От Пуденко Сергей Ответить на сообщение
К Константин Ответить по почте
Дата 09.06.2015 16:58:43 Найти в дереве
Рубрики В стране и мире; Версия для печати

Re: президенту Путину надо чётко заявить о том, что рынок должен быть регулируем


ты моя прелесть(ц)

Вообще, старперы-схоластики как жили, так и остались жить в приятном мире " с 6 метровыми простынями на стенах МОЕГО кабинета, на которых были ВСЕ показатели МОЕГО домена"
>
> http://regnum.ru/news/polit/1931480.html
>>!---------------------------------------
>
>Интервью Юрия Анатольевича Прокофьева — члена Политбюро ЦК КПСС (1990-1991), члена ЦК КПСС (1990-1991), 1-го секретаря Московского городского комитета КПСС (1989-1991)
>Максим Шалыгин



>ИА REGNUM: Простите, но для проведения ускоренной индустриализации необходимо вспоминать методы Сталина.

только что на ВИФе пролетела к сож.быстротечная дискуссия про стоящий в степях Казахстана "Буран" (две штуки), которую прихлопнули в разгар разговора об отсутсвии с стране полуторок, как класса
http://smf.vif2ne.ru/nvk/forum/archive/2708/2708093.htm

> Авиационная промышленность. Особенно актуальна для нашей огромной страны — так называемая малая авиация, которой у нас сегодня просто нет.

у вас она стал быть была. Не надо грязи, т.Прокофьев


и конеЧно главное

>Если говорить по большому счёту — в стране нужна идеология. А в Конституции у нас записано, что государственной идеологии у нас нет.

>ИА REGNUM: Но ведь это было принято в ответ коммунистическую идеологию и шестую статью советской Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС.

>Самое главное — в стране нет никакой идеологии. Я вам расскажу историю. Несколько лет назад я как-то встречался с одним из заместителей председателя исполкома «Единой России». Хорошо посидели. Поговорили. Я ему говорю: «Понимаешь, ни черта у вас не получится. Ведь для того, чтобы партия существовала и развивалась — надо, чтобы у партии была идеология. А у вас её нет». И что он мне ответил? Дословно: «Чтобы президентская партия имела идеологию, надо знать какая идеология у президента. А мы не знаем».

>Вы понимаете, я считаю, что история неразрывна. Вначале было: «За Русь великую!», «За веру православную!». Потом «За веру, царя и Отечество!», «За Родину, за Сталина!», «Вперёд, к победе коммунизма!». А сейчас — к чему призываем, куда идём? Наш народ, скажем так, очень идеологичен. Без идеологии, без промысла высшего — существовать не может.

наш народ идеологичен. Еще он не может без царя. Барина. Бога. И урядника

бабушка Ненила, в общем
http://www.youtube.com/watch?v=mdGHb00Z6ro

как же протухли прокофьевы , всего лет 50 после красной революции. Заживо протухли

>ИА REGNUM: До 1991 года была большая страна и идеология. Почему тогда не получилось? Почему всё рухнуло? Сегодня принято говорить, что Советский Союз был обречён.

>Совсем нет. Многое можно было поправить. В экономике, например, надо было отказаться от сверхпланирования. Что я имею в виду. Нельзя было планировать производство, скажем, прищепок или булавок по всей стране.
>ИА REGNUM: Но, тогда, это и ваша вина тоже, как члена Политбюро?

>Конечно. Хотя, если говорить о Перестройке, мне трудно до сих пор сказать, что это было. Я как-то напрямую сказал Горбачёву: «Не понимаю ваши действия. Вы хоть объясните, какие цели вы ставите, какие задачи решаете». Он промолчал. Раньше я думал, что Перестройка была стихийным и непродуманным мероприятием. Но вот как можно поверить в стихийность. Потом приняли закон о кооперативах, разрешили обналичку, и производственных осталось только 10%, остальные — купи-продай.

>ИА REGNUM: Затем Гавриил Попов останавливает на выезде в Москву рефрижераторы с продуктами, провоцируя недовольство среди населения.

>И даже не скрывает этого. Он открыто говорил, что надо сделать всё, чтобы население возмутилось действиями руководства страны. Затем все эти реформы. И, вот, как это вся эта квазилиберальная экономическая политика началась в Перестройку, так она и продолжается до сих пор.

Виноваты враги

Нет,милый, система не вынесла. И Бурана, и мегапроектов ВПК (вроде Крастяжмаша), и воен.расходов, и национальных проблем. Читай Шлыкова и Шушарина, если не разучился читать.

И Федоровича. План бывает всякий, а не только сталинско-госплановский, см у Андрюшина про этот термин. План может быть и в системе "контрактной" (Федеральная Контрактная система США), в итоге - блестяще выполненная мегапрограмма вроде "Аполлона" (и провалившиеся советские лунные, потому что были "бесплановые" в дупель).

Идеологию же (она вполне самобытная и очень русофильская), к твоему, т Прокофишев, сведенью, лет уж 15 как выработали и обширно несут через школу и вуз, даже через ЕГЭ.

