространствах и которые можно анализировать независимо от характеристик тех, кто их занимает (и кто отчасти определяется этими позициями)[1][2]. Для них характерны некоторые общие правила: несмотря на все свои различия, поле политики, поле философии или религии, имеют инвариантные законы функционирования.
http://bourdieu.name/content/oppozicii-sovremennoj-sociologii
своего рода стратегический альянс между Колумбией и Гарвардом, треуголь-
ник Парсонс— Мертон — Лазарсфельд, на котором покоилась на протяжении многих
лет иллюзия об объединенной социальной науке, своего рода интеллектуальный хол-
динг, который проводил почти сознательную стратегию идеологического господства, в
конце концов рухнул, и я считаю, что это значительный прогресс. Чтобы в этом
удостовериться, достаточно было бы посмотреть, кто кричит о кризисе. По моему
мнению, это те, кто имел дивиденды от такой монополистической структуры. Значит,
во всех полях — и в социологическом поле как в любом другом — существует борьба
за монополию легитимности. Такая книга, как, например, Томаса Куна о научных
революциях произвела эффект эпистемологического переворота (каковым она, на мой
взгляд, совершенно не является) в глазах части американских социологов, поскольку
послужила инструментом борьбы против этой ложной парадигмы, которую определен-
ное число людей, поставленных в интеллектуально господствующую позицию в силу
экономического и политического господства их страны и их позиции в университетском
поле, смогли заставить признать достаточно широко во всем мире.
С одной стороны, имелась эклектическая теория, базирующаяся на избирательной
реинтерпретации европейского наследия и предназначенная сделать так, чтобы исто-
рия социальных наук начиналась в Соединенных Штатах. Некоторым образом Пар-
сонс был для европейской социологической традиции тем, кем Цицерон для греческой
философии: он брал оригинальных авторов, переводил их на немного аморфный язык,
производя синкретическое сообщение, академическую комбинацию из Вебера, Дюрк-
гейма и Парето, но, конечно, без Маркса. С другой стороны, существовал венский
эмпиризм Лазарсфельда, разновидность неопозитивизма, при ближайшем рассмотрении
относительно тупиковая в теоретическом плане. В отношении же Мертона можно
сказать, что из них троих он один дает некую школярскую разработку, небольшой
синтез, простой и ясный, с его теориями среднего уровня. Это настоящее разделение
компетенции в юридическом смысле. И все это образовывало социально очень мощ-
ный ансамбль, который смог заставить поверить в существование некой парадигмы
так же, как в естественных науках. Здесь вмешивается то, что я называю «эффект
Гершенкрона»: Гершенкрон объясняет, что капитализм никогда не принимал в России
такой формы, в какой он существовал в других странах, по той простой причине, что
начался там с некоторым запозданием. Социальные науки обязаны значительным чис-
лом своих характеристик и трудностей тому факту, что они также начали свой путь
гораздо позже других, так что, например, они могут использовать сознательно или
бессознательно модель более продвинутых наук, чтобы имитировать свою научность.
В 1950—1960 гг. имитировали единство науки, будто бы наука существует лишь
тогда, когда есть единство. Социологию упрекают в том, что она разбросана, конф-
ликтна. И социологам настолько внушили идею, что они не ученые, раз они находятся
в конфликте, в борьбе мнений, что у них появилась ностальгия по объединению —
настоящему или фиктивному. В действительности ложная парадигма восточного побе-
режья Соединенных Штатов была какой-то ортодоксией... Она имитировала communis
doctorum opinio, которое было свойственно не науке, особенно на ее начальных эта-
пах, но средневековой Церкви и юридическим установлениям. Во многих случаях
социологический язык 50—60-х годов изловчался на невероятный трюк говорить о
социальном мире, как бы не говоря о нем. Это был язык сопротивления, в смысле
Фрейда, отвечающий фундаментальному запросу тех, кто господствовал в, области
речей о социальном мире, запросу, заключавшемуся в потребности отстранить, нейт-
рализовать. Достаточно почитать американские журналы 50-х годов: половина статей
посвящена аномии, эмпирическим или псевдотеорстическим вариациям на фундамен-
тальные концепты Дюркгейма и т.д. Это было каким-то пустым и школярским обстру-
гиванием социального мира, с очень небольшим эмпирическим материалом.
