От	Pout
К	Pout
Дата	17.10.2003 10:25:36
Рубрики	Прочее;

"Философия практики". Антонио Грамши

---

>
Генеральная линия "философии практики".
>
> Философия практики - это бренд.

(1)
тексты Грамши из ТТ

Силой или слабостью философского учения следует считать его выход за
обычные рамки узких кругов интеллигенции и распространение среди широких
масс: пускай в приспособленной к их уровню понимания форме, что в
определенной мере упрощает его? И какое значение имеет тот факт, что это
мировоззрение распространяется и укореняется подобным образом, постоянно
переживая моменты подъема и нового интеллектуального блеска? Считать,
что с помощью рациональной критики можно разрушить мировоззрение,-
предрассудок косных интеллигентов. Сколько раз уже говорилось о
"кризисе" философии практики? Но что означает этот постоянный кризис?
Разве не является он проявлением самой жизни, движущейся вперед
посредством отрицания отрицания? Что же помогло этому мировоззрению
обрести силу для все новых и новых подъемов, если не верность народных
масс, усвоивших эту теорию, пусть даже в примитивной форме и со
множеством суеверий? Часто говорят о том, что в некоторых странах
отсутствие религиозной реформации становится причиной регресса во всех
сферах общественной жизни, и не замечают, что именно распространение
философии практики представляет собой великую реформацию современности,
интеллектуальную и моральную реформу, осуществляющую в масштабах всей
нации то, что либерализм смог осуществить лишь среди узких кругов
населения. В этой связи анализ религий, данный Кроче в "Истории Европы",
и разработанная им концепция религии помогают лучше понять историческое
значение философии практики и причины ее успешного противостояния
всевозможным нападкам и ренегатству.
... Понятие "исторического блока", изобретенное Сорелем 97, полностью
соответствует понятию единства исторического процесса, выдвинутому
философией практики.

Связь между философией, религией, идеологией (как понимает ее Кроче).
Если под религией понимать мировоззрение (философию) с соответствующей
ему нормой поведения, то в чем заключается разница между религией и
идеологией (или орудием действия) и в конечном счете между идеологией и
философией? Существует ли и возможна ли философия без соответствующих
нравственных норм? Можем ли мы воспринимать две стороны религиозности -
философию и нормы поведения - в отрыве друг от друга, и существовали ли
они когда-нибудь отдельно? И если философия и мораль неразрывно связаны,
то почему философия всегда должна логически предшествовать практике, а
не наоборот? Не абсурдна ли такая постановка вопроса, и не следует ли
отсюда, что "историчность" философии означает не что иное, как ее
"практичность"? Пожалуй, можно сказать, что Кроче затронул эту проблему
в "Критических беседах" (I, с. 298-299-300), где он, анализируя
некоторые из "Тезисов о Фейербахе", приходит к выводу, что в них "о
прежних философских теориях" высказываются "уже не другие философы, как
это можно было бы ожидать, а революционеры практики", что Маркс
"перевернул вверх дном не столько философию Гегеля, сколько философию
вообще, всякого рода философию, и философствование заменил практической
деятельностью". Но разве не назрела необходимость вместо
"схоластической" философии, созерцательной и склонной к чистому
теоретизированию, создать такую философию, которая порождала бы
соответствующую мораль, приводила бы человеческие устремления в
соответствие с требованием насущного момента и в конечном счете
отождествлялась бы с этими устремлениями? Тезис XI, "Философы лишь
различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы
изменить его", не может быть истолкован как отречение от всякой
философии, он лишь выражает недовольство философами и их ретроградством
и энергично утверждает единство теории и практики. Несостоятельность
данного критического замечания Кроче очевидна, ибо даже если согласиться
с абсурдной мыслью, будто Маркс хотел "заменить" философию вообще
практической деятельностью, напрашивается следующий неоспоримый
аргумент: отрицать философию можно лишь философствуя, т.e. тем самым
вновь подтверждая то, что предполагалось отрицать, сам Кроче в
"Историческом материализме и марксистской экономии" открыто признает
(признавал) необходимость создания философии практики, о которой говорил
Антонио Лабриола 98.

Еще одним аргументом в пользу истолкования "Тезисов о Фейербахе" как
призыва к единству теории и практики и, следовательно, к отождествлению
философии с тем, что Кроче теперь называет религией (мировоззрение с
соответствующей ему нормой поведения) - а такое истолкование есть не что
иное, как утверждение историчности философии в рамках абсолютной
имманентности, "абсолютной жизненности",- может служить также знаменитое
высказывание о том, что "немецкое рабочее движение является наследником
немецкой классической философии", которое, в противовес тому, что пишет
Кроче о "наследнике, отказавшемся продолжать дело своего предшественника
и взявшемся за совсем другое, противоположное дело" 99, означает, что
"наследник" именно продолжает дело своего предшественника, однако
продолжает его "практически", ибо от чистого созерцания он получил
импульс к активной, преобразующей мир деятельности, эта практическая
деятельность включает в себя также и "познание", которое только в
процессе практической деятельности превращается из схоластики в
"реальное познание". Из этого следует, что философия практики прежде
всего стремится стать массовой концепцией, массовой культурой, причем
речь идет о "массе, действующей согласованно", т.e. такой массе, нормы
поведения которой не только объединены общей идеей, но и соответствуют
социальной действительности. Деятельность "отдельного" философа не может
восприниматься в отрыве от такого социального единства, т.e. она сама
становится политикой, выполняет руководящую политическую функцию.

Кроче проделал путь, обратный тому, который прошла философия,
превратившись из умозрительной в "конкретную и историческую", в
философию практики, он перевел передовые достижения философии практики
снова на язык спекулятивного мышления, и этот "обратный перевод"
представляет собой главное достижение его мысли.

На первый план выходит практика, реальная история изменений в
общественных отношениях, из которых (и, стало быть, в конечном итоге, из
экономики) и возникают (или берутся) те проблемы, которые ставят перед
собой и разрабатывают философы.
Что касается историчность философии в более широком аспекте, - философия
"исторична", поскольку она получает распространение, поскольку она
становится присущим социальной массе мировоззрением (с соответствующей
этикой), - естественно, что философия практики, сколько бы ни изумлялся
и ни возмущался по этому поводу Кроче, изучает "у философов именно (!)
"нефилософское", т.e. их практические устремления и социальные и
классовые последствия этих устремлений. Поэтому в материализме XVIII
века они 101 увидели жизнь французского общества, целиком и полностью
обращенную в настоящее, подчиненную достижению удобства и пользы, у
Гегеля - прусское государство, у Фейербаха - идеалы современной жизни,
которых немецкое общество еще не достигло, у Штирнера - душу торговца, в
Шопенгауэре-представителя мелкой буржуазии, и т д." 102

Между философией практики и другими философиями есть и существенная
разница другие идеологии не обладают органичностью, они противоречивы,
ибо нацелены на то, чтобы примирить противоположные и противоречащие
друг другу интересы, их "историзм" - явление временное, ибо всякий раз
после того, как с помощью той или иной идеологии совершаются какие-либо
события, противоречия появляются вновь. Что касается философии практики,
то она не предполагает мирного разрешения исторических и общественных
противоречий, более того, она сама является теорией таких противоречий,
она - не орудие правления в руках правящих классов, посредством которого
достигается классовый мир и устанавливается господство над угнетенными
классами, а выражение воли этих угнетенных классов, стремящихся
самостоятельно овладеть искусством управлять и заинтересованных в том,
чтобы познать все, даже неприятные, истины, и в том, чтобы не дать
правящему классу (коварно) обманывать себя и не обманываться самим. Под
идеологией философия практики понимает надстройку в целом, которая
неминуемо обречена на гибель, ибо стремится скрыть настоящее положение
вещей, - т.e. борьбу и противоречия, - хотя "формально" может выступать
как "диалектическая" (например, крочеанство), развивая умозрительную и
концептуальную диалектику, но не умея увидеть диалектику в самом
историческом становлении.

примечания



97 У Сореля точно такого выражения нет, Грамши, видимо, имеет в виду
следующее место из введения к "Размышлениям о насилии": "В ходе этих
исследований я установил следующее <...> люди, которые участвуют в
великих социальных движениях, представляют себе свои будущие действия в
виде битв за торжество своего дела. Я предложил называть мифами эти
построения, осознание которых столь важно для историка. <...> Яркими
примерами мифов могут служить те, которые были созданы первоначальным
христианством, Реформацией, Великой Французской революцией,
мадзинистами, я хотел показать, что не надо анализировать эти системы
образов, разлагая целое на элементы, а надо понимать их как блок
исторических сил (буквально понимать в целом как исторические силы -
prendre en bloc comme des forces histonques) <...>"(Sorel G. Reflexions
sur la violence/3e ed. Paris, 1912, p. 32-33)

98 ИММЭ, с. 177, примеч. 1 (перевод не вполне удовлетворителен - так,
"filosofia della praxis" передана как "практическая философия").

99 Croce .В Conversazioni critiche, ser. I, p. 300.

100 Гегель. Соч. Т 9, с. 14, 34. У Гегеля речь идет о взаимном
превращении истории философии в философию и наоборот, в конечном счете -
об их тождестве.

101 К. Маркс и Ф. Энгельс.

102 Croce В. Conversazioni critiche, ser. I, p. 300.

103* См. опубликованную в "Критике" 20.3.1932 рецензию Де Руджеро на
книгу Артура Фейлера [L'experience du Bolchevisme Paris, 1931].
-------


(2)И.Григорьева. Исторические взгляды Антонио Грамши

...

Грамши интересует, в какой мере и при каких условиях философия сама
может стать силой, воздействующей на ход исторического развития?
"Исторической" в таком понимании философия является, по определению
Грамши, "постольку, поскольку она становится концепцией
действительности, присущей социальной массе (и поскольку ей
соответствует определенная этика)..."7.
Иначе говоря, "историческая значимость какой-либо философии может быть
"исчислена" исходя из достигнутой ею "практической" эффективности
("практической" в широком смысле). Если верно, что всякая философия есть
выражение данного общества, то она должна воздействовать на общество,
вызывая определенные результаты - позитивные и негативные; мера ее
воздействия служит мерилом ее исторической значимости, доказательством
того, что она не "высижена" стараниями мыслителя-одиночки, а является
"историческим фактом""8.
Философия впервые сознательно поставила своей задачей не только
объяснить, но и изменить мир лишь с возникновением марксизма. Именно это
имел в виду Грамши, применяя к марксиз-му термин "философия практики".
Однако способность в той или иной мере содействовать изменению мира
Грамши признавал за всякой философией, которая превращается из
мировоззрения в норму практического поведения и в качестве таковой
проникает в массы. Поэтому сами рамки истории филосо-фии у него гораздо
шире традиционно принятых: в понимании, Грамши это история не только
"различных философских систем, созданных философами", но и находящихся в
сложном взаимоотношении с ними и между собой комплексов
мировоззренческих представлений "руководящих групп" (господствующих
классов в" лице их интеллигенции) и народной массы9.
Претворение определенных философских идей в "норму коллек-тивного
действия"10 Грамши рассматривает как неотъемлемый этап их истории и в то
же время как момент, когда они сами, воплощаясь в практику, становятся
историей. Отсюда он заключает: "Философия какой-либо исторической эпохи
есть ... не что иное, как "история" этой эпохи, не что иное, как
совокупность изменений, которые руководящей группе удалось осуществить в
той действительности, какую она застала; история и философия в этом
смысле неразрывны, они образуют "блок""11.
В конечном счете размышления Грамши: об "историчности" философии
являются, таким образом, развернутой постановкой той проблемы, которая у
мыслителей-идеалистов именовалась проблемой "тождества" философии и
истории. Отводя философии роль обусловленного базисом, но отнюдь не
пассивного по отношению к нему элемента надстройки, Грамши придает этому
"тождеству" вполне материалистический характер и решает его как смелый и
оригинальный продолжатель лучших традиций марксистской исторической
мысли

Утверждая, что "историчность" философии проявляется в двух измерениях -
не только как историческая обусловленность, но и как историческая
действенность, - Грамши принимает за точку отсчета марксизм, "философию
практики". Эти же критерии исторической оценки философии последовательно
прилагаются им и к самому марксистскому мировоззрению.
Мы помним, что философский подход марксизма ко всей существующей
действительности Грамши определяет как "абсолютный историзм" 13. Это
определение в иной связи конкретизируется им в том смысле, что
"философия практики" стремится "не только объяснить и обосновать все
прошлое, но объяснить и обосновать исторически также и самое себя"14
С позиций "абсолютного историзма" рассматривает "философию практики" и
сам Грамши. В его понимании "философия практики" есть-подобно любой
философии - продукт истории, зеркало определенных социальных отношений.
Но в отражаемой ею действительности антагонистического буржуазного
общества заложены предпосылки революционного уничтожения классовых
антагонизмов как таковых, а потому из исторической обусловленности
"философии практики" именно данной ступенью общественного развития для
Грамши, в свою очередь, вытекает ее кардинальное отличие от других
философских концепций. Оно заключается в том, что "философия практики"
есть не просто отражение общественных противоречий своей эпохи: в ней
достигается "полное осознание противоречий, когда сам философ -
олицетворяемый отдельной личностью или целой общественной группой - не
только понимает, что противоречия существуют, но полагает себя как
элемент противоречия, возводит этот элемент в принцип познания и,
следовательно, в принцип действия"15.

Раскрывая свое понимание историзма, Грамши в "Тюремных тетрадях" не мог
не скрестить оружие с таким философским противником, как Кроче, в
концепции которого принципы историзма получили разработку в
спекулятивной, идеалистической форме. Преодоление крочеанского историзма
Грамши считал одной из насущнейших задач марксистов новейшего времени.
"Следует... пересмотреть и подвергнуть критике все теории, историзм
которых носит спекулятивный характер, - отмечает он. - Можно было бы
написать новый "Анти-Дюринг", который, если подходить с этой точки
зрения, мог бы называться "Анти-Кроче" ... "20. И в другой заметке:
"Работа такого рода - "Анти-Кроче" - в атмосфере современной культуры
могла бы иметь такое же значение, какое имел "Анти-Дюринг" для
поколения, жившего перед мировой войной. Стоило бы, чтобы целая группа
людей посвятила этому делу десять лет деятельности" 21.
Грамши рассматривает философскую концепцию Кроче как своеобразную
попытку обогатить идеалистическую культуру теми приобретениями, которыми
человеческая мысль обязана- "философии "конкретной и исторической" -
философии практики" 22. Кроче, по его выражению, "проделал в обратную
сторону" путь, который вел от гегельянства к марксизму23: "... Подобно
тому, как философия практики была переводом гегельянства на язык
историзма, философия Кроче в значительнейшей мере является обратным
переводом на язык спекулятивной философии реалистического историзма
философии практики"24.

Поскольку именно историческая практика дает содержание бесконечному
процессу развития философской мысли, она сама согласно грамшианскому
пониманию в определенном смысле уже является философией. Рассуждение
Грамши на этот счет как бы продолжает и дополняет его мысль о том, что
история философии не может ограничиваться рассмотрением лишь
теоретической деятельности философов, но должна охватывать также и пласт
массового сознания: "Если философия есть история философии, если
философия есть "история", если философия развивается потому, что
развивается вся мировая история (то есть общественные отношения, при
которых живут люди), а не потому, что после великого философа появляется
еще более великий философ и т. д., - то ясно, что тот, кто практически
делает историю, "в скрытом виде" занимается также и философией. Эта
философия переходит в "открытую" форму, поскольку за ее последовательную
разработку берутся философы, поскольку возникают проблемы познания,
которые, помимо "практического" разрешения, рано или поздно разрешаются
в теоретической форме специалистами, после того как они первоначально
нашли наивную форму выражения в народном житейском смысле, т. е. в
представлениях тех, кто практически осуществляет историческое
переустройство"27.
Утверждая философскую значимость исторической практики, Грамши тем самым
ставит проблему соотношения не только философии и истории, но и
философии и политики, поскольку последняя и есть способ практически
"делать" историю. С этим тесно связана неоднократно повторяющаяся в
"Тюремных тетрадях" грамшианская оценка политической мысли и
практически-революционной деятельности В. И. Ленина как крупнейшего
вклада в развитие философии марксизма28. С другой стороны, настаивая на
том, что реальная, а не умозрительно мыслимая история должна быть
отождествлена с политикой, ибо политика и есть та конкретная форма, в
которой предстает свершающаяся в настоящем история, Грамши развивает и
углубляет в этом направлении свою критику крочеанского,
спекулятивно-идеалистического решения "тождества" философии и истории29.

"Существенно то, - подчеркивает Грамши,-что рождается новый способ
понимания мира и человека и что эта концепция уже не является достоянием
лишь выдающихся представителей интеллигенции, философов-профессионалов,
но имеет тенденцию стать достоянием народа, массы, причем эта тенденция
обретает конкретную форму в мировом масштабе и несет с собой
преобразование (хотя и через различные смешанные сочетания) народного
способа мышления, преобразование окостеневшей в веках народной культуры"
33.
....

Грамши в этот период, когда его взгляды уже вполне сложились, никак не
был склонен к эклектизму, тем более в таких- кардинальных вопросах:
наоборот, в его мышлении поражает удивительное внутреннее единство,
которое проступает сквозь все особенности формы "Тюремных тетрадей".
Отношение Грамши к субъективному идеализму следует оценивать не по
отдельным формулировкам, а исходя из существа его позиции: из того, что
нераздельное единство субъекта и объекта, на котором все время
настаивает Грамши, воплощается для него в практике как субъективной
человеческой деятельности, направленной на изменение объективно
существующего внешнего мира. Понятая таким образом, философская позиция
Грамши четко противостоит не только механистическому материализму, но и
субъективному идеализму, который, говоря словами Маркса, "не знает
действительной, чувственной деятельности как таковой" 105.
Выступая убежденным защитником монистической сущности философской
концепции марксизма, Грамши настаивает на принципиальном отличии
марксистского понимания монизма как от вульгарно-материалистического,
так и от идеалистического. Он имеет в виду, что в марксистском
мировоззрении преодолевается присущая философским системам прошлого
тенденция рассматривать соответственно материальное и идеальное в
качестве крайностей, из которых каждая как бы поглощает себе
противоположную, ибо взгляду философа-марксиста действительность
предстает как "тождество противоположностей в конкретном историческом
акте, т.е. конкретная человеческая деятельность (история, дух), взятая в
неразрывной связи с определенной организованной (в историческом смысле)
"материей", с природой, преобразуемой человеком". Но это положение
Грамши особо заостряет против субъективного идеализма в его
джентилианской форме философии "чистого акта", добавляя здесь же к
характеристике марксизма: "Философия действия (практики, развития) - но
не "чистого", а именно "нечистого", реального действия, самом светском и
мирском смысле этого, слава" 106.


Литература.
Gramsci A. Quaderni del сагсеге. Edizione critica dell'Istituto Gramsci.
А сига dl V. Gerratana. [Torino, 1975].
7 Ibid., p. 1272.
8 Ibid., p. 893-894.
9 Ibid., p. 1255.
10 Ibidem.
11 Ibidem.
13 Л. Группи верно замечает, что Грамши говорит о марксизме как
"абсолютном историзме", имея в виду историзм последовательный, т. е.
материалистический (G r u p p i L. Il concetto di egemonia. - In:
Prassi rivoluzionaria e storicismo in Gramsci. - "Critica marxista".
Quaderni N 3, Supplemento al N 1. 1967, p. 89).
14 Q, p. 1864.
15 Ibid., p. 1487. Ср. также ibid., p. 1319-1320.
16 Ibid., р. 1487.
17 Ibid., p. 1488.
18 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 295.
19 Q, р. 1488. Ср. также: ibid., p. 882.
20 Ibid., p. 1477.
21 Ibid. p. 1234.
22 Ibid. p. 1271. Ср. также: ibid., p. 1435, 1854.
23 Ibid. p. 1271.
24 Ibid. p. 1233. Ср. также: ibid., p. 1268.
25 Ibid. p. 1271. Ср. также: ibid., p. 1241.
26 Ibid. p. 1271.
27 Ibid., р. 1273.
28 Ibid., p. 881-882, 886, 1249-1250, 1385-1386.
29 Ibid., p. 1241-1242.
30 Ibid., p. 1293-1294, 1859.
31 Ibid.. p. 1862.
32 См., в частности: ibid., р. 1293-1294; Gramsсi A. Lettere dal
carcere. A cura di S. Caprioglio e E. Fubini. (Torino), 1968, p.
384-385.
33 Q. p. 1826.
34 Ibid., p. 1292.
...

105 Маркс К и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 1-
106 Q. p. 1492.

------
(3)продожение


"Искаженные формы философии практики" фигурируют в "Тюремных тетрадях"
под разными наименованиями-"экономизм", "механицизм", "детерминизм",
"фатализм" и т. д. Но все это оттенки в обозначении такого истолкования
исторического процесса, при котором весь его ход прямолинейно и
механистически выводится из действия экономической необходимости и
постольку представляется жестко предопределённым и никак не зависящим от
воли и целенаправленной деятельности людей.
Естественной точкой пересечения двух линий грамшианской полемики-против
"экономизма" и против этико-политической концепции Кроче-является
проблема базиса и надстройки. В данном случае, однако, Грамши подходит к
ней как бы с иной стороны, хотя главным для него по-прежнему остается
взаимодействие базиса и надстройки в историческом процессе. Его
интересует теперь прежде всего вопрос, который попросту исключается
вульгарно-материалистическим подходом к истории: "как на основе базиса
рождается историческое движение" 9.
В поисках ответа на этот вопрос для Грамши служат отправной точкой
мысли, высказанные Марксом в предисловии "К критике политической
экономии"10. Однако, памятуя о том, как часто эти положения Маркса
извращались в вульгарно-"экономистском" и фаталистическом духе, Грамши
специально подчеркивает, что их нужно "сначала критически развить во
всей их значимости и очистить от всех остатков механицизма и
фатализма"11. Это значит, уточняет он в другом случае, выяснить, как на
основе имеющихся материальных предпосылок формируется "имеющие
постоянный характер проявления коллективной воли и как они направляются
к конкретным ближайшим и более далеким целям, то есть как возникает
линия коллективного действия"12.
В поле своего зрения Грамши держит различные "проявления коллективной
воли" в их скрещении, комбинации, взаимодействии. Отсюда перед ним
вырисовывается проблема соотношения сил как узловой момент анализа
исторической ситуации, позволяющий понять ее развитие в том или другом
направлении.
При этом Грамши предупреждает от превращения "соотношения сил" в готовый
шаблон для объяснения истории, подчеркивая, что оно само в каждом
конкретном случае подлежит объяснению.
Он различает три ступени, три уровня исследования данной проблемы:
1) "Соотношение, социальных сил, которое тесно связано с базисом, имеет
объективный характер, не зависит от воли людей и может быть измерено
методами точных или естественных наук. На основе определенного уровня
развития материальных производительных сил имеет место определенная
расстановка социальных групп, каждая из которых играет определенную роль
и занимает определенное место в производстве"13. Речь идет, иначе
говоря, о конфигурации классов данного общества в том выражении, какое
она имеет на уровне базиса14.
2) "Следующий момент-это соотношение политических сил, то есть оценка
той степени однородности, самосознания и организации, какой достигли
различные социальные группы. Также и при анализе этого момента можно, в
свою очередь, выделить различные ступени, которые соответствуют
различным стадиям развития коллективного политического сознания в том
виде, как они до сих пор наблюдались, в истории. Первая, наиболее
элементарная,-это экономико-корпоративная стадия: торговец чувствует,
что он должен быть солидарен с другим торговцем, фабрикант - с другим
фабрикантом, и т. д., но торговец еще не чувствует себя солидарным с
фабрикантом... Вторая стадия-это момент, когда достигается сознание
общности интересов всех членов данной социальной группы, но пока еще в
чисто экономической области... Третья стадия-это момент, когда данная
социальная группа осознает, что ее корпоративные интересы в своем
настоящем и будущем развитии выходят за рамки корпоративных, групповых
интересов чисто экономического характера и могут и должны стать
интересами других, подчиненных ей социальных групп. Это та фаза, которая
имеет наиболее непосредственно выраженный политический характер и
знаменует переход из сферы базиса в сферу многообразных надстроек...
"15.
Это рассуждение Грамши показывает, насколько хорошо он видел сложность
той системы опосредований, которая соединяет общественное бытие с
общественным сознанием. В частности, отметим свойственное ему внимание к
низшим "этажам" классового сознания, находящимся в ведении социальной
психологии16.
И, наконец, Грамши намечает еще один этап анализа соотношения сил для
таких ситуаций, где имеет или может иметь место открытое насильственное
столкновение борющихся сторон.
3) "Третий момент-это соотношение военных сил, которое при некоторых
обстоятельствах приобретает непосредственно решающую роль"17.

