надо было предыдущий сабж полностью писАть ". Классик издевался над
русопятами., очищающими от тлетворного влияния Запада тогдашнюю
Великую николаевскую Империю "православие-самодержавие-народность" .
Кончилось это торжество воссиявшего при Николашке 1м нацпатрства
как и положено - разгромом наголову в крым.войне, см. тщетные
попытки тогдащнего Побиска-Левши спасти страну - "скажите
государю, у англичан ружья кирпичом не чистют... и у нас чтоб не
чистили, а не то не дай бог война"...
Сабж полностью
"Но панталоны,фрак,жилет -всех этих слов по-русски нет...." "Ун
комильфо -Шишков,прости,не знаю, как перевести"
----
Дополнение к предыдущему -
отличный, емкий художественный образ на уровне пониже столиц и
повыше деревень - среднерусской страны, _которую_ индустриализовали.
На пороге оной. в 1928.
Незаслуженно практически не известная книжка других классиков .
Раритет, очерки публиковались в каком-то зачуханном журнале в
промежутке меж 12 стульями и Теленком и так и остались неизвестны.
Не периздавались до 1990х. Собраны тут
http://belousenkolib.narod.ru/
Колоколамск - это уездный город где-то окол Ельца или
Арзамаса.Пездна провинциального мещанского опупения на излете
нэпа.Почему-то все зацклились на крестьянах. Целую атлантиду
паиатели-деревенщики настроили, а купола-береза-лапти все уши
прожужжали эеревенскими и трррадиционными ценностями. Вы на горожан
глядите! (ни фига никто не хочет,даже книжек в обороте нету - а
ведь были и Семин и другие)
Вот он -аутентичный образ "руси,которую мы потеряли" в 1930е - и
благополучно обрели взад в 1990е. Присмотревшись к героям нэповких
Зощенки и Ильф-Петрова, хоть в фильме Неможет быть, видно что это
про теперешних обывателей, в отличие от "нтра" и проч. ни на йоту
не изменившихся за прошедшую "1000 лет". Вот она,вечная порода
в первом очерке -о роли "соц.происхождения", выше которого ценился
только партбилет. Всего там штук 12 очерков. Читатйе
------
Источник: Илья Ильф - Евгений Петров; Собрание сочинений, Том
первый.
Изд-во: "Художественная литература", Москва, 1994.
НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ ГОРОДА КОЛОКОЛАМСКА
ПРОЛЕТАРИЙ ЧИСТЫХ КРОВЕЙ
Колоколамцы не в шутку обижались, когда им указывали на то, что в их
славном городе нет пролетариев.
- Как нет? - восклицали колоколамцы.- А Взносов! Наш-то Досифей
Взносов! Слава богу, не какой-нибудь частник. Пролетарий чистых
кровей.
Весь город гордился Досифеем Взносовым, один лишь Досифей Взносов не
гордился самим собой. Дела его шли плохо.
Взносов был холодным сапожником, проживал в Зазбруйной части города,
на Штопорной улице, а работал на Привозном рынке в базарные дни.
То ли базарных дней было мало, то ли колоколамцы, не склонные к
подвижности, почти не изнашивали обуви, но заработки у Досифея были
ничтожны, и он сильно горевал.
- Пролетарий я, действительно пролетарий,- говорил он хмуро.- И
кровей, слава тебе господи, не смешанных. Чай, не мулат
какой-нибудь. А что толку? Выпить не на что!
В таком настроении забрел он однажды на квартиру к мосье Подлиннику.
Цель у Взносова была простая - отвести душу. А всем в городе было
известно, что отвести душу легче всего в разговоре с рассудительным
председателем лжеартели.
Подлинник, облаченный в рубашку-гейша, с расшитой кренделями грудью,
сидел за обеденным столом.
Перед ним дымился суп-пейзан, в котором привольно плавал толстый
кусок мяса. Водка в пузатом графине отливала оловом и льдом.
