Встреча

	От	Alex~1
	К	Вадим Рощин
	Дата	04.11.2012 07:39:25
	Рубрики	В стране и мире;

Зиновьев о Марксе и марксизме.

...
Довольно широко распространены мнения, будто капитализм порождает
коммунизм, будто коммунизм есть преемник капитализма, будто коммунизм есть
более высокая ступень развития общества по отношению к капитализму, будто
коммунизм есть государственный капитализм и т.д. и т.п. Известна марксистская
схема по этому поводу: капитализм делает производство общественным, что
вступает в конфликт с частной собственностью, и преодолением этого
противоречия является переход к коммунизму, т.е. приведение формы
собственности в соответствие со способом производства. Это – чисто словесная
эквилибристика. Капитализм может быть одним из исторических условий
появления коммунистического общества. Но последнее имеет свои собственные
корни и источники, свою собственную историческую линию, не являющуюся
продолжением линии капитализма. Капитализм вырос из экономических
отношений. Коммунизм же вырастает из отношений совсем иного рода, – из
отношений, которые я в дальнейшем буду называть коммунальными. Линии
капитализма и коммунизма лишь соприкасаются и пересекаются в истории, а не
образуют отрезки одной линии. И исторический материализм Маркса, уместный
(да и то лишь при условии многочисленных абстракций, лишь в начальном пункте
анализа) в отношении капитализма, теряет смысл в отношении к коммунизму. Не
то что он тут ошибочен. Просто с ним тут нечего делать, – тут нужны другие
инструменты познания.
...
Марксистская схема эволюции создавалась так. В человеческой истории из
разных мест планеты и разных эпох вырывались отдельные куски. Они
отбирались по определенным критериям и располагались в умозрительный
упорядоченный ряд, который рассматривался как закономерные этапы развития
общества. Но разбросанные в пространстве и во времени фрагменты истории не
являются историей чего-то одного, как бы эти фрагменты ни упорядочивались
теоретиками. Упорядоченный ряд возможных состояний различных обществ не
есть ряд последовательных этапов эволюции одного и того же общества.
Надо различать два смысла выражения «человеческое общество». Оно
обозначает всю совокупность живущих на Земле людей и отдельные человеческие
объединения. В первом случае я буду употреблять выражение «человечество», а
выражение «человеческое общество» (сокращенно просто «общество») сохраню
лишь за вторым. Общество, таким образом, я буду понимать как скопление более
или менее большого числа людей, объединенных в некоторое относительно
замкнутое целое. Оно достаточно долго сохраняется в этой целостности и
замкнутости, воспроизводится в самых существенных чертах деятельности своих
членов. История человечества есть история возникновения, существования,
изменения, распадения, столкновения, смешивания, взаимного влияния и т.д.
обществ. История отдельного общества не совпадает с историей человечества,
хотя она и вносит в последнюю свою долю. Человечество не есть нечто единое в
том же смысле, в каком едино отдельное общество.
Если данное общество существует достаточно долго, то это говорит о том,
что в нем сложилась некоторая устойчивая система воспроизводства данной
формы жизни. В этом смысле можно говорить о социальном типе данного
общества. Сама по себе идея введения критериев сравнения типов общества и
расположения их по этим критериям в упорядоченный ряд «от низшего к
высшему» ничего дурного в себе не содержит, если полученный при этом
абстрактный ряд не рассматривается как некий объективный закон развития
общества. С научной точки зрения здесь правомерно лишь следующее. Можно
дать описание типа: данного общества, выявить законы функционирования этого
типа и общие законы всякого типа общества. Можно выявить законы эволюции
общества в рамках данного типа и общие законы такого рода в рамках любого
типа. Но не существует никаких законов превращения одного типа общества в
другой. Не существует не в силу каких-то эмпирических причин, а в силу
определенных средств познания, без которых невозможна наука. Не существует
подобно тому, как нет законов превращения мух в слонов, слонов в коров,
кроликов в львов и удавов. В истории человечества распадаются одни
человеческие объединения и возникают другие, которые создают, возможно,
другой тип общества. Когда, например, рухнула Российская империя, на ее месте
образовалась новая человеческая общность. Но сложилась она не по неким
мистическим законам перехода от одной общественной формации к другой, более
высокого уровня, а по законам складывания больших человеческих объединений
в тех исторически данных условиях.
Сравнивая различные типы обществ по каким-то признакам, можно
заметить превосходство одних над другими и говорить о прогрессе в этом смысле.
