Автору статьи нельзя отказать в известной дальновидности: он вовремя "подстраховался", предположив, что ему помянут басню Крылова
"Слон и Моська". Действительно, это - ПЕРВОЕ, что приходит на ум, когда читаешь статью, призванную "сбросить с пьедестала" Льва
Толстого: тысячелетиями апробированный, еще Геростратом увековеченный способ заявить о себе, коль скоро нет возможности обратить
внимание к своей персоне чем-либо созидательным. Облай Слона, или дерни за хвост Льва (желательно - мертвого) - и цель достигнута. В
последнем случае получается невзначай БУКВАЛИЗАЦИЯ рецепта...
И у Логинова эту мотивацию (осознанную или бессознательную) , конечно нельзя исключить, "страховка" тут не спасает. Но я готов
ДОПУСТИТЬ, что она (мотивация данного типа) полностью отсутствует. То есть что Логинов искренне убежден в ничтожестве, бездарности
Льва Толстого, и из самых благих побуждений (сделать слепых - зрячими) предпринял свое выступление. Интересно проанализировать, хуже
это или лучше с позиции оценки психологического статуса автора, его нравственного здоровья? Скажу сразу: я думаю - ХУЖЕ.
...Когда шумная компания молодых футуристов (Бурлюк, Каменский, Маяковский) предлагала "сбросить Пушкина с корабля современности", а
"примкнувший к ним" эгофутурист Северянин писал: "Для нас Державиным стал Пушкин", ни у кого не возникало сомнений в мотивации
первого типа. Не очень красиво было утверждать себя таким способом (Маяковский впоследствии это осознал), но силы бурлили, "фрак
старья разлазился каждым швом" (так казалось), хотелось сделать что-то новое, небывалое, а отсюда -бей, круши.. Уж как у кого это
НОВОЕ получилось - второй вопрос, но импульс был мощным, и он отчасти извинял генерализацию отвержений. Однако я уверен (тут прошу
простить отсутствие прямых доказательств), что каждый из перечисленных (и многих других) неистовых бунтарей в глубине души не считал
просто ДУРАКАМИ представителей традиционной культуры. С ними надо было воевать, но они воспринимались, как достойные противники.
С Логиновым все иначе, ничего "нового, небывалого" он не предлагает (и не пытается предложить), просто заявляет, что не понимает,
чем это велик Лев Толстой.
Но слова "я не понимаю" можно произносить по-разному (в этом - вся суть!). Можно констатировать факт непонимания, как свою личную
особенность: ну не дано мне... к сожалению. И тут решительно нечего было бы возразить. А можно - агрессивно, с пеной у рта: раз Я не
понимаю, значит, это вздор, чепуха, графоманство, перед нами - голый король. И это уже БОЛЕЗНЬ (раз мы отвергли - условно - первый
вариант мотивации). Она имеет точное клиническое обозначение: Mania grandiosa.
Вы посмотрите, что получается: Чехов, Горький, Бунин, Куприн, Гиппиус, Мережковский и десятки других достойнейших представителей
нашей великой литературы смотрели на Толстого снизу вверх - видимо, потому, что были слепы. Даже такой яростный ниспровергатель, как
Маяковский, относился к Льву Николаевичу с должным пиететом ("Раньше маленьким казался и Лесков: Рядышком с Толстым - почти не
виден...") Уж его, думаю, язык не повернется обвинить в бездумном конформизме...
А ведь признание Толстого было и остается всемирным. Что заставило Бернарда Шоу послать Толстому на отзыв свои первые пьесы? Какая
корысть (или "слепота") двигала пером Хемингуэя, когда он скорбел, что не может впервые прочесть любимейшие страницы Толстого?
Воистину, "титаническим самоуважением" надо обладать, чтобы объявить их ПОНИМАНИЕ вздором, а собственное НЕПОНИМАНИЕ - критерием
истины!
Но - не будем "пережимать". Массовые заблуждения в оценке отдельных личностей случаются, и тогда закономерен пересмотр ценностных
ориентаций. Однако в таких случаях надо вскрыть причину заблуждения.
Немало умных людей искренне считало Иосифа Виссарионовича "величайшим гением всех времен и народов". Причины этого заблуждения лежат
на поверхности, я не буду их разбирать.
Другой, более скромный пример: огромная популярность Надсона у современников. А потом выясняется, что "сухого остатка" совсем
немного, все прочее - банальщина ("Сердце куда-то далеко уносится, В чудные страны какие-то просится..."). Тут сыграл свою роль
"минутный" резонанс общественным настроениям плюс естественное сочувствие умирающему юноше.