- Принимайте гостя, товарищ Подлинник,- сказал холодный сапожник,
входя,- чай, не мулат, не метис какой-нибудь.
- О чем может быть речь! - ответил лжепредседатель.- Садитесь, мосье
Взносов. Вон там, возле граммофона стоит пустой стул.
Досифей покосился на пар, восходивший над супом-пейзан, и, жмуря
глаза от ртутного блеска графинчика, уселся в углу комнаты и начал
обычные жалобы.
- Пролетарий я, действительно. Не индеец какой-нибудь. Чистых
кровей. А выпить тем не менее не на что.
Несмотря на этот прямой намек, Досифей приглашен к столу не был.
Подлинник, багровея, проглотил большой кусок мяса и, отдышавшись,
молвил:
- Удивляюсь я вам, мосье Взносов. С вашим происхождением...
- На черта мне это происхождение! - с тоской произнес холодный
сапожник.- Из происхождения шубы не сошьешь.
Подлинник застыл с вилкой в руке, держа ее, словно трезубец.
- Вы думаете, не сошьешь шубы? Из происхождения, вы думаете, нельзя
сшить шубы?
- Нельзя!
И сапожник печально постучал пальцем по розовой граммофонной трубе.
Подлинник вдруг поднялся из-за стола и задумчиво прошелся по
комнате. Минуты две он размышлял, а затем внес совершенно
неожиданное предложение:
- Тогда, мосье Взносов,- сказал он,- продайте мне свое
происхождение. Раз оно не подходит вам, то оно, может быть, подойдет
мне. Много дать я не могу. Дела теперь всюду в упадке. Одним словом,
что вы хотите?
Холодный сапожник еще раз глянул на графинчик и вступил в торг. Он
требовал: яловочные сапоги одни, портьеру одну, четверть водки и три
рубля деньгами. Подлинник со своей стороны предлагал рюмку водки и
тарелку супа-пейзан.
Торговались они долго. Продавец, рассердившись, уходил, Подлинник
выбегал за ним на улицу и кричал - "Псст", продавец возвращался, и
снова уходил, и вновь возвращался, но Подлинник не прибавил ничего.
На том и сошлись. Пролетарское происхождение было продано за рюмку
водки и суп-пейзан.
- Смотрите, мосье Взносов,- сказал Подлинник.- А оно у вас
настоящее, это происхождение?
- Чай, не абиссинец! - возразил холодный сапожник, с удовольствием
проглатывая водку.- Чистых кровей. Товар настоящий.
И слава Досифея Взносова,- слава, которую он не сумел оценить,
померкла. На колоколамский небосклон торжественно выплыла тучная
звезда почетного городского пролетария мосье Подлинника.
Председатель лжеартели вцепился в свое новое происхождение с
необыкновенным жаром. На Привозном рынке он приобрел связку лаптей и
якобы пешим ходом смотался в губцентр, чтобы поднести лапоточки
ответработнику товарищу Плинтусову, его жене мадам Плинтусовой и их
детям: мальчику Гоге и девочке Демагоге.
Назад взамен лаптей Подлинник привез большое удостоверение какого-то
кредитного товарищества с резолюцией товарища Плинтусова -
"удовлетворить". Что значилось в удостоверении, не знала даже мадам
Подлинник, но мощь его была настолько велика, что позволила новому
пролетарию значительно расширить обороты лжеартели и близко
познакомиться с прекрасным словом "сверхприбыль".
Мосье Подлинник ходил теперь в коричневой кожаной тужурке с бобровым
воротником, в каракулевой кепке и в фетровых сапогах, восходящих к
самым бедрам.
- Слава богу,- скромно говорил он,- я не какой-нибудь мулат.
Пролетарий чистой крови.
Для того чтобы устранить последние сомнения в чистоте своего
происхождения, Подлинник нарисовал свое родословное древо. Ветви
этого древа сгибались под тяжестью предков мосье.
По мужской линии род Подлинника восходил к Степану Разину, а по
женской - Фердинанду Лассалю.