Именно с анализом соотношения сил на основе не фаталистически понятых
положений Маркса из предисловия "К критике политической экономии" Грамши
связывает свою историко-политическую концепцию "пассивной революции"18.
Смысл понятия "пассивная революция" у него очень широк и многообразен.
Иногда оно обозначает пассивные формы оппозиции в условиях, исключающих
прямое, открытое действие19. Иногда - изменения, совершающиеся под
покровом старой политической оболочки, незаметные на вид, но вносящие
качественно новый смысл в существующие отношения20. Едва ли не чаще
всего этот термин употребляется у Грамши в смысле, рассмотренном нами
выше: он относится к таким периодам общественного развития, которые
характеризуются отливом революционной волны, попытками реставрации
поколебленных или частично разрушенных старых порядков и
одновременно-решением некоторых назревших проблем руками "могильщиков
революции"21. Он может применяться и к таким историческим движениям, где
как-либо нарушены нормальные отношения гегемонии, где в роли "ведущего"
выступает не определенный общественный класс, а государство22 и т. п. Но
во всех случаях общим является то, что речь идет о своеобразном, не
поддающемся механистическому объяснению соотношении сил и столь же
своеобразном и непостижимом для вульгарного механицизма результате их
исторического действия.
Однако вопрос о том, "как на основе базиса рождается историческое
движение", в сущности является одним из аспектов более общей проблемы,
составляющей ось всей полемики Грамши против
вульгарно-материалистического истолкования исторического процесса.
Это-проблема детерминизма в истории с точки зрения исторической
методологии марксизма.
Как мы помним, эта проблема впервые становится у Грамши предметом
позитивной разработки в период "Ordine Nuovo". Трактовка ее в "Тюремных
тетрадях" не только отражает иной по сравнению с 1919-1920 гг. уровень
развития грамшианской исторической мысли, но поставлена в гораздо более
широкие философские рамки.
Марксистское понимание закономерности в истории Грамши рассматривает как
"перевод" на реалистический, земной язык выработанного спекулятивной
философией понятия имманентности. Именно в этом смысле он говорит:
"Философия практики продолжает философию имманентности, но при этом
освобождает ее от всего ее метафизического аппарата и сводит ее на
конкретную почву истории"23. "Новое понимание имманентности" является в
представлении Грамши как бы пунктом, где сливаются воедино в новом
синтезе три источника марксизма, поскольку эта идея "из своей
спекулятивной формы, выработанной немецкой классической философией, была
переведена в форму, соответствующую принципам историзма, с помощью
французской политики и английской классической экономии"24.

Идея имманентности предполагает понятие закономерного, необходимого,
которое в спекулятивной философии идентифицируется с понятием
"разумного" (вспомним гегелевскую формулу: "все действительное разумно,
все разумное действительно"). Придать ему вместо
"абстрактно-спекулятивного" "конкретно-исторический" смысл-значит,
согласно Грамши, рассматривать "необходимое" не как форму воплощения
абсолютного разума, а как результат, вытекающий из определенных
объективных предпосылок, которые становятся "действенными" постольку,
поскольку они осознаются людьми и порождают соответственно направленные
"импульсы коллективной воли"25.
В осуществлении этого "перевода" Грамши отводил очень важное место
критически переработанным Марксом идеям Рикардо, считая заслуживающим
внимания вопрос о том, "... не сыграл ли Рикардо в создании философии
практики роль, которая не ограничивалась только выработкой понятия
"стоимости" в политической экономии, но была также и "философской"-в том
смысле, что он подсказал определенный способ мышления и понимания жизни
и истории"26. Грамши имел в виду примененный Рикардо метод исследования
(научную гипотезу, основанную на допущении, что данная причина с
необходимостью порождает данное следствие), который позволил ему выявить
в изучаемых им экономических отношениях буржуазного общества действующие
с известным автоматизмом, то есть имеющие объективный характер,
закономерности. Открытие Маркса в данной области заключалось с точки
зрения Грамши в том, что этот методологический (в смысле логики
исследования) прием Рикардо он возвел в философский принцип познания,
универсализировав его применение, а к самому исследуемому Рикардо типу
общественных отношений подошел как к определенной ступени исторического
развития. Тем самым обнаруженный Рикардо "автоматизм" экономических
законов капиталистического общества был понят и объяснен как частное
выражение объективных законов истории 27.
Свое предположение о том, что именно "каноны" Рикардо помогли Марксу
осуществить переход от спекулятивной идеи "имманентности" к понятию
объективной исторической закономерности, основанной на необходимой
зависимости следствия от причины, Грамши резюмирует так: "В определенном
смысле можно, мне кажется, сказать, что философия практики есть Гегель
плюс Давид Рикардо"28.

Но в этой формуле отсутствует еще один компонент, без которого Грамши не
мыслит марксистское понимание закономерности в истории: человеческая
деятельность как необходимая и неотъемлемая-форма ее проявления. В
процессе выработки марксистского мировоззрения этот компонент возникает
под воздействием его третьего исторического истока, каковым для Грамши
является политическая мысль Франции, впитавшая и обобщившая опыт великой
революции конца XVIII в. Поэтому, продолжая свое рассуждение, Грамши
говорит о необходимости поставить Рикардо в связь не только с Гегелем,
но и с Робеспьером29.
Отвергаемая Грамши с юношеских лет вульгарно-механистическая трактовка
закономерности в истории заключается как раз в том, что эта
закономерность сводится к чистому автоматизму и противопоставляется
сознательной человеческой деятельности. В "Тюремных тетрадях" критика
такого понимания закономерностей общественного развития заострена, в
частности, против насаждавшей его позитивистской социологии, которая в
современный Грамши период практически монопольно представляла
социологическую отрасль науки об обществе30.
Социологический подход к общественному развитию в представлении Грамши
отождествлялся с достаточно распространенной и в марксистской литературе
тенденцией подменять анализ реальных причинных связей в прошлом ссылкой
на абстрактные "социологические законы", из действия которых выводилась
так же и возможность предвидеть будущее "с такой же уверенностью, с
какой предвидят, что из желудя вырастет дуб"31. Поэтому Грамши
подвергает самой резкой и беспощадной критике понятие "социологического
закона" в том виде, как его заимствовали из позитивистской социологии
вульгаризаторы исторического материализма, и его употребление в качестве
универсальной "отмычки" к истории32.
У Маркса, напоминает Грамши, понятия "регулярности", "необходимости",
"закона" в истории имеют отнюдь не этот упрощенно-детерминистский смысл.
"Речь идет не о том, чтобы "обнаружить" метафизический закон
"детерминизма", и не о том, чтобы установить "общий" закон причинности.
Речь идет о том, чтобы выявить, как в процессе исторического развития
складываются относительно "постоянные" силы, действующие с определенной
закономерностью и автоматизмом"33. Эта закономерность может быть
выделена "в чистом виде" путем логической абстракции, но реально всегда
проявляется лишь как тенденция, как равнодействующая, в образовании
которой участвуют и другие слагаемые. "Экономическая наука изучает эти
законы-тенденции как количественное выражение определенных явлений; при
переходе из области экономики в область истории понятие количества
дополняется понятием качества и диалектикой перехода количества в
качество..."34.
Этой-то диалектики и не учитывает в своих попытках "предвидеть" будущее
позитивистская социология, рассматривающая развитие человеческого
общества как чисто эволюционный процесс36. С точки зрения Грамши,
наоборот, историческое предвидение научно лишь постольку, поскольку оно
принимает в расчет диалектический характер общественного развития,
неизбежность скачков и крутых переходов, которые не могут быть
предсказаны наперед во всех деталях: "В действительности предвидеть
"научно" можно только борьбу, но не конкретные моменты этой борьбы,
которые могут быть лишь результатом столкновения сил, противостоящих
друг другу и находящихся в постоянном движении; эти силы никогда нельзя
свести к фиксированным количественным величинам, потому что в них
количество постоянно переходит в качество"36.
Познание качественного аспекта истории включает в себя выявление
неповторимого и своеобразного в сходных по своей сущности процессах,
предполагает тщательный анализ конкретных, специфических форм, в которых
проявляются общие закономерности исторического развития. Поэтому к
проблеме общего и особенного в истории Грамши (всегда уделявший ей
большое внимание) обращается в "Тюремных тетрадях" постоянно - и в
раздумьях о политике и стратегии пролетарского движения37, и при
разработке собственно исторических тем. "Обнаружить реальное тождество
под видимым различием и противоречием и различие в существе под видимым
тождеством - в этом состоит самое тонкое, не пользующееся признанием, но
наиболее важное проявление способности к критическому анализу идей или к
изучению исторического развития",-подчеркивает он38.


Грамши трактует причинную обусловленность в истории гораздо более
глубоко и диалектично, считая необходимым различать конечные и ближайшие
причины событий и явлений. В непосредственно вызывающее данное событие
"определяющей причине" он видит конкретное воплощение более отдаленной
"действующей причины", форму, которой находя свое реальное приложение
"действительно активные и необходимые элементы" этой последней40.
Тогда в истории оказывается достаточно места также и для субъективного,
"волевого" фактора, значение которого всячески принижается вульгарным
истолкованием принципе детерминизма. Грамши подчеркивает:
""Автоматическое" действие в истории определенных предпосылок (то есть
существование определенных объективных условий) подкрепляется в политике
действиями партий и выдающихся личностей; отсутствие таких партий и
личностей или их недостаточность (количественная и качественная) сводит
на нет самый "автоматизм" (который поэтому вовсе не является
автоматизмом): абстрактно существуют предпосылки, но вытекающие из них
следствия не реализуются за отсутствием человеческого фактора" 41.
Поскольку действие объективных закономерностей в истории всегда
проявляется в "человеческой", а не в отвлеченной форме, "отсутствие
человеческого фактора" в той или иной ситуации должно, согласно Грамши,
пониматься не в абсолютном, а в относительном, конкретно-политическом
смысле. "Очевидно, что так называемые субъективные условия никогда не
могут отсутствовать, если налицо условия объективные; такое
разграничение между ними проводится только для наглядности, и поэтому
вопрос может заключаться в том, а какой мере наличествуют субъективные
силы, насколько интенсивно они действуют, а следовательно, каково
диалектическое взаимоотношение между противостоящими друг другу
субъективными силами"42.
Вывод, который делает из подобного подхода к истории Грамши-политик, уже
известен нам: "... Поскольку реальные события возникают как результат
противоречивого взаимодействия различных сил-следует стремиться стать
решающей силой"43. Это предполагает самый трезвый и точный учет всех
важнейших элементов данной ситуации, но с тем, чтобы целенаправленно и
эффективно содействовать ее изменению: "Направлять волю на создание
нового равновесия реально существующих и действующих сил, опираясь на ту
определенную силу, которая считается прогрессивной, укрепляя ее, чтобы
обеспечить ее победу,-это значит действовать, оставаясь на почве
реальной действительности, но так, чтобы подчинить ее себе и преодолеть
ее (или способствовать этому) "44.
...

В связи с вопросом о грамшиаиском понимании детерминизма следует
выяснить также, насколько широки в представлении Грамши возможности
волевого действия в истории. Здесь "моделью" может послужить анализ в
"Тюремных тетрадях" опыта якобинской диктатуры.
"...Якобинцы, - пишет Грамши, - завоевали себе роль руководящей партии в
беспощадной борьбе, они в сущности "навязали" себя французской
буржуазии, приведя ее на позиции, выдвинутые гораздо дальше вперед... по
сравнению с тем, что позволяли [объективные] исторические предпосылки;
отсюда последующие действия в обратном направлении и роль Наполеона
I"48. Но такое "форсирование ситуации", характерное не только для
французской, но еще раньше для английской революции, Грамши называет
видимым, кажущимся49. Смысл этого утверждения проясняется из дальнейшего
хода его рассуждений о якобинстве: "Якобинцы... были единственной
партией революции в действии, поскольку они представляли не только
ближайшие потребности и устремления тех физических лиц, из которых в тот
момент- состояла французская буржуазия, - но все революционное движение
в целом, в его полном историческом развитии, представляли также и
будущие потребности - причем опять-таки не только данных определенных
физических лиц, но и всех тех групп нации, Которые должна была
ассимилировать существующая основная группа"50.
Следовательно, якобинская диктатура олицетворяла в глазах Грамши
максимально концентрированное действие субъективного фактора, которое
далеко опередило наличные объективные условия, но при этом было
направлено "всегда в ту же сторону, куда шло реальное историческое
развитие"51, а не вопреки ему. Именно поэтому последующее попятное
движение не смогло уничтожить результаты осуществленного якобинцами
броска в будущее52. Однако такое опережение хода истории было возможно
тоже лишь до известного предела: в то время как якобинцы "неизменно
оставались на буржуазной почве", доказав это, а частности, своей
политикой в рабочем вопросе, - перед ними в конце концов встали "новые
проблемы, которые тогда не могли быть решены", что и привело к их
поражению53.

Особый и очень важный аспект грамшианской критики извращенного понимания
детерминизма в истории составляет анализ социальных корней и
многообразных, политических последствий этой болезни.
Возникновение фаталистических представлений о ходе общественного
развития Грамши связывал прежде всего с некоторыми особенностями
массового сознания, характерными в большей или меньшей степени для всех
классовых обществ. Подобные представления он считал свойственными
угнетенным классам, поставленным в такие условия, при которых они либо
вообще не могут подняться до самостоятельного исторического творчества,
либо еще не выработали в себе способности к исторической инициативе,
либо временно утратили эту инициативу в результате поражения в борьбе.
Упрощенно-детерминистская, механистическая концепция истории
"характерна,-согласно определению Грамши,- для житейского смысла и
связана с пассивностью широких народных масс"54.
Эти особенности массовой психологии Грамши относил и к рабочему
движению, особенно на ранних этапах его развития, когда социалистические
идеи зачастую воспринимаются в мессианской, quasi-религиозной форме,
когда настоящее революционное сознание еще не выработалось и его
заменяет стихийная и наивная вера в неизбежность социализма. Движение в
целом должно, по мысли Грамши, постепенно преодолевать этот уровень по
мере выработки нового, органически связанного с рабочим классом слоя
интеллигенции, под воздействием революционной партии как "коллективного
интеллигента", но это сложный и длительный процесс, в ходе которого
представления, уже изжитые более развитыми cлoями трудящихся, могут
вновь и вновь возникать у тех, кто лишь вступает в борьбу.
Однако из "наивной философии массы" фаталистическое понимание истории
переходит в новое качество, когда оно "возводится интеллигенцией в
обдуманную и последовательную философию". Это происходит в том случае,
если теоретический уровень движения не поднимается над точкой зрения
"житейского смысла", а приспосабливается к ней. Перенесенное в сферу
идеологии, механистическое и фаталистическое истолкование исторических
закономерностей становится источником самых разнообразных извращений в
постановке практически-политических задач рабочего движения.
С одной стороны, с ним связаны реформистские тенденции- начиная с
бернштейиианства: "Утверждение Бернштейна, согласно которому движение -
все, а [конечная] цель - ничто, под внешней видимостью "ортодоксальной"
интерпретация диалектики скрывает механистическую концепцию жизни и
исторического движения: человеческие силы рассматриваются как ассивные и
бессознательные, как элемент, подобный материальным вещам, и понятие
развития подменяется понятием вульгарной эволюции в том смысле, в каком
оно применяется к миру природы"56.
В то же время механистическое представление о законах истории
рассматривается Грамши как неотъемлемый элемент левацкой, сектантской
идеологии в рабочем движении, которая может принимать форму, как
пассивного ожидания решающего часа, так и крайнего волюнтаризма. На этот
счет Грамши имел нагляднейший пример в лице бордигианства, которому в
равной мере было свойственно и то и другое.
В своей пассивно-фаталистической ипостаси сектантство выглядит как
склонность к чисто негативным лозунгам и методам борьбы - отказ от каких
бы то ни было компромиссов, парламентский абстенционизм и т. д.
Принципиальное отрицание компромиссов основано именно на "железной
уверенности в том, что в историческом развитии существуют объективные
законы такого же характера, как в природе, и плюс к тому - на
фаталистической вере в достижимость цели, подобной религиозному
убеждению: раз благоприятные условия непременно должны появиться и
вызвать-неясно, каким именно образом,-полное изменение и возрождение
мира, то всякая волевая инициатива, направленная к тому, чтобы
планомерно содействовать возникновению таких ситуации, не только
бесполезна, но и вредна"57.
Наоборот, в воображении волюнтариста "механизм необходимости оказывается
опрокинутым, собственная инициатива приобретает полную свободу и все
становится легко"58. На первый взгляд механистически понятый детерминизм
и волюнтаризм являют собой полную противоположность друг другу. Грамши
сам отмечает как видимое противоречие тот факт, что в итальянском
рабочем движении в 1917-1920 гг. "господствовала фаталистическая и
механистическая концепция истории... и тем не менее были налицо
проявления формалистического волюнтаризма, глупого и тривиального..."59.
Но это - именно видимое, а не реальное противоречие: на опыте
бордигианства Грамши хорошо знал и в "Тюремных тетрадях" убедительно
показывает, как и в чем волюнтаризм смыкается с вульгарным
детерминизмом.
Общим для того и другого является отрыв волевого действия от объективных
закономерностей истории и их противопоставление друг другу. В
фаталистическом варианте это приводит к полной пассивности воли, в
волюнтаристском-к чисто негативному определению задач волевого действия,
к представлению о том, что "вмешательство воли полезно для разрушения,
но не для созидания" (при этом и само разрушение понимается
"механически, а не как разрушение-созидание")60. Те, кто рассуждает
подобным образом, "...не понимают, что массовые идеологические явления
всегда отстают от массовых явлений экономического характера и что
поэтому в определенные моменты автоматический импульс, исходящий от
экономического фактора, замедляется, затормаживается или даже временно
сводится на нет традиционными, идеологическими элементами..."61.
Но вредные последствия распространения в рабочем движении
механистических взглядов на историю не ограничиваются, как констатирует
Грамши, лишь сферой политики и идеологии: они сказываются и на самой
внутренней жизни рабочих партий и организаций. Отправляясь опять-таки
прежде всего от опыта КПИ бордигианского периода, Грамши исследует этот
аспект проблемы в рамках более широкого социологического анализа
массовых политических движений вообще (в том числе и реакционного
характера) . Он ставит в связь с "механицизмом" такие явления, как
фетишизация отношения между индивидом и коллективом62, обильный приток в
организацию социально-пассивных элементов, из которых формируется своего
рода "элита наизнанку"63, и, наконец, подмена демократического
централизма так называемым "органическим централизмом", руководства -
командованием и диктатом64.
Исходная посылка органического централизма - "верная только в моменты
исключительного накала народных страстей" - состоит в том, что
"управляющие представляют интересы управляемых и поэтому "должны"
располагать их согласием, то есть должно иметь место отождествление
индивида с целым, а целое (какая бы организация то ни была)
представляется теми, кто руководит"65. Сама же руководящая группа при
этом "подбирается по принципу "кооптации" вокруг "непогрешимого носителя
истины", "просветленного разумом", который обнаружил естественные законы
исторического развития, действующие неукоснительно - хотя бы и со столь
отдаленным результатом, что "кажется", будто непосредственно наблюдаемые
события опровергают их"66.
Так проникновение в область социологии политических движений позволяет
Грамши нащупать еще один "стык" между фатализмом в понимании законов
истории и волюнтаризмом: пассивность рядовых участников движения, слепо
верующих в автоматическое действие этих законов, способствует появлению
"харизматических личностей", которые присваивают монополию на их
истолкование и этим развязывают себе руки для любых волюнтаристских
акций.
Исторический фатализм как элемент массовой психологии Грамши называл
"религией подчиненных", считая, что на ранней стадии развития рабочего
движения он мог быть утопической оболочкой реальных волевых импульсов и
даже стимулом к практическим действиям, - но чем дальше, тем больше
тормозит превращение пролетариата в класс, способный к политическому
руководству обществом. Там же, где пролетариат уже находится у власти,
став из "подчиненного" руководителем, приняв на себя ответственность за
"массовую экономическую деятельность", упование на то, что все проблемы
будут автоматически решены изменениями в экономике, превращается в
"прямую опасность"67. Отсюда вывод, который можно считать итогом
размышлений Грамши на данную тему: "По поводу исторической функции,
выполненной фаталистической концепцией философии, практики, можно было
бы написать хвалебный некролог, напомнив о пользе, которую она принесла
в определенный исторический период, и именно поэтому, обосновывая
необходимость похоронить ее со всеми приличествующими случаю
почестями"68.

Для того, кто стоит на передовой общественной позиции, озабоченность
проблемами современности есть, таким образом, не просто двигатель
интереса к истории, но стимул к ее объективному познанию. Поэтому
партийность исследователя не имеет в представлении Грамши ничего общего
с предвзятым подходом, с подгонкой результатов исследования под заранее
заданную схему. Политический метод "произвольного форсирования научного
тезиса с тем, чтобы создать популярный миф, обладающий силой
тонизирующего воздействия", он сравнивал с "употреблением наркотиков,
которое дает как моментальный эффект возбуждение физических и
психических сил, а как постоянный - ослабление организма"76.
Сам процесс исторического исследования Грамши представлял себе как
строгий и беспристрастный поиск истины. К ученому-историку в полной мере
относятся все те высокие профессиональные требования, которые он
предъявлял к исследователю, работающему в любой области науки: "...Не
является ученым тот, кто слабо владеет методом данной специальной
отрасли, кто не улавливает точного смысла употребляемых им понятий, кто
плохо осведомлен о предшествующей разработке трактуемых им проблем, кто
не слишком осмотрителен в своих утверждениях, кто идет путем не
необходимых, а произвольных и бессвязных умозаключений, кто не умеет
учитывать пробелы, имеющиеся в знаниях на данном достигнутом уровне, а
умалчивает о них и удовлетворяется чисто словесными объяснениями или
чисто внешними связями явлений, вместо того чтобы признать временный
характер данного решения проблемы, возможность вернуться к нему, развить
его и т.д."77.


...наиболее верный путь к научной истине вступает тот исследователь,
который в общественной борьбе своей эпохи сознательно становится на
сторону передовых сия, объективно заинтересованных в максимально
глубоком и точном познании исторического прошлого. И самым высоким
критерием оценки исторического труда для Грамши является мера его
реального общественного воздействия в направлении, отвечающем
историческому прогрессу: "...Если писать историю [прошлого], значит
творить историю настоящего, то великой исторической книгой будет та,
которая сегодня помогает развивающимся силам все больше сознавать самих
себя и благодаря этому становиться более активными и действенными" 91.


Gramsci A. Quaderni del carcere. Edizione critics dell'Istituto
Gramsci. A cura di V. Gerratana. (Torino, 1975]
Ibid., p. 1051-1052. Термин "исторический блок" Грамши возводил к
Сорелю, но новейшие изыскания показали, что Сорель не употреблял этой
формулы как таковой и Грамши, по-видимому, сам резюмировал таким образом
его мысль. Грамши обозначал этим выражением, в частности, именно
отношение диалектической взаимосвязи, взаимодействия в сфере
общественных явлений. Автор специального исследования на эту тему
выделяет взаимоотношения между базисом и надстройкой как "главный аспект
понятия исторического блока" у Грамши (Роrtе11i H. Gramsci e le bloc
historique. Paris, 1972, p. 10).
8 "Анти-Кроче" мыслился Грамши как работа, в которое "следовало бы
сжато изложить полемику не только против спекулятивной философия, но
также и против и против позитивизма, механицизма и искаженных форы
философия практики" (ibid p. 1477).
9 Ibid., р. 1422.
10 Ibidem. Ср.: Маркс К. в Энгельс Ф; Соч., т. 13, с. 7.
11 Q, р. 1774. -
12 Ibid., p. 1057.
13 Ibid., p. 1583.
14 В той же заметке Грамши оговаривает, что при изучении базиса
"необходимо отличать пронесен органические (то есть относительно
постоянные) от процессов, которые могут быть названы конъюнктурными (и
предстают как нечто случайное, лежащее на поверхности, второстепенное).
Конъюнктурные явления, конечно, тоже зависят от процессов органического
характера, но их значение в истории невелико..." (ibid., p. 1579).
15 Ibid., p.. 1583-1584.
16 В этой связи весьма интересна грамшианская критика идеи бельгийского
правого социалиста Г. Де Мана, который в конце 20-х гг. предпринял
попытку превратить социальную психологию в средство "опровержения"
марксизма. Грамши отверг притязания Де Мана на роль первооткрывателя
этой области,
которой якобы пренебрегали марксисты, отметив, в частности, что
необходимость исследования массовой психологии в целях ее активного
пересоздания "по крайней мере подразумевалась (а может быть, и прямо
провозглашалась) в теории Ильича, что Де Ман совершенно игнорирует"
(ibid., р. 329).
17 Ibid., p. 1585.
18 Ibid., p. 1774, 1827.
19 Ibid., p. 1775.
20 Ibid., p. 1818-1819.
21 В таких случаях Грамши обычно употребляет рядом как синоним понятие
"революции-реставрации"- ibid., р. 962, 972, 1209, 1325, 1361, 1768,
1781, 1791.
22 См., в частности: ibid., p. 1822-1824.
23 Ibid., p. 1438. Ср. также: ibid., p. 1226, 1477.
24 Ibid., p. 1247.
25 Ibid., p. 1479-1480.
26 Ibid., p. 1479.
27 Ibid., p. 1247-1248, 1477-1479.
28 Q, р. 1247.
29 Ibid., p. 1246. Предложенная Грамши формула не охватывает всех
идейных источников марксизма: в нее не вмещается, в частности, ни то,
что дали в плане критики буржуазных общественных отношений великие
социалисты-утописты, ни достижения исторической мысли конца XVIII-первой
половины XIX в., подготовившие открытие материалистического понимания
истории. Однако Грамши, будучи решительно против изображения истоков и
составных частей марксизма в виде какой-либо "окончательной схемы",
меньше всего претендовал на то, чтобы самому сконструировать таковую. В
других заметках он и сам в известной мере восполняет указанные пробелы -
например, в том, что касается исторических идей периода Реставрации
(Ibid., p. 1696, 1863-1864, 1943-1944).
30 Грамши не отвергал начисто применения социологических методов в
историческом познании (см., в частности: ibid р. 1687) и сам дал ценные
образцы социологического исследования, а также внес немалый вклад в
развитие социологической мысли, получивший признание в современной
литературе.
31 Ibid., p. 1432.
32 Ibid.. p. 1433. Ср. также: ibid., p. 1500, 1926.
33 Ibid., p. 1479.
34 Ibid., p. 1248.
35 Ibid., p. 1432.
36 Ibid., p. 1403.
37 См., например, ibid., p. 1729.
38 Ibid., р. 2268. Ср. также: ibid., р. 2192.
39 Ibid., p. 1404.
40 Ibid., p. 1946.
41 Ibid., р. 1627.
42 Ibid., p. 1781. (Курсив мой.-и. Г.).
43 Ibid., p. 1135.
44 Ibid., р. 1578.
...
46 Ibid., p. 1968-1969.
47 Ibid., p. 2013.
48 Ibid., p. 2027.
49 Ibidem.
50 Ibid. p 2028 Ср. также: ibid., p. 766, 983.
51 Ibid., p. 2029.
52 Ср. известную мысль Энгельса, в которой обобщен опыт нескольких
буржуазных революций, и в частности якобинцев .во Франции: Маркс К. и
Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 308-309.
53 Q р. 2029-2030.
54 Ibid., p. 1770.
55 Ibid., p. 1388.
56 Ibid., p. 1898-1899.
57 Ibid., p. 1612.
58 Ibid., р. 1131
59. Ibid., p. 319.
60. Ibid., p. 1612.
61 Ibidem.
62 Ibid., p. 1770-
63 Ibid., p. 1116.
64 Автором формулы "органического централизма" был Бордига, который при
обсуждении тезисов к Лионскому съезду предложил ее взамен термина
"демократический централизм" на том основании, что в определенных
ситуациях партийный центр "может руководить партией также и вопреки воле
большинства" (Ver-bale della Commissione politica per il Congresso di
Lione. - "Critica marxista", 1963, N 5-6, p. 326).
65 Q, p. 1771.
66 Ibid., p. 1650. Ср. другой фрагмент: "Органический централизм, с
присущими ему "фельдфебельскими" методами командования... связан с
механистическим пониманием истории и движения..." (ibid., p. 796).
67 Ibid., p. 1388.
68 Ibid. p. 1394.
69 Ibid. p. 1764.
70 Ibid. p. 1721.
71 Ibid. p. 771, 1946.
72 Ibid. p. 1723.
73 Ibid. p. 949, 1979-1980, 2063.
74Ibid., p. 341.
75 См. в этой связи: ibid., в. 1984.
76 Ibid., p. 1284.
77 Ibid., p. 1404-1405.
...
91 Ibid., p. 1983-1984.