Можно выяснить, благодаря чему происходит такой прогресс. Но в природе
вещей вообще, и в природе общества – в частности, не заложено никакой
необходимости прогресса. Не заложено по той причине, что таковы свойства всех
сравнительных понятий, т.е. в силу правил логики сравнения и определения
понятий. Прогресс возможен, если известны факты такого рода (все
существующее возможно). Но он не необходим, ибо не все существующее
необходимо. Раз есть случаи, когда прогресс не происходит, то логически
бесспорно, что он не является необходимым. Если прогресс произошел, значит,
так сложились индивидуальные исторические обстоятельства, что в данном
фрагменте природы произошли такие-то изменения. Лишь сравнивая полученный
результат с предшествующим состоянием по определенным критериям, мы
можем говорить о прогрессе или об отсутствии такового (о стагнации или
деградации). Слово «прогресс» есть оценочное понятие, предполагающее
субъективную операцию сравнения различных явлений во времени.
...
Предмет размышлений мы выделили. Допустим, что мы имеем возможность
свободно его изучить, что мы имеем доступ к любым конкретным данным. Но что
с ними делать? С чего начинать? В какой последовательности двигаться? Что
можно отбросить совсем? Что можно отложить до поры до времени, а потом
вернуться обратно? Как расчленять целое? Я мог бы сформулировать десятки
чисто технических (методологических) проблем, на которые не дают ответа как
представители диалектического материализма, так и те, кто с презрением
относится к диалектическому материализму. Не найдете вы их и в западной
методологии науки и в социологии: с точки зрения интересующих нас проблем
они являют собою зрелище столь же жалкое, как и марксизм.
...
Первый из них – марксистская фразеология. Хотя марксизм исторически
рождался с претензией на науку и сейчас претендует на то, чтобы считаться
наукой (причем – высшей и единственной в своем роде), он превратился в
классический образец идеологии, а его термины и высказывания превратились в
чисто идеологические феномены, лишенные всякого научного смысла и
играющие дезориентирующую роль в понимании реального коммунизма.
Рожденные еще в прошлом веке на материале буржуазного общества и в духе
определенных желаний членов того общества, языковые выражения марксизма
обращаются теперь на реальное коммунистическое общество и выполняют уже
идеологическую роль средств отвлечения внимания от фактического строя жизни,
средств сокрытия сущности этого строя жизни. Например, марксистское учение о
классах ориентирует внимание на несущественные для коммунизма различия в
социальном положении людей (рабочие, крестьяне, интеллигенция) и их
отношения, отвлекая внимание от разделения населения коммунистических стран
на свойственные этому обществу привилегированные и непривилегированные
слои, на бедных и богатых, на эксплуатируемых и эксплуататоров в характерном
для этого общества виде. Реальная социальная структура населения при этом
просто не принимается во внимание. Причем и критики коммунизма попадаются
на удочку марксистской фразеологии, занимаясь совершенно бесперспективной
полемикой с марксистами в навязанном им языковом аспекте. Или, например,
возьмем вопрос о собственности. Действительно, при коммунизме нет частной
собственности на средства производства. Но сказать это – значит ровным счетом
ничего не сказать о том, что же есть в этом обществе на самом деле.
...
Метод перехода от абстрактного к конкретному детализируется как
совокупность приемов понимания изучаемого предмета. В частности, среди них
есть прием перехода от рассмотрения отдельно взятого явления (т.е. отвлеченно
от факта существования многих явлений того же рода и их взаимодействия) к
рассмотрению совокупности многих явлении того же рода (т.е. с учетом того, что
существуют и другие явления того же рода, вступающие с ним в связь и как-то
влияющие на его свойства). Многие, например, из личного опыта знают, как
различается советский человек, взятый отвлеченно от его положения в
коллективе, и он же, взятый в его поведении в коллективе. В первом случае он
может ругать последними словами некое постановление ЦК или речь
Генерального секретаря партии, но в коллективе он будет превозносить их до
небес. С точки зрения рассматриваемого здесь метода это явление тривиально: в
одном случае наше суждение о человеке будет абстрактно, а в другом – конкретно
(сравнительно с первым). Причем конкретное суждение может казаться
противоречащим абстрактному, хотя никакого логического противоречия тут нет,
ибо на самом деле мы имеем такую пару суждений: 1) если отвлечься от таких-то
факторов (исключить их влияние, допустить, что их нет), то наш предмет будет
иметь свойство X; 2) если же учесть эти факторы (допустить их влияние), то наш
предмет будет иметь свойство Y. Здесь X может противоречить Y, но суждение 2
как целое не противоречить суждению 1 как целому. Диалектический метод
мышления в свое время появился прежде всего как совокупность такого рода
логических приемов, а не как учение об общих законах бытия, кстати сказать,
реально не существующих.
...