В данной статье кратко представлены два центральных (и не часто вспоминаемых критиками) аспекта публикаций П. Бурдье, вышедших в период с 1958 по 1966 гг.: тесная, но весьма неоднозначная связь между его работой и экономической наукой как дисциплиной, усиливающей в эти годы свое влияние; и вместе с тем критика, направляемая Бурдье против экономической модели как универсального инструмента социальных наук. Опустив один из этих аспектов, мы рискуем неверно оценить оригинальность интеллектуального проекта и научного габитуса Бурдье, Именно двойственность его позиции делает возможным видение, интегрирующее в себе «экономические и социальные» факторы практик, благодаря вводу в рассуждения, формально инспирированные экономикой, культурных и символических измерений.
В основу статьи легло также несколько частных бесед с Пьером Бурдье, состоявшихся в период с 1996 по 2001 гг. Так, выражение «против, напротив» («cоutre, tout contre...»), описывающее его отношения с экономической теорией, было мне подсказано самим Пьером Бурдье, проявившим интерес к гипотезе «двунаправленного движения».
Бурдье ставится в вину, что он распространяет детерминистские концепции индивидуального действия или культуры Карла Маркса, в результате чего эти последние оказываются сведенными к социоэкономическим инфраструктурам, в частности, к классовой структуре, определяемой через неравное распределение капиталов. Считается, что в его трактовке интерес, капитал и т. д. ставятся в зависимость от объективных условий социального существования, именуемых классом, иными словами — от детерминистских структурных (глобальных) факторов. В таком случае, индивиды — в первую очередь это затрагивает художников и других творческих людей — лишаются какой бы то ни было индивидуальной способности к творчеству и к любой форме рационального действия, соответствующего автономным стратегиям или когнитивным представлениям
* Уже в книге «Раздел прибылей» Бурдье предстает как радикальный критик кейнсиан-ского оптимизма, бывшего доминирующей идеологией во Франции середины шестидесятых годов. Его критика направлена, в частности, против этой наивной формы экономизма, в соответствии с которой социальным идеалом рисуется устойчивый экономический рост. Трид-цать лет спустя Бурдье выступил со схожей критикой неолиберализма и экономической науки как его основного теоретического источника. Некоторые ученые рассматривают эту критику как знак политического или идеологического изменения/конверсии. Однако она является скорее выражением довольно редкой (среди интеллектуалов) согласованности и непрерывности между теоретическими и политическими взглядами.
После второй мировой войны, в период быстрого расширения и роста рын- ков массового потребления, или так называемой массовизации, потребле ние домохозяйств в немалой степени определялось поиском символических различий в реляционной социальной системе (которая получит имя социаль ного пространства в «Различении» [23]). Этот поиск различий концентриру- ется скорее на качестве и способе пользования товарами, чем на простом приобретении и владении (к примеру, телевизором). Однако качественные измерения экономических практик не видны за лесом экономических дан- ных и концептов (являющихся продуктами экспансии экономического illusio). Эти последние должны быть подвергнуты деконструкции или, как минимум, контекстуализации, если мы хотим избежать структурно искаженного видения социальной реальности. (Данный императив впоследствии приведет Бурдье к теме экономии счастья, близкой современной критической дис- куссии вокруг таких экономических показателей, как ВВП [29].)
радаевский журнал,большая база для поиска актуальных социологических работ http://www.ecsoc.msses.ru/contents.html?l=*0JE%3D^&page=5
Бурдье П.
Различение: социальная критика суждения
Экономическая социология. 2005. Т. 6. № 3 С. 25–48
Публикуется основная часть текста П. Бурдье, представляющего фрагменты его знаменитой книги «Различение: социальная критика суждения» (подбор страниц осуществлен Д. Граски).
Бурдье П.
Формы капитала
Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 5 С. 60–74
В предложенном фрагменте автор рассматривает культурный капитал (и, в частности, три его основные состояния: инкорпорированное, объективированное и институционализированное) и социальный капитал. Анализируются вопросы передачи и воспроизводства данных видов капитала, их связь с индивидом и группой. В заключение автор обращается к исследованию явления конвертации, когда один тип капитала превращается в другой. Утверждается, что экономический капитал образует основу всех других типов капитала.