И.Григорьева
ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ ИСТОРИИ В "ТЮРЕМНЫХ ТЕТРАДЯХ" ГРАМШИ

---

От	Pout
К	Pout (17.10.2003 10:25:36)
Дата	10.11.2003 10:14:27

Практика Антонио Грамши. Красное двухлетие. "Ordine Nuovo".ч.1

---

Опыт революционной борьбы за власть периода "красного двухлетия"
1919-1920 отражен в богатом наследии Грамши, опубликованном в целом
томе русского перевода его сочинений -а ранее, в 1919-1920, в журнале
"Ордине Нуово"(Новый Порядок). В своде статей выделяются отдельные вехи,
маркирующие процесс и развитие. Эти статьи ниже цитируются в узловых
местах.

Практика вносила коррективы в теорию, интернациональный опыт
революционных лет и дел сделал из ранее порой настроенного
"страстно-волюнтарно" Грамши - последовательного и ороговелого
марксиста-ленинца, обогатившего теорию и методологию благодаря опыту
борьбы и специфике быстро развивающейся итальянской революции. Грубая
проза жизни дубила шкуру. Теперь
уже _ему_ вовсю доставалось за "экономизм","детерминизм"и "апологию
законов развития" от многих горрячих итальянских парней.

Специфика ("особенность" ) процесса, в частности, выразилась у Грамши
в большем внимании к трудам таких малоизвестных у нас деятелей, как
Лабриола, Сорель, де Леон (а также Кроче и крупные тогдашние итальянские
культурели).
Некоторые центральные грамшианские концепты - исторический
блок,философия практики, да и сама гегемония - переработанные и обретшие
новую, свойственную грамшианству, форму, концепты таких крупных фигур.
Прямое заимствования или "всасывания" таких узловых мест теории и
методологии ни "справа", ни "слева",ни даже от Ленина(гегемония) он
никогда не допускал.
Многое вглубь он додумал и развил позже, в начале 20х, а затем в ТТ, и
некоторые идейные позиции (например.отношение к якобинству) претерпели
развитие и эволюцию . Но не ревизию в ядре. А некорые - обрели
заточенную
инженерную форму(гегемония).
В тексте Григорьевой есть не одно упоминание о таких "переменных"
флуктуациях на фоне "генеральной линии развития" концепции философии
практики Грамши. Она никогда не имела "ставшей",застывшей формы, а
была имманентно "открыто-динамической", как и подход,применненный самим
автором к своей работе. (Я применял при работе над такими местами
метафоры спиральной галактики, в случаях неудавшейся
развертки или "раскрутки" - зацикливания., водоворота.Но - тоже
движущейся "спиральной" фигуры, это представление просто выпирает из
верно упорядоченного текста по "теме"). При этом, еще раз -ни о какой
ревизионистской гибкости типа Бернштейна речи нет.

Грамшианский "конатус", имманентно присущее натуре деятеля-философа
стремление-воление, на редкость цельно, никакого"цель оправдывает
средства" и прочей псевдомакиавеллистской фигомотины там нет. И "либидо
доминанди", жажды доминации ради власти -как движущего мотора - тоже. На
ум опять приходит лосось,вопреки всем завихрениям прущий по самой
стремнине через перекаты тысячу километров (неплохой образ для
"конатуса"). Вселенский основной инстинкт ведет политика-философа
наперекор всем водовротам и стремнинам.

Вместо рассуждений о таинственных "современных синергетических методах",
которыми -в отличие от"устарелых" и "старомодных" - якобы нужно и можно
пользоваться в подобном неравновесном развитии, полезно познакомиться с
такой открытой динамикой. С "неравновесным устойчивым развитием", редким
синтезом, полученным и благодаря осознанно примененной диалектике. И
отнеститсь именно так к его узловым концептам- водоворотам. Сказалась и
школа Бергсона (etan vital - жизенный порыв, "конатус"
по-идеалистически) и Кроче -вне сомнения. Это были выдающиеся
"неравновесники" того времени. И , с другой стороны, полезно сопоставить
с модным Бордигой, упертым и "ставшим"(статика) типом мышления, -
статиком, насколько таковым может быть (тоже)настоящий революционер,
фанатик-итальянец. В столкновениях пары Бордига-Грамши , в этом великом
итальянском "биноме"по самым важным вопросам и видна эта приницпиальная
разница. У нас такого бинома в чистом и ясном, модельном виде не было.

В этом приниципиальная особенность именно теории Грамши - как ни одной
другой их прочих. Полная протвиоположность таким зубрам,как Плеханов или
анархи, догматически звиздящим всегда одно и то же - с разных
полюсов..

Особенность и в тех течениях, которые проявились в те годы в ИСП и до
сих пор являются актуальной,живой темой, вызывающей страстную
пллемику.. Прежде весго они связаны с синдиалистами, анархистами, но
собенно с именами Бордиги, а также Таски. Бордига многими
ррреволюционнными красными сейчас рассматривает как "более правильный
революционер". Есть сайты ,посвященный его работам, на русском(а
Грамши -нету). напр (см его зеркала и перепечатки в сети)
http://almaty-liberta.boom.ru



"Политика и экономика, социальная среда и социальный организм всегда
составляют единое целое, и одна из самых больших заслуг марксизма
заключается именно в утверждении этого диалектического единства",-писал
Грамши еще во время войны, критикуя реформистов и синдикалистов за то,
что они произвольно изолируют либо одно, либо другое. В период "Ordine
Nuovo" представление о нерасторжимости экономики и политики является для
него, таким образом, давно и прочно завоеванной идейной позицией. Это
частное выражение свойственного Грамши уже в то время глубокого
понимания диалектики объективного и субъективного в историческом
процессе.



Предыдущий отрывок из Григорьевой, относящийся к 1918г,частично см. в
ветви весной 2002г

----------


ГЛАВА 2
ПРОБЛЕМА РЕВОЛЮЦИИ В ИСТОРИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ ГРАМШИ ПЕРИОДА
"КРАСНОГО ДВУХЛЕТИЯ" (1919-1920 гг.)

(Из И.В. Григорьева "Исторические взгляды Антонио Грамши", М. 1978. Стр.
66-119)