Никакого сходство ни с первым, ни со вторым примером у Толстого нет. Его слава стабильна уже в течении века. Так извольте объяснить,
чем это вызвано, если считаете, что слава - ложная.
И Логинов, представьте, предлагает свое объяснение! Оказывается, в русской литературе не было БОЛЬШИХ произведений, а тут вдруг
Толстой написал "Войну и мир" на полторы тысячи страниц. И все ахнули... Ну, не смехотворно ли?
Стилистические разборы детских рассказов Толстого, призванные показать его беспомощность, как писателя, изумляют наивностью подхода:
все эти подсчеты повторения слов, суровое осуждение употребления слова "рот" применительно к собаке, запрет на слово "вдруг", якобы
"мусорное", и так далее, предполагают, что Логинову доподлинно известны правила ПРАВОПИСАНИЯ, а вот Толстому они неведомы. Но ведь
Толстой писал для крестьянских детей, он сознательно стремился приблизить свою речь к народной, максимально ее упростить, избегнув
каких бы то ни было стилистических красот. Была ли эта попытка успешной? Тут надо спросить адресата, крестьянского ребенка. Прочтя
эти рассказы уже взрослым, я не испытал восторга. Почему? Может быть, просто "не в коня корм" (не тот возраст, не то "социальное
происхождение".) Однако я готов предположить, что эта малая и очень специфическая часть гигантского наследия Толстого,
действительно, является его неудачей. Истовая попытка "снизиться" до потенциального читателя, отрешившись от собственного "Я",
неизмеримо более сложного и тонкого, потерпела провал. Получилось нечто нравоучительное по замыслу, а на поверку -просто слабое. Не
потому, что Толстой "халтурил", писал "одной левой" (как полагает Логинов), а по прямо противоположенной причине: уж слишком он
старался. Известно, как долго и тщательно трудился он над каждым маленьким рассказом, пытаясь осуществить непосильное
ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ. Не получилось! Толстой велик, когда он выражает себя, а не кого-то другого, придуманного. Что ж - право на неудачу
имеет каждый, и Толстой - не исключение. Кстати, я не встречал ни одного человека, который считал бы детские рассказы Толстого
вершиной его творчества (пусть даже - одной из вершин). И вот эту, самую слабую часть литературного наследия Толстого Логинов делает
ЦЕНТРОМ своего критического разбора! Прием, мягко говоря, недобросовестный.
Впрочем, автор статьи проходится галопом и по другим, всемирно известным произведениям Толстого, объявляя их тоже "графоманскими".
Тут уж произвол - полнейший! Выдираются отдельные фразы, которые, в отрыве от контекста, подчас, действительно, звучат странновато
(осуществить это ох, как нетрудно - с любым автором!). А вывод делается глобальный - вот он каков, ваш кумир! Толстому выносится,
например, строгий выговор за то, что у него Акулина "облокотила лицо": у лица-де нет локтей. Но ведь каждому понятно, что имеется в
виду, никаких комментариев не требуется! (Напомню в связи с этим, что у Пушкина скорбящая женщина "кудри наклоняет" - давайте и его
дисквалифицируем!). Автобиографическая трилогия Толстого ("Детство. Отрочество. Юность.") объявляется чем-то "засушенным до уровня
гербария", образ Наташи Ростовой - "романтико-реалистическим уродцем", в "Анне Карениной" Логинов видит "единственную мыслишку":
"Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему"... и так далее. Все эти оценочные
суждения сугубо субъективны, нет, разумеется, ни намека на их доказательность. И с какой стати я, или кто угодно другой, обязан с
ними соглашаться? Толстой многообразно вошел в образ мыслей миллионов читателей, отрицать это - бессмысленно. Не буду перечислять,
чем дорог он мне лично: это было бы долго и тоже субъективно. Но Логинов сурово предупреждает, что отзыв типа: "А мне нравится", его
не удовлетворит. Это за какие наши грехи такое неравенство: он присваивает себе право заявить: "мне не нравится", а у других, на
противоположное суждение, его отнимает? Если я, например, вижу Наташу, Пьера, князя Андрея живыми, а Логинов - схематическими
"уродцами", то почему должен быть прав именно он ?
"Смешно сказать, - пишет Логинов - но мой словарный запас в два раза больше, нежели у Льва Толстого". Действительно, смешно...
Вся эта попытка "развенчания" Толстого настолько нелепа, примитивна, неквалифицирована, что невольно закрадывается мысль - а не
розыгрыш ли это? Собрались в редакции веселые ребята и поручили Логинову потешить публику. А что: для видимости "серьезных
намерений" у него сил хватило. В таком случае я снимаю свое утверждение о необходимости лечения. Шутка получилась отменная.
Поздравляю!