Еще раз о методологии науки, общественном производстве и принципе историзма.
> Возобновляемость и точность эксперимента, например, в квантовой физике, невозможна. Нельзя повторить эксперимент с тем же объектом в тех же условиях. Можно повторить с подобным объектом в подобных условиях.
За такие открытия надо давать нобелевскую премию, причем сразу на 100 лет вперед.!:)) То что «нельзя войти в одну и ту же реку» это еще древние знали — эксперимент нельзя в точности воспроизвести, потому как будет другим к примеру показание стрелок хронометра или положение звезд на небе. Вот только наука изучает не явления, а выскрывает сущность явлений — исследует законы, а физические законы инвариантны относительно пространственно-временных сдвигов (из чего следует сохранений импульса и энергии), бустов и вращений и вообще относительно любых гладких преобразований координат (принцип общей ковариантности). Так что с принципиальной воспроизводимостью эксперимента в физике, как классической так и квантовой всё в порядке, в КТП даже проще — все элементарные частицы одного сорта не просто подобны, а тождественны между собой (именно потому что, в отличии от классических материальных точек, каждую из которых мы можем условно «пометить» и отследить по детерминированной траектории, частицы движутся одновременно по всем траекториям с разной амплитудой вероятности и мы принципиально не можем «пометить» и «отследить» частицы по траекториям), например всё электроны суть одна субстанция — фермионное поле, и т.д. Проблема не сколько в объекте, сколько в субъекте. Объект вносит лишь ту принципиальную трудность, заключающуюся в чрезвычайно коротком времени существования воспроизводимого (в каждой серии одинаково) процессе, в силу чего мы можем судить о произошедшем процессе, например о рождении очень тяжелых частиц, резонансов, кварк-глюонной плазмы и т.д. лишь по косвенным последствиям, по особенностям спектров родившихся в результате процесса многочисленных долгоживущих легких элементарных частиц, причем, что принципиально важно, интерпретация эксперимента зависит от модели, но это заметим не означает что воображение экспериментатора и уж тем более теоретика создает процесс, это лишь означает что процесс не до конца включен в нашу практику. Другая важная особенность связанная в чистом виде со свойствами субъекта состоит в том, что эксперименты в физики высоких энергий становятся всё дороже и мы не имеем хозяйственной возможности идти классическим путем проб и ошибок с многочисленным дублированием экспериментов - по сути каждая серия экспериментов может быть проведена один раз на одной установке, и это наряду с фактором косвенности эксперимента накладывает особую ответственность на теоретиков — они больше не могут плестись в хвосте за экспериментаторами, объясняя то что последние найдут, теперь теоретическая наука должна освещать путь эксперименту, и именно поэтому на передний план выходит поиск наиболее универсальной теории, как того языка которым мы можем описать наиболее широкое богатство явлений. Иными словами, уже в терминах социальной, а не физической теории, дальнейшее расширение общественной практики, т.е. развитие производительных сил невозможно без изменения их типологии — онаучивания производства — наука с одной стороны становиться главным двигателем развития производств, транслируя в настоящее будущие практики, а с другой — главным потребителем и целью промышленного производства - накопление становиться когнитивным — на передний план выход не репродуцирование вещей и не повышение параметров одних и тех же процессов функций, а производство каждый раз качественно новых процессов-экспериментов, обогащающих человечество новым знанием и новым смыслом.
Если мы взглянем на другой наступающий фронт физической науки — нелинейную и хаотическую динамику, то увидим социологически ту же картину онаучивающихся производств, но на другой методологической основе. Только баланс «стоимости» эксперимента смещается от энергетической мощности к вычислительной, косвенный характер эксперимента исчезает — причинность носит классический, а не квантовый характер, но ей на смену приходит огромное разнообразие решений,требующее от теоретиков усилий по построению универсальной теории их описания. Что касается воспроизводимости, то она есть не смотря на появление внутреннего времени системы — внутри себя она исторична, но во вне исследуемую диссипативную структуру можно воспроизводить сколько угодно раз и каждый раз наблюдать за процессом её развития. И вообще проблемы с воспроизводством объекта начинаются только там, где мы имеем дело со всеобщим модусом субстанции. Например моделирование такой хаотической и нелинейной систем как климат сложно не только хаотичностью нелинейной динамики, порождающей большое количество аттракторов — климатических режимов, но и тем что Земля у нас одна, мы существуем внутри этой систем с собственной пространственно-временной структурой и потому не можем ставить эксперименты как если бы находились во вне, т.к. некоторые не предполагают наличие внутри системы наблюдателя. А когда мы не можем верифицировать модель воспроизводством моделируемого объекта (хотя здесь, в операционном толковании моделирование разворачивается широкое поле для численных экспериментов) мы вынуждены применять косвенные методы — сравнивать Землю с подобными, но не похожими объектами — землеподобными планетами типа Венеры, Марса, Титана, и искать наиболее общие закономерности динамки их столь не похожих друг на друга атмосфер, или же обращаться к истории климата. т.е. применять принцип историзма. В качестве итога можно сказать, что принцип историзма в физических науках нужен только там, где субъект выступает составной частью системы, а сами по себе физические законы не имеют истории, им не требуется контекстуальное понимание, они инвариантны, а все моменты становления скрыты в логическом переходе от законов более простой формы движения к более сложной — например от механической к термодинамической — возникновение стрелы времени в фазовом потоке детерминированной системы есть процесс диалектический, однако историческое значение эта диалектика имеет только в момент возникновения теплового движения (т.е похоже что в момент квантового рождения вселенной) и первых диссипативных структур, сами же законы как механики, так и термодинамики от времени не зависят.
Совсем иная ситуация в биологии. Здесь, помимо того что мы опять таки живем внутри биосферы, применение принципа историзма обосновано сущностными свойствами самого объекта — активно отражающими среду процессами автопоэзиса диссипативных структур, которые уже являют собой нарушение пространственно-временной однородности. И наличие активного отражения как основного типа взаимодействия заставляет учитывать контекст - например если мы моделируем популяцию, то её поведение будет зависеть от контекста — экосистемы, поведение самой экосистемы будет зависеть не только окружения, но и от предыстории — если в физике становления можно сказать что нет, точнее оно носит логический и имманентный характер, то в биологии становление присутствует явно в виде процесса эволюции.
В социальных науках ситуация еще более жесткая — здесь мало того что принципиально нельзя исключить имманентного системе субъекта - элиминировать субъекта. значит элиминировать саму социальную материю — человеческую деятельность, но и становление оказывается имманентным деятельности , выступая её предметным содержанием и потому сами исторические законы историчны — полная противоположность физике — там контекстуальность не только излишня, но и запрещена, здесь же она обязательна. И это кстати большая методолгическая проблема — как сформулировать объективные законы истории с учетом того их переформулировки во всем неисчерпаемом разнообразии будущих способов производства. Собственно эта задача, точнее корректная её формулировка и заставляет меня откладывать публикацию пункта 0.2 "проблем полилогии".