Капиталистическая система выходила из войны с огромной пробоиной и была,
казалось, на пороге гибели. Вслед за Россией началась революция в
Австро-Венгрии и Германии. Пример российского пролетариата оказывал
мощное воздействие и на трудящиеся массы стран Антанты, одушевленные
стремлением "сделать как в России" или по крайней мере заставить
буржуазию платить по политическим векселям, выданным в начале войны.
Открывалась новая страница всемирной истории, когда социальная революция
пролетариата из теоретически обоснованного предсказания превращалась в
реальность.
События естественно подсказывают ту контрастную историческую параллель,
с помощью которой Грамши измеряет глубину перемен, происшедших в мире:
послевоенная Европа-и Европа кануна 1848 г., напуганная "призраком
коммунизма". Тогда для "священной травли этого призрака" объединились
"папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие
полицейские"1; теперь папа в значительной мере утратил свой духовный
авторитет и влияние на ход событий, царь "низвергнут в бездну",
наследниками политики Меттерниха стали правительства Западной Европы, а
немецкие полицейские поглощены борьбой на улицах Берлина "с колоннами
рабочих и солдат, предводительствуемых Карлом Либкнехтом". Главное
же-призрак перестал быть призраком: "...Именно коммунизм создает на
развалинах Святой Руси Новый Строй... Призрак обрел плоть и
кровь-поэтому он внушает больший страх. Призрак превратился в
государство с определенной территорией, со своей армией, казной, с
собственной организацией, которая постоянно развивается, и коммунизм
сегодня предлагает пролетариям уже не просто "Манифест"-документ
беспощадной разрушительной силы, чисто негативную-критику,- а достояние
позитивного опыта, метод действия, "практику", которая оживотворяет
теорию и объединяет индивидов в новую форму общества, излучающую энергию
и движущуюся к высшему совершенству и ясности"2.
Идея Нового Строя (Ordine Nuovo) сразу же получает у Грамши
интернациональное содержание. Революции в России и Германии
рассматриваются им как первые шаги в этом направлении, которые могут
быть успешными лишь при поддержке международного, и особенно
английского, пролетариата3. Новый Строй ощущается Грамши как веление
открывшейся в истории новой эпохи, характерная черта которой-то, что
исторический процесс прямо и непосредственно творится народами, массами,
трудящимися, большинством человечества4.
В свершающихся в мире гигантских изменениях Грамши теперь делает акцент
на их исторической необходимости. Этап "Революции против "Капитала"" уже
далеко позади, грамшианский антифатализм стал более глубоким и зрелым:
анализ опыта Октября привел молодого мыслителя к пониманию того, что
событие, которое сначала поразило и захватило его своей полной
"непредвиденностью" с точки зрения догматически понятых законов
общественного развития, было тем не менее исторически обусловленным и
закономерным. Новую пищу для размышлений о роли необходимости в истории
дает Грамши идейно-политическая борьбе вокруг итогов только что
закончившейся войны и судеб послевоенного устройства мира.
Предсказав еще на пороге 1919 г. неизбежный крах "вильсоновского мифа",
Грамши через некоторое время констатирует начало его действительного
заката, поскольку над утопическими проектами Вильсона берет верх
реальная сила капиталистических общественных отношений. "Нельзя уйти
из-под власти исторической необходимости; а при капиталистическом
режиме, господствующем над судьбами людей, историческая необходимость
неумолимо порождается механической силой, количеством благ,
географической протяженностью и густотой населения отдельных
государств"5. Не Вильсон с его прекраснодушием, а крупные компании, банк
Моргана, банкир Шифф-вот кто является "истинными и реальными богами"
капиталистического мира, "действительными двигателями истории" при
капитализме6.
Капиталистический строй закономерно привел к войне, с последствиями
которой он, как казалось тогда Грамши, бессилен справиться. "...Сегодня
он неспособен снова дать мир, восстановить условия, необходимые для
дальнейшего развития человечества". Единственный возможный выход из этой
катастрофической ситуации Грамши видит в том, чтобы сломать самую
систему капиталистических отношений вместе с присущим ей механизмом
необходимости: "Человечество может найти свое спасение только в глубоком
изменении экономических законов, царивших доныне, только в приходе к
власти новых классов, применяющих новые принципы"7.
Достигнутый Грамши новый уровень понимания детерминизма в истории
отчетливо виден из его полемики с профессором Бальбино Джулиано,
проделавшим в условиях пробуждения невиданной прежде революционной
активности пролетариата характерную эволюцию от
мессианско-фаталистической веры в наступление социализма как
"естественный закон, который превыше духа"8, к позициям "человека
порядка". В основе всей этой полемике оказывается вопрос о применимости
к истории понятия "естественного закона". Сам по себе такой предмет
спора отнюдь не нов для Грамши, но его собственная позиция сильно
изменилась по сравнению с более ранними статьями.
Еще летом 1918 г. Грамши, подчеркивая, что законы истории не должны
пониматься как действующие автоматически и "не имеют ничего общего с
естественными законами", относился с известной долей скептицизма к
самому понятию объективной закономерности -будь то в природе или в
истории. Теперь он становится гораздо решительнее в признании
детерминизма как принципа марксистского подхода к истории, ибо
значительно яснее представляет себе отличие марксистского понимания
исторической закономерности от вульгарно натуралистического: "Учение
исторического материализма есть критически выработанная система знаний
об исторической необходимости, лежащей в основе процесса развития
человеческого общества , а не удостоверение в существовании
естественного закона , действующего "абсолютно" вне сферы человеческого
духа. Это самосознание побуждающее к действию, а не естественная наука,
которая исчерпывает свои цели познанием истины"9. Иными словами,
историческая необходимость рассматривается марксизмом не отвлеченно
теоретически, но в тесной связи с проблемой общественной практики:
законы истории не только проявляются в формах человеческой деятельности,
но, будучи познаны, становятся стимулом к активному действию во имя
соответствующих им целей. Именно здесь проходит важнейшая грань,
отделяющая марксизм от фаталистических концепций истории, - и Грамши уже
настолько явственно почувствовал ее, что теперь не боится употребить в
качестве синонима исторического материализма формулу "экономический
детерминизм", чего никогда не делал раньше: "экономический детерминизм"
в его понимании -это не только "научный фундамент политического и
экономического действия рабочего класса", но прежде всего "историческое
самосознание рабочего класса, норма действия, моральный долг"10.
Таким образом, качественно новый элемент грамшианского подхода к
истории-наполнившееся позитивным содержанием понятие исторической
необходимости - возникает вполне органически, вырастая из критики
вульгарно-детерминистских представлений и вбирая в себя весь
антифаталистический заряд исторической мысли молодого Грамши. Совершенно
несостоятельны поэтому утверждения о том, что с началом "красного
двухлетия" у Грамши происходит некий идейный перепад, резкий сдвиг,
который выражается в принятии им фаталистического обоснования
стратегической перспективы пролетарской революции и лозунга диктатуры
пролетариата11.
По окончании войны в Турин вернулись товарищи Грамши по университету и
социалистической секции-Анджело Таска, Пальмиро Тольятти, Умберто
Террачини, когда-то вместе с ним мечтавшие о создании журнала, который
станет очагом новой "социалистической культуры". Идея журнала
возродилась, она становилась тем более актуальной в условиях общего
революционного подъема в стране, который находил особенно мощное
проявление в пролетарском Турине. Грамши, всецело занятый в этот период
именно журналистской, деятельностью, с энтузиазмом отдался новому
начинанию. 1 мая 1919 г. вышел в свет первый номер нового журнала -
"Ordine Nuovo".
Грамши с самого начала предлагал поставить в центр внимания журнала
выявление в Италии зародышевых форм таких институтов, которые подобны
русским Советам12. Однако эта идея не встретила поддержки Таски,
представлявшего себе облик нового издания в соответствии с тем несколько
академическим, "культурническим" толкованием задач социалистической
пропаганды, которое наметилось у него еще до войны. Интересующий нас
аспект этого расхождения состоит в том, что Грамши и Таска выражают в
данном случае два принципиально разных взгляда на историю.
Предложение Грамши, по его же словам, диктовалось интересом к проблемам
"организации людей, истории людей, психологии рабочего класса"13.
Интерес к истории не замыкался у него на прошлом, но был направлен
прежде всего в настоящее-к постановке на конкретную итальянскую почву
проблемы социалистической революции. В сущности эта проблема поглощает,
подчиняет себе все размышления Грамши об истории в период "Ordine
Nuovo". Таску история интересовала в ином плане - сама по себе, вне
связи с современными задачами пролетарского действия. Об этом
свидетельствуют как его собственные статьи, так и те материалы, которые
были помещены в первых номерах "Ordine Nuovo" по его инициативе.
Позднее (летом 1920 г.) Грамши рисует первые шаги "Ordine Nuovo" как
период, когда в нем всецело возобладала линия Таски, и дает журналу в
его тогдашнем виде весьма нелестные оценки:
"Программой было отсутствие конкретной программы, каковую заменяло
претенциозное и туманное стремление к постановке конкретных проблем...
Никакой центральной идеи, никакого внутреннего единства публикуемого
литературного материала... Это была антология, не что иное, как
антология; это был журнал такого типа, какой мог бы появиться и в
Неаполе, Кальтанисетте, Бриндизи; это был журнал абстрактно-культурного,
абстрактно-информационного характера, с уклоном к публикации страшных
рассказиков и благонамеренных ксилографий; нечто лишенное органической
цельности, продукт посредственного умствования тех, кто ощупью искал
идейной пристани и пути к действию"14. Изучение первых номеров журнала
показывает, однако, что в оценках Грамши есть изрядная доля
преувеличения и односторонности, ибо его реминисценции окрашены
последующей резкой полемикой с Таской15.
Программа деятельности журнала, которая нигде до сих пор не
рассматривалась, включает следующие пункты:
"I) Изучение социалистических течений Третьего Интернационала и попыток
социалистического решения проблем послевоенного периода,-в особенности в
России и в Германии;
2) исследование экономических и психологических условий, образующих
глубинную основу, на которую также и в Италии должно опираться
социалистическое государство;
3) наиболее неотложные проблемы национализации или вообще
социалистической организации промышленного производства - особенно в
пищевой, текстильной промышленности, в строительстве и на транспорте;
4) проблема сырья и продовольственного снабжения;
5) всеобщее вооружение народа и защита социальной республики;
6) представительный и административный режим в условиях прямого [само]
управления производителей и потребителей;
7) бюджет социалистического государства и налоговая реформа в
соответствии с принципами коллективистских доктрин;
8) психологический и технический аспекты проблемы мелкой собственности,
которая в Италии играет столь значительную роль в аграрной структуре;
9) проблема школы"16.
Все это-вопросы отнюдь не абстрактно-академического характера. В таком
духе комментировала вышеизложенное и сама редакция "Ordine Nuovo":
"Журнал, таким образом, привлекает внимание всех социалистов к коренной
проблеме нашей революции, состоящей в том, чтобы иметь
программу-максимум, которая включала бы наиболее неотложные мероприятия,
необходимые для того, чтобы придать ясно выраженный социалистический,
характер государству, которое возникает, и направить в его сторону ...
симпатии пролетарских масс, образующие единственную гарантию его
устойчивости и прочности перед лицом всех опасностей внутренней реакции
и возможных попыток давления извне". Тем самым отчетливо определен
преимущественный интерес журнала к проблемам будущей пролетарской
революции в Италии на фоне новейшего интернационального опыта. И лишь
после этого в комментарии к программе говорится: "Кроме того, журнал
будет заниматься изложением идей классиков социализма-в том числе
утопистов, извлекая из их работ то ценное, что они еще могут дать
(потому что некоторые их предрассудки сохранились, а некоторые угаданные
ими истины были несправедливо забыты), и исходя из того, что освеженное
сегодняшним опытом чтение их трудов может стать полезной школой
исторической и теоретической критики". "Культурническая" тенденция Таски
если и присутствует здесь, то в смягченном виде и никак не является
доминирующей.
Реальное направление деятельности журнала уже на первых порах вполне
отвечало этой программе. Тогда же "Ordine Nuovo" стал приобретать
характерный для него широкий интернациональный кругозор, изложив (в
статье, написанной Грамши) основные принципы только что возникшего
Коминтерна17 и перепечатав из американского социалистического журнала
"Liberator" очерк Макса Истмена о В. И. Ленине, воспроизведя отрывок из
книги Ленина "Пролетарская революция и ренегат Каутский"18 и воззвание
группы "Спартак" накануне создания КПГ, восприняв традиционный еще для
"Grido del Popolo" интерес к идеям Р. Роллана и А. Барбюса и т. д.
Материалы первых номеров "Ordine Nuovo" отличаются гораздо большей
внутренней взаимосвязью, чем это позднее представлялось Грамши. Они
пронизаны и спаяны общим ощущением наступившей эпохи гибели буржуазного
строя, когда историческая миссия пролетариата перестала быть
теоретическим понятием и начала осуществляться на практике. Отсюда и
другая общая линия, которая сразу же намечается в журнале: размежевание
всей группы сверстников Грамши, прошедших судный с ним путь идейного
формирования, с "властителями дум" их ранней юности-Кроче, Джентиле,
Сальвемини, Эйнауди, Мондольфо.
Наконец, в приведенных выше оценках начального этапа существования
"Ordine Nuovo" Грамши несправедлив и к самому себе, явно преуменьшая
собственное влияние на характер и деятельность журнала в этот период.
Занимая и тогда и позднее пост секретаря редакции, Грамши обнаружил
незаурядные качества организатора журналистской работы, но прежде
всего-и сразу же-выдвинулся в "Ordine Nuovo" как один из самых активных
и талантливых публицистов. Начиная с первых же номеров, он
систематически выступал в журнале со статьями под рубрикой
"Интернациональная политическая жизнь", а иногда и как автор других
материалов, причем именно в его творчестве обрисованный нами выше общий
настрой нового издания проявлялся всего отчетливее и ярче19.
Свою первую статью в "Ordine Nuovo" Грамши назвал "Разложение и
генезис"-в точном соответствии с тем, как осознавался им переживаемый
исторический момент:
"Глубокие конфликты и непримиримые противоречия, присущие экономической
структуре капиталистического общества, приведя в движение даже самые
глубинные и темные слои человеческой массы, бурно вырвались на
поверхность истории...
Это явление имеет капитальное значение в процессе исторического развития
цивилизации, оно обозначает крайний предел исторических возможностей
капиталистического класса, который уже исчерпал свою роль и должен
исчезнуть. Все добро и все зло, какое могла совершить буржуазия, уже
совершено; в настоящее время сумма зол неизмеримо превосходит любой
перечень благ, который самый беспристрастный историк мог бы составить
для надгробного слова в честь этой общественной силы, наиболее
энергичной и деятельной из всех когда-либо появлявшихся на протяжении
медленно развертывавшихся и бесцветных тысячелетий истории человечества.
Картина международной жизни-в том виде, как она складывается в эти
последние месяцы,-создает впечатление страшной бури, разыгрывающейся
среди развалин. Существовавший до сих пор мир рухнул, и метафора тем
менее выглядит преувеличенной, что крушение произошло одновременно во
всем мире...
Отношения производства вместе со всеми вытекающими из них общественными
отношениями классов, наций, континентов потрясены до основания.
Вследствие этого вырвались на волю демонические силы, которые
руководящий буржуазный класс, истощивший свой запас разума и
человечности жестким осуществлением власти в годы войны, уже не в
состоянии обуздать и взять под контроль. Противостоять развалу
дисциплины, хаосу, варварскому упадку нравов, подтачивающему все
институты капиталистического общества-от государства до семьи,-может
только новый руководящий класс, имеющий свой собственный идеал такого
переустройства жизни, которое вновь придаст человеческому обществу живую
телесность, пластичность, вновь насытит его верой и духом инициативы;
свежий класс, который железом и огнем излечит язвы человечества, своими
смелыми, энергичными действиями положит конец антагонизмам и конфликтам,
порождающим разрушение и смерть, и, подавая пример светлой и честной
веры, дисциплинированного и систематического труда бескорыстной и
стойкой жертвенности, откроет цивилизации более широкий, озаренный
солнцем путь, построит интернациональный новый порядок, в котором мир
обретет единое универсальное сознание, а производство материальных благ
станет гармоничной, основанной на началах братства и плодотворной
созидательной деятельностью.
В интернациональном классе рабочих и крестьян воплощена возрождающаяся
молодость человеческой цивилизации. История есть вечность; зло не может
взять верх, хаос и варварство не могут взять верх, пропасть не поглотит
людей. Мир спасает себя сам, своими собственными силами... Существующее
общество-капиталистическое общество - разлагается, революция -
коммунистическая революция-идет вперед семимильными шагами. Мертвый
пытается заразить живого, но торжество жизни уже обеспечено и
неотвратимо, как жребий судьбы"20.
Мы намеренно привели столь пространные выдержки. Статья "Разложение и
генезис" великолепно обрисовывает те мысли и чувства, с какими Грамши
начинал свою деятельность в "Ordine Nuovo", и в зерне содержит все
основные идеи, которые развернутся затем в его публицистике
послевоенного революционного двухлетия. Всем своим существом Грамши
чувствует, что человечество теперь шагнуло за тот исторический рубеж,
который он угадывал еще в преддверии 1917 г., когда предвещал смену
периода негативной и критической деятельности новой эпохой, деятельности
созидательной и позитивной: "Русский пролетариат, совершив свою
революцию, дал своим братьям во всем мире реальный исторический опыт,
который послужил мощным вещественным подкреплением духу и действиям
пролетарского Интернационала. Революционное действие, ранее бывшее
критическим и негативным, превратилось в реализм созидания; историческая
диалектика пришла к своему синтезу в новом типе государства - системе
рабочих и крестьянских Советов"21.
Продолжая линию, наметившуюся в его статьях уже с конца 1918 г., Грамши
все более органично вписывает русскую революцию в общий процесс развития
мировой истории. Иным стал самый масштаб, которым он пользуется в своих
размышлениях и прогнозах. Отдельные страны теперь рассматриваются им как
звенья единой всемирной системы отношений и связей, созданной новейшим
развитием капитализма: "Мир "объединен" в том смыс-ле, что образовалась
мировая иерархия, которая авторитарными методами организует и
контролирует весь мир; произошла величайшая концентрация частной
собственности, весь мир представляет собой один трест, находящийся в
руках нескольких десятков англосаксонских банкиров, судовладельцев и
промышленников. Условия для осуществления коммунизма в интернациональном
масштабе полностью налицо; коммунизм представляет собой ближайшее
будущее человеческой истории..."22.
Но при этом Грамши далек от мысли об "одновременной революции на всем
земном шаре"-такую концепцию он решительно квалифицирует как
"утопическую"23. Различия в уровне развития отдельных стран в рамках
капиталистического "единства мира" не потеряли для него своего значения,
они принимаются Грамши во внимание при оценке соотношения сил революции
и контрреволюции, складывающегося на каждом данном этапе всемирной
борьбы. С этой точки зрения начало революции в относительно более
отсталой стране представляется ему даже своего рода преимуществом, ибо
ослабит лагерь общеевропейской реакции, а революции даст "возможность
укрепиться и расшириться с меньшими трудностями, чем где-либо в другом
месте"24.
Грамши резко критикует подход к оценке русской революции Родольфо
Мондольфо, педантски противопоставляющего Ленина Марксу. Позицию
Мондольфо он иронически уподобляет поведению раздражительного профессора
на экзамене, услышавшего ответ не по форме25. В полемике с Мондольфо
Грамши впервые для себя ставит вопрос о необходимости отличать основное
историческое содержание русской революции (создание государства Советов)
от всего того привходящего, что связано со специфическими условиями ее
осуществления-экономической блокадой, иностранной интервенцией, войной
против внутреннего саботажа26.
Мысль о том, что создание нового типа государства есть главное в русской
революции, получает у Грамши подробное развитие и статье "Дань истории".
Этот тезис обосновывается им исходя из исторических особенностей
пролетарской революции вообще, которые Грамши теперь характеризует так:
"Трудности и препятствия, которые должна преодолеть пролетарская
революция, оказались неизмеримо большими по сравнению со всеми
революциями прошлого. Эти революции были направлены лишь к тому, чтобы
изменить форму частной и национальной собственности на средства
производства и обмена; они затрагивали лишь ограниченную часть людей,
связанных определенными общественными узами. Пролетарская революция-это
самая великая революция: поскольку она стремится уничтожить частную и
национальную собственность и упразднить классы, в нее оказываются
вовлечены все люди, а не только какая-то часть их. Она заставляет всех
людей действовать, принять участие в борьбе, открыто встать на
определенную сторону. Она до самого основания преобразует общество,
превращая его из организма, состоящего из одноклеточных ячеек
(граждан-индивидов), в организм, составленный из многоклеточных ячеек;
она кладет в основу общества такие образования, которые уже органически
присущи ему. Она вынуждает все общество отождествиться с государством,
она требует, чтобы все люди были сопричастны сознательной духовной и
исторической деятельности. Поэтому пролетарская революция есть
социальная революция, поэтому она должна преодолеть неслыханные
трудности и преграды, поэтому для ее успеха история требует чудовищной
дани, подобной той, которую вынужден платить русский народ"27.
Здесь несомненно сохранился отзвук прежних раздумий Грамши на эту тему,
восходящих еще к весне 1917 г., когда он усматривал неотъемлемую и
отличительную черту пролетарской революции в том, что она является
революцией большинства, в которой важнейшее значение имеет не только
сила, но и факторы духовного, нравственного порядка. Но теперь в
осмыслении этих качеств пролетарской революции Грамши поднялся на
совершенно иной уровень, связывая ее "мажоритарный", всеохватывающий
характер уже не с абстрактным идеалом всеобщей свободы, а с исторически
конкретной целью уничтожения классов и частной собственности.
Свойственное ему раньше представление, что пролетарская революция как
революция большинства победит легко и безболезненно, оказалось
опровергнутым уроками той жесточайшей борьбы, в которой пришлось
отстаивать свои завоевания российскому пролетариату. Тон рассуждения
Грамши теперь заставляет вспомнить ту мудрую и глубокую мысль Антонио
Лабриолы, что "критический коммунизм" Маркса и Энгельса означает
понимание - при определенных обстоятельствах - прежде всего трудностей
пролетарской революции28. Новый мотив, который здесь возникает у Грамши,
пожалуй впервые,-это постановка вопроса о том, что организация
коммунистического общества имеет в своей основе естественно вырастающие,
носящие "органический" характер институты и формы человеческих
взаимоотношений.
С этим связана другая стержневая идея статьи: государство, в котором
воплощается пролетарская революция, должно по своей сути быть "эманацией
жизни и могущества пролетариата" и в то же время иметь на своей стороне
массу народа. Именно в решении этой труднейшей задачи Грамши видит
"исторический шедевр"- деятельности большевиков, сумевших "спаять
коммунистическую доктрину с коллективным сознанием русского народа" и
тем самым "заложить прочный фундамент, на котором коммунистическое
общество начало процесс своего исторического развития", - то есть
"превратить в вещественную историческую реальность марксистскую формулу
диктатуры пролетариата"29.
Русская революция выглядит тем самым уже не только как закономерно
обусловленный разрыв с историческим прошлым страны, но и как
естественное продолжение тех традиций ее истории, которые связаны с
жизнью, потребностями и чаяниями масс народа: "Большевики придали
государственную форму историческому и социальному опыту русского
пролетариата, являющемуся одновременно опытом интернационального
пролетариата и крестьянства; они облекли в форму сложного,
разветвленного и гибкого организма все, даже самые сокровенные стороны
жизни пролетариата, его традиции, самые глубинные и самые дорогие ему
проявления его духовной и социальной истории. Они порвали с прошлым, но
они и продолжили прошлое; они сломали одну традицию, но в то же время
развили и обогатили другую; они порвали с историческим прошлым, в
котором господствовал имущий класс,-и продолжили, развили, обогатили
традиции, выросшие из жизни пролетариата, из жизни рабочих и
крестьян"30.
Так у Грамши появляется новый момент в обосновании закономерности
пролетарской революции в России. В этом направлении он шел уже и
раньше-примерно с лета 1918 г., "говоря естественном", "свободном"
становлении новой революционной действительности. Теперь, однако, его
мысль формулируется определеннее, а с другой стороны, речь идет уже не
только о русской революции, но о закономерности, свойственной революциям
вообще: не случайно Грамши отмечает, что опыт русского пролетариата,
оформленный и воплощенный в системе Советов , является одновременно
опытом интернационального пролетариата и крестьянства.
"Совет,-пишет он доказал свое бессмертие как форма организованного
общества, наилучшим образом отвечающая постоянным и многообразным
(экономическим и политическим) жизненным потребностям русского народа, в
себе и претворяющая в жизнь чаяния и надежды угнетенных всего мира"31.
Но в полный голос тема Советов начинает звучать со страниц "Ordine
Nuovo" с момента публикации в седьмом номере передо вой статьи "Рабочая
демократия", написанной Грамши при участии Тольятти. В своем позднейшем
очерке истории "Ordine Nuovo" Грамши квалифицировал ее как "редакционный
государственный переворот", положивший конец изначальной
неопределенности облика журнала32. И если его оценка первых шагов
"Ordine Nuovo" нуждается в известных коррективах, то остается
бесспорным, что после "переворота" идея Советов становится стержнем не
только публицистики самого Грамши, но и всей деятельности туринского
еженедельника.
Центральная мысль статьи "Рабочая демократия" есть развитие идеи Грамши
о естественном "органическом" возникновении институтов социалистической
государственности: "Потенциально социалистическое государство уже
существует в тех институтах общественной жизни, которые характерны для
угнетенного трудящегося класса. Связать между собой эти институты,
координировать и соподчинить их в единой системе полномочий и функций
власти, крепко централизовать их, сохраняя при этом необходимую
автономию и многообразие,-значит создать уже сегодня подлинную рабочую
демократию, действенно и активно противостоящую буржуазному государству,
уже сейчас готовую заменить буржуазное государство во всех его важнейших
функциях управления и распоряжения национальным достоянием"33.
Зародышевой ячейкой социалистической рабочей демократии в Италии авторы
статьи считали внутреннюю фабрично-заводскую комиссию-выборный орган,
выросший в основном из практики классовой борьбы военного времени, когда
профсоюзы и другие традиционные формы массовых организаций обнаружили
свою недостаточность и непригодность для защиты интересов рабочего
класса в чрезвычайных, не похожих на "нормальные" условиях. Они
предлагали превратить внутреннюю комиссию в отправной пункт движения под
двумя взаимосвязанными лозунгами: "Вся власть на
предприятии-фабрично-заводским комитетам, вся власть в
государстве-Советам рабочих и крестьян"34.
Стремясь положить в основу системы Советов в Италии формы, уже
выработанные самим итальянским рабочим движением, Грамши и Тольятти в то
же время исходили из признания универсальной значимости Советов как
нового типа революционной организации масс. Они упоминали в этой связи
об опыте английских шоп-стюардов, но прежде всего обращали внимание
своих единомышленников на историю Советов в России, видя в ней
подтверждение того, что государство диктатуры пролетариата не
"импровизируется", не возникает па пустом месте: "...Русские
коммунисты-большевики в течение восьми месяцев работали для
распространения и осуществления лозунга "Вся власть Советам", а Советы
были известны русским рабочим с 1905 года. Итальянские коммунисты должны
воспринять русский опыт и сберечь время и труд: строительство нового
потребует столько времени и труда, что нужно было бы создать возможность
посвятить этому делу каждый день и каждый шаг"35.
К вопросу о значении русского опыта и о том, как следует относиться к
нему итальянским коммунистам, Грамши в более общем плане возвращается в
постскриптуме к статье "Проблема школы" в том же номере "Ordine Nuovo".
"Мы должны,-подчеркивает он, - критически переработать этот опыт,
отбросив то, что в нем является чисто русским, то, что связано со
специфическими условиями, в которых находилось русское общество при
возникновении Республики Советов,-и выделив и зафиксировав то, что в нем
отражает непреходящую потребность коммунистического общества, то, что
связано с нуждами и стремлениями класса рабочих и крестьян, который под
всеми широтами эксплуатируется одинаковым образом"36. Тем самым проблема
общего и особенного в русской революции, уже затронутая Грамши ранее,
получает у него дальнейшую разработку-в том же ключе, в каком она будет
поставлена В. И. Лениным в "Детской болезни "левизны" в коммунизме"37.
Выделяя как интернациональное ядро русского опыта прежде всего проблему
Советов, рассматривая Советы как форму, в которой находят свое
естественное выражение основные исторические закономерности пролетарской
революции вообще, Грамши считает, что будущая система Советов в Италии
должна строиться начиная от низовой ячейки-организации производителей по
месту производства. С особым вниманием он исследует именно это "первое
звено исторической цепи, которая ведет к пролетарской диктатуре и
коммунизму", обосновывая свое понимание роли представительных институтов
на производстве в теснейшей связи с общим взглядом на историю как
"вечное становление, творчество, никогда не достигающее завершенности,
бесконечный диалектический процесс"38.
В создании Советов по месту производства Грамши видит, во-первых, меру,
отвечающую неотложной экономической необходимости установления рабочего
контроля, обусловленной гигантскими потрясениями в системе
капиталистического хозяйства во время и после войны и развалом (как
тогда казалось-необратимым) созданной капитализмом организации и
дисциплины труда. В перспективе такие Советы превратятся из органов
рабочего контроля в школу производственного самоуправления, в которой у
работника, завоевавшего себе "экономическую самостоятельность на заводе
и в поле и политическую самостоятельность в государстве Советов рабочих
и крестьянских депутатов"39, будет формироваться новое отношение к
труду. В постановке этой проблемы проявляется характерный для Грамши
интерес по преимуществу к созидательным аспектам пролетарской революции
и прямое влияние на него ленинской мысли: в "Ordine Nuovo" находят
постоянный отклик идеи "Очередных задач советской власти"-вероятно,
первой из прочитанных Грамши крупных работ В. И. Ленина40.
Далее, создаваемый на базе производственной единицы Совет является в
глазах Грамши единственным средством закрепить вызванные войной сдвиги в
сознании масс, приобретенные ими навыки коллективной жизни. Как мы
помним, Грамши уже давно разглядел в этих социально-психологических
последствиях войны важную предпосылку русской революции, а к концу 1918
г. начал подходить к пониманию интернационального характера связанной с
войной перестройки массового сознания. Теперь он делает следующий шаг,
конкретизируя свою постановку вопроса применительно к определенному типу
стран-таких, которые "как страны капиталистические являются еще
отсталыми" и в которых война произвела особенно глубокие изменения в
сознании крестьян,- и впервые проводит в этом смысле параллель между
Россией и Италией41.
Но главное-роль и значение низовых Советов по месту производства
определяется для Грамши тем, что пролетарская революция есть "не
чудотворный акт, а диалектический процесс исторического развития"42, в
котором творчество масс воплощает в себе, действие исторической
необходимости. "Для коммунистов, которые придерживаются марксистского
учения, масса рабочих и крестьян дает единственное подлинное и никак не
поддающееся фальсификации выражение исторического процесса развития
капитала. Стихийные и неудержимые выступления, находящие в массах
широкое распространение, определенная идейная ориентация, через которую
вырисовывается новое соотношение различных слоев самой массы, - все это
указывает точный смысл исторического развития выявляет его дальнейший
ход и формы, предвещает разложение и распад капиталистической
организации общества. С позиций революционного сентиментализма или
жалкой мелкобуржуазной морали эти явления, в которых выражают себя
массы, кажутся возвышенными или смешными, героическими или варварскими;
с позиций марксистского учения они должны расцениваться под углом зрения
исторической необходимости и имеют для коммунистов реальную значимость в
той мере, в какой они обнаруживают в массах определенную потенцию,
начало новой жизни, стремление к созданию новых институтов, исторический
порыв к радикальному обновлению человеческого общества..."43.
Пролетарская революция жизнеспособна лишь как деяние самих масс, - и
именно через Советы, создаваемые начиная от производственной единицы, от
фабрики, массы могут обрести необходимую для успеха революции и
реального закрепления ее результатов способность к политическому и
экономическому самоуправлению.
Идея фабрично-заводских Советов является, таким образом, самым
непосредственным и конкретным выражением отмеченного нами выше поворота
Грамши от чисто полемической к позитивной разработке проблемы
исторической необходимости. Антифаталистическая полемика как таковая
практически исчезает из его статей "ординовистского" периода - эта тема
на данном этапе для Грамши исчерпана.
Как и в статье против Джулиано, Грамши смело оперирует теперь
детерминистскими категориями в их марксистском понимании. В
подтверждение важнейшей значимости фабрично-заводских Советов в системе
диктатуры пролетариата он прямо ссылается на "основополагающее (и
элементарное) требование исторического материализма", согласно которому
всякая форма политической власти должна рассматриваться как
"юридический аппарат реальной экономической власти", как "организация
защиты и условие развития определенной системы отношений производства и
распределения богатства"44. Организация производителей по месту
производства мыслится Грамши как важнейшее звено в процессе развития
революции, пролетарский и коммунистический характер которой не
определяется в решающей мере ни тем, что она "ставит своей целью и
осуществляет низвержение политической власти буржуазного государства",
ни тем, что она "ставит своей целью и осуществляет ликвидацию
представительных институтов и административной машины, посредством
которой центральное правительство осуществляет политическую власть
буржуазии", ни даже тем, что она передает власть людям, которые
"называют себя коммунистами и действительно являются таковыми". Коренное
отличительное свойство пролетарской революции лежит глубже: "Революция
является пролетарской и коммунистической лишь постольку, поскольку она
означает освобождение пролетарских и коммунистических производительных
сил выработавшихся в недрах общества, где господствует класс
капиталистов; она является пролетарской и коммунистической в той мере, в
какой ей удается помочь и содействовать развитию и организации
пролетарских и коммунистических сил, способных начать терпеливую и
методическую работу, необходимую для создания нового строя отношений
производства и распределения, нового строя, на основе которого станет
невозможным существование общества, разделенного на классы, и
систематическое развитие которого в тенденции будет совпадать с
процессом отмирания государственной власти, с постепенным отмиранием
политической организации защиты пролетарского класса, который сам
перестает существовать как класс, отождествившись со всем человечеством"
45.
С этой точки зрения фабрично-заводской Совет есть прежде всего "...форма
реального развития пролетарской революции, которая спонтанно стремится к
созданию нового способа производства и обмена, новой дисциплины, к
созданию коммунистического общества"46. Это "историческая необходимость
для рабочего класса", институт, который олицетворяет "...сознание
рабочей массы, стремящейся освободить себя своими собственными силами,
утвердить свою свободу и инициативу как силы, творящей историю"47.
Все эти мысли Грамши отнюдь не были плодом чисто кабинетного творчества,
но вынашивались и развивались им в постоянном, непосредственном и живом
контакте с рабочей массой Турина. Именно потому, что выдвинутая в
"Ordine Nuovo" программа фабрично-заводских Советов опиралась на
глубокое знание условий труда, помыслов и устремлений туринского
пролетариата, она нашла такую быструю и активную поддержку с его
стороны: уже в конце октября 1919 г, на созванном по инициативе журнала
совещании исполкомов этих Советов было представлено 30 тыс.
рабочих-металлистов, а спустя короткое время число охваченных движением
рабочих возросло до 150 тыс.48. Грамши с полным основанием писал
позднее: "Мы не предпринимали тогда ничего, не сверившись предварительно
с реальной действительностью, не прозондировав предварительно различными
путями мнение рабочих. Поэтому наши начинания почти всегда имели
немедленный и широкий успех, они всегда оказывались выражением
осознанной и получившей распространение потребности и никогда не были
холодным приложением умозрительной схемы"49.
В литературе делались попытки придать политической концепции Грамши
1919-1920 гг. "либертарную" окраску, т. е. породнить ее с синдикализмом
или анархизмом50. Отсюда перед нами возникает необходимость рассмотреть
вопрос о действительном соотношении его взглядов на Советы и революцию с
этими идейными направлениями, тем более настоятельная, что в своих
суждения о них Грамши постоянно затрагивает проблемы понимания истории
вообще и революции как исторического явления в частности.
Прежде всего, представляется произвольным и неверным - откуда бы оно ни
исходило-отождествление лозунга реального, непосредственного контроля
производителей над производством с синдикализмом как идеологической
платформой. Тот факт, что эта идея присутствует у синдикалистов, сам по
себе не может служить доказательством ее ложности (известно, что ложная
в целом система взглядов может заключать в себе зерна истины), и не она
составляет главную суть синдикализма. Что касается Грамши, он ясно
различал одно и другое, о чем свидетельствует его резкое и
недвусмысленное размежевание с синдикализмом как таковым на страницах
"Ordine Nuovo"51.
Основное содержание синдикализма Грамши справедливо видел в
специфическом представлении о роли профсоюза как такой формы рабочей
организации, которая не только должна быть выдвинута на первый план в
классовой борьбе пролетариата при капитализме, но и станет основной
ячейкой будущей общественной системы. Его критика синдикализма
направлена как против так называемого революционного синдикализма, так и
против синдикализма реформистского52. В основании ее лежит та мысль, что
профсоюз возникает на почве капиталистического общества и объединяет
рабочих лишь для борьбы за частичные улучшения в рамках капитализма, а
потому подвержен влиянию реформистских и корпоративистских тенденций и
не может стать воплощением власти свободных ассоциированных
производителей после осуществления пролетарской революции: такая функция
должна принадлежать не профсоюзу, а Совету53.
К оценке роли профсоюзов Грамши подходит исторически, отмечая, что их
создание является важным завоеванием рабочего класса, ибо на основе
институтов, воплощающих принцип ассоциации и солидарности, "начинается
процесс исторического развития, который приведет к коммунистической
собственности на средства производства и обмена". Тем не менее, в своем
традиционном виде эти организации принадлежат тому этапу пролетарского
движения, когда оно "... не было ... автономным, не подчинялось
собственным закономерностям, имманентно присущим жизни и историческому
опыту угнетенного трудящегося класса. Законы истории диктовались классом
собственников, организованных в государство". Синдикалисты с их
упованиями на профсоюз как готовую форму общественной организации
будущего впали поэтому в ту же главную ошибку, что и
"социалисты-парламентаристы", которые "позволили действительности
поглотить себя, а не господствовали над нею" 54.
Так критика синдикализма перерастает у Грамши в критику определенного
отношения к действительности, определенного понимания исторического
развития и места в нем пролетариата. Это все то же направление мысли,
которое характеризует Грамши начиная от "Нейтралитета активного и
действенного" и уже давно привело его к четкому пониманию связи между
фаталистическим взглядом на историю и политической пассивностью,
прививавшейся рабочему классу итальянским реформизмом.

Но если в юности подход самого Грамши к истории не был свободен от
волюнтаристского элемента, то теперь его критика пассивного подчинения
законам истории имеет иное содержание и обоснование-даже и тогда, когда
она еще сохраняет quasi-идеалистическую форму. Утверждая (казалось бы,
вполне в духе Бергсона), что история "есть процесс постоянного
становления и потому в сущности не поддается предвидению", Грамши тут же
добавляет: "Однако, это не означает, что в становлении истории "все" не
поддастся предвидению, т. е., что история есть царство произвола и
безответственного каприза. История есть одновременно и свобода, и
необходимость... Если бы разум не был способен уловить в становлении
истории определенный ритм, распознать определенным образом развивающийся
процесс, то существование цивилизации было бы невозможно. Признаком
политического гения является именно эта способность охватить возможно
большее число конкретных элементов, необходимых и достаточных для того,
чтобы установить направление развития, а следовательно-способность
предвосхитить близкое и отдаленное будущее и в соответствии с этим
строить деятельность государства, взять на себя ответственность за
судьбы народа. В этом смысле Карл Маркс был самым великим среди
современных ему политических гениев и намного превосходил их"55.

Основную черту послевоенной истории Грамши видит как раз в том, что
"стратегическая ситуация классовой борьбы" оказалась перевернутой в
пользу пролетариата: "Капиталисты потеряли свое превосходство, их
свобода ограничена, их всевластие уничтожено. Капиталистическая
концентрация достигла высшей точки своего возможного развития, приведя к
монополизации во всемирном масштабе средств производства и обмена.
Соответствующая концентрация трудящихся масс придала невиданную мощь
революционному пролетарскому классу"56. Это и делает недостаточными все
традиционные формы рабочей организации, отражающие соотношение сил иной
исторической эпохи. В новых условиях решающее значение приобретают такие
институты, которые, органически вырастая из недр рабочего движения,
способны охватить весь пролетариат как класс и воспитать в нем
"психологию производителя, творца истории"57.

Вот почему Грамши настаивает на равноправном участии в создании Советов
на предприятиях всех рабочих-организованных или неорганизованных.
Разделение на тех и других рассматривается им как исторически
сложившееся, но в перспективе подлежащее преодолению, а не увековечению;
фабрично-заводские Советы и должны стать первым шагом к этому, той
формой, в которой начинает практически реализоваться превращение всей
массы трудящихся в силу, творящую историю.

История ставит на очередь дня создание рабочим классом собственного
государства: "Всякое завоевание цивилизации приобретает постоянный
характер, становится реальной историей, а не поверхностным и преходящим
эпизодом лишь постольку, поскольку оно воплощается в определенном
институте и находит себе форму в государстве"58. Но создание
пролетарского государства, как и история вообще, есть "становление,
процесс развития"59, исходным пунктом которого должны стать
фабрично-заводские Советы. "Диктатура пролетариата может воплотиться
лишь в таком типе организации, который специфичен для его деятельности
как класса производителей, а не наемных рабочих, рабов капитала.
Фабрично-заводской Совет есть первая ячейка такой организации"60.