Из этого же древа явствовало, что прапрапрапрадедушка мосье в свое
время был единственным в Киеве полянином, который протестовал против
захватнической политики Аскольда и Дира.
Это был пир генеалогии, знатности и богатства.
О холодном сапожнике, продавшем свое происхождение, все забыли, но
сам Досифей Взносов страдал невыразимо. Позднее раскаяние грызло его
душу. Он не спал по ночам, похудел и перестал пить.
И однажды все увидели, как Досифей прошел через город, неся в правой
руке дымящуюся тарелку супа-пейзан, а в левой - рюмку водки. Он шел
как сомнамбула, шел выкупать свое пролетарское происхождение.
Он вошел в дом Подлинника и с дарами в руках остановился на пороге.
Мосье пролетарий сидел за безбрежным письменным столом. На мизинце
его левой руки блистал перстень с бриллиантовыми серпом и молотом.
Стена была увешана редчайшими портфелями. Они висели, как коллекция
старинного оружия.
- Вы пришли к занятому человеку,- сказал Подлинник.
- Вот суп,- робко сказал Досифей,- а вот и водка. Отдайте мне назад
мое пролетарское происхождение.
Подлинник встрепенулся.
- Тронутое руками считается проданным,- сказал он ясным голосом.-
Происхождение в последнее время поднялось в цене. И я могу обменять
его только на партийный билет. Может быть, у вас есть такой билет?
Но у Досифея Взносова билета не было. Он был безбилетный.
Медленно он вышел от Подлинника и удалился в свою Зазбруйную часть.
Переходя реку по льду, он остановился у проруби, с тоской оглянулся
и бросил в воду тарелку с уже остывшим супом и рюмку с водкой.
ГОСТЬ ИЗ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ
В воскресенье утром на Большой Месткомовской улице показался
джентльмен, не виданный доселе в Колоколамске. На нем был костюм из
розового шевиота и звездный галстук. От джентльмена веяло запахом
душистых прерий. Он растерянно поворачивал голову по сторонам, и по
его полному лицу катились перламутровые слезы умиления. Вслед за
диковинным гражда-нином двигалась тачка с разноцветными чемоданами,
толкаемая станционным носильщиком.
Добравшись до Членской площади, кортеж остановился. Здесь открылся
такой восхититель-ный вид на город Колоколамск и обтекающую его реку
Збрую, что розовый джентльмен громко заплакал. Из вежливости
всхлипнул и носильщик. При этом от него распространился удушливый
запах водки.
В таком положении застал их через час председатель лжеартели
"Личтруд" мосье Подлинник, проходивший через Членскую площадь по
делам артели.
Остановившись за десять шагов от незнакомца, Подлинник с удивлением
спросил:
- Пардон, где вы достали такой костюм?
- В Буэнос-Айресе,- ответил плачущий джентльмен.
- А галстук?
- В Монтевидео.
- Кто же вы такой? - воскликнул Подлинник.
- Я колоколамец! - ответил джентльмен.- Я Горацио Федоренкос.
Восторгам председателя лжеартели не было пределов. Он хватал
розового толстяка за талию, поднимал на воздух, громко целовал и
громко задавал вопросы.
Через десять минут Подлинник знал все. Герасим Федоренко, тридцать
лет тому назад уехавший из Колоколамска, нашел алмазные россыпи и
неслыханно разбогател. Но, блуждая в степях Южной Америки, Горацио
мечтал взглянуть хотя бы одним глазком на родной Колоколамск. И вот
он здесь - рыдает от счастья.
Чествование соотечественника состоялось в анкетном зале
военизированных курсов декламации и пения. Горацио Иванович заполнил
почетную анкету, заключенную в шевровую папку, и поцеловался с
начальником курсов Синдик-Бугаевским. Во время неофициальной части
торжества Федоренкос плясал русскую. Он вилял спиной и мягко
притопывал каучуковыми подошвами. На рассвете растрогавшийся Горацио
принял решение увековечить приезд в родной город постройкой
тридцатидвухэтажного небоскреба для своих сограждан.
