>>Народ, видимо не понимает, насколько все серьезно и кроме скупки долларов в обменниках никак не реагирует. Ну и черт с ним. «Не пастырь я брату своему.»
>
>А что он должен делать? Я например, думаю, что понимаю насколько всё серъёзно. Но какой-то разумной ответной тактики придумать не могу.
мне так процесс важнее результата, стало быть "учиться, учиться и учиться". Самому и другим помогать. Учиться работать, мыслить,осваивать прогрессивные формы и достижения близких по духу людей. В новой информационно насыщенной среде и с помошщью новых сервисов, впитывая их в кончики пальцев. В периоды "катастроф" ( научном смысле,поле где возможны полифуркации), требуется и другого типа мышление,чем стационарное, ради карьеры или неторопливо-кафедральное. Поэтому минус все эти институциональные заморочки - и еще плюс ризоматика, мультитуды и референты. Для быстроты и схватывания
верная проблематизация и другой инструментарий методологии (это ее термин)тоже никакой не академический вопрос. Аутентично уметь ставить насущную проблему,задавать вопрос" - это релевантная реакция на "вызов времени" и половина успеха ("ответа"). Не те проблемы видим, когда не релевантно ситуации мыслим. Бежим в обменники, а не приборетаем дополнительную профессионализацию етс
пример из вчерашнего (раньше проходил как "способКапустяна")
Больше всего Любищев запомнился как блестящий критик, считавший долгом
выискивать и разбивать не слабые (как это обычно), а самые сильные места критикуемых
учений. Этим он продолжил (кажется, первый в биологии после Данилевского)
линию Сократа – Канта, призывающую ученых постоянно задавать себе вопрос: “Откуда
я знаю то, во что верю?” Затем эту линию блестяще развил Мейен,
диалектичность была свойственна мышлению Любищева, но Салихов
видит в этом одно из основных достоинств своего героя, для меня же вопрос не
столь прост. Конечно, свободное владение такими приемами диалектики Гегеля,
как отрицание отрицания (Любищев называл это “возвращением на повышенном
основании”) сильно помогало Любищеву в его построениях. Более того,
диалектика справедливо призывает к освещению проблемы со всех сторон (“мы
должны бороться ... со всякой монополией: гегемония одного направления есть
отказ от подлинной диалектики” [Любищев, 1982, с. 244]), и возразить тут можно
лишь одно – это проще именовать не диалектикой (уже занятым термином), а,
например, методом множественных гипотез [Мейен // Системность..., с. 20].
Самое, на мой взгляд, важное у
Любищева – метод рассуждения, вполне усвоенный Мейеном и, насколько
мною. Он противоположен и “бритве Оккама” (см. п. 5-1*), и презумпциям, и вообще
всякой косности мышления. В основе лежит чтение поперёк, т.е. умение при чтении
любой литературы видеть параллели прочитанного со всем, что читающему известно,
и быть готовым встать на новую точку зрения.
Любищев спрашивал: “Что лучше – неверная гипотеза или никакой?” В его ответе
корень его расхождений не только с СТЭ, но и с большинством ученых. Насколько могу
судить по своему опыту, большинство людей (в том числе и ученых) предпочитает
избегать гипотез, выходящих за рамки общепринятого, т.е. по сути отвечает: “лучше
никакой”; большинство же остальных ученых видит в выдвижении гипотез смысл своей
теоретической деятельности и ведет на их основе бесконечные бесполезные споры друг
с другом. А сам Любищев отвечал разумнее – что неверная гипотеза лучше, чем ничего,
если она является действительно теоретической конструкцией, подлежащей проверке (в
том числе и самим ее автором), но хуже, чем ничего, если исходит из догмы, не подлежащей
проверке, и выдвинута в ее поддержку [Любищев, 1975, c. 210]. Для пояснения
тезиса он приводил примеры, когда невиновные бывали осуждены просто потому, что в
поле зрения судьи не было конкурирующей версии [Любищев, 1982, c. 244].
Ю.В. Чайковский
Эволюция
Книга для изучающих и преподающих эволюцию