Поскольку вопрос о фабрично-заводских Советах ставится Грамши как часть
проблемы диктатуры пролетариата-этим убедительно доказывается
беспочвенность всякого "экономистского" истолкования его концепции
Советов. "Политика и экономика, социальная среда и социальный организм
всегда составляют единое целое, и одна из самых больших заслуг марксизма
заключается именно в утверждении этого диалектического единства",-писал
Грамши еще во время войны, критикуя реформистов и синдикалистов за то,
что они произвольно изолируют либо одно, либо другое61. В период "Ordine
Nuovo" представление о нерасторжимости экономики и политики является для
него, таким образом, давно и прочно завоеванной идейной позицией. Это
частное выражение свойственного Грамши уже в то время глубокого
понимания диалектики объективного и субъективного в историческом
процессе.
Проблема пролетарской государственности становится осью размежевания
Грамши с другим течением "либертарной" мысли- анархизмом. В его полемике
с анархистами, начинающейся в "Ordine Nuovo" одновременно с выдвижением
на первый план темы Советов, к предмету нашего исследования наиболее
непосредственно относятся два направления.
Одно из них-раскрытие антиисторической природы анархических взглядов на
государство наиболее выпукло представлено в статье "Государство и
социализм" написанной в ответ анархисту Коррадо Куальино (For Ever).
Этот последний обвинял как большевиков, так и туринских коммунистов в
"статолатрии" (стремлении к увековечению государства) и подкреплял свою
точку зрения своеобразным историческим обоснованием, которое можно
назвать анархистской разновидностью фатализма: "Если существуют
естественные законы "экономического детерминизма", то существуют также и
законы "государственного детерминизма". Бесполезно низвергать одно
государство ради замены его другим. Социальный вопрос - то есть
освобождение всех, кто находится в рабской зависимости, и установление
эгалитарного режима абсолютной свободы-не будет таким образом разрешен
никогда"62.
Полемизируя с Куальино, Грамши подчеркивает, что государство есть
исторически конкретная форма организации человеческого общества.
"Общество как таковое-это чистая абстракция. В истории, в живой и
телесной реальности развивающейся человеческой цивилизации общество
всегда есть определенная система, определенное соотношение государств,
определенная система, определенное соотношение конкретных институтов,
внутри которых общество осознает свое существование и развитие,
посредством которых оно только и может существовать и развиваться"63.
Коммунизм может быть осуществлен лишь во всемирном масштабе, и это будет
означать исчезновение государства как формы, замыкающей организацию
общества в национальных рамках, но не самой этой организации как
таковой. Общество, в котором идеалы пролетарского социалистического
движения воплощаются в создании государства диктатуры пролетариата, не
есть переходная ступень к анархии, понимаемой как царство абсолютного
индивидуализма, как распад всех общественных связей: "В том, что
касается диалектики идей, анархия есть продолжение либерализма, а не
социализма; в том, что касается диалектики истории - анархия будет
изгнана из социальной действительности вместе с либерализмом"64.
...
Дальнейшие судьбы пролетарской государственности для Грамши неразрывно
связаны с тем, что "... по своей природе социалистическое государство
требует лояльности и дисциплины, иных и .противоположных тем, каких
требует государство буржуазное. В отличие от буржуазного государства,
которое тем сильнее внутри страны и за ее пределами, чем меньше граждане
контролируют деятельность властей и следят за ней, - социалистическое
государство требует активного и постоянного участия сознательных
трудящихся в жизни своих институтов"69. Так Грамши возвращается к тому,
что в его глазах составляет коренную суть пролетарской революции -
проблему активности: масс, их реального участия в осуществлении новой
революционной власти, позволяющего этой последней держаться не только
силой, направленной против меньшинства, но прежде всего - "согласием"
большинства. Завоевание этого "согласия" предполагается им как
необходимое условие для того, чтобы сам процесс социалистического
общественного переустройства совершился по возможности более
безболезненно, с наименьшими жертвами и издержками.
Роль спонтанно проявляемой инициативы масс в революции - это второй
важный в интересующем нас плане пункт полемики Грамши с анархистами. Мы
видели, что для самого Грамши революционное творчество масс было как бы
зримым, "пластическим" образом прокладывающей себе путь исторической
необходимости социалистического общественного переустройства. Но
существует четкая грань, отделяющая эту позицию Грамши от анархистского
представления о пролетарской революции как стихийно развивающемся
процессе: никогда не впадая в фетишизацию исторической закономерности
как таковой, он не рассматривает пробуждение в массах способности самим
вершить свою судьбу как автоматический результат действия одних лишь
объективных факторов. "Все действия пролетарской массы, - утверждает
он, - по необходимости вращаются в кругу тех форм, которые определяются
существованием капиталистического способа производства и государственной
власти класса буржуазии. Ожидать, что масса, поставленная в такие
условия физического и духовного рабства, станет носителем
самостоятельного исторического развития, ожидать, что она стихийно
начнет и продолжит революционное творчество - это чистейшая иллюзия
идеологов; делать ставку единственно на творческую способность такой
массы и не работать систематически во имя организации большой армии
дисциплинированных и сознательных борцов, готовых на любые жертвы,
воспитанных так, чтобы уметь одновременно осуществить тот или иной
лозунг, готовых взять на себя действительную ответственность за судьбу
революции, готовых стать движущими силами революции, - не делать этого
есть настоящее предательство по отношению к рабочему классу, есть
бессознательное предвосхищение контрреволюции"70.
Таким образом, спонтанное у Грамши отнюдь не идентично стихийному, хотя
по-итальянски то и другое обозначается одним тем же словом - spontaneo.
В его статьях 1919-1920 гг. это выражение употребляется (за исключением
полемических контекстов как в только что приведенном случае) именно в
первом из названных значений. Под спонтанным проявлением активности масс
Грамши имеет в виду их самодеятельный, почин, возникающий как
добровольное внутреннее побуждение, но не на девственной почве
социального инстинкта, а в определенном соотношении с осознанным
общественным идеалом. Свое понимание спонтанности он наглядно
иллюстрирует отсылкой к опыту коммунистических субботников и их оценке
В. И. Лениным71.
Спонтанное по сравнению со стихийным до известной степени просветлено,
очищено от примеси случайного - и именно постольку соответствует у
Грамши понятию исторически необходимого72. В его представление о
спонтанном, т. е. свободном историческом творчестве масс несомненно
входит прочно освоенное им к этому времени понимание свободы как
познанной необходимости. Это позволяет Грамши диалектически связать в
своей постановке исторической проблемы пролетарской революции прямое
действие снизу и деятельность сознательного авангарда движения - партии.
Принципиально отрицательное отношение к анархизму и синдикализму ни в
коей мере не исключало, однако, ни контактов Грамши с мыслящей,
свободной от доктринерской нетерпимости частью их приверженцев, ни
интереса с его стороны к идеям и теориям, которые вошли в обоснование
синдикалистской доктрины или имели какие-либо точки соприкосновения с
ней, - прежде всего к идеям Жоржа Сореля и Даниэля Де Леона.
Особого внимания в связи с поставленной нами исследовательской задачей
заслуживает бином Грамши - Сорель. Не только в период "красного
двухлетия" но и много позднеее Грамши будет не раз возвращаться к
размышлениям о сложнейшей и противоречивой личности Сореля.
Сорель известен как представитель специфической разновидности
ревизионизма конца XIX в., как идеолог французского анархо-синдикализма,
как создатель "теории насилия", элементы которой были впитаны в Италии
реакционными течениями вплоть до национализма и фашизма. В то же время
это был человек острого ума и глубокой исторической интуиции, на склоне
своих лет приветствовавший Октябрьскую революцию - хотя и истолкованную
им в духе собственных, далеких от истины представлений. Определенное
влияние идей Сореля на Грамши отмечено давно и признано также и в
марксистской литературе73. В новейших исследованиях сделаны первые
попытки пойти дальше, проверив это общее представление детальным
анализом того, что именно в воззрениях Сореля, когда и почему привлекало
интерес Грамши.
Распространение идей Сореля в Италия было связано не только с развитием
синдикалистских тенденций в рабочем движении, но и с утверждением
идеалистической гегемонии в итальянской культуре начала века и, в
частности, с именем и деятельностью Кроче. Сближение с ним Сореля
началось на почве ревизионистской критики марксизма во второй половине
90-х гг., когда Кроче выступил в качестве духовного главы итальянского
ревизионизма и, как отмечал впоследствии Грамши, своими работами по
теории исторического процесса "дал идейное оружие двум наиболее крупным
"ревизионистским" движениям того времени, возглавляемым Эдуардом
Бернштейном в Германии и Сорелем во Франции"74. В дальнейшем Сорель
весьма органично вписывается в Италии в общую идеологическую панораму
предвоенного периода, характеризующуюся закатом позитивизма и
массированной атакой на его позиции со стороны различных идеалистических
школ. Сорель находит здесь ту же аудиторию, что и Бергсон, к которому он
близок в философском отношении75. Сквозь "фильтр" итальянской
идеалистической культуры (при посредстве Кроче, с одной стороны, журнала
"Voce" - с другой) сорелевская проблематика впервые начала доходить и до
Грамши76.
Точного времени первого знакомства Грамши с идеями Сореля мы не знаем.
Возможно, его следует отнести к 1910 г., когда юноша-лицеист усердно
читал социалистический журнал "Il Vian-dante", которому были свойственны
синдикалистские тенденции, а сорелевские "Размышления о насилии" только
что вышли в итальянском переводе с предисловием Кроче. В период войны в
круг чтения Грамши входило одно из французских изданий, близких к Сорелю
своей резкой критикой политических партий и институтов III республики, -
основанный Шарлем Пеги журнал "Caniers de la Quinzaine".
Относительно критики Сорелем современной ему французской демократии П.
Тольятти позднее писал: "Больше всего ему ненавистен демократический и
республиканский правящий класс утвердившийся во Франции в последние
десятилетия XIX и в первые десятилетия XX в. Он считает этот правящий
класс... продолжателем якобинской традиции, которую он отвергает..."77.
Heпримиримость к якобинским методам, понимаемым как узурпация прав массы
действующим от ее лица меньшинством, пронизывала и представления Сореля
о пролетарской организации и социальной революции пролетариата. Вполне
правомерно поэтому рассматривать влияние Сореля как важный, хотя и не
единственный исток "антиякобинизма" молодого Грамши78.
Однако обнаружить в юношеских воззрениях Грамши какие-либо другие следы
сорелизма трудно. Вплоть до 1919 г. он нигде не упоминает имени Сореля.
При всей его нетерпимости к вульгаризированной эволюционистской
трактовке учения Маркса у него не находит ни прямого, ни косвенного
отклика тот своеобразный аспект сорелевского ревизионизма, который В. И.
Ленин на примере других идеологов синдикализма определил как апелляцию
"от Маркса, неверно понятого, к Марксу, верно понимаемому"79. Как будто
вполне созвучная юношескому волюнтаризму Грамши "теория мифов" Сореля
также не оставляет в его взглядах тех лет зримого отпечатка. Кажется
сходной с сорелевскими идеями критика молодым Грамши утопических попыток
предвидеть все детали общественной организации будущего, игнорируя
"творческий" характер исторического развития, но она непосредственно
навеяна скорее "Творческой эволюцией" Бергсона, нежели работами Сореля.
Что же касается типичной для Сореля социально-психологической
проблематики ("психология производителей"), то она совершенно не
характерна для раннего Грамши,
Итак, в духовном мире молодого Грамши Сорель не занимает какогото
самостоятельного места. В тех случаях, когда Грамши близок к нему, речь
идет об идеях, которые могли быть восприняты им не только от Сореля, но
"носились в воздухе", насыщенном идеалистическо-волюнтаристскими
флюидами. Напротив, как раз то, что было специфическим достоянием
сорелевской мысли, остается в эту пору идейного развития Грамши вне его
поля зрения. По-видимому, Грамши знал тогда Сореля не столько "в
оригинале", сколько в адаптации "Voce" и родственных этому движению
интеллектуальных кругов.
В период "Ordine Nuovo" положение меняется. На страницах туринского
еженедельника неоднократно появляются прямые отсылки к Сорелю - в
статьях Тольятти, Таски и самого Грамши80. Несомненно, что именно в это
время у Грамши, поглощенного изучением внутренней жизни предприятия,
мира производства, пробуждается интерес к сорелевской "философии
производителей". Однако Сорель воздействует здесь на Грамши лишь как
фермент, стимулирующий его собственные раздумья, направление которых
совершенно отлично от сорелевского.
У Сореля в его рассуждениях об исторически возникающей психологии
производителя (т. е. способности работника трудиться с полным
напряжением сил, вдохновляясь лишь заботой об интересах производства, а
не стремлением к личной материальной выгоде) постоянно чувствуется та
характерная ограниченность горизонта, которая отражала особенности
социально-экономической структуры его родной Франции. Эталон психологии
производителя он ищет не в рабочем крупной промышленности, а в
крестьянине, к которому фабричный рабочий лишь приближается в этом
отношении. В других случаях Сорель берет для сравнения психологию
изобретателя, творца художественных ценностей или бойца французской
революционной армии, одушевленного сознанием своей личной
ответственности за победу или поражение, но неизменно оперирует
мелкобуржуазной индивидуалистической меркой, прямо говоря о "страстном
индивидуализме", которым должен проникнуться рабочий класс в своем
отношении к труду. Наконец, существенным элементом его "философии
производителей" является противопоставление деревни и фабричного поселка
как средоточия производства городу как средоточию потребления.
Все эти мотивы совершенно чужды Грамши, хотя он и употребляет
сорелевский термин "психология производителя". Для Грамши кузницей этой
психологии является индустриальный город, а ее живым носителем -
туринский пролетарий. В его понимании "психология производителя"
означает сознание рабочим своей функции "необходимого, обязательного
элемента деятельности всего общественного комплекса", своей роли "в
производственном процессе на всех его ступенях - от отдельной фабрики до
государства в целом, до всего земного шара" - или, иными словами,
означает, что рабочий "осознает себя членом класса и становится
коммунистом"81.
Непосредственные упоминания о Сореле в "Ordine Nuovo" показывают, что
едва ли не в первую очередь туринских коммунистов привлекало в нем его
острое и во многом необычное видение истории. "В том, что касается
исторических изысканий, - пишет, в частности, Грамши, - Сорель является
"изобретателем", ему нельзя подражать, он не дает в распоряжение тех,
кто стремится быть его последователями, метода, который все и всегда
могли бы применять механически, получая взамен тонкие открытия"82.
Грамши считает плодотворным требование Сореля изучать каждое
историческое явление "с точки зрения его специфических черт, в контексте
того, что является действителйно злободневным, как развитие свободы, в
котором обнаруживается стремление к конечным целям, к созданию таких
институтов и форм, которые абсолютно невозможно смешивать или сравнивать
(кроме как в; переносном смысле) с конечными целями, институтами,
формами исторических явлений прошлого"83. Это относится в особенности к
историческому процессу возникновения пролетарской революции, который
Сорель рассматривает исходя из представления о том, что "пролетарская
революция имманентно присутствует в лоне современного индустриального
общества", а следовательно, должны существовать (и могут быть объектом
исторического исследования) "зародыши" пролетарской цивилизации"84.
Сорель публично засвидетельствовал свою симпатию к начатому по
инициативе "Ordine Nuovo" движению за фабрично-заводские Советы в
Турине, и Грамши с удовлетворением отметил этот факт. Но здесь же он
писал; "Следует, однако, ясно договориться о том, какое значение мы
придаем словам Сореля... У нас до сих пор не было случая подробно
поговорить о Сореле и его творчестве. Несомненно, мы весьма далеки от
того, чтобы принять в нем все. Мы не приемлем синдикалистской теории -
такой, какой ее было угодно представить ученикам и практическим
последователям Сореля и какой она, может быть, сначала не была в
представлениях самого учителя, потом, однако, также как будто
согласившегося с ней"85.
Сочувственное отношение Сореля к туринскому движению фабрично-заводских
Советов Грамши объясняет не тем, что идеи "Ordine Nuovo" в чем-либо
близки к синдикализму, а свойственной самому Сорелю чуткостью к реально
совершающимся историческим сдвигам, его "непосредственным и ясным
интуитивным пониманием потребностей жизни рабочих", его "свежей
оригинальностью". В отличие от своих последователей, которые "истощали
себя в бесплодных потехах интеллектуальной пиротехники" или оказались на
чуждых пролетариату политических позициях, Сорель "обладал слишком
тонким критическим темпераментом, чтобы удовольствоваться произвольной и
поспешной схематизацией, и был, кроме того, одушевлен слишком искренней
любовью к пролетарскому делу, чтобы потерять всякий контакт с жизнью,
утратить всякое понимание истории пролетариата"86. Это и позволило ему,
"сохранив все, что было жизненного и нового в его доктрине, - а именно
требование, чтобы пролетарское движение выражалось в собственных
свойственных ему формах, вызвало к жизни свои собственные институты"87 ,
с вниманием и симпатией отнестись как к русской революции, так и к
движению Советов в Италии.
Очевидно, таким образом, что Грамши не отождествлял целиком идеи Сореля
с теорией и практикой синдикализма, хотя все, что составляло собственно
синдикалистское их ядро, отвергал решительно и без всяких оговорок. Его
никак нельзя поэтому считать последователем или учеником Сореля. Грамши
импонировало в Сореле то, что не было основным содержанием его теории, а
относилось скорее к его индивидуальным особенностям как мыслителя;
способность интуитивно почувствовать биение пульса истории, взгляд на
исторический процесс "изнутри", как на естественное развитие заложенных
в нем ростков нового, распознать которое можно, лишь окунувшись в жизнь
и чаяния масс, в глубины их сознания88.
Все это могло и должно было найти отзвук в душе молодого Грамши, когда в
нем совершался перелом от первоначального идеалистического волюнтаризма
к пониманию истории как непрерывного становления, носящего органический,
необходимый характер. Но в основных чертах отношение Грамши к Сорелю,
определившееся в 1919-1920 гг., остается неизменным и в дальнейшем.
В "Тюремных тетрадях", как и в "Ordine Nuovo", Грамши постоянно
подчеркивает сложность, неоднозначность мысли Сореля, в которой есть
"множество направлений"89. Чтобы правильно определить место Сореля в
кругу европейской культуры, он считает необходимым "... отделить путем
тщательного анализа то, что есть в его работах поверхностного, бьющего в
глаза, побочного, связанного с преходящими надобностями полемики,
которая носит характер импровизации, - от того, что в них "весомо" и
содержательно..."90. При этом Грамши со всей определенностью, какую
допускали условия его работы в фашистской тюрьме, отвергает истолкование
противоречивого комплекса идей Сореля в духе социального консерватизма,
отождествление его взглядов с фашистским культом насилия и
"надклассовой" корпоративистской идеологией91.
Критика сорелевского синдикализма в "Тюремных тетрадях" не только
продолжается, но делается намного более глубокой и зрелой92. Важно,
однако, что и в этом случае Грамши отправляется от понятого уже в период
"Ordine Nuovo".
Наконец, Грамши в полной мере сохраняет свою позитивную оценку
исторического мышления Сореля, его самобытности и силы, проступающей
сквозь все противоречия пестрого, облеченного подчас в парадоксальную
форму мировоззрения. Откликаясь на посмертную публикацию статьи Сореля
"Последние размышления", Грамши отмечает, что она "концентрирует в себе
все достоинства и все слабости Сореля: изложение неровно, скачкообразно,
бессвязно, поверхностно, темно и т. д. - и в то же время она заключает в
себе или подсказывает оригинальные взгляды, находит неожиданные, но
верные связи, заставляет думать и идти вглубь"93. Встречающиеся у Сореля
"проблески глубокой интуиции"94, свойственная ему "острота" в подходе к
истории идей95 по-прежнему остаются для Грамши характерными и
привлекательными чертами его интеллектуальной деятельности.
Анализируя отлившиеся в концепцию фабрично-заводских Советов
представления Грамши об исторических путях и закономерностях развития
пролетарской революции, мы не вправе обойти и вопрос о соотношении его
взглядов с идеями Де Леона. На определенную связь с ними платформы
"Ordine Nuovo" прямо указывает сам Грамши96.


.....

ЛИТЕРАТУРА

1 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 423, 66
2 Gramsci A. Scriti 1915-1921. Nuovi contributi a cura di S. Caprioglio.
[Milano], 1968, p. 92-93 (декабрь 1918 г.).
3 Ibid., p. 92 (декабрь 1918 г.). Сp. также: ibid., p. 96 (декабрь 1918
г.) и Gramsci A. L'Ordine Nuovo. 1919-1920 (Opere di Antonio Gramsci, v.
9). (Torino], 1954 (далее: ON), p. 208.
4 См., в частности: Gramsci A, Scritti 1915-1921, p. 106 (апрель 1919
г.).
5 Ibid., p. 108.
6 Ibid., p. 107.
7 Ibid., p. 114 (июнь 1919 г.).
8 ON, p. 189 (февраль 1919 г.).
9 Ibid., p. 191.
10 Ibid.. p. 189.
11 Такова, в частности, точка зрения С. Ф. Романо (Romanо S. F. Antonio
Gramsci. Torino, [1965], p. 293-295.
12 ON, p. 147.
13 Ibidem.
14 Ibid., p. 147-148.
15 Тем не менее, грамшианское "клише" начального этапа деятельности
"Ordine Nuovo" воспроизводится во всей имеющейся литературе.
16 Programma di lavoro. - "L'Ordine Nuovo". Rassegna settimanale di
cultura socialista. A. I, N 1, 1 maggio 1919, p. 2. (Здесь и далее цит.
по фототипическому переизданию: I reprint del Calendario. 1. [Milano,
1969]).
17 ON, p. 228-230 (май 1919 г.).
18 "L'Ordine Nuovo", a. I, ? 6, 14 giugno 1919. Сp.: Ленин В. И. Поли.
собp. соч., т. 37, с. 259-267.
19 Одновременно Грамши продолжал входить в редакцию пьемонтской
"Avanti!", возглавлявшуюся его единомышленником Оттавио Пасторе, и на
протяжении всего "красного двухлетия" активно использовал также и эту
трибуну
20 "L'Ordine Nuovo", a. I, N 1, 1 maggio 1919, p. 7.
21 Ibidem.
22 ON, p. 228 (май 1919 г.).
23 Ibid., p. 226 (май 1919 г.).
24 Ibidem.
25 Ibid., p. 373 (май 1919 г.).
26 Ibid., p. 374.
27 Ibid., p. 6 (июнь 1919 г.).
28 См.: Лабриола А. Очерки материалистического понимания истории. М.
I960, с. 47.
29 ON, p. 7.
30 Ibidem.
31 Ibid., p. 8.
32 Ibid., p. 148.
33 Ibid., p. 10.
34 Ibid., p. 12.
35 Ibid., p. 13.
36 Ibid,, p. 255.
37 См.: Ленин В. И. Поли. собp. соч., т. 41, с. 3-4.
38 "L'Ordine Nuovo". a. I, N 15, 23 agosto 1919, p. 117.
39 ON, p. 239 (июнь 1919 г.).
40. Обширные выдержки из "Очередных задач" приводились в очерке М.
Истмена о Ленине, через который Грамши еще в 1918 г. познакомился с
содержанием этого произведения. Оно упоминалось и в опубликованной в
"Ordine Nuovo" статье Джона Рида "Как функционирует Совет". Сам Грамши в
статье, написанной в июле 1919 г., употребляет заимствованный из
"Очередных задач" образ "железных батальонов сознательного и
дисциплинированного пролетариата" (ibid., p. 379). Есть все основания
предположить, что "Очередные задачи" были в числе тех брошюр Ленина,
которые Грамши, согласно свидетельству А. Вильонго, получил в 1919г.
41 Ibid., p. 22-24 (август 1919 г.).
42 Ibid., p. 30 (сентябрь 1919 г.).
43 Ibid., p. 96-97 (март 1920 г.).
44 Ibid., p. 135-136 (июль 1920 г.).
45 Ibid., p. 136.
46 Ibid., p. 134 (июнь 1920 г.).
47 Ibidem.
48 Spriano P. Gramsci e 1'Ordine Nuovo. [Roma, 1965], p. 55.
49 Тоgliatti P. La formazione del gruppo dirigcnte del Partito comunista
italiano nel 1923-1924. [Roma, 1962], p. 257 (Грамши-Тольятти, 27 марта
1924 г.).
50 См. в особенности: Masini P. С. Antonio Gramsci e 1'Ordine Nuovo
visti da un Hbertario. S. 1., 1956; Si lone I. Influenze "americane" nel
pensiero di Gramsci. - "Corrispondenza sodalista", 16 febbraio 1958.
51 См. в особенности: ON, p. 44-45, 48 (ноябрь 1919 г.).
52 Ibid p. 47.
53 Ibid., p. 45-46 н ряд других статей, особенно ibid., p. 14-15, 36, 41
(июль, октябрь 1919 г.).
54 Ibid., p. 14, 16. (Курсив мои.- И.Г.).
55 Ibid., p. 16. (Курсив мой. - И. Г.). '
56 Ibid.. p. 17.
57 Ibid., p. 38.
58 Ibid., p. 378 (июль 1919 г.).
59 Ibid., p. 18.
60 Ibid.. p. 36.
61 Gramsсi A. Scritti giovanili 1914--1918 (Opere di Antonio Gramsci, v.
8). Torino, 1958, p, 173 (февраль 1918 г.).
62 "L'Ordine Nuovo", a. I, N 8, 28 giugno - 5 luglio 1919, p. 61.
63 ON, p. 378.
64 Ibid., p. 379.
65 Ibid., p. 377-378.
66 Ibid., p. 380.
67 Ibid., p. 379.
68 Ibid., p. 381. Мы не можем сказать определенно, знал ли Грамши уже
тогда (летом 1919 г.) работу В. И. Ленина "Государство и революция". Но
бесспорно, что его знакомство с этим произведением состоялось не позднее
весны 1920 г.
69 Ibidem.
70 Ibid., p. 400-401 (апрель 1920 г.).
71 Ibid., p. 411 (август 1920 г.).
72 Отметим, что понятия спонтанного и необходимого связаны и как бы
взаимозаменяемы также у В. И. Ленина в "Философских тетрадях", где
спонтанное ("спонтанейное") движение иначе определяется как движение
"самопроизвольное (самостоятельное) ... внутренне-необходимое" (Ленин В.
И. Поли, собp. соч., т. 29, с. 126).
73 Напp., Santarelli E. La revisione del marxismo in Italia. [Milano,
1964], p. 123-124.
74 Gramsci A. Lettere dal carcere. A cura di S. Caprioglio e E. Fubini.
[Torino], 1968, p. 609.
75 Эклектизм и идеалистическую тенденцию во взглядах Сореля на науку
отметил В. И. Ленин, назвав его "известным путаником" (Ленин В. И. Поли.
собp. соч., т. 18, с. 310).
76 Paggi L. Antonio Gramsci e il moderno Principe. I. {Roma, 1970], p.
4.
77 "Rinascita", 27 luglio 1963, p. 24.
78 Romano S. F. Op. cit., p. 200; Paggi L. Op. cit., p. 128.
79 Ленин В. И. Поли. собp. соч., т. 17, с. 25.
80 ON, p. 154, 460-461.
81 Ibid., p. 46 (ноябрь 1919 г.).
82 Ibid., p. 154.
83 Ibid., p. 155.
84 Ibid., p. 154.
85 Ibid., p. 460. (Курсив мой. - И. Г.).
86 Ibidem.
87 Ibid., p. 461. (Курсив мой. - И. Г.).
88 К сходным выводам пришел Л. Паджи (Paggi L. Op. cit., p. 125, 128).
Сp. также: Веrgаmi G. Sorel e i giovani rivoluzionari di Torino. - "Il
Ponte", 1970, у 8-9, p. 1063-1064.
89 Gramsci A. Quaderni del carcere. Edizione critica dell'Istituto
Gramsci. A cura di V. Gerratana. [Torino, 1975], p. 1507.
90 Ibid., p. 1499.
91 Ibid., p. 1923.
92 Ibid., p. 1556-1558, 1808, 1923-1924.
93 Ibid., p. 1494.
94 Ibid., p. I860.
95 Ibid., p. 1499.
96 ON, p. 152 (август 1920 г.).