Различия японской и англо-саксонской моделей капитализма
С. 65–75
Автор продолжает тему множественности моделей современного капитализма, которая обрела особую популярность в 1990–2000-е годы как антитеза абстрактным рассуждениям о всеобщей глобализации. Статья представляет собой сравнительный анализ англосаксонской и японской моделей организации фирмы и ее позиционирования на рынке. Здесь сталкиваются взгляд на фирму как преимущественно собственническую структуру и подход к фирме как единому сообществу, деятельность которого в свою очередь может быть подчинена интересам менеджеров или интересам работников.
соросовский сайт ныне умерший
Книги и статьи по новейшей истории с сайта auditorium.ru http://torrents.ru/forum/viewtopic.php?t=1061419
коммент
Я тоже в свое время находил там достаточно интересные книги. А приказал долго жить - кончились деньги Сороса.
..
Девис Р. , Хлевнюк О. В. - Вторая пятилетка. Механизм смены экономической политики.pdf
Девис Р. У. - Советская экономика в период кризиса. 1930—1933 годы.pdf
Девис Р. У., Хлевнюк О. В. - Отмена карточной системы в СССР 1934-1935 годы.pdf http://torrents.ru/forum/viewtopic.php?t=252101
Коллекция книг изд. Ультра.Культура (УльтраКультура Ultracultura
Гленн Йеффет - Прими красную таблетку. Наука, философия и религия в Матрице
picФормат: DjVu, DOC
рецензия на Хайдеггера ( мне в ответ сильно и страстно возражали когда я такое говорил)
http://sinijdivan.narod.ru/sd4rez3.htm
Илья Нилов
Двуличная философия
Пьер Бурдье. Политическая онтология Мартина Хайдеггера / Пер. с франц. А.Т. Бикбова, Т.В. Анисимовой. – М.: «Праксис», 2003. – 272 с. (Серия «Идеологии»)
Возвышенный» стиль в философии призван подчеркивать высокий ранг его обладателя. Чем более он непонятен, тем более защищен от внешнего вторжения. Философ Хайдеггер не может просто констатировать: «Усиливается жилищный кризис», вместо этого он изрекает: «Жилищный кризис коренится в том, что смертные постоянно заняты поиском сущности жилья и в том, что сначала они должны научиться в нем жить»[10]. «Философский» язык не предназначен для практического использования (разочарование Хайдеггера в нацизме). Философский текст может быть прочитан только «философами», т.е. теми, кто относится к этому тексту с должным уважением, принимая правила игры, несмотря на всю их, казалось бы, относительность. Требование автономии выполняется лишь в случае игры по правилам, гласно или, как зачастую бывает, негласно принятым в интеллектуальном поле. Правильное понимание текста здесь таково: «Установить в самом произведении различие между двумя его возможными прочтениями – значит получить возможность добиться от послушного читателя того, что, встретив самые нелепые каламбуры или самые вопиющие банальности, он обратит против себя самого предостережения мэтра, при этом отлично все понимая, но подвергая сомнению правильность своего понимания и запрещая себе судить о произведении, раз и навсегда установившем меру собственного понимания»[11]. Тщательно замаскированные таксономии здравого смысла, проявляющие себя в возвышенной форме философских оппозиций, обречены остаться незамеченными профессорами философии, не подозревающими, «что речь идет о совершенном выражении сублимированного расизма».
Социальный интерес, который движет любым публичным деятелем культуры, растворяется в форме, скрывающей этот интерес либо до неузнаваемости его изменяющей. В конце своей книги Бурдье подводит итог: «Возможно, именно потому, что он в действительности сам никогда не знал, что говорит, Хайдеггер смог сказать – не будучи обязанным признаться в этом – то, что он сказал». Возможно, «что «сущностная мысль» никогда не мыслила о сути, т.е. о выражающемся через нее социальном непомысленном»[12]. Заигрывание с нацизмом – всего лишь одна из форм сотрудничества с властью (институциональной, издательской, медийной), к которому вынуждает нас наше социальное положение. Случай Хайдеггера просто более известен, но сколько таких случаев вокруг нас остается незамеченными, особенно если это напрямую касается нашего собственного опыта вовлеченности. Книга Бурдье предлагает инструменты для самотестирования на предмет личной (не)зависимости. Никто не свободен, но, может быть, с признания этого факта и должна начинаться любая работа – особенно философа.