на премьере "Первороссиян" присутствовали Александр Зиновьев и ряд других советских интеллектуалов, которые отнеслись к фильму вполне серьезно.
В прокате киноленту посмотрело полмиллиона человек
среди этой аудитории могли быть и потомки тех самых коммунаров первых лет советской власти, и участники освоения целины 1950-х–1960-х, "эпопея" которых в определенной степени напоминала деятельность их предшественников.
Также Хилтунен рассказал, что позднее он объездил множество коммун, так или иначе похожих на ту, которую пытались создать "первороссияне", и что по всему миру (за исключением России) таких анклавов, внутри которых отменены деньги и люди живут по своим правилам, огромное множество. Рассказ журналиста привнес оптимизм в обсуждение. Во-первых, выяснилось, что фильм после выхода все-таки не был пренебрежительно бойкотирован интеллигенцией, а режиссеру — не поставлен диагноз фанатичного безумца.
Во-вторых, Хилтунен засвидетельствовал, что идея коммунаров начать жизнь с нуля, на новых основаниях и по новым нормам актуальна и сегодня.
После выхода "Первороссиян", как рассказал Лапшин, Шифферс был раскритикован за "формализм", за те самые элементы театральности, которые дали повод сравнивать фильм с режиссурой Любимова и с "Интервенцией"
Крупные планы лиц коммунаров и сполохи революционного пламени за их спинами не оставляют места для разночтений.
Этот фильм отсылает не столько к "Таганке", сколько к "Броненосцу "Потемкин" и "Стачке" Сергея Эйзенштейна. А эпос "Первороссиян" позволяет провести прямые параллели между этим фильмом и Библией; глава, в которой коммунары прибывают на место поселения, называется "Земля обетованная". Кто-то отметил, что будь фильм "немым", он бы практически ничего не потерял.
" Оптимистическая драма по поэме Ольги Берггольц "Первороссийск" о рабочих Нарвской заставы Петрограда, приехавших в 1918 году на Алтай ."
Берггольц обратилась к воспоминаниям детства, когда на её глазах обуховские и семенниковские рабочие решили покинуть революционный Петроград и отправились на Алтай, создав там земледельческую коммуну. Поэтесса воспела их мученическую судьбу в героико-романтической поэме «Первороссийск», за которую ей в 1951 году дали Сталинскую премию третьей степени.
Прокат (1968, 32 копии) - 0.5 млн. зрителей.
оттоптался по "Первороссиянам",конечно,не только Каспаров.ру,но великий мыслитель, наше всё- элитарный Л.Аннинский
http://magazines.russ.ru/neva/2005/6/ann23.html
Аура ее присутствия в нашей культуре — мощнее и сильнее воздействия отдельных ее произведений, за которые она получала Сталинские и прочие премии как за программные. Да и их смысл не так прост, если учесть трагический контекст истории, а он-то и был для нее главным. Программный смысл поэмы “Первороссийск”, писавшейся с 1949-го по 1957 год (а потом продвинутой на экран авторами фильма, переведшего сюжет в немыслимо красочную киногению) — смысл вроде бы ортодоксально ясен. Но, если вдуматься, отдает миражом.
“В февральский вьюжный день 1918 года” рабочие Обуховского завода при одобрении и содействии Ленина отправляются на Алтай — строить первую настоящую коммуну — “Первороссийское общество землеробов-коммунистов”. Сокращенно — Первороссийск. До этого люди “мечтали о городе Солнца, о фаланстере, о коммунизме”. А питерские рабочие там, на отрогах Алтая, эти коммуны построили.
Так вот: все, что они там построили, немедленно уничтожено живущими на тех отрогах казаками. И ладно бы, уложилась беда в обычный стереотип, по которому во всем виноват все тот же Колчак. Но вот рассказчица идет по земле, на которой когда-то была коммуна, — идет, с трудом раздвигая дикие травы, и видит, как “выше человеческого роста вздымается конопля, источая удушливый запах мечты… и до колен поднимается полынь со страшным запахом разочарования и горя… и в лицо плещут лебеда и бурьян”, поглотившие “землю дерзаний, землю мечты”, — тут уж начинают действовать поэтические обертоны, явно превышающие мысль: и наркотический эффект слова “конопля”, и темень Чернобыля в слове “полынь”, словно учуянная за десятилетия до того горя…
Может, не белоказаки-колчаковцы — главная преграда на пути к мечте, а та дикая и вечная природная материя, в которой увязла “дерзновенность коммунаров”? Может, именно с природой, с косной натурой фатально борется гордый дух? И спешит он “скорей свести с природой счеты”, — как сказалось в ранних стихах Ольги Берггольц? А что, если это, гегелевски говоря, дурная бесконечность? То есть: первая коммуна разгромлена, за ней вторая, третья (все — питерские пришельцы), на их костях эпоху спустя организованы колхозы (один из них назван “Первороссийск”), но, как бы в насмешку над дерзновениями, все эти земли еще эпоху спустя очередными строителями коммунизма назначаются к затоплению.
самой поэмы и фильма в эфире нет. И наверно не будет