вчерашний текст всероссийского ЕГЭ по рус.литературе от ВПЗРа. Выпускники работали с ним, выискивая фигуры речи, стиль, смысл
Сим победихом


http://glfr.ru/klassiki-i-sovremenniki/boris-ekimov/
Борис Петрович Екимов (род. 19 ноября 1938, г. Игарка Красноярского края) — великий русский писатель(ВПЗР)

Борис Екимов - член правлений Союза Писптелей РСФСР (с 1985 по 1991 годы) и Союза Писателей России (с 1994 года). Был членом редколлегии еженедельника «Литературная Россия» (с 1987 года). Член редколлегий журналов «Отчий край», «Роман-газета» (с 1998 года). Член комиссии по Государственным премиям при Президенте РФ (с 1997 года).
Лауреат премии журнала «Наш Современник» (1976), премии «Литературной Газеты» (1987), премии им. И.А.Бунина (1994), премии журнала «Новый Мир» (1996), первой премии «Москва-Пенне» (1997), лауреат Государственной премии РФ (1998), Лауреат премии «Сталинград» (1999).
В 2008 году удостоен премии А.И.Солженицына, по случаю чего сам Александр Солженицын написал: "Во множестве ярких рассказов и очерков Екимов рисует мало кому знакомую обстановку нынешней сельской местности с ее новым бытом, манящими возможностями и крутыми угрозами. Этот живой поток екимовских картин, раздвигая наши представления о непростой жизни сегодняшней деревни, помогает восстановить, хотя бы мысленно, единство национального тела".

https://vk.com/topic-10175642_32429854

приложэниэ
-------------------------
Алексей всерьез и долго увлекался биологией, со школьных лет занимаясь в клубе юных биологов при местном университете, в который и поступил, и проучился два года, а потом внезапно прежнюю учебу и увлечения оставил навсегда.

Повод, казалось, был совсем смешным: стеклянная литровая банка с домашним борщом и обычный кипятильник.

В университете, на кафедре, Алексей был человеком своим и однажды в час неурочный зашел в один из кабинетов, где и увидел эту самую банку с борщом и торчащим из нее кипятильником, а рядом — хлеб ломтями. Борщ закипал, распространяя запах, этому кабинету несвойственный. За столом возле банки сидел заведующий кафедрой, любимый и уважаемый профессор. Алексей смутился: он зашел не ко времени, да и спросил некстати: “Столовая наша не работает? ” — “Работает, — ответил профессор, — но так дешевле”.

Опомнившись, Алексей тут же ушел. За ним, закрываясь на ключ, щелкнула дверь.

Вначале был стыд оттого, что зашел некстати. Но потом в голове появилось иное, о нем стало думаться. Алексей хоть и жил в семье, обеспеченной материнскими трудами, но видел, что происходит в городе и стране. Бедность, безработица, нищенские зарплаты и пенсии, которых порою месяцами не дают. В студенческую столовую Алексей даже не заглядывал, зная, что там кормят пусть и дешево, но ужасно: пустые супы да каши. И кормятся там студенты сельские, из общаги. Но даже эта нищенская студенческая столовая профессору, оказывается, не по карману. У него ведь семья, дети. А для себя — этот борщ в стеклянной банке, принесенный из дома, ломти хлеба... Когда молодые лаборантки кое-как перекусывают на работе, это еще понятно. Но профессор...

Алексей был уязвлен и даже поражен, у него будто глаза широко открылись, чтобы он мог ясно увидеть нынешнее и завтрашний день. Чужой и свой собственный.

Вот он — живой пример: долгие годы трудов, стараний. Ведь у этого профессора вначале было молодое стремление, какой-то дар, потом институт, аспирантура, кандидатская диссертация, потом докторская — это все годы и годы, труды и труды. Забрался, поднялся на вершину, о которой мечталось смолоду. В глазах, в голове Алексея словно фотографический снимок остался, и его можно было разглядывать: немолодой усталый человек в стоптанных дешевых башмаках, в заношенном костюме. Все это — обтерханные сорочки, давно из моды вышедшие галстуки, застиранные носки, запах плохого одеколона, — все это виделось раньше, но собралось воедино лишь теперь. И еще — эта стеклянная банка с борщом. Вот он — венец жизни. А что ему говорят домашние, этому профессору? А если и не говорят, то что думают.

Удивленной матери он сказал:

— Я не буду там учиться, я не хочу быть нищим профессором.

— Но, милый... — пыталась она его отговаривать. — Это — временное. В конце концов, потом, когда-нибудь, все устроится. И тебе ведь это нра вится.

— Мне не нравится быть нищим, — твердо ответил Алексей. — Я хочу жить достойно. И не сидеть вечно на твоей шее. Ты можешь и не выдер жать. Мы ведь растем, тяжелеем, как и наши запросы.

А отец пожал плечами:

— Рационально... На сегодняшний день. — И, вздохнув, добавил: — Но скучно.

Алексей спорить с отцом не стал, потому что не хотел обижать его: отец — тот же профессор, но кто его кормит?

Уже тогда, в возрасте молодом, двадцатилетнем, Алексей все сделал по-взрослому: перешел в университете на факультет экономический; еще учась, стал помогать матери в ее делах; потом недолго стажировался в Германии, а вернувшись, теперь уже основательно начал работать в “хабаровском” концерне. Сейчас он занимался новым для Хабаровых делом — заводом по производству детского питания, запустить который должны были уже следующим летом.


А что до увлечения прежнего, молодого, то Алексей его оставил сразу и навсегда, с холодной рациональностью умного человека; а если что-то на первых порах и вспоминалось, то сразу вызывал в памяти ту самую профессорскую банку с борщом и кипятильником, из нее торчащим. Эта банка разом стирала любые добрые воспоминания, оставляя в душе лишь жалость к тому человеку, который сидел возле банки, ко многим и многим. И слава богу, что он вовремя понял и его миновала чаша сия. Теперь уже на всю жизнь. И потому домашний музей в шкафу, дверцу которого распахнул младший брат, – все эти тетради, альбомы, собрание засохших цветов и листьев, мертвых жучков и мух, бабочек – если и тронул Алексея, то лишь на мгновенье.
– Все это – детство, Илюша, – повторил он. – И оно давно кончилось. Выкинуть надо. А может, и не надо… – смягчился он. – Постареем, снова в детство впадем, будем вспоминать старое.
-------