"Путешествие Петра было великим событием, с которого началась преобразовательная деятельность государя, и русское общество пошло безвозвратно по новому пути сближения с Европой. С этих пор открывается кипучая, неутомимая деятельность Петра и во внешних, и во внутренних делах. Началом преобразований было изменение внешних признаков, рознивших русскую жизнь от европейской. Петр на другой же день после прибытия своего в Москву 26 августа в Преображенском дворце собственноручно начал отрезать бороды, дана была пощада при дворе двум старикам: Стрешневу и Черкасскому. Всем близким к царю людям ведено одеться в европейские кафтаны. Все войско ведено нарядить в форменную одежду по европейскому образцу. Бородобритие и перемена одежды с первого раза возбуждали ужас и показывали, что Петр не будет оказывать снисхождения обычаям древней русской жизни, принявшим религиозное значение. Исстари в русской литературе существовали приписываемые святым мужам поучения о сохранении бороды, борода у мужчин считалась признаком не только достоинства, но и нравственности; бритье бороды называлось еллинским, блудным, гнусным делом. Бритый человек, если он не был иноземцем, возбуждал к себе презрение, и вдруг сам царь приказывает русским людям учинять над собою "развратное, скаредное дело". Что касается до иноземцев, то русские признавали за ними знание разных хитростей и готовы были пользоваться их службою России, но считали их еретиками, а свой народ избранным божьим народом. В глазах русских согласные с уставами православной церкви обычаи почитались святыми, богоугодными, наравне с самою церковью. При таком взгляде, естественно, преобразовательные приемы Петра, начавшиеся с внешних признаков, должны были возбудить соблазн, вражду, отвращениеи противодействие. Русский народ видел в своем царе противника благочестия и доброй нравственности; русский царь досадовал на свой народ, но настойчиво хотел заставить его силою идти по указанной им дороге. Одно давало ему надежду на успех: старинная покорность царской власти, рабский страх и терпение, изумлявшие всех иноземцев, то терпение, с которым русский народ в прошедшие века выносил и татарское иго, и произвол всяких деспотов. Петр понимал это и говорил: "С другими европейскими народами можно достигать цели человеколюбивыми способами, а с русскими не так: если б я не употреблял строгости, то бы уже давно не владел русским государством и никогда не сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей". Он пренебрегал не только религиозными предрассудками, но и более существенными нравственными понятиями: церковное благочестие признавало неразрывность брачной связи, а Петр, невзлюбивши своей жены, не только отвергнул ее от себя, но и употребилнад нею насилие. Жена его, царица Евдокия, воспитывалась в обычаях старины и строго хранила их: Петр же с увлечением бросился перенимать все иноземное. Этого одного было достаточно произвести между супругами разлад. Была, кроме того, другая причина: Петр,как мы выше сказали, пристрастился к Анне Монс. Не любя жены, Петр возненавидел ее родню и перед отъездом за границу удалил из Москвы ее отца, дядей и братьев. Желая соблюсти приличия законности, Петр из-за границы поручал Льву Нарышкину и духовнику Евдокии уговорить ее добровольно постричься. Но Евдокия ни за что не хотела. По возвращении из-за границы Петр лично уговаривал ее постричься. Царица не хотела. Тогда царь, не терпевший никаких противоречий своей власти, к соблазну всех православных христиан приказал 23 сентября 1698 года отвезти Евдокию в Суздальский монастырь и там постричь ее. Пострижение, однако, совершилось не ранее как в июне следующего года: архимандрит и священники этого монастыря не хотели творить незаконного дела и за то взяты были в Преображенский приказ на расправу."
В.К.:
В общем, Государь был очарован Европой, но нелегко ему было разобраться, что внешнее различие, а что глубинное, не переделываемое вообще или не переделываемое с наскоку. Много великого и нужного сделал, но и дров при этом наломал. Впрочем, нынешние правители - ничему не научились, не лучше, а и ещё хуже. Даже сопоставлять не хочется.
Только ко всем суждениям имхо следует подходить хотя бы с проверкой хотЯ бы просто здравого смысла.
>"Путешествие Петра было великим событием, с которого началась преобразовательная деятельность государя, и русское общество пошло безвозвратно по новому пути сближения с Европой. С этих пор открывается кипучая, неутомимая деятельность Петра и во внешних, и во внутренних делах. Началом преобразований было изменение внешних признаков, рознивших русскую жизнь от европейской. Петр на другой же день после прибытия своего в Москву 26 августа в Преображенском дворце собственноручно начал отрезать бороды, дана была пощада при дворе двум старикам: Стрешневу и Черкасскому.