Общеизвестно, что человеческое общество добывает средства своего
существования из окружающей его природы. Производство средств
существования (труд) образует основу существования общества. Но это не значит,
что констатация и рассмотрение этого факта образует основу для понимания того
или иного типа общества. Во всяком случае, такая ориентация внимания годится
для понимания далеко не всякого общества. Она годится для понимания
отдельных явлений общественной жизни и, возможно, каких-то отдельных типов
организации общества. Казалось, что такая ориентация внимания дает
подходящий исходный пункт для понимания коммунистического общества:
последнее мыслилось как рай земной, в котором все проблемы взаимоотношений
между людьми будут решены наилучшим образом, и людям останется только
производит» в изобилии средства существования и снабжать ими всех членов
общества по потребностям. Не случайно потому в марксистском историческом
материализме эта ориентации заняла столь важное место. Она на самом деле лишь
по видимости научна. Это – чисто идеологическая ориентация.
Для понимания же реального коммунистического общества надо поступить
как раз наоборот: принимая то отношение человеческого общества к природе, в
котором производятся средства существования, как данный факт и как условие
существования человеческого общества, мы должны именно от них отвлечься в
первую очередь, чтобы выделить реальный источник, из которого
коммунистические социальные отношения вырастают. А вырастают они не из
факта трудовых отношений людей к природе, а факта скопления большого числа
людей для совместно жизни и деятельности. Мы и должны выделить в качестве
предмета внимания отношения людей в коллективах, имеющие место независимо
от того, какой деятельностью заняты эти коллективы.
...
Коммунистические отношения между людьми имеют место, разумеется, в
жизнедеятельности человеческих коллективов. Но не вид деятельности
коллектива и не деятельность как таковая образует здесь основу для этих
отношений, определяет их собою, а наоборот, – сами эти отношения являются
самой глубокой основой для всех прочих общественных явлений. Они
определяют собою в том числе и характер производственной деятельности людей.
Лишь на этой основе можно понять характер отношения людей к труду в этом
обществе и те формы организации производства, к каким вынуждается общество
именно в силу господствующих здесь коммунистических отношений. В
частности, лишь на этом пути можно выяснить, насколько реальны надежды
апологетов коммунизма на повышение производительности труда и на
превращение труда в жизненную потребность и в нечто, доставляющее радость и
удовольствие трудящимся. Во всяком случае, фактическую тенденцию
коммунистического общества к принудительным формам труда и закрепощению
людей никак не объяснишь, исходя из марксистской ориентации общественной
науки и «научного коммунизма», тогда как эта задача оказывается тривиальной,
если принять описываемую здесь ориентацию внимания.
...
Согласно марксистскому учению в капиталистическом, феодальном и
рабовладельческом обществах имеет место частная собственность на основные
источники жизни людей – на землю и средства производства, а в
коммунистическом обществе устанавливается на все это общественная
собственность. Но это – чисто идеологическое мнение, не имеющее научного
смысла. Оно базируется на смешении понятий собственности и владения, а также
различных форм владения. Собственность есть частный случай владения, но не
всякое владение есть собственность, – это хорошо знал еще Гегель. Можно
владеть чем-то, не будучи собственником того, чем владеешь, – владеть не в силу
отношений собственности, а в силу иных оснований, например, – благодаря
физическому захвату, обычаям и традиции. Собственность есть правовое
отношение. Если человек или группа людей владеют чем-то в силу
собственности, они имеют право передать это другим по своей воле, продать,
обменять, уничтожить. А коллектив людей, работающих в одном и том же
учреждении коммунистического общества, владеет помещениями, столами,
машинами, инструментами и многим другим, но не является собственником всего
этого. Государство в целом владеет территорией и природными богатствами ее,
но оно не есть собственник этого. Существование внешней торговли и тот факт,
что государство продает другим странам какие-то природные богатства и даже
может уступить кусок территории, создает лишь иллюзию собственности, но не
само отношение собственности. Доля того, что кажется собственностью, в том,
что не может функционировать в качестве собственности, незначительна, и ею
вообще можно пренебречь.
Точно так обстоит дело с тем, что называют личной собственностью.
Огромная часть «личной собственности» граждан фактически собственностью не
является. Это, например, квартиры и дачи. Сюда же можно отнести и большую
часть предметов потребления: съеденный обед не продашь и не отдашь другому.
На черном рынке циркулируют большие ценности, но это не вытекает из природы
общества. И в принципе общество с этим борется. Благодаря наследованию
имущества в некоторых семьях накапливаются большие ценности, которыми
владельцы распоряжаются как собственностью. Но все это суть явления
второстепенные, не определяющие типа общества.
...