====конец ч1======

---

От	Pout
К	Pout (10.11.2003 10:14:27)
Дата	24.11.2003 10:55:18

Практика Антонио Грамши. Красное двухлетие. "Ordine Nuovo".ч.2

---

> Опыт революционной борьбы за власть периода "красного двухлетия"
> 1919-1920 отражен в богатом наследии Грамши, опубликованном в целом
> томе русского перевода его сочинений -а ранее, в 1919-1920, в журнале
> "Ордине Нуово"(Новый Порядок). В своде статей выделяются отдельные
вехи,
> маркирующие процесс и развитие. Эти статьи ниже цитируются в узловых
> местах.
>
> "Политика и экономика, социальная среда и социальный организм всегда
> составляют единое целое, и одна из самых больших заслуг марксизма
> заключается именно в утверждении этого диалектического
единства",-писал
> Грамши еще во время войны, критикуя реформистов и синдикалистов за то,
> что они произвольно изолируют либо одно, либо другое. В период "Ordine
> Nuovo" представление о нерасторжимости экономики и политики является
для
> него, таким образом, давно и прочно завоеванной идейной позицией. Это
> частное выражение свойственного Грамши уже в то время глубокого
> понимания диалектики объективного и субъективного в историческом
> процессе.
>
> ГЛАВА 2
> ПРОБЛЕМА РЕВОЛЮЦИИ В ИСТОРИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ ГРАМШИ ПЕРИОДА
> "КРАСНОГО ДВУХЛЕТИЯ" (1919-1920 гг.)
>
> (Из И.В. Григорьева "Исторические взгляды Антонио Грамши", М. 1978.
Стр.
> 66-119)
>
(продолжение)