- Брешет,- говорили колоколамцы, качая гостя.- Что-что, а насчет
дома брешет! Такие дома не могут существовать в природе.
Каково же было их удивление, когда уже через неделю на Членской
площади появились подъемные краны. Великие партии техников,
инженеров и рабочих приехали из столичных центров. Постройкой
верховодил сам Горацио. Он был одет в синий парусиновый комбинезон и
деловито ругался на странной смеси русского и испанского языков.
Колоколамцы насмешливо поглядывали на постройку. Они ходили вокруг
строящегося здания с видом несколько обиженных именинников и
ограничивались тем, что воровали строительные материалы на топливо и
высказывались в том смысле, что постройка движется слишком медленно.
К концу второго месяца небоскреб был почти готов. Тридцать второй
этаж упирался в облака. Глубоко под землей кончали сборку
электромоторов. Квадратные оконные стекла нижних этажей отражали
дремучие леса и озера колоколамских окрестностей. А в окнах двадцать
пятого этажа отражался даже губернский город, расположенный за 180
километров.
Оставалось смонтировать только водяное отопление, поставить в
уборных фарфоровые унитазы и включить в общую электросеть кухонные
плиты. Кроме того, не были закончены еще многие мелкие детали, без
которых жизнь в большом доме становится невыносимой.
В это самое время распространился слух, что ночью в небоскреб
самовольно вселился Никита Псов со всем своим хозяйством и цепной
собакой. Говорили, что Никита захватил лучшую квартиру. Будку с
цепной собакой он поместил на лестничной площадке своего этажа.
Этого было достаточно, чтобы колоколамцы, сжигаемые нетерпением,
лавой ринулись в незаконченное здание для захвата квартир. На пути
своем они сшибали с ног монтеров и десятников. Напрасно Горацио
Федоренкос взывал к благоразумию сограждан. С непокрытой головой он
стоял у парадных дверей, обшитых листовой медью, и кричал:
- Милициос!
Внедрявшиеся в дом граждане только посмеивались и пребольно толкали
Горацио Ивановича этажерками и топчанами. Федоренкос уехал. Его
отъезда никто даже не заметил.
В новом доме поместился весь Колоколамск со всеми жителями, пивными,
учреждениями, рогатым скотом и домашней птицей. Отделение милиции и
многочисленные будуары для вытрезвления граждан разместились в
центре дома - на шестнадцатом этаже.
По требованию колоколамцев пивные были распределены равномерно по
всему зданию и для скорейшего достижения их разрешено было
пользоваться вне очереди пассажирскими лифтами. Экспрессные лифты
как самые емкие были отданы под перевозку рогатого скота. Каждое
утро пастух сгонял коров в лифты и спускал их вниз - на пастбище.
На первых порах обрадованные граждане невоздержанно предавались
празднествам. Они циркулировали по небоскребу с методичностью
кровообращения: из квартиры в пивную ближайшего этажа, оттуда в
будуар для вытрезвления, затем в милицию для составления протокола,
потом в первый этаж - судиться и наконец в 29 этаж - Этаж
заключения.
Прошли праздники, наступили будни. По утрам во всех этажах стучали
топоры. Колоколамцы рубили деревянные перегородки на дрова и топили
ими перевезенные со старых квартир буржуйки.
Из труб незаконченного центрального отопления колоколамцы делали
кровати. Медные дверные приборы шли на выделку зажигалок. Эту
кустарную продукцию колоколамцы продавали в губцентре. На лестничных
лаковых перилах сушилось белье, а на мраморных площадках были
воздвигнуты дощатые дачные клозеты.
Никита Псов, житель 19 этажа, тоскуя по привольной колоколамской
жизни, залез как-то рубить дрова в лифт. Топором он зацепил какую-то
кнопку, и лифт помчался. Он безостановоч-но летал в своей клетке
вверх и вниз. Граждане высыпали на мраморные лестницы и в изумлении
глядели на обезумевшую машину. В глазах у них сквозило недоверие к
технике. Гражданка Псова, совершенно глупая баба, бегала за лифтом
вниз и вверх и кричала:
- Никита Иваныч! Отдай хоть ключ от квартиры! Войтить в квартиру
нельзя!
