От Пуденко Сергей Ответить на сообщение
К Кравченко П.Е. Ответить по почте
Дата 15.05.2006 06:47:41 Найти в дереве
Рубрики Прочее; В стране и мире; Версия для печати

HowWeKnow -в копилке

>с оспой в "Вокруг света" Или в юном натуралисте?

в смыслее, про прививки оспы и Дженнера? это была одна из хрестоматийных историй , доказывающих значение опытной науки - в СССР еее широко популяризовали. У Голдстейнов про нее очень мало сказано. Вообще, мракобесам,придерживающимся своих принципов, тоже нужжно такие вещи иметь в виду. Они попросту передохнут от микробов вроде птичьего гриппа, как марсиане у Уэллса, не имевшие иммунитета от микробов. Мракобесы обязаны отвергать евроцентристских дженнеров и дарвинов,открещиваясь от вирусов и бактерий троеперсным знамением. Прогресситсты со своей стороны,придерживаясь своих приницпов,обязуются не прибегать к троеперсному знамению и прысканию святой водой даже на показавшегося им сатану. Посмотрим, чья принципиальныя позиция возьмет.
Книжка Голдстейнов( к сожалению, не вся) в копилке
https://vif2ne.org/vstrecha/forum/files/Presnja/Goldstejny__Kak_my_poznaem.zip


взято отсюда, там все же странный и невычитанный формат файла, и нет 3ьей части(глав 6-12). Как всегда, не везет. Бум дальше искать.

http://elenakosilova.narod.ru/studia3/gnoseology/51_goldsteins.htm

Мартин Голдстейн,
Инге Ф. Голдстейн

КАК МЫ ПОЗНАЕМ
Исследование процесса
научного познания

Перевод с английского
А. Е. ПЕТРОВА

Издательство „Знание'
Москва 1984

(отрывок критического предисловия Юдина , из которого в частности видно,почему такие книжки не очень-то приветствовались около-сусловскимофициозом)


...
Разрабатывая критерий демаркации, неопозитивисты видели свою задачу в том, чтобы выявить и отделить от научного знания то, что недоступно непосредственной эмпирической проверке. С точки зрения современной методологии, задача состоит в другом: выявляя такие компоненты научного знания, наличие которых зачастую не осознается самими исследователями, методологический анялиэ имеет в виду не устранение этих допущений (хотя бы и потому, что отказ от них заставил бы науку довольствоваться чрезвычайно куцым объемом удостоверенного знания), а их осознанное, рационально контролируемое и, следовательно, более эффективное применение в познавательной деятельности. Такой анализ позволяет установить сферу их использования, определить, в какой момент следование тем или иным из этих предпосылок превращается из условия, обеспечивающего прогрессивное развитие научного знания, в фактор, тормозящий дальнейшее продвижение научной мысли в глубь изучаемых явлений.

Само развитие научного знания, поскольку оно имеет место и, следовательно, может рассматриваться как факт, служит оправданием для принятия таких

1 Важная с методологической точки зрения роль таких общих допущений состоит еще и в том, что благодаря им обеспечивается возможность понимания изучаемых явлений и процессов. См. в этой связи, например: С т е ? и и В. С. Становление научной теории. Минск, Изд-во БГУ, 1976; Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. М., 1980.




--------------------------------------------------------------------------------


допущений. Разумеется, этот критерий не однозначен, и в конкретных ситуациях бывает весьма непросто определить, что способствует прогрессу научного знания, а что препятствует ему. Тем не менее в общем виде ясно, что существование, а тем более развитие научного знания возможно лишь потому, что познавательная деятельность всегда руководствуется той или иной совокупностью общих предпосылок и допущений.

Остановимся теперь на вопросе о том, откуда проникают в научное знание эти допущения. Очевидно, они, во-первых, не могут быть получены путем обобщения эмпирических данных (мы уже говорили о том, что атомистические воззрения существовали задолго до того, как корпускулярное строение вещества было подтверждено эмпирически) и, во-вторых, по отношению к теоретическим построениям выступают не как следствия, а как предпосылки, как условие возможности последних. Для ответа на этот вопрос необходимо напомнить, что научное познание представляет собой особый вид, особую сферу человеческой деятельности, которая при всей своей специфичности тем не менее множеством нитей неразрывно связана с исторически развивающейся практикой, с культурой человечества. Именно практика, именно материальная и духовная культура общества являются источником, из которого научное познание черпает общемировоззренческие ориентиры, находящие свое воплощение и в системе принимаемых им допущений и предпосылок самого широкого характера.