Исходная посылка созданной Де Леоном теории "индустриальной" организации
пролетариата состояла в том, что пролетарская революция не означает
произвольное творчество нового, но высвобождает из узких рамок
частнособственнических отношений и, ставит на службу всему обществу уже
созданную капитализмом высокоорганизованную систему индустриального
производства. Очевидно, что в этой своей части идеи Де Леона должны были
привлечь интерес и симпатии Грамши.
Сравнив круг идей грамшианских статей 1919-1920 гг. и работ Де Леона, мы
можем предположительно утверждать, что из произведений последнего Грамши
были известны такие, как "Социалистическая реконструкция общества",
"Социализм против анархизма", "Реформа или революция". О том, когда
именно Грамши познакомился с ними, точных данных нет. Тольятти
вспоминал, что еще во время войны - когда он, находясь на военной
службе, приезжал в Турин в отпуск - Грамши советовал ему заняться
поисками материалов о движении английских шоп-стюардов и работ Де
Леона97. С. Ф. Романо допускает, однако, что в памяти Тольятти факты
несколько сместились и он отнес к периоду войны то, что на самом деле
имело место позднее.
В статье, написанной Грамши в январе 1918 г., действительно есть
делеонистские ноты, которые могли быть отзвуком "Социалистической
реконструкции общества". События в России рассматриваются им как
процесс, в ходе которого революционные силы все яснее и отчетливее
определяют свой облик, смысл и направление своего движения: "Они
"спонтанно, свободно, согласно своей внутренней природе вырабатывают
представительные формы, посредством которых должен осуществляться
суверенитет пролетариата. Они не признают такой представительной формой
Учредительное Собрание - парламент западного типа, избранный по системам
западной демократии. Русский пролетариат дал нам первый образец прямого
представительства производителей: Советы"98. Однако это высказывание не
характерно для исторических взглядов Грамши начала 1918 г. В то время у
него над представлением о революции как свободном процессе исторического
становления явно преобладали другие мотивы - полемика против фатализма в
духе "Революции против "Капитала"", упор не на необходимый, а на
волевой, субъективный момент в истории. Поворот к позитивной постановке
проблемы исторической необходимости намечается у Грамши примерно с
середины 1918 г. И лишь после этого в его статьях начинают уже не
случайно, а постоянно встречаться положения, так или иначе
перекликающиеся с мыслями Де Леона, в частности оценка рабочих
организаций в их "институциональном" значении как ростков нового
общества в недрах старого99.
Можно, следовательно, предположить, что впервые Грамши обратился к
сочинениям Де Леона действительно в то время, какое называет Тольятти, -
но прочитанное начало активно включаться в процесс развития его
собственных идей лишь позднее, в преддверии "Ordine Nuovo"100.
Сходство мыслей, подхода, отдельных формулировок у Грамши и Де Леона
обнаруживается по нескольким основным направлениям. Главное, что роднит
их, - это представление о пролетарской революции как таком процессе
социального переустройства, который не начинается и не кончается
завоеванием политической власти (хотя безусловно предполагает его), но
развертывается из глубин общественного организма, от сферы производства.
Отсюда у Де Леона вытекает идея организации пролетариата на
"индустриальной" основе - в соответствии со структурой создаваемого
капитализмом производственного аппарата, - к которой очень близко
свойственное Грамши понимание фабрично-заводских Советов.
Как Де Леон, так и Грамши не сводят замену капиталистических
производственных отношений социалистическими лишь к упразднению частной
собственности на средства производства, уделяя большое внимание
обеспечению реального участия всей массы производителей в управлении
социализированным производством. Оба озабочены связанной с этим
проблемой перестройки пролетарского сознания101, и то содержание,
которое Грамши вкладывает в сорелевский термин "психология
производителей", подсказано помимо его собственных наблюдений над
туринской действительностью именно Де Леоном, отправлявшимся в своих
построениях от условий крупного, высокоразвитого капиталистического
производства США.
Бесспорным кажется нам влияние Де Леона на аргументацию Грамши в
полемике с анархистами. Утверждая в противовес анархистским
представлениям, что социализм не будет царством индивидуалистического
хаоса, что вместе с капитализмом будет уничтожен лишь исторически
преходящий тип организации общественных связей, но не сама эта
организация как таковая, Грамши шел вслед за американским мыслителем,
который подчеркивал важность и непреходящий характер организующего
начала в управлении крупным общественным производством при
социализме102.
Но в воззрениях Де Леона есть и такие черты, которые сближают его с
синдикалистами и даже дают повод оценивать его (на наш взгляд, слишком
однозначно и прямолинейно) как идеолога анархо-синдикализма. Они так или
иначе связаны с одним центральным вопросом - о роли политического
действия в процессе социального освобождения пролетариата, - в котором
Грамши стоял на совершенно отличных от Де Леона позициях.
С точки зрения Де Леона, применение политических средств социального
переустройства обусловлено всецело той капиталистической оболочкой,
которую разрывает социализм при своем рождении, а взятие государственной
власти должно стать в сущности последним политическим актом
пролетариата, ибо "социалистическое общество знать ничего не знает о
политическом государстве; в социалистическом обществе политическое
государство является делом прошлого; оно либо атрофируется от
неупотребления, либо его ампутируют - в зависимости от того, что
диктуется обстоятельствами"103. Грамши, который в отличие от умершего в
1914 г. Де Леона наблюдал воочию, как побеждает пролетарская революция,
уже в 1919-1920 гг. твердо знал, что пролетариату еще на долгий срок
понадобится "политическое государство" как таковое. Перед американским
теоретиком у него было то бесспорное преимущество, что его представления
о революции формировались не априорно, а на реальном историческом опыте
российского Октября.
Грамши открыто и недвусмысленно критиковал противопоставление
"индустриализма" политике вообще, у самого Де Леона заложенное лишь в
зерне, но вполне выявившееся у его последователей из ИРМ104. Эта
присущая делеонизму тенденция была несомненно связана с тем, что у Де
Леона применяемое к институтам новой общественной организации понятие
естественно возникающего в истории покоилось на фаталистической основе.
Позиция Грамши, как мы видели, была принципиально иной.
Но дальше всего Грамши и Де Леон отстоят друг от друга в понимании задач
пролетарской партии и ее места в революции.
Именно в этом пункте теория Де Леона наиболее уязвима, наиболее близко
смыкается с анархо-синдикализмом. Партия в его представлении нужна для
выполнения лишь разрушительной, но не созидательной работы революции и
должна (как и государство) перестать существовать па другой же день
после ее победы, ибо цель политического движения пролетариата
исчерпывается борьбой за овладение "политическим разбойничьим замком"
капитализма - государственной властью, которую "необходимо захватить с
единственной целью уничтожить ее". Строительство же новой системы
экономических отношений должно быть делом "индустриальной" организации
пролетариата, которая одна лишьв состоянии "захватить и удержать"
средства производства с тем чтобы "улучшить и расширить все хорошее, что
в скрытом состоянии в них имеется и развитию чего капитализм мешает",
"спасти их для цивилизации"105.
У Грамши, в отличие от Де Леона, пролетарская партия не есть нечто
внешнее по отношению к этому процессу становления нового, а органически-
вписывается в него. Уже в начальный период разработки своей концепции
фабрично-заводских Советов Грамши отводит ИСП или, точнее, ее
коммунистической фракции активнейшую роль в возникновении новых
институтов пролетарской демократии. За три дня до публикации в "Ordine
Nuovo" первой программной статьи о Советах он говорит на собрании
Туринской секции ИСП: "Престиж, который излучает социалистическая
партия, должен быть направлен к тому, чтобы придать революционную форму
этой организации (Советам. - И. Г.), сделать ее конкретным выражением
революционного динамизма на пути к величайшим свершениям"106. Формула
"излучение престижа" употреблена Грамши отнюдь не случаййо: она отражает
самую суть его взглядов тех лет на историческую роль партии в
революционном движении пролетариата.
В Советах для Грамши воплощается то спонтанное творчество масс, без
которого нет коммунистической революции в истинном смысле этого слова.
Но в той же статье, где с предельной остротой формулируется мысль о
значении действий масс как подлинного, не фальсифицированного выражения
исторической необходимости, мы находим ясную и решительную критику
синдикализма именно в вопросе о партии: "С каждым днем выступает все
очевиднее ошибка синдикалистов-теоретиков и синдикалистов-практиков,
будь то реформисты или революционеры: политическая партия, которая
должна была бы исчезнуть, захлестнутая потоком профсоюзного движения,
все больше укрепляется и рабочие со все большей отчетливостью видят в
ней главный инструмент своего освобождения..."107. А в полемике с
анархистами (апрель 1920 г.) Грамши подчеркивает назначение
сознательного авангарда революции с помощью полюбившейся ему формулы,
которая была воспринята им от Р. Роллана и поистине могла бы стать
девизом всей последующей политической деятельности будущего вождя
итальянских коммунистов: "Пессимизм разума и оптимизм воли"108.
В том, как решает Грамши проблему партия - массы, проступают
характернейшие черты всей его концепции пролетарской революции как
определенного, закономерно возникающего явления человеческой истории.
"Коммунистическое общество, - подчеркивает он в статье, прямо
озаглавленной "Партия и революция",- мыслимо лишь как "естественная"
формация, отвечающая определенному уровню развития средств производства
и обмена, а революция- как акт исторического признания "естественности"
этой формации. Следовательно, революционный процесс есть не что иное,
как спонтанное движение трудящихся, порожденное взрывом противоречий,
присущих человеческому обществу в условиях господства капиталистической
собственности"109. Партия пролетариата играет роль "главной "действующей
силы"" внутри этого процесса разложения старого и образования нового,
она "постепенно становится воплощением исторического сознания народных
масс и направляет их спонтанное, неудержимое движение", - но это
направляющее действие "не имеет осязаемой формы оно осуществляется при
посредстве бесчисленного множества духовных связей, представляет собой
излучение престижа и лишь в решающие моменты может превратиться в
непосредственное руководство - чтобы вывести массы на улицу, дать
вещественную организацию боевым силам, готовым к борьбе во имя отражения
какой-либо опасности, во имя устранения угрозы насилия со стороны
реакции"110.
| Действуя таким образом, партия оказывает "органическое" влияние на
процесс становления новой исторической действительности, который Грамши
образно уподобляет возникновению коралловых рифов, сооружаемых усилиями
множества первичных организмов и в конце концов прорывающихся из
океанских глубин к солнечному свету. Она осуществляет "самую действенную
диктатуру - диктатуру, основанную на престиже, то есть на сознательном и
добровольном признании авторитета, почитаемого необходимым для полного
успеха предпринятого дела"111.
Такое понимание партией своей руководящей роли мыслится Грамши как
важнейшее, неотъемлемое условие выполнения ею собственной исторической
миссии. "В самом деле, разве может существовать коммунистическая партия
(которая была бы партией действия, а не академией доктринеров и
политиканов, "правильно" думающих и "правильно" выражающих свои мысли о
коммунизме), если в массах не существует духа исторической инициативы и
стремления к производственной самостоятельности, каковые должны найти
свое отражение и синтез в коммунистической партии?"112. Этим и
определяется та позиция, которую должны занять коммунисты по отношению к
Советам, вырастающим из недр производственного процесса и выражающим
глубинные, исторически необходимые тенденции массового движения:
"... Так как формирование партий и возникновение реальных исторических
сил, отражением которых являются партии, происходит не внезапно, не из
ничего, а в результате диалектического процесса- то не состоит ли
важнейшая задача коммунистов именно в том, чтобы сделать сознательными и
организованными те коммунистические по своему существу производительные
силы, которые должны будут, развившись и приумножившись, создать прочную
и постоянную экономическую базу политической власти пролетариата?... Для
коммунистов, которые не довольствуются однообразным пережевыванием азов
коммунизма и исторического материализма, но живут в обстановке реальной
борьбы и понимают действительность такой, какова она есть, - с точки
зрения исторического материализма и коммунизма революция как завоевание
социальной власти пролетариатом может быть понята лишь как
диалектический процесс, в котором политическая власть делает возможной
власть над производством, а власть над производством делает возможной
власть политическую..."113.
Особо следует подчеркнуть, что у Грамши (в отличие от Де Леона) роль
партии не только не исчерпывается негативной фазой пролетарской
революции, но связывается прежде всего с ее позитивной, созидательной
фазой. В его понимании революция, проделавшая лишь разрушительную работу
и даже приведшая к созданию новой власти, но не затронувшая сферы
экономических отношений или пытающаяся "создать средствами принуждения
экономические условия своего сохранения и укрепления", в сущности не
является "революцией - созидательным процессом в коммунистическом
смысле" и обречена на поражение114. Революция, разрушающая буржуазное
государство, сама по себе еще не тождественна пролетарской революции -
это тождество возникает лишь под воздействием партии, сознательно
направляющей развитие революционного процесса:
"Поскольку коммунистическая партия становится партией, к которой питают
"демократическое" доверие все угнетенные классы, поскольку она постоянно
держит контакт со всеми слоями трудящихся, она ведет все слои народа к
признанию коммунистического пролетариата в качестве руководящего класса,
который должен сменить капиталистический класс у кормила государственной
власти, она создает условия, при которых становится возможным
отождествление революции как разрушения буржуазного государства с
пролетарской революцией, с революцией, которая должна экспроприировать
экспроприаторов и положить начало новому строю отношений в области
производства и распределения"115.
Представление о "естественности", закономерной исторической
обусловленности коммунистических общественных отношений, которые не
могут быть введены произвольно, должно лежать в основе деятельности
партии как до, так и после взятия власти пролетариатом - настаивает
Грамши, отправляясь (как видно из других материалов "Ordine Nuovo") от
Марксова анализа Коммуны116. Роль коммунистической партии в рабочем
государстве есть функция "психологического реактива, воздействующего на
широкие массы так, чтобы вести их к сознательному и добровольному
осуществлению новых отношений, ставших возможными в силу новых
условий"117.
Таким образом, Грамши далек от недооценки исторической роли партии
рабочего класса в процессе революционного переустройства общества. Но он
решительно отвергает волюнтаристский метод руководства революцией,
стремление формировать ее развитие извне - подобно тому, как это сделала
социал-демократия в Германии, которая "сотворила парадокс, насильственно
втиснув процесс развития немецкой пролетарской революции в формы своей
организации, и вообразила, что подчинила себе историю. Она авторитарным
образом создала свои Советы, в которых имела надежное большинство своих
людей; она надела путы на революцию, приручила ее. И сегодня она
утратила всякий контакт с исторической реальностью - если не считать
таковым контакт кулака Носке с затылком рабочего, - а революционный
процесс идет своим, неконтролируемым, еще неясным путем, который
принесет с собой неведомо какие взрывы насилия и страданий"118.
Отвергая практику подчинения живой революционной действительности
априорной схеме, видя в Советах выражение исторической инициативы масс,
продукт их спонтанного творчества, рассматривая партию как силу,
способную встать во главе массового [движения и вести его вперед лишь
при том условии, что она сумеет завоевать доверие "ведомых", Грамши по
всем этим пунктам находится в полном согласии с ленинским пониманием
Советов, партии и их роли в революции119. Поэтому предпринимавшиеся в
литературе попытки противопоставить Грамши Ленину в этом вопросе
беспочвенны и явно тенденциозны: все они в конечном счете основаны на
произвольной подмене идеи взаимодействия Советов и партии у Грамши -
идеей автономии Советов по отношению к партии.
Полемика вокруг "ординовистской" трактовки Советов, партии, революции
является важным направлением идейной борьбы в итальянском
социалистическом движении, завершившейся расколом ИСП на съезде в
Ливорно (январь 1921 г.) и созданием КПИ. Участники этой полемики стояли
на весьма отличных от Грамши позициях в понимании общего хода
исторического движения, в оценке переживаемого исторического момента, в
представлении о том, как конкретно соотносятся объективный и
субъективный факторы в революционном процессе.
Проблема Советов оказалась в центре дискуссий между различными течениями
ИСП спустя несколько месяцев после Болонского съезда (октябрь 1919 г.),
официально оформившего ее присоединение к Коминтерну. Внутри
высказавшегося за Советы и диктатуру пролетариата большинства ИСП
туринская группа имела против себя, с одной стороны, стоявшее у
руководства партией течение максималистов во главе с Серрати, а с
другой - фракцию абстенционистов, возглавляемую Бордигой. Критика теми и
другими идей "Ordine Nuovo" в основном совпадала: как Серрати, так и
Бордига приписывали "ординовистам" своего рода "экономизм", постановку
проблемы рабочего контроля на предприятиях в отрыве от задач
политического действия пролетариата, выдвижение фабрично-заводских
Советов на первый план сравнительно с партией и тем самым - поощрение
стихийных тенденций масс в ущерб сознательному началу в революционном
движении.
При этом оба оппонента Грамши исходили из представления о революции как
единовременном акте взятия политической власти, который необходимо
должен предшествовать всякой попытке установления рабочего контроля на
предприятиях, тогда как грамшианской концепции такая "ступенчатость"
чужда: революция для Грамши есть диалектический процесс, в котором
(говоря его словами) "политическая власть делает возможной власть над
производством, а власть над производством делает возможной власть
политическую"120. Если Грамши и в данном случае был верен своему
активному отношению к истории (он мыслил и действовал, сознавая себя
непосредственным участником уже начавшегося революционного процесса), то
Серрати и Бордига, возлагая все упования на решающий момент в будущем,
оба в равной мере оставались в плену исторического фатализма. С
метафизическим, основанным на жестких разграничениях подходом к
общественному развитию у Серрати и Бордиги было связано и принципиально
отличное от грамшианского понимание отношения между ведущими и ведомыми:
сознательность авангарда и отсталость масс представлялись им полюсами
абсолютной, навечно заданной противоположности, в то время как для
Грамши речь шла об исторически обусловленной и подвижной грани,
постоянно преодолеваемой и вновь, но на новом уровне возникающей в живой
практике революционной борьбы.
Грамши активнейшим образом участвует в дебатах вокруг создания Советов в
Италии в период между Болонским съездом и Миланской сессией
Национального совета НСП (апрель 1920 г.)121. С аболиционистами,
представлявшими - при всех своих идейных слабостях - наиболее
значительное левое течение в партии, он стремится в конечном счете
добиться сотрудничества. Главное острие грамшианской полемики
направляется против максимализма с его чисто декларативным, словесным
признанием борьбы за Советы и столь же абстрактным пониманием задач
партии в этом плане.
Рассмотрение в систематическом порядке статей Грамши за период с ноября
1919 г. до весны 1920 г. показывает, что в поле его зрения неизменно
остаются и Советы как непосредственное, "пластическое" выражение
пробуждающейся в массах способности к историческому творчеству, и
партия, призванная помочь рабочему классу "обрести сознание того
положения, какое ему отведено в истории", "найти конкретное и
органическое выражение тем чувствам и страстям, которые рождаются из
насущных потребностей, вызываемых новыми материальными условиями
существования людей"122. Это - два в равной мере неотъемлемых аспекта
свойственного Грамши понимания пролетарской революции как исторического
явления. С Серрати и Бордигой Грамши расходится не в вопросе о
принципиальном признании за партией роли авангарда пролетарского
движения, а в представлении о том, как должна осуществляться эта
авангардная роль, как она соотносится со спонтанным действием масс и
вписывается в процесс исторического развития.
Подчеркивая вновь, что в создании фабрично-заводских Советов проявляется
и воплощается историческая необходимость. Грамши утверждает: "Горе тем
деятелям, которые не захотят понять, как важно и глубоко то, что так
воодушевляет пролетариат; они этим лишь докажут, что утратили всякий
духовный контакт с массой, превратились в соломинку, которую несет река
времени, перестали быть живой и действенной частью исторического
движения пролетариата, который открывает внутренние законы своего бытия
и становления"123. Основанное на понимании этих законов "позитивное
действие" есть и наилучшее возможное истолкование истории, ибо "историю
интерпретируют не с помощью идеологических абстракций или тщательно
приглаженных и разукрашенных понятий, - но посредством мужественного и
твердого действия ...посредством осуществления внутренне присущих ей
законов, подчиняясь ходу ее развития"124
История, все время история: умение слушать ее ритм, погрузиться в ее
течение и двигаться в нем, сообразуясь с ним и "подключая" к нему линию
собственного действия, - именно в этом, с точки зрения Грамши, находит
свое конечное выражение способность партии к политическому руководству
массами. В свою очередь, массы выступают у Грамши не просто как
"ведомый" по отношению к партии, но как самостоятельная и находящаяся в
развитии общественная сила, которая под воздействием как партии, так и
собственного опыта все более осознанно "открывает" и осуществляет
глубинные законы истории. Активного приобщения масс к позитивному
историческому действию властно требует сама исключительная сложность
созидательных задач пролетарской революции, для решения которых нет
"никакой однозначной формулы"125. Советам должна поэтому принадлежать
триединая функция органов "контроля, самоуправления трудящихся и
завоевания власти"126.
"Коммунистическая революция, - настаивает Грамши, - осуществляет
автономию производителя как в экономической, так и в политической
области. Политическое действие рабочего класса (направленное к
установлению его диктатуры, к созданию рабочего государства) приобретает
реальную историческую значимость лишь тогда, когда оно является функцией
процесса развития новых экономических условий, таящих в себе богатые
возможности, активное стремление к расширению и окончательной
консолидации. Чтобы достигнуть положительного результата, политическое
действие должно сочетаться с действием в сфере экономики-.
Коммунистическая революция есть историческое признание ранее
существовавших экономических явлений, которые она выводит на
поверхность, энергично защищает от всяких реакционных поползновений,
превращает в нормы права, - которым она, иными словами, придает
соответствующую их природе форму и организацию". Именно отсюда для
Грамши следует, что "создание коммунистических политических Советов
возможно лишь после того, как достигнут расцвета и обретут
первоначальную организацию фабрично-заводские Советы"127.
Развитие этих первичных ячеек, в которых рабочие массы учатся
самоуправлению, есть для Грамши вопрос прочности самой политической, а
не только "индустриальной" (употребляя делеоновский термин) власти
пролетариата. Эта власть по своей природе не может быть чем-то
верхушечным и искусственным, существование рабочего правительства
невозможно, "если рабочий класс неспособен как целое стать
исполнительной властью рабочего государства"128. Диктатура пролетариата
имеет своей задачей "гарантировать условия развития тех институтов,
которые рабочая масса создает для управления производством в своих
интересах и для прямого самоуправления", а до ее установления подобную
же функцию внутри рабочего класса должна выполнять партия, которая
именно в этом смысле является "моделью того, чем завтра будет рабочее
государство"129.
Но для этого самой социалистической партии надлежит "избавиться от
господства профсоюзного корпоративизма и партийного сектантства, видеть
движение людских масс, которые ищут себе формы, и работать над тем,
чтобы этой-формой была система Советов"130. Лишь тогда она действительно
сможет "указать, в чем заключается позитивная работа по строительству
нового", "дать импульс к тому, чтобы рабочие и крестьянские Советы
претворились в плоть и кровь, а не остались мертвой фразой из резолюции
съезда", и практически разрешить задачу "организовать всю массу
итальянских трудящихся в такую систему, которая органически найдет свое
высшее выражение в партии"131. Реальное же состояние ИСП никак не
отвечает этим требованиям: "...именно в момент, который мог бы стать
решающим, социалистическая партия - главный инструмент итальянской
пролетарской революции - разлагается", превратившись из "самой большой
исторической силы итальянской нации" в ее "самую большую социальную
слабость". Отсюда вывод, вынесенный Грамши в заголовок статьи: "Прежде
всего - обновить партию"132.
Новый этап деятельности "ординовистов" и внутрипартийной полемики
вокруг их платформы открывается весной 1920 г. и заканчивается II
конгрессом Коминтерна. Он проходит под знаком одного из крупнейших
послевоенных выступлений итальянского пролетариата - всеобщей забастовки
в Турине и Пьемонте в защиту фабрично-заводских Советов, явившейся
решающим практическим испытанием этого звена грамшианской концепции, а с
другой стороны, знаменуется предпринятой по инициативе Грамши конкретной
попыткой туринцев поставить перед руководством ИСП проблему обновления
партии.
Написанный Грамши доклад под названием "За обновление социалистической
партии" был представлен заседавшей как раз в дни туринской забастовки
(апрель 1920 г.) сессии партийного правления в Милане. Этот документ
есть не только наиболее развернутое выражение взглядов Грамши на
пролетарскую партию, которые были прочно связаны с общим строем его
представлений об исторических закономерностях и условиях осуществления
социальной революции пролетариата, но и свидетельство присущей ему
исключительной прозорливости в оценке ближайших перспектив исторического
развития Италии.
Скорейшая необходимость превращения ИСП в подлинно коммунистическую
партию выводилась Грамши из четкой констатации кризисного, переломного
характера переживаемого страной исторического момента: "За настоящим
этапом классовой борьбы в Италии последует либо завоевание революционным
пролетариатом политической власти для перехода к новому способу
производства и распределения, позволяющему возродить производственный
аппарат,- либо бешеный разгул реакции имущих классов и правящей касты.
Будут пущены в ход все средства из арсенала насилия, чтобы обречь
промышленный и сельскохозяйственный пролетариат на рабский труд; будет
сделано все, чтобы беспощадно разгромить органы политической борьбы
рабочего класса (социалистическая партия) и включить органы
экономического сопротивления (профсоюзы и кооперативы) в аппарат
буржуазного государства"133.
Партия, какой хотел ее видеть Грамши, должна была "воплощать в себе
живое революционное сознание всего угнетенного класса", уметь "приковать
к себе внимание всей массы, добиться того, чтобы ее директивы стали
директивами всей массы, и таким образом стать ее вожаком, ее мыслящей
головой"134. Логически вытекавшие из всей грамшианской трактовки
революции, эти требования к партии соединялись с такой постановкой
вопроса о Советах, которая исключала всякие кривотолки относительно
якобы допускаемой туринскими коммунистами изоляции фабрично-заводских
Советов от сферы политического действия: "Секции должны способствовать
созданию на всех предприятиях, в кооперативах, профсоюзах, воинских
частях коммунистических групп, которые будут неустанно распространять в
массах концепции и тактические установки партии, организовывать
фабрично-заводские Советы для осуществления контроля над промышленным и
сельскохозяйственным производством, вести пропаганду, необходимую для
прочного завоевания коммунистами профсоюзов, Палат труда и Всеобщей
Конфедерации Труда, для того, чтобы именно коммунисты стали теми, кому
масса доверит быть ее представителями при формировании политических
Советов и осуществлении диктатуры пролетариата. Существование сплоченной
и связанной твердой дисциплиной коммунистической партии, которая через
посредство своих ячеек на предприятиях, в профсоюзах, в кооперативах
координирует и сосредоточивает в своем центральном исполнительном
комитете все революционное действие пролетариата, есть коренное и
необходимое условие любой попытки создания политических Советов; при
отсутствии этого условия всякое предложение подобного, рода должно быть
отклонено как абсурдное и способствующее лишь дискредитации идеи
Советов"135. Здесь не только нет и тени принижения роли партии, но ее
обновление в коммунистическом духе (с которым медлило руководство ИСП)
выдвигается как предварительное условие создания в Италии Советов
политического характера.
Однако сформулированные Грамши предложения туринцев не были приняты
лидерами ИСП. Пойдя на некоторые уступки "ординовистам" в теоретическом
плане, Национальный совет в сущности дезавуировал их политически: он
вменил туринской секции в вину руководство забастовкой в Пьемонте,
объявив эту забастовку движением чисто экономического характера,
относящимся к компетенции профсоюзов, а не партии. По тем же мотивам
партийное руководство сняло всякую ответственность за забастовку и с
себя, отказавшись призвать трудящихся всей страны на поддержку
пролетариата Пьемонта.
Исход забастовки оказался половинчатым. Предпринимателям не удалось, как
они рассчитывали, уничтожить Советы на предприятиях и пришлось более или
менее официально признать их существование. Но и фабрично-заводские
Советы не смогли стать теми полновластными органами рабочего контроля,
какими их хотели сделать непосредственные участники борьбы и ее идейные
вдохновители - туринские коммунисты. Уроки апрельской забастовки
поддавались поэтому разному истолкованию, и осмысление их углубило
расхождения внутри левого крыла итальянского социалистического движения.
Бордига от имени абстенционистов безоговорочно расценил забастовку как
поражение и как свидетельство допущенных туринцами "тяжелых ошибок
метода"136. В этих условиях новая попытка Грамши сблизиться с
абстенционистами во имя обновления партии, выразившаяся в его участии
(как наблюдателя) в общенациональной конференции этого течения
(Флоренция, 8-9 мая 1920 г.), оказалась безуспешной. Конференция не
поддержала его предложения о скорейшем создании внутри ИСП
коммунистической фракции. О том, какова должна быть истинно
коммунистическая партия и как она может быть создана, Грамши и Бордига
говорили на разных языках. Если Грамши имел в виду обновление ИСП
изнутри путем исключения реформистского меньшинства137 и настаивал на
"широком контакте с массами, который может быть достигнут лишь через
посредство новых форм организации" (коммунистических групп на
предприятиях и фабрично-заводских Советов)138, то Бордига помышлял о
создании путем "миноритарного" раскола ИСП численно небольшой партии
"чистых" коммунистов, что неизбежно должно было сообщить ей узкий,
сектантский характер. Не случайно в статьях, написанных после
конференции абстенционистов, Грамши более открыто и резко, чем раньше,
критикует специфически-бордигианское понимание партии.
"...Мы всегда считали, - подчеркивает он, - что долг коммунистических
групп, существующих внутри партии, заключается в том, чтобы не
поддаваться партикуляристским галлюцинациям (проблема парламентского
абстенционизма, проблема создания "действительно" коммунистической
партии) - но работать над созданием в массах таких условий, при которых
все частные проблемы могут быть решены как проблемы органического
развития коммунистической революции"139. Иными словами, коммунисты
должны быть "партией, ясно сознающей историческую миссию пролетариата и
умеющей вести пролетариат к выполнению его миссии ... партией масс,
которые хотят своими собственными силами, самостоятельно освободиться от
политического и индустриального рабства путем организации общественного
хозяйства, - а не партией, которая использует массы в попытках
героического подражания французским якобинцам"140.
В свою очередь, внутри группы "Ordine Nuovo" апрельская забастовка
породила острую дискуссию вокруг понимания Советов и революции между
Грамши и Таской.
Позиция Таски заключалась, если суммировать основные ее положения, в
следующем; Грамши, делая упор на Советы предприятий, исходит из условий
домонополистического капитализма, когда капитал был непосредственно
связан с производством; его взгляды сродни экономическому материализму и
грешат недооценкой волевого, сознательного элемента; Советы нужны как
форма организации масс в непосредственно-революционный период (какой в
данный момент переживает Италия), но "нормальной" формой массовой
организации при капитализме, соответствующей условиям монополистической
его фазы, являются профсоюзы; в период после революции профсоюзы в
большей мере, чем фабрично-заводские Советы, пригодны как форма прямого
участия производителей в управлении производством. В основе этой позиции
лежит в сущности оценка апрельской забастовки как поражения, доказавшего
ограниченные возможности фабрично-заводских Советов сравнительно с
традиционными организациями пролетариата.
Столь же суммарное изложение позиции Грамши, в свою очередь, сводится к
следующим пунктам, каждый из которых мы сейчас рассмотрим подробнее:
развиваемая в "Ordine Nuovo" концепция Советов, с которой не согласен
Таска (и которую Грамши, в отличие от Таски, не считает нужным как-либо
пересматривать в свете опыта апрельского движения), исходит как раз из
условий империалистической, фазы капитализма, рассматриваемой как
нормальное его развитие, в то время как Таска видит в ней какое-то
отклонение от нормы;
идея Советов интернациональна, ибо это естественный продукт классовой
борьбы в странах развитого капитализма, а не простое подражание русскому
опыту;
прямая демократия (и Советы как форма ее) имеет ценность не только для
непосредственно-революционного периода.
В этой связи нам прежде всего необходимо вернуться к представлениям
Грамши о переживаемой Италией фазе капиталистического развития, к тому,
что и как меняется в них по сравнению с его взглядами юношеского
периода.
Напомним: в конце 1918 г. у Грамши впервые появилась альтернативная
оценка шансов на длительное историческое существование
капиталистического строя в Италии. В то время, однако, он еще
придерживался своего прежнего взгляда на Италию как страну, не знавшую
настоящего, развитого капитализма, и не исключал начисто возможности его
дозревания на путях "либеризма", а усиление под влиянием войны тенденции
к монополии, к государственно-монополистическому регулированию и т. п.
считал своего рода аномалией, порожденной слабостью итальянского
капитализма.
Опыт бурного послевоенного двухлетия, принесшего с собой не только
глубочайшие революционные потрясения, но и экономическую разруху таких
масштабов, что капитализм, казалось, был бессилен справиться с ней, вел
Грамши к решительной переоценке рецептов либеральной экономической науки
и всего "либеристского" типа экономического развития. "Либеральная
утопия" - вот суждение, которое весной 1919 г. выносит Грамши о взглядах
Эйпауди, когда-то оказавших немалое влияние на его собственный подход к
проблеме либерализма и "либеризма".
Но свое отношение к доктрине Эйнауди Грамши пересматривает не только в
том, что касается принципов либеральной экономической науки как таковой.
Эту доктрину он теперь открыто отвергает как определенную форму
буржуазной, враждебной марксизму идеологии141. В присущем Эйнауди
способе рассмотрения общественных проблем он обнаруживает родство с
механистическим фатализмом: "Производство и обмен товаров становятся
здесь самоцелью; их осуществление уподобляется действию механизма
жестких и самодовлеющих чисел, ход которого люди могут "нарушить", но не
могут задать и оживотворить. В общем, эта наука есть схема, заранее
предначертанный план, путь, указанный провидением, абстрактная и
математическая утопия, которая никогда не имела, не имеет и не будет
иметь никаких точек соприкосновения с реальной исторической
действительностью"142. Такой взгляд Грамши отбрасывает во имя
марксистского, коммунистического "полного охвата всех сторон жизни
человечества", предполагающего изучение в истории "как экономических,
так и духовный сил... в их взаимодействии, в диалектическом процессе,
который является результатом неизбежных столкновений между классом
капиталистов - силой по преимуществу экономической, и классом
пролетариев - силой по преимуществу духовной..."143.
Крах либерализма как идеологической системы, образующей надстройку над
экономикой свободной конкуренции очевиден для Грамши в сопоставлении с
трагической реальностью войны и послевоенного социально-политического
кризиса. "... Война уничтожила все завоевания либеральной идеологии.
Свобода - экономическая и политическая - исчезла из сферы внутренней
жизни государств и из сферы международных отношений. Государство
выступило в своей основной функции - как орган, распределяющий богатства
между отдельными капиталистами; политическая конкуренция в борьбе за
власть уничтожена упразднением парламентов. Бюрократия выросла, став
более тяжелым грузом и более серьезной помехой. Милитаризм, являющийся
согласно либеральной экономической науке непроизводительной силой, стал
самым могущественным средством накопления и сохранения прибыли,
осуществляемого посредством ограбления хозяйства других стран и
установления белого террора в своей стране. Во всех отраслях
деятельности усиливается монополия, подчиняя весь мир эгоистическим
интересам кучки англо-саксонских капиталистов"144. В самой Англии,
когда-то являвшей собой классический образец воплощения либеральных
принципов в политике и экономике, "либеральный мир разваливается с
большим треском, чем где бы то ни было"145. Принцип неограниченной
свободы хозяйственной деятельности, исповедуемый либеральными
экономистами, в условиях невиданной послевоенной разрухи оборачивается
угрозой голодной смерти для половины населения земного шара: "Свобода
торговли "сама по себе" стимулирует производство, приумножение
материальных благ, но сегодня она убивает людей... Абстрактно
либеральные экономисты правы, а практически они - преступники. Вот
почему мы говорим, что [либеральная] политическая экономия полностью
обанкротилась - так же как потерпела полное банкротство система частной
собственности, из незыблемости которой она исходит в своих
доказательствах"146.
Несостоятельность либеральной политической экономии Грамши измеряет
всемирным масштабом. Этот новый момент появляется у него не случайно, а
как отражение уже складывающегося подхода к рассмотрению капитализма в
виде мировой системы связей и взаимоотношений, в которую вплетаются в
качестве составных звеньев отдельные страны со всеми их особенностями,
со всеми различиями в уровнях экономического развития. На этом
основывается теперь и его оценка перспектив пролетарской революции в
Италии, полемически заостренная против реформистов, которые, утверждая,
что в Италии нет объективных предпосылок для революции, рассматривали ее
"как организм, не зависящий от всего остального мира, а итальянский
капитализм - как чисто итальянское явление"147
"Экономический и политический кризис, переживаемый итальянским
обществом, - подчеркивает Грамши, - не может быть объяснен и разрешен
иначе как в рамках мировой системы... Когда мы говорим, что
капиталистический режим достиг также и в Италии мертвой точки в своем
развитии, "педанты" от марксизма считают такое утверждение "антинаучным"
и поверхностным, не основанным будто бы на беспристрастном изучении
итальянской экономической структуры. Но капитализм - это историческое
явление мирового масштаба, и процесс его развития не дает возможности
одновременного выравнивания уровней экономического развития отдельных
стран"148. Здесь налицо уже не только представление о капитализме как
единой мировой системе, но и понимание характерного для его новейшей
фазы неравномерного, скачкообразного развития, т. е. одного из важнейших
элементов ленинской теории империализма и пролетарской революции.
Термин "империализм" Грамши начинает употреблять одновременно с
констатацией краха либеральной экономической доктрины, буквально на тех
же страницах "Ordine Nuovo" - сперва еще в самом общем смысле, не
раскрывая его конкретного содержания149. Но уже к осени 1919 г.
очевидно, что понятие империализма освоено Грамши именно как определение
новой стадии в развитии капитализма, во многом отличной от
предшествующей, которая безвозвратно ушла в прошлое:
"Период "игры случая", период свободной индивидуальной инициативы
сменился в XX веке империалистическим периодом, периодом такого развития
национальных экономических комплексов, когда каждый из них,
организовавшись в военную силу вступает в борьбу за завоевание мировых
рынков, за завоевание мира. Этот период имеет своим кульминационным
пунктом войну и означает уничтожение условий существования либеральной
экономики, уничтожение условий существования капитализма"150.
Связь своей концепции Советов с тем пониманием империализма, какого
придерживается Коммунистический Интернационал, Грамши подчеркивает с
самого начала полемики с Таской: "Мы рассматриваем фабрично-заводской
Совет как абсолютно оригинальный институт, рождающийся из той ситуации,
в какую поставлен рабочий класс современным историческим периодом в
развитии структуры, капитализма... Структура капитализма в настоящий
момент характеризуется преобладанием финансового капитала над
промышленным, господством банка над фабрикой, биржи над производством
товаров, монополии над капитаном промышленности. Это - органическая
структура, нормальное для капитализма явление, а вовсе не "порок,
порожденный привычками военного времени", как утверждает товарищ Таска
вкупе с Каутским и в противоречии с основным тезисом Коммунистического
Интернационала" 151. Идея Советов вытекает из этой структуры постольку
поскольку империализм, разрывая непосредственную связь функции
капиталистического предпринимательства с производственным процессом в
рамках отдельного предприятия, тем самым подготовляет материальные
условия для полного вытеснения капиталиста из сферы общественного
производства, что и составляет цель фабрично-заводских Советов как
органов рабочего контроля, а затем реальной экономической власти
пролетариата в обществе, освобожденном от господства капиталистической
собственности.
Коль скоро идея Советов у Грамши органически вписана в контекст тех
изменений, какие принес с собой новейший, монополистический капитализм
как мировая система, - она универсальна, интернациональна по своей
природе. Это не специфически русское явление (в создании Советов Грамши
видит именно общее, а не особенное в русской революции) и не порождение
чрезвычайных обстоятельств, подобных военному поражению для Германии,
Австрии, Венгрии; начавшееся движение за Советы в Англии и США
доказывает, что это есть "нормальный продукт классовой борьбы в странах
наиболее интенсивного развития капитализма"152.
Примечательно, какую роль в обосновании грамшианской концепции Советов
сыграл опыт Турина - промышленного центра, представлявшего собой как бы
"модель" высокоразвитого монополистического капитализма. Об особом
облике Турина, созданном развитием здесь крупного промышленного
производства, Грамши писал неоднократно. В туринской действительности он
черпал самую аргументацию своих идей о том, как через фабрично-заводской
Совет у рабочего формируется "психология производителя" в
коммунистическом понимании. И именно в Турине призыв "Ordine Nuovo" к
созданию фабрично-заводских Советов раньше, чем где-либо, нашел
встречный отклик на предприятиях и стал знаменем широкого массового
движения.
Жизненность грамшианской идеи прямой демократии как вырастающей из
высокого развития капитализма органической, непреходящей, связанной не
только с непосредственно-революционным периодом потребности
освободительной борьбы пролетариата, нашла убедительное подтверждение
спустя полвека - практике современного рабочего движения не только на
родине Грамши, но и в других странах. Эта проблема по-новому поставлена
в порядок дня классовыми битвами конца 60-х - начала 70-х гг.,
возникшими на почве "неокапиталистической" действительности, на почве
сегодняшнего государственно-монополистического капитализма. Ее
значимость признана в полном объеме XII съездом ИКП (февраль 1969 г.),
ориентировавшим коммунистов на сочетание борьбы за расширение и
обновление представительной демократии с развитием самых различных форм
прямого самоуправления масс153. Завоевания итальянской "жаркой осени"
1969 г. - признание прав выборных цеховых делегатов, рабочих ассамблей
на предприятиях, права представителей рабочих вмешиваться в вопросы
технологии производства и т.п. - лежат на той же линии, которая начата
деятельностью туринских фабрично-заводскдх Советов периода "Ordine
Nuovo".
Но тот, кто намного обгоняет свое время, обычно остается не понятым
современниками. Так произошло и с Грамши, с разработанной им платформой
группы "Ordine Nuovo". Основная причина идейной изоляции Грамши внутри
левого, потенциально коммунистического крыла ИСП состоит - как теперь
уже широко признано - именно в том, что его концепция базировалась на
слишком "чистом", слишком исключительном для тогдашней Италии образце
высокоразвитого капитализма, какой являл собой Турин. Сознание этой
специфичности туринского опыта, затрудняющей понимание идеи
фабрично-заводских Советов в других частях Италии, не было чуждо и самим
"ординовистам" - в первую очередь Грамши154. Внешним выражением
проистекавшей от указанных причин изоляции группы "Ordine Nuovo" была
слабость ее организационных связей за пределами Турина, которую, однако,
не следует абсолютизировать и преувеличивать. Материалы журнала со всей
очевидностью свидетельствуют о том, что туринские коммунисты вполне
сознательно стремились выйти со своей платформой на общенациональную
арену и предприняли в этом направлении ряд практических шагов, а своих
читателей, поддерживавших его денежными взносами, "Ordine Nuovo" находил
не только во многих уголках Италии, но и вне ее.
Идейно-политическая ориентация группы "Ordine Nuovo" по-разному
оценивалась действовавшими в Италии представителями Коминтерна. Один из
них - Н. М. Любарский, выступавший под именем Карло Никколини, по этому
пункту в основном поддерживал Серрати. Но было и другое мнение - Д. С.
Риделя, который установил тесный контакт с редакцией туринского
еженедельника и в вопросе о создании Советов в Италии придерживался
позиции, очень напоминавшей "ординовистскую"155. На стороне туринцев
была и "группа русских и польских коммунистов", выразивших своим
участием в подписке в фонд журнала "пожелание, чтобы программа "Ordine
Nuovo" стала программой действия всех коммунистов Италии"156.
По-видимому, это были А. Визнер, Б. Л. Деготь и Е. Соколовская157.
На II конгрессе Коминтерна позиция "ординовистов", изложенная в докладе
Грамши "За обновление социалистической партии", получила решительную
поддержку В. И. Ленина. Отметив, что предложения туринцев руководству
ИСП "вполне соответствуют всем основным принципам III
Интернационала"158, Ленин при обсуждении тезисов об основных задачах
конгресса отстоял эту оценку вопреки упорному противодействию всей
итальянской делегации, включавшей в себя только максималистов и
абстенционистов.
Непосредственно речь шла об одном конкретном документе, но суждение
Ленина, несомненно, основывалось на более широком знакомстве с идеями
"Ordine Nuovo". В его распоряжении был целый ряд статей из туринского
журнала, в том числе статьи Грамши "Дань истории", "Рабочая демократия",
"Профсоюзы и Советы", "Революционеры и выборы" (1919 г.), исключительно
важные для понимания всей концепции революции, которой придерживалась
туринская группа159. Одобренная Лениным платформа "ординовистов" была
лишь концентрированным выражением того общего направления мысли, которое
неустанно защищал Грамши: признания величайшей исторической ценности
почина масс, чье прямое, непосредственное "вторжение" - через Советы -
на арену революционного действия рассматривалось как единственный способ
подтолкнуть вперед решение всех насущных проблем итальянского рабочего
движения, включая обновление партии.
Именно так - в широком, касающемся коренных исторических особенностей
пролетарской революции смысле - истолковал согласие Ленина с
"ординовистами" и сам Грамши. Возражая Бордиге, который продолжал
муссировать версию о синдикалистских тенденциях "Ordine Nuovo", Грамши
подчеркивал: ":Наше прегрешение состоит всего лишь в убеждении, что
коммунистическую революцию могут осуществить только массы, а не
секретарь партии или президент республики в порядке декрета; такого
мнения как будто придерживались также и Карл Маркс и Роза Люксембург и
придерживается Ленин - и все они с точки зрения Тревеса и Турати
являются анархо-синдикалистами" 160.
Теми же идеями проникнут составленный Грамши летом 1920г. для Исполкома
Коминтерна доклад о движении фабрично-заводских Советов в Турине. Особое
внимание Грамши уделяет апрельской забастовке и ее урокам, настойчиво
подчеркивая общенациональную, а не локальную значимость происходившего в
Турине - "столице коммунистической революции, Петрограде итальянской
пролетарской революции" 161, резко и недвусмысленно критикуя
свойственное социалистическим и профсоюзным лидерам "желание избежать
прямого участия масс в революционной борьбе, желание сохранить опеку над
массами со стороны профсоюзные организаций" 162. Более определенно, чем
раньше, он говорит здесь о поражении забастовки. Но и теперь это
поражение не рассматривается им как поражение идеи, программы, которой
вдохновлялось туринское движение: фабрично-заводские Советы по-прежнему
остаются для него живым воплощением пролетарской революции в действии, а
отношение к ним - важнейшим мерилом способности к политическому
руководству массами и соответственно отправным пунктом критики положения
дел в партии.
Однако внутри группы "Ordine Nuovo" тем временем нарастали разногласия,
продолжавшие линию расхождений между Грамши и Таской. Теперь от Грамши
отделились Тольятти и Террачини, в сущности присоединившиеся к Таске в
оценке роли Советов сравнительно с традиционными формами массовых
организаций. Грамши возглавил немногочисленную новую фракцию туринских
социалистов - "Группу коммунистического воспитания", платформой которой
были взгляды на революцию, Советы, партию в прежней, неурезанной
"ординовистской" трактовке.
Бесспорно, что во второй половине 1920 г. внимание Грамши все чаще
концентрируется на проблеме партии, поскольку именно в этом звене чем
дальше, тем больше проявляется главная слабость всего итальянского
рабочего движения. Но его концепция революции не претерпевает при этом
никаких внутренних разрывов, не пересматривается ни в одном существенном
элементе; наоборот, речь идет об органическом развитии посылок,
заложенных в ней с самого начала деятельности Грамши в "Ordine Nuovo".
Снова и снова в своей критике ИСП и в раздумьях о том, какой должна быть
коммунистическая партия, Грамши настаивает на необходимости для партии
"живого слияния с пролетарскими массами", умения не бояться их прямого,
самочинного действия, которое, направляясь против аппарата буржуазного
государства и навязанной классом капиталистов дисциплины труда, не может
не быть разрушительным, но именно поэтому революционно163. Разрушение
есть неотъемлемый аспект революции как исторического явления; всякий
иной подход означает отрыв от живой действительности исторического
процесса, видение истории не как действия реальных, поставленных в
конкретные обстоятельства людей, а как движения идеологических
абстракций. Но позиция коммунистов не исчерпывается признанием
исторической необходимости разрушительного начала в революции: их долг -
"добиться, чтобы уже в процессе разрушения были налицо осознанные
элементы созидательной деятельности и стремление к ней"164. Это означает
умение сознательно направить поток революционной энергии масс и их
самодеятельного творчества в сфере индустриальных отношений, в котором
выражается историческая потребность в освобождении созревших в недрах
капитализма коммунистических производительных сил; лишь таким образом
могут быть созданы "экономические условия государственной власти,
находящейся в руках коммунистического пролетариата" 165.
Вскоре (в сентябре 1920 г.) последовали события, которые явились новой
серьезнейшей проверкой не только различных теоретических представлений о
революции, но и практической готовности к ней итальянского рабочего
класса: захват рабочими предприятий металлообрабатывающей промышленности
и некоторых других отраслей. Движение, которое казалось -и действительно
могло бы стать - прологом пролетарской революции в Италии, выявило всю
глубину трагического разрыва между революционным потенциалом масс и
уровнем политического руководства ими. Фабрично-заводские Советы (прежде
всего в Турине) в условиях продолжавшегося три недели захвата
предприятий полностью оправдали себя как форма рабочего управления
производством; они наладили не только бесперебойное изготовление и сбыт
продукции, но и вооружение рабочих, создание отрядов красной гвардии и
т. д., раскрыв тем самым также и свои потенции в борьбе за завоевание
пролетариатом политической власти. Но дальнейшее развитие движения
уперлось в неподготовленность партии, воспитанной максималистскими
лидерами в ожидании "решающего часа" и парализованной бездействием
именно тогда, когда он наступил. Позиция реформистских вождей ВКТ,
облегчивших правительству Джолитти маневрирование с целью разрядить
исключительно острую и опасную для буржуазии ситуацию, довершила дело.
Движение, поначалу возбудившее огромные надежды на скорое торжество
итальянского пролетариата, захлебнулось и. более того, оказалось
последней вспышкой его революционной энергии в период "красного
двухлетия". Дальнейшие события показали, что оно явилось поворотным
пунктом, за которым соотношение классовых сил в Италии претерпело
коренные изменения не в пользу пролетариата.
"Ординовисты" не были инициаторами этого выступления. Оно началось по
решению возглавляемого реформистами профсоюза металлистов в ответ на
локаут, объявленный предпринимателями. Попытка руководства ВКТ побудить
турищев взять на себя одних ответственность за перевод движения на
повстанческие рельсы была отвергнута ими - недавний опыт апрельской
забастовки слишком ясно говорил о том, что в этом случае "итальянский
Петроград" остался бы изолированным. Но в пределах своих возможностей
Грамши и его товарищи прилагали максимум усилий, чтобы дать верное
направление мощному порыву пролетарских масс.
Грамши с первых же дней захвата предприятий уделял исключительное
внимание анализу исторических уроков этого движения. Происходящее он
рассматривал прежде всего как подтверждение глубокой жизненности тех
целей, которыми вдохновлялось возглавленное "ординовистами" движение
фабрично-заводских Советов. В разгар событий он писал: "...
Фабрично-заводские Советы возникают повсюду; рабочие, занимая
предприятия, могут действовать лишь своими собственными силами, и они по
необходимости должны развивать в себе дух инициативы, превращаясь из
объекта определенной индустриальной организации и дисциплины в
облеченный ответственностью субъект, должны выработать из себя
коллективную личность, коллективную душу, коллективную волю. И вот мы
видим, как туринский опыт - опыт самоуправления и автономной инициативы,
который рабочие Турина начали проделывать уже год назад и во имя
которого они должны были выдержать гигантскую битву, - теперь
осуществляется в общенациональном масштабе... Туринские рабочие были
правы в апреле 1920 г.; туринские рабочие шли в русле истории, в русле
мировой революции"166.
Но еще тогда, когда движение шло на подъем, Грамши подчеркивал и другое:
недостаточность одного лишь захвата предприятий, который, "являясь
показателем степени слабости капитализма и силы пролетариата, сам по
себе не создает никакой окончательно завоеванной новой позиции", пока
государственная власть, вооруженная сила, аппарат политического
принуждения остаются в руках буржуазии, и "не может быть возведен в
эксперимент коммунистического общества". "Нужно... сказать правду
рабочей массе. Нельзя, чтобы рабочие хоть на момент поверили, будто
коммунистическая революция осуществится так же легко и плавно, как
занятие незащищенного предприятия. Больше того, эти события должны
послужить коммунистам для того, чтобы хорошо объяснить массам, что такое
революция во всей ее сложности: они являются непреложным доказательством
утопичности реформизма и анархо-синдикализма" 167.
Сентябрьские события позволили и самому Грамши яснее, чем прежде,
увидеть некоторые реальные трудности на пути развития революции. Уже
после апреля он начал, в частности, убеждаться в том, что слишком
оптимистически, с известным элементом мифологизации оценивал уровень
массового сознания, формируемого у рабочих механизмом крупного
производства, что психология даже туринского пролетария есть гораздо
более сложный и медленнее поддающийся преобразованию комплекс, нежели
ему казалось раньше168. Грамши больше задумывается теперь над тем, как
закрепить те несомненные сдвиги в "народной психологии", в понимании
массами трудящихся общей линии движения истории, которые имели место в
военные и послевоенные годы 169.
И этот извлеченный из апрельских и сентябрьских событий урок также
включается Грамши в обоснование исторической роли коммунистической
партии: именно ей надлежит быть силой, которая преодолевает инертность
массового сознания, проистекающую из подчиненного положения рабочего в
системе капиталистического производства. "Коммунистическая партия, -
пишет он, ---- является инструментом и исторической формой процесса
внутреннего освобождения, посредством которого рабочий из исполнителя
превращается в инициатора, из массы - в вождя и руководителя, из руки -
в мозг и волю; в образовании коммунистической партии можно разглядеть
зародыш той свободы, которая получит свое полное развитие и
распространение после того, как рабочее государство создаст необходимые
для этого материальные условия"170.
Хотя со стороны критиков грамшианского понимания революции имели место
попытки истолковать итоги движения за захват предприятий в полемическом
против "ординовистов" плане, а разногласия среди них самих были лишь
приглушены, но не сняты этими событиями, осенью 1920 г. тема Советов и
рабочего контроля уже не занимала большого места в дискуссиях, которыми
было поглощено итальянское социалистическое движение. После II конгресса
Коминтерна все остальные проблемы идейной борьбы внутри ИСП оказались
оттеснены на задний план спорами вокруг определенного условиями приема в
Коминтерн требования о скорейшем очищении партии от реформистских
элементов, нашедшего в сентябрьских событиях дополнительную,
драматически-наглядную мотивировку. Перекрестный огонь Коминтерна и
левых в самой ИСП отныне сосредоточился на максималистах с их уклончивым
отношением к разрыву с реформистами. "Ординовисты" активно включились в
полемику вокруг назревавшего раскола и влились в созданную в ноябре 1920
г. коммунистическую фракцию ИСП, которая два месяца спустя на съезде в
Ливорно станет Коммунистической партией Италии.
Заслуживает внимания тот факт, что В. И. Ленин, запрашивая у
представителя Коминтерна при ИСП Л. М. Геллера (Кьярини) материал для
подготовки своей статьи "О борьбе внутри Итальянской социалистической
партии", вновь вспоминает о платформе "Ordine Nuovo", настаивая на
необходимости "доказать каждое положение туринской программы,
доказать"171. Почти одновременно Грамши в Италии пишет статью
"Предсказания", которая и в оценке ближайших перспектив исторического
развития страны, и в постановке насущных задач момента как бы продолжает
и заостряет именно основные мысли апрельской платформы туринцев, а с
другой стороны, бьет в ту же цель, что и ленинский анализ борьбы внутри
ИСП, атакуя в первую очередь половинчатую позицию максималистов.
Центральная идея всей статьи - это настойчивый призыв к скорейшему
созданию коммунистической партии, ибо только оно может предотвратить
исход переживаемого Италией кризиса в пользу поднимающих голову сил
крайней реакции - военщины, националистов, фашистов: "Если в ближайшем
будущем из хаоса не возникнет могучая классовая политическая сила (а
такой силой, с нашей точки зрения, может быть лишь итальянская
Коммунистическая партия), если она не сумеет убедить большинство
населения в том, что в нынешнем беспорядке имманентно присутствует некий
порядок, что сам этот беспорядок имеет определенное объяснение, ибо
нельзя себе представить краха веками существовавшей цивилизации и
утверждения новой цивилизации без такого апокалиптического разрушения и
гигантского разлома; если эта сила не сумеет утвердить рабочий класс и в
сознании масс, и в реальной политической организации институтов власти
как господствующий и руководящий класс - наша страна не сможет
преодолеть нынешний кризис, она по крайней мере на двести лет перестанет
существовать как нация и как государство и превратится в центр maelstrom
(водоворота - англ.), который увлечет в свою пучину всю европейскую
цивилизацию" 172.
Характерно, что и в острых полемических схватках последних месяцев перед
расколом Грамши неизменно соотносит свои требования к коммунистической
партии с критериями от истории. Ясное сознание коммунистами своих целей
должно, по его мысли, облекаться в такую программу политического
действия, которая "отвечает направлению исторического движения и
постольку является интерпретацией реально и непосредственно свершающейся
истории, а не планом, предустановленным абстрактно путем холодного
расчета"173. И критика коммунистами не только настоящих, ко и прошлых
позиций ИСП есть выражение не "запоздалой мудрости", а исторического
подхода к пониманию ими своих собственных задач, предполагающего умение
определить, глядя из настоящего, что в прошлом умерло и должно быть
похоронено, дабы могло продолжаться движение вперед - в будущее: в этом
смысле настоящее есть "могила прошлого и колыбель будущего" 174.
Так в канун Ливорно создание коммунистической партии предстает в
творчестве Грамши как необходимая историческая потребность итальянского
рабочего движения, как органическая составная часть всей его концепции
пролетарской революции.