Дверь в квартиру Псовых взломали. Так как запереться было нечем, то
квартиру воры очистили в ту же ночь. Подозрение падало на пятый
этаж, этаж чрезвычайно подозрительный и уже названный Вороньей
Слободкой.
Остановить лифт удалось лишь вечером второго дня. Для этого пришлось
испортить динамо-машину. Дом погрузился во мрак. Извлеченный из
лифта в полумертвом состоянии Никита Псов злобно простонал:
- Не надо нам таких домов! Все пошло от этого международного
джентельмента!
Когда же он увидел свою опустошенную квартиру, то немедленно
выселился из небоскреба в старую халупу, разбив предварительно
камнями все стекла в ненавистной ему Вороньей Слободке. Гонимые
холодом слободские насильственно вторглись в шестой этаж, где
помеща-лись чрезвычайно расширенные курсы декламации.
Ученики-декламаторы пошли в хулиганы. На темных лестницах начались
грабежи. С одиноких колоколамцев снимали шубы и калоши.
На квартиру Подлинников, проживавших в глухом 32 этаже с испорченной
канализацией, был произведен налет. Перепуганный председатель
лжеартели последовал примеру Никиты Псова. В домоуправлении он
заявил, что жить так высоко очень страшно, что ему к тому же мешает
сырость от проносящихся под окнами облаков.
В течение трех дней небоскреб совершенно опустел. Колоколамцы ушли
на старые места. Некоторое время оставалась еще милиция, но и она
выехала.
Постепенно все оборудование чудесного небоскреба растащили по
халупам. От здания остался только остов. Черные квадраты окон
печально смотрели на дремучие леса и озера колоколамских
окрестностей, и губернский город не отражался больше в окнах 25
этажа.
ГОРОД И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ
Не находя нужным облекать таинственностью историю Колоколамска,
доводим до сведений наших читателей, что:
а) Колоколамск действительно существует;
б) ничего общего с Волоколамском не имеет и
в) находится он как раз между РСФСР и УССР, так что не нанесен на
географические карты ни одной из этих дружественных и союзных
республик. В этом целиком приходится винить наших географов.
Что же касается газетных работников, очеркистов и описателей уездной
жизни, то, даже стремясь в Колоколамск, они по странной иронии
судьбы попадали в Ялту или Кисловодск, каковые города описывали с
усердием, достойным лучшего применения.
Но автору вместе с художником К. Ротовым удалось попасть в
Колоколамск, пожить там в отеле "Ряжск" и даже снять генеральный
план с этого удивительного города.
Как видно из плана, славный город Колоколамск привольно и живописно
раскинулся на левом берегу мелководной реки Збруи. В XIV веке конюх
колоколамского князя Андрея Себялюбского, напившись византийской
водки, уронил в речку сбрую княжеского мерина. Упряжь утонула, и с
тех пор река получила название Збруи.
Со времени этого события прошли века, Себялюбская площадь давно
переименована в Членскую, и легенду о потоплении сбруи знает только
гражданин Псов-старший, который и рассказал ее нам за бутылкой в
пивной "Друг желудка".
В реку Збрую впадает ничтожная речушка Вожжа. О ней ничего не
удалось узнать, ибо Псов-старший соглашался продлить свои
воспоминания только после угощения во всех пивных, расположенных на
Большой Месткомовской улице.
Последовательно угостившись за счет гостей в пивных "Санитас", "Заре
навстречу", "Малорусь", "Огненное погребение", "Голос минувшего" и в
пивной завода имени Емельяна Пугачева, Псов-старший не оправдал
возложенных на него надежд, потому что потерял дар речи.