В процитированном нами высказывании Энгельса отмечалось, что принцип материального единства мира доказывается развитием не только естествознания, но и философии. Сказанное можно отнести не к одному этому, но и ко множеству других общих допущений, принимаемых научным познанием. Роль философии здесь оказывается двоякой: она не только выдвигает, формулирует эти допущения, но и, будучи особой формой теоретического мышления, обосновывает их, подвергая критическому исследованию. Конечно, способы обоснования, применяемые в философии, во многом отличны от тех, которые использует конкрет-

24




--------------------------------------------------------------------------------


но-научное познание. Для нас, однако, существенно сейчас то, что именно в сфере философского мышления разрабатываются фундаментальные основания тех программ, которые впоследствии на долгое время определяют пути развития специально-научных исследований, что наиболее глубокие, основополагающие для научного познания проблемы всегда являются проблемами, предварительно философски осмысленными и интерпретированными и только в силу этого обретшими свои конкретные формы, т. е. ставшими проблемами для мышления и для познания.

После того как была показана недостаточность таких критериев демаркации, как верифицируемость или фальсифицируемость, для отграничения научного знания от других видов знания, сама проблема демаркации предстала в западных методологических исследованиях в совершенно новом и довольно неожиданном виде. С одной стороны, крушение надежд на отыскание абсолютного критерия демаркации; исследования в области социологии знания, показавшие социальную, конкретно-историческую обусловленность человеческих представлений о мире, с другой — все это вызвало обострение релятивизма, о чем уже вскользь говорилось.

С точки зрения релятивизма научное знание принципиально не отличается от любой другой системы коллективных представлений и верований, складывающихся у людей. Здесь уже проблематичным становится отграничение науки не только от философии, как это было у неопозитивистов, но и от обыденного знания, от религиозных верований, политических, моральных или эстетических воззрений.

Этот релятивизм обнаруживается и на страницах книги М. и И. Голдстейнов, когда они сравнивают систему верований африканского народа азанде, описанную Э. Эванс-Притчардом, с научным знанием. «Мы,— пишут авторы книги,— поднимаем трудный философский вопрос, ответить на который нам не под силу: является ли то, что мы назвали научным методом, в том виде, в котором он развивается в основном в западном обществе, лучшим, более надежным путем

25




--------------------------------------------------------------------------------


к познанию и пониманию, чем любой другой? Или, может быть, истина относительна, и то, что верно в одной культуре, в другой ложно, и нет способа объективного сравнения? Мы не пытаемся ответить на эти вопросы. Наша цель более скромна: дать читателю представление о том, что та.кие вопросы существуют». Подобный ход мыслей, ' ставящий под сомнение претензии науки на получение объективно истинного знания, выражает самую суть релятивистских взглядов. Наряду с этим релятивизм принципиально воздерживается и от сравнительной оценки конкурирующих научных теорий с точки зрения их истинности. Система Птолемея, скажем, оказывается не хуже и не лучше, чем система Коперника,— люди выбирают одну из них, руководствуясь личным вкусом, либо религиозными предпочтениями, либо принимая культурно одобряемую систему воззрений; но никак не на основании рациональных, претендующих на общезначимость критериев.

1 Релятивизм связан с отрицанием или с узкой {трактовкой роли практики в познании. Узость эта 'заключается в том, что практика берется не во всем объеме, не как развивающийся общественно-исторический oneiT человечества, как того требует марксистско-ленинская теория познания, а только как эксперимент, осуществляемый в рамках теории. Эту несостоятельность релятивизма, ставящую водораздел между ним и диалектикой, показал еще В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм». Вместе с тем он отмечал: «...при этом не надо забывать, что критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий тоже настолько «неопределенен», чтобы не позволять знаниям человека превратиться в «абсолют»...»1.

Что можно было бы сказать в этой связи о позиции авторов данной книги? Действительно, проблема демаркации весьма и весьма непроста, и здесь едва ли целесообразны поиски такого единственного признака,

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 145—146.

26




--------------------------------------------------------------------------------


который годился бы на все случаи жизни. Попробуем провести параллель с тем, как понимается вид в современной биологии. Обычно нельзя найти такой признак или группу признаков, которые отличали бы всех без исключения особей данного вида от любой особи, принадлежащей к какому-либо из близкородственных видов. С одной стороны, особи одного вида могут сильно отличаться по степени проявления того или иного признака; с другой стороны, существует явление фенотипического перекрывания между группами, в силу чего особи разных видов по некоторым признакам будут выглядеть более сходными между собой, чем особи одного и того же вида. Как же действует в этой ситуации биолог?