Ага. А в России была «дана пощада» всем простолюдинам и всему духовенству. А в прочих сословиях – всем, кто готов был платить налог с бороды. Получается, запрет касался только тех, кто хотел являться ко двору? Ну, тут уж простите – во дворце царь хозяин. Елизавета Петровна к примеру велела молодым грудастым дамам являться ко двору без фижм, дабы не прельщали и не затмевали :о)
>Одно давало ему надежду на успех: старинная покорность царской власти, рабский страх и терпение, изумлявшие всех иноземцев, то терпение, с которым русский народ в прошедшие века выносил и татарское иго, и произвол всяких деспотов.
Изумительно! Особенно хорошо эти слова о покорности звучат применительно к периоду. Царствование Алексея Михайловича – сплошь бунты и непокорство, для Европы невиданные. Соляной бунт в Москве, Разина на Дону… А ведь царствование отца Петра прозвано Тишайшим, видимо, по контрасту по сравнению с предыдущими, когда было еще больше «старинной покорности царской власти, рабского страха» и т.п. Царствование самого Петра – бунты в Астрахани, Болотников, стрелецкие бунты… Началось его детство и его царствование с огромной НЕ покорности царской власти, что наложило отпечаток и на характер Петра и м.б. на его нервную систему. Петр, в отличие от историков, повторяющих старинную сказочку о покорности, понимал свой народ (иначе помер бы пораньше), и понимал, что русский народ не покорный раб, а бунтовщик по природе. Если животное – то не домашнее, как в Европе, а дикое, или полудикое. Потому вот эти слова – от понимания:
>Петр понимал это и говорил: "С другими европейскими народами можно достигать цели человеколюбивыми способами, а с русскими не так: если б я не употреблял строгости, то бы уже давно не владел русским государством и никогда не сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей".
Иго – вопрос сложный и отдельный. Отмечу только, что для похода к последнему морю Батый собрал до 27 туменов, т.е. 270 тыс. человек. Ни один русский князь, в силу сложившегося к тому времени положения вынужденный действовать отдельно, не мог выставить и десятой части этого числа. Так что речь можно вести только о вынужденности, а не о покорности. В Киеве было до 50 тыс. населения – а через несколько лет Плано Карпини увидел город, где жило 4 тыс. человек. Рязань, Козельск – злой город – удивительные свидетельства изначально присущей славянину рабской покорности. Как например в Самарканде – все покорно вышли из города и были порезаны как бараны. А ведь монголо-татары не завоевали Русь и не превратили русских в низший народ, как например маньчжуры китайцев или норманны англо-саксов. Вот уж точно по поговорке о соломинке в чужом глазу. Да и потом Русь не смирилась с победителями (как смирялись обычно европейские народы), а как только смогла собраться с силами – свергла.
А можно еще вспомнить раскольников, Аввакума. Тоже насчет покорности царской власти. Констатируем: Костомаров тут просто повторяет устоявшуюся сказочку о русской покорности, причем применительно ко времени, крайне непокорному и бунтующему, садится пардон в лужу.
>Он пренебрегал не только религиозными предрассудками, но и более существенными нравственными понятиями: церковное благочестие признавало неразрывность брачной связи, а Петр, невзлюбивши своей жены, не только отвергнул ее от себя, но и употребилнад нею насилие. Жена его, царица Евдокия, воспитывалась в обычаях старины и строго хранила их: Петр же с увлечением бросился перенимать все иноземное.
Удаление жены имхо объясняется не тем, что она мешала царю распутничать. Этим все государи отличались, причем и не только русские. Царица с ее стариною должна была быть удалена не от Петра, а от его сына.
>Этого одного было достаточно произвести между супругами разлад. Была, кроме того, другая причина: Петр,как мы выше сказали, пристрастился к Анне Монс.
А может еще проще: ну не любил Петр Евдокии? А Анну – любил?
>Не любя жены, Петр возненавидел ее родню и перед отъездом за границу удалил из Москвы ее отца, дядей и братьев.
Правильно. Памятуя, какую роль в предыдущие царстования играли родичи царских жен. На фиг из-за жёниной родни престола лишаться?