Упомянутая Большая Месткомовская улица является главной артерией
города. Она соединяет железнодорожную станцию с Членской площадью,
где высится остов небоскреба, история которого читателю уже
известна. Затем Большая Месткомовская спускается к реке. Через
паром, управляемый капитаном Н. Похотилло, можно переправиться на
противоположный берег и попасть в дремучий лес, окружающий город и
помешавший в свое время татарам предать Колоколамск огню и мечу,
потоку и разграблению, гладу и мору.
Углубившись в лес, легко наткнуться на кустаря-одиночку портного
Соловейчика. Здесь, в бору, он спасается от налогов, но, несмотря на
это, берет за шитье так дорого, что получил у колоколамцев название
Соловейчика-разбойника.
Вправо, на горе, высится артель бывших монахинь под названием
"Деепричастие". Продукцию свою монахини сбывают в кооператив, что в
Переучетном переулке, неподалеку от Семибатюшной заставы.
Восточная часть города справедливо гордится двумя Бывшими, на стыке
которых был построен ковчег - Бездокладной и Землетрясенческой
улицами. Последнюю назвали не так давно в честь очередного
землетрясения в Японии.
Из переулков самым большим здесь является Похотливый переулок с
прекрасными Индивидуальными банями.
Обойдя молчанием ничем не выдающиеся Мелколавочный, Малосольный и
Малахольный переулки, отметим темное пятно города - Приключенческий
тупик. Он получил свое название из-за происходящих в нем ежевечерних
ограблений запоздалых путников, которые заползают туда в пьяном
виде.
Из достопримечательностей восточной части города отметим
русско-украинское общество "Геть неграмотность" и горящий дом у
Семибатюшной заставы. Дом этот горит ежедневно уже в течение пяти
лет. Его каждое утро поджигает домовладелец брандмайор
Огонь-Полыхаев, чтобы дать работу вверенной ему пожарной команде.
Южная, она же Привокзальная, часть Колоколамска отличается красотой
расположенного на ней Старорежимного бульвара. Кроме того, это самая
фешенебельная часть города. Здесь находятся Спасо-Кооперативная
площадь с лжепромысловой артелью "Личтруд" под председательством
мосье Подлинника, военизированные курсы декламации и пения
Синдика-Бугаевского, старинный храм Выявления Христа, оживленная
Гигроскопическая улица с великолепным, но, к сожалению, все еще
незаконченным зданием здравницы "Все за лечобу".
Особенно поражает на Спасо-Кооперативной площади могила неизвестного
частника.
В начале нэпа в Колоколамск приехал никому не известный частник за
конским волосом. Весь день он ездил по городу, закупая свой товар, к
вечеру внезапно упал с извозчика на Спасо-Кооперативной и
скоропостижно скончался. Документов при нем не оказалось.
Не желая отставать от Парижа, Брюсселя и Варшавы, устроивших у себя
могилы неизвест-ных солдат, но не имея возможности раздобыть солдата
(никто из колоколамцев никогда не воевал), горожане зарыли
неизвестного частника на площади и зажгли на его могиле неугасае-мый
огонь. Каждую неделю, по субботам, Соловейчик-разбойник в парадной
траурной кепке переправляется в центральную часть города на пароме и
принимает у могилы неизвестного частника заказы на шитье.
Западная часть города состоит из трех улиц и одного переулка.
Широкий, прямой как стрела Кресто-Выдвиженческий проспект украшен
новой, Кресто-Выдвиженческой церковью. Рядом с церковью помещается
русско-украинское общество "Геть рукопожатие".
Единодушная улица и продолжение ее - Единогласная - соединяются с
Южной частью города Досадным переулком. Между Единодушной и
Единогласной высится каланча и милицейская часть.
Самая молодая часть города - Зазбруйная часть - стоит на стрелке,
образуемой Вожжей и Збруей, и основное занятие проживающих здесь
граждан лучше всего характеризуется названиями улиц.
Сюда приезжают колоколамцы за водкой по большим праздникам, когда
закрыт кооператив.
Таков Колоколамск, в существовании которого, можно надеяться, никто
теперь не усомнится.