Для характеристики вида он использует, во-первых, целую совокупность признаков и, во-вторых, задает для каждого признака не одно значение, а зону его наиболее вероятных значений применительно к рассматриваемому виду.

Примерно так же можно подходить и к проблеме демаркации. Облик науки, видимо, следует очерчивать не несколькими четкими контурными линиями, а множеством /легких штрихов, чтобы показать плавный переход от света к тени. При этом в каждом конкретном сопоставлении нам придется, очевидно, подчеркивать различные группы признаков.

Так, если мы будем сравнивать научные знания с системой верований азанде, то имеет смысл особо выделить такую черту, как критичность, внутренне присущую научному знанию. Речь идет о том, что развитие науки неразрывно связано с критическим отношением к существующему знанию и в силу этого нередко принимает форму отказа от существующей теории в пользу новой. Авторы данной книги вслед за Т. Куном склонны недооценивать или даже вовсе игнорировать то обстоятельство, что такой отказ обычно мотивируется вполне рациональными аргументами — например, тем, что выявляются скрытые допущения, лежащие в основе предшествующей теории, и показывается ограниченность точки зрения, исходящей из таких допущений.




--------------------------------------------------------------------------------


Переход от ньютоновской механики к теории относительности, например, во многом стал возможным благодаря тому, что Эйнштейн обратился к анализу понятия одновременности, неявно предполагавшегося в классической механике, и задался вопросом о том, как, какими средствами мы можем фиксировать одновременность двух событий. Именно этот анализ понятийного аппарата позволил обнаружить относительность пространственно-временных параметров явления, которая становится ощутимой, если два наблюдателя этого явления перемещаются друг относительно друга со скоростью, близкой к скорости света. Именно этот анализ, следовательно, позволил не только вскрыть одно из допущений классической механики, но и показать пределы его применимости.

Отметим, что ничего похожего нет в системе верований азанде; в ней нет прежде всего той критической установки, которая влечет за собой готовность отказаться от каких-либо достаточнр существенных элементов этой системы, коль скоро рациональный анализ выявит их внутреннюю противоречивость, неадекватность и т. п. Конечно, в реальной истории науки ученые далеко не всегда и не сразу демонстрируют такую готовность, в чем, как мы уже отмечали, есть свой смысл; тем не менее рано или поздно эта тенденция пробивав? себе дорогу.

Можно указать и еще на одно, связанное с первым отличие научного знания от верований азанде. Научная деятельность по природе своей ориентирована на получение нового знания, на выход за пределы познанного, и мы назовем плагиатом такую работу, которая только воспроизводит ранее проведенные исследования. Что же касается системы верований азанде, то для нее эта установка на искание нового знания совершенно не характерна. Это устоявшаяся система традиционных взглядов, консервативная по своей природе. Разумеется, на практике азанде так или иначе сталкивались с новыми ситуациями, хотя бы _ вследствие контактов с европейской цивилизацией, и так или иначе приспосабливались к ним, быть может,

28




--------------------------------------------------------------------------------


даже несколько модифицируя свою систему верований. Но это было именно столкновением с новым, а не целенаправленный поиск его.

Думается, сказанного достаточно для того, чтобы стали очевидными кардинальные различия между двумя системами знаний: наукой, с одной стороны, и верованиями азанде, с другой (хотя мы и не стремились рассмотреть эти различия сколько-нибудь полно). Можно говорить о том, что обе эти системы знаний устойчивы, но при этом необходимо иметь в виду, что устойчивость в каждом случае достигается совершенно разными средствами.

В системе верований азанде устойчивость является следствием неизменности всех основных блоков и связей между ними, невозможности для азанде усомниться в каком-либо из них. Устойчивость системы научного знания — это устойчивость развивающегося целого, которая постоянно нарушается в процессе развития, но каждый раз восстанавливается заново благодаря целой серии взаимообусловленных изменений внутри системы. Эти различия носят объективный и общезначимый характер — нам может больше нравиться та или иная из этих двух систем, но мы не можем не признать того, что они устроены и действуют по-разному и, что особенно важно, по-разному обосновывают свои притязания на истинность. Поскольку наука пользуется сложными, весьма разработанными процедурами критической оценки получаемых в ней знаний, постольку ее притязания на истинность следует признать несравненно более убедительными.

-----