Интересно здесь то,
что средне-обычная коммуна представляет собою нечто вроде рассыпавшегося на
множество различных людей одного отдельного человека. Если вы теперь
захотите узнать, что из себя представляет человек коммунистического общества в
потенции как цельное существо, вы должны будете проделать такую операцию:
взять средне-типичное учреждение общества, выявить его строение и
разнообразные функции людей в нем и затем соединить это в своем воображении
в целое, в характеристику отдельного человека. И тогда вы получите существо,
которое сам Маркс определил как совокупность общественных отношений. Здесь
коллектив плодит своих членов по образу своему и подобию, а члены коллектива
воспроизводят свое объединение в соответствии со своей натурой. Круг
замыкается. И внутреннего выхода из него нет. Мы творим нашу общественную
жизнь в соответствии с тем, что мы представляем собою как исторически
сложившиеся существа.
В коммунистическом обществе огромная масса людей профессионально или
почти профессионально занимается тем, что низводит человека до уровня
ничтожной ползучей твари. И самое мощное их оружие в этом деле – их
собственная ничтожность, ползучесть, тварность. Это есть их естественная форма
самозащиты и самосохранения.
...
Марксистская теория государства общеизвестна. Согласно этой теории
государство возникает с возникновением антагонистических классов. Возникает
как орудие государствующих классов держать в узде эксплуатируемые классы. И
с уничтожением эксплуататорских классов государство отомрет. Не хочу
высказываться на тему о том, как исторически возникало государство. Но с
социологической точки зрения марксистская теория роли государства в обществе
и его перспектив в «бесклассовом» обществе (имеется в виду общество без
помещиков и капиталистов) абсурдна очевидным образом. Это – чисто
идеологическое явление, рассчитанное на самый примитивный интеллектуальный
уровень широких масс населения.
...
Когда я утверждаю, что коммунистическое учение (марксизм) не есть наука,
а есть идеология, я в это не вкладываю ничего ругательного и унизительного по
адресу марксизма. Идеология не хуже и не лучше науки. Это просто разные
явления, с различными целями, с различными законами функционирования и
построения, с различными механизмами самосохранения и навязывания людям.
Когда я утверждаю, что марксистская (коммунистическая) идеология
антирелигиозна, я опять-таки не хочу этим сказать что-то плохое или что-то
хорошее о ней. Я лишь констатирую факт принципиального различия идеологии и
религии, который стал заметен лишь теперь, в связи с возникновением
антирелигиозных идеологий (помимо марксизма здесь можно упомянуть
национал-социализм в Германии).
...
Я не вижу надобности здесь анализировать понятия и утверждения
марксизма с точки зрения критериев, применяемых к понятиям и утверждениям
науки. На этот счет существует огромная литература. Многочисленные примеры
приведены в моих книгах. Критиковать марксизм в этом плане – дело несложное.
...
Идеальный человек, каким его рисует коммунистическая идеология, не есть
существо нравственное. Подчеркиваю, нравственное – не обязательно хорошее,
ненравственное – не обязательно плохое. Я здесь исключаю субъективные оценки
и говорю о качестве явлений. Идеальный коммунистический человек, каким бы
хорошим он ни был с какой-то точки зрения, есть существо качественно не
моральное. Приведу некоторые аргументы в пользу этого тезиса, вполне
достаточные в этом очерке. Во-первых, в марксизме предполагается, что человек
полностью обусловлен обстоятельствами существования, и его добродетели
мыслятся как продукт идеальных условий жизни, а не его доброй воли.
Во-вторых, человек принуждается быть таким, каким он по идее должен быть,
общими усилиями власти, идеологии, коллектива. В-третьих, человек лишь
внешне, формально вынуждается соответствовать идеалу, а на практике
тренируется на поведение по правилам коммунальности, ограниченные
коллективом, властью и идеологией лишь в интересах самосохранения общества,
основанного на этих коммунальных правилах. В моих книгах описан тип
человека, соответствующего нормам идеологической «морали». Да и в этой книге
уже приводилось достаточно материала для этого. Приведу лишь один
гипотетический пример, иллюстрирующий различие идеологической «морали» и
морали. Допустим, ваш знакомый совершил поступок, считающийся официально
плохим и подлежащим наказанию, и вы поклялись не выдавать его. Если вы об
этом поступке сообщите властям, вы извлечете выгоду для себя, а если нет –
будете наказаны в случае разоблачения. В силу коммунистической «морали» вы
должны нарушить клятву и донести на доверившегося вам человека. И ваше
поведение будет оправдано тем, что интересы коллектива выше интересов
личности, хотя на самом деле вы поступите в силу правил коммунальности,
вынуждающих вас избегать опасности и извлекать из всего выгоду.
...

--------
По сравнению с этим даже Кара-Мурза выглядит грамотным и вдумчивым мыслителем. :)