>
> ЛИТЕРАТУРА
>

97 См.: Феррара М. и М. Беседуя с Тольятти. М., 1954, с. 37.
98 SG, p. 160.
99 Gramsci A. Scritti 19I5-1921, p. 90, 92 (декабрь 1918 г.).
100 Помимо работ самого Де Леона важным дополнительным источником
знакомства Грамши с его идеями был близкий к делеонизму и ИРМ журнал М.
Истмена "Liberator".
101 Сp., например, Д е-Леон Д. Избp. произв. М.-Л., 1932, с. 65; Gramsci
А. Scritti 1915-1921, p. 127 (июнь 1920 г.).
102 См.: Д е-Леон Д. Указ, соч., с. 7-8, 63.
103 Там же, с. 193.
104 ON, p. 231.
105 Д е-Леон Д. Указ, соч., с. 197.
106 Gramsci A. Per la verita. Scritti 1913-1926 a cura di R. Martinelh.
tRoma, 1974], p. 350. Сp. также ON, p. 22 (июль 1919 г.): "Ближайшая
задача коммунистической фракции Итальянской социалистической партии
заключается в том, чтобы содействовать развитию пролетарских фабричных
институтов там, где они уже существуют, или их возникновению там, где их
еще нет".
107 ON, p. 99.
108 Ibid., p. 400. Сp. также: ibid., p. 404 (июль 1920 г.).
109 Ibid., p. 68 {декабрь 1919 г.),
110 Ibid., p.68-69.
111 Ibid., p. 70.
112 Ibid., p.138 (июль 1920 г.).
113 Ibid., p. 138-139.
114 Ibid., p. 137.
115 Ibid., p. 138.
116 Сp.: ibid., p. 150, а также публикации в журнале отрывков из работы
Маркса "Гражданская война во Франции" ("L'Ordine Nuovo", а. I, N 42, 27
marzo 1920, p. 338; a. II, N 4, 5 giugno 1920, p. 28).
117 ON, p. 143 (июль 1920 г.).
118 Ibid., p. 68
119 Сp., в частности: Ленин В.И. Поли. собp. соч., т. 36, с. 6; т. 37,
с. 505, 509.
120 Напомним, что в период между Февралем и Октябрем В. И. Ленин
выдвигал лозунг рабочего контроля над производством и распределением в
тесной связи с общей перспективой развития революционного кризиса, но
как осуществимый также и на пути к завоеванию пролетариатом политической
власти, а не только после этого. См. в особенности статью "Удержат ли
большевики государственную власть?" (Ленин В. И. Поли. собp. соч., т.
34, с. 306), где Ленин защищает большевистскую постановку вопроса о
рабочем контроле от обвинений в синдикализме, исходивших от меньшевиков
и очень напоминающих те, с которыми в 1919-1920 гг. столкнется Грамши.
121 В начале 1920 г. руководство ИСП предложило на обсуждение партии
один за другим два документа, в которых намечалась программа борьбы за
Советы в Италии. В обоих фабрично-заводские Советы подчеркнуто
отличались от Советов как политических органов, которым отводилось
главное место. Характерное для этих проектов стремление создать систему
политических Советов как некую искусственную конструкцию, навязанную
массовому движению извне, а не вырастающую органически из его
собственного развития, было основным предметом их критики со стороны
группы "Ordine Nuovo".
122 ON, p. 99 (март 1920 г.).
123 "L'Ordine Nuovo", a. I, N 29, 6-13 dicembre 1919, p. 223.
124 ON, p. 314 (в том же номере).
125 Gramsci A. Per la verita, p. 97 (январь 1920 г.).
126 Ibid., p. 99.
127 ON, p. 79 (февраль 1920 г.).
128 Ibid., p. 95 (март 1920 г.).
129 Ibid., p. 99.
130 Ibid., p. 388 (декабрь 1919 г.).
131 Ibid., p. 313, 59 {ноябрь 1919 г.).
132 Ibid., p. 389-390 (январь 1920 г.).
133 Ibid., p. 117.
134 Ibid, p. 118.
135 Ibid., p. 121-122.
136 "Il Soviet", a. Ill, N 13, 2 maggio 1920.
137 ON, p. 121.
138 "П Soviet", a. Ill, N 14, 16 maggio 1920.
139 ON, p. 137-138 (июль 1920 г.).
140 Ibid., p. 139-140. (Курсив мой. -Я. Г.), Упоминание о якобинцах в
таком контексте свидетельствует, что Грамши еще не изжил свой юношеский
"антиякобинизм". Однако "ординвистский" период его деятельности и в этом
отношении принес с собой определенный сдвиг. Будучи фактически главным
редактором "Ordine Nuovo", Грамши перепечатывает в нем некоторые
материалы, где проводится параллель между якобинцами и большевиками, а в
августе 1920 г. на страницах пьемоитской "Avanti!" и сам апеллирует к
якобинской традиции в позитивном плане, называя рабочее государство
"Комитетом общественного спасения пролетарской революции" (ibid, p.
411).
141 Ibid., p. 233.
142 Ibid., p. 233-234.
143 Ibid., p. 234.
144 Ibidem.
145 Ibid., p. 233
146 Ibid., p. 244 (июнь 1919 г.).
147 Ibid., p. 308 (ноябрь 1919 г.).
148 Ibid., p. 252 (июнь 1919 г.).
149 Ibid., p. 240, 241.
150 Ibid., p. 305-306 (ноябрь 1919 г.). Сp. также ibid., p. 92 (март
1920 г.); Gramsci A. Scritti 19I5-1921, p. 146 (ноябрь 1920 г.).
151 ON, p. 130 (нюнь 1920 г.).
152 Ibid., p. 28 (сентябрь 1919 г.).
153 Ltingo L. Un'alternativa per uscire dalla crisi. Rapporto al XII
Congresso del Parti comunista italiano. [Roma, 1969], p. 12-13, 31.
154 ON, p. 109, 478 (май 1920 г.).
155 D. R. La lotta impegnata. "L'Ordine Nuovo", a. II, N 1, 8 maggio
1920.
156 "L'Ordine Nuovo", a. I, N 37, 14 febbraio 1920, p. 296.
157 Упоминаемый Грамши как "польский товарищ" большевик Арон Визнер знал
его с осени 1917 г. Владимир Александрович Деготь - рабочий-большевик,
прошедший многолетнюю школу партийной работы в подполье и эмиграции,-
прибыл в Италию незадолго до Болонского съезда ИСП и познакомился с
Грамши через Визнера. Он выделял Грамши среди всех итальянских
социалистов. с которыми встречался, отмечая, что тот "куда глубже, чем
другие товарищи, разбирается в ситуации" и "ярче понял русскую
революцию" (Деготь В. В "свободном" подполье. Воспоминания о подпольной
работе за границей в 1919-1921 годах. М.-Пг., 1923, с. 50).
158 Ленин В. И. Поли. собp. соч., т. 41, с. 199.
159 Sсirinjа К- Lenin e la formazione del PCI: nuovi documenti
sovietlci. - "Critica marxista", 1970, N 6, p. 109-110.
160 ON, p. 489.
161 Ibid., p. 179.
162 Ibid., p. 185.
163 Ibid., p. 401-402, 404 (июль 1920 г.).
164 Ibid., p. 402.
165 Ibid., p. 138 е sgg.
166 Gramsci A. Scritti 1915-1921, p. 136-137.
167 Ibid., p. 131-132.
168 "L'Ordine Nuovo", a. II, N 11, 31 luglio 1920, p. 81.
169 См., в частности: Gramsci A. Scritti 1915-1921, p. 144-145 (ноябрь
1920 г.).
170 ON, p. 157 (сентябрь 1920 г.).
171 Ленин В. И. Поли. собp. соч., т. 51, с. 299.
172 Gramsci A. Scritti 1915-1921, p. 140 (октябрь 1920 г.).
173 Ibidem.
174 ON, p. 425 (октябрь 1920 г.).


> ====конец ч2======
>

---

От	Pout
К	Pout (17.10.2003 10:25:36)
Дата	23.10.2003 22:18:36

Чтение Грамши. Связь senso communo, религии и философии

---

Решил выложить большой отрывок из самого начала книги Сысоя,как раз к
разговору "о религии". И к дефиниции "практически действенного
мировоззрения" (в просторечии - веры) у Грамши

Это так сказать пример для иллюстрации, "демо-версия" ТТ. Текст вводного
отрывка сокращен и отредактирован(см. в конце). Номера примечаний (11 и
т.п.)сохранены, примечания - в книге.нкига - в копилке.
Демо-версия -тут. В хвост ей - два поста про религию по Грамши.

Читайте источники
-------
Антонио Грамши
Искусство и политика
стр 49-62

ПОДХОД К ИЗУЧЕНИЮ ФИЛОСОФИИ
И ИСТОРИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА

Некоторые предварительные замечания
-----------------------------------------------------------------

_Связь между обыденным сознанием(senso communo), религией и философией__



"житейский смысл"(senso communo) - имя собирательное, как и "религия":
не существует единого житейского смысла, поскольку он сам является
историческим продуктом и подвержен дальнейшему развитию Философия - это
критика и преодоление религии и житейского смысла, и в этом плане она
совпадает со "здравым смыслом", который противопоставляется житейскому
смыслу.
Отношения между наукой - религией - житейским смыслом. Религия и
житейский смысл не могут создать интеллектуального порядка, потому что
они лишены последовательности и единства даже в индивидуальном, не
говоря уж о коллективном сознании они не могут "свободно" свестись к
последовательному единству, ибо "принудительно" это могло бы случиться,
как и действительно случалось в прошлом, в определенных пределах Есть,
конечно, проблема религии, понимаемой не в конфессиональном, а в
светском смысле, то есть как единство веры на полпути между
мировоззрением и соответствующей нормой поведения, но зачем тогда
называть это единство веры "религией", а не "идеологией"?
( к ПДМ -постановка вопроса - СП)

не случается ли часто так, что между интеллектуальной позицией и нормой
поведения возникает противоречие? К чему в таком случае сведется
подлинное мировоззрение к логически утвержденному в качестве
интеллектуальной позиции или к результату реальной деятельности каждого,
к мировоззрению, лежащему в основе его поступков? А поскольку
деятельность носит всегда политический характер, то нельзя ли сказать,
что подлинная философия каждого полностью заключена в его политике? Это
противоречие между мыслями и поступками, то есть сосуществование двух
мировоззрений,- одного, утверждаемого на словах, а другого,
выражающегося в реальных действиях,- не всегда вызвано
недобросовестностью. Недобросовестность может служить удовлетворительным
объяснением в отношении некоторых отдельно взятых личностей или даже
более или менее многочисленных групп, но оно неудовлетворительно, когда
это противоречие проявляется в жизни широких масс: в этом случае оно не
может не быть выражением более глубоких противоречий
общественно-исторического порядка. Это значит, что какая-то общественная
группа, имеющая собственное, хотя и в зачаточной форме, мировоззрение,
проявляющееся в действии, а следовательно, с перерывами, от случая к
случаю, то есть в момент выступления подобной группы в качестве
органического целого, позаимствовала у другой группы - по причине
интеллектуальной подчиненности и несамостоятельности - не свое
мировоззрение и утверждает его на словах, веря даже, что она ему следует
на деле, ибо она следует ему в "обычные времена", то есть когда ее
поведение является не независимым и самостоятельным, а как раз
подневольным и подчиненным. Вот почему нельзя отделять философию от
политики и, напротив, можно доказать, что выбор и критическое отношение
к определенному мировоззрению являются также политическим актом.
.

Как народ представляет себе философию? Об этом можно судить на основе
образных выражений народного языка. Одно из наиболее распространенных
"ко всему относиться философски", выражение, которое, если задуматься,
не такое уж несообразное. Правда, в нем содержится завуалированный
призыв к смирению и терпению, но все же более важным в нем является
призыв к размышлению, к осмыслению и постижению того, что происходящее
по существу имеет рациональный характер и как таковое должно
восприниматься при полной мобилизации всех рациональных сил, исключающей
зависимость от инстинктивных необузданных побуждений. Можно было бы
собрать воедино подобные народные выражения с похожими изречениями
писателей народного склада, позаимствовав их из толковых словарей, в
которые входят слова "философия" и "философски", чтобы убедиться, что
они имеют весьма определенный смысл, а именно преодоление стихийных и
животных страстей на основе необходимости, которая придает сознательные
устремления действиям человека. В этом - здоровое ядро житейского
смысла, именно то, что могло бы по праву называться здравым смыслом и
что заслуживает развития и последовательного распространения. Таким
образом становится ясным, что и по этой причине нельзя отрывать так
называемую "научную" философию от "вульгарной" и народной философии,
представляющей собой лишь разрозненный набор мыслей и воззрений.

Но тут возникает фундаментальный вопрос любого мировоззрения, любой
философии, ставшей движением в области культуры, "религией", "верой",
другими словами, послужившей толчком к практической деятельности и
волевому действию и содержащейся в нем в качестве подспудной
теоретической "предпосылки" (можно было бы сказать "идеологии", если под
идеологией подразумевать именно высшее ее значение как мировоззрения,
косвенно выражающегося в искусстве, праве, экономической деятельности,
во всех проявлениях частной и общественной жизни -( к дефиниции ПДМ -
СП)), то есть вопрос о сохранении идеологического единства во всем
историческом блоке, цементируемом и объединяемом именно этой
определенной идеологией.
Сила религий, и в особенности католической церкви 1, состояла и состоит
в том, что они чувствуют настоятельную необходимость доктринального
объединения всей массы "верующих" и борются за то, чтобы интеллектуально
высшие слои не отрывались от низших; и римская церковь всегда
чрезвычайно упорно пыталась помешать "официальному" возникновению двух
религий: религии "образованных людей" и религии "простых душ". В этой
борьбе не обошлось без серьезных потрясений для самой церкви, но эти
потрясения связаны с историческим процессом, преобразующим все
гражданское общество и несущим в себе разрушительную критику религий, но
от этого тем более выигрывают организационная способность духовенства в
сфере культуры и абстрактно рациональные и справедливые отношения,
которые в своей среде церковь сумела установить между образованными и
простыми людьми. Иезуиты несомненно оказались способнейшими мастерами
поддерживать подобное равновесие, и для его сохранения они придали
церкви вид прогрессивного движения, идущего в направлении определенного
удовлетворения требований науки и философии, но столь медленными и
осторожными темпами, что изменения оказываются нечувствительными для
массы простых людей.

Существеннейшая слабость имманентных философий вообще состоит именно в
том, что им не удалось создать идеологического единства между низами и
верхами, между "чернью" и интеллигенцией. В истории западной цивилизации
так было,- в европейском масштабе,- с быстрым крахом Возрождения и
отчасти также с Реформацией в столкновении с римской церковью. Слабость
эта проявляется в школьном вопросе, поскольку со стороны имманентных
философий 3 не было даже предпринято попытки создать концепцию, которая
могла бы заменить религию в детском воспитании, а следовательно, и
софизм псевдоисторизма, согласно которому неверующие
(неконфессиональные) специалисты по педагогике, а в действительности
атеисты, допускают преподавание закона божьего под тем предлогом, что
религия - это философия детства человечества, возобновляющаяся в каждом
юном поколении, имеющем отнюдь не метафорический облик.

Вновь возникает все тот же вопрос: философское движение является таковым
лишь постольку, поскольку оно способствует возникновению
специализированной культуры для узких групп интеллигенции или, напротив,
лишь поскольку при разработке научно-последовательных идей,
возвышающихся над житейским смыслом, оно никогда не забывает
поддерживать контакт с "малыми мира cero" и, более того, видит в этом
контакте источник проблем для изучения и их решения? Лишь благодаря
этому контакту философия приобретает "исторический" характер, очищаясь
от умствований частного порядка и становясь "жизнью". (Быть может, есть
смысл "практически" отличать философию от житейского смысла, чтобы лучше
показать переход одного момента в другой: в философии особенно
выделяются черты индивидуальной разработки мысли, в житейском же
смысле - смутные и несвязные черты мысли вообще, зародившейся в
определенную эпоху, в определенной народной среде. Но всякая философия
стремится стать житейским смыслом определенной, хотя и узкой, среды -
всей интеллигенции. Дело поэтому заключается в том, чтобы выработать
философию, которая, получив уже распространение или обладая способностью
к нему благодаря своим связям с практической жизнью и укорененностью в
ней, превратилась бы в обновленный житейский смысл, сохранив
последовательность и существо индивидуальной философии(новое ПДМ -СП). А
этого не может произойти, если постоянно не ощущается потребность
культурных связей с "простыми людьми".)
Философия практики не может не выступать вначале в полемическом и
критическом плане как преодоление предшествующего образа мышления и
конкретно существующей мысли (или существующего мира культуры).
Следовательно, прежде всего, как критика "житейского смысла" (после того
как она уже обретет опору в житейском смысле для доказательства того,
что "все" являются философами и что речь идет не о том, чтобы заново
внедрить какую-то науку в индивидуальную жизнь "каждого", а о том, чтобы
обновить уже существующую деятельность и придать ей критический
характер.

Связь между "высшей" философией и житейским смыслом обеспечивается
"политикой" подобно тому, как политика обеспечивала связь между
католицизмом интеллигенции и "простых людей". Разница в обоих случаях
носит, однако, существенный характер. Раз церкви приходится заниматься
проблемой "простых людей", значит в сообществе "верующих" произошел
раскол, который может быть преодолен не путем подтягивания "простых
людей" до уровня интеллигенции (церковь даже не ставит перед собой такую
задачу, которая в настоящее время идейно и экономически ей не по плечу),
а лишь путем наведения железной дисциплины среди интеллигенции с тем,
чтобы та не переступала определенных границ в своей обособленности и не
доводила ее до непоправимого разрыва. В прошлом подобные "расколы" среди
верующих преодолевались мощными массовыми движениями, которые выливались
в образование новых религиозных орденов или способствовали их появлению
вокруг сильных личностей (Доменик, Франциск). (Еретические движения
средневековья как реакция одновременно на политиканство церкви и на
схоластическую философию, являвшуюся его выражением, на основе
общественных конфликтов, вызванных зарождением коммун, представляли
собой раскол между массой и интеллигенцией в лоне церкви, раны которой
"зарубцевались" благодаря зарождению народных религиозных движений,
интегрированных церковью при образовании нищенствующих орденов в рамках
нового религиозного единства.) Но контрреформация выхолостила это
бурление народных сил: орден иезуитов явился последним крупным
религиозным орденом, возникшим на реакционной и авторитарной основе и
имевшим репрессивный и "дипломатический" характер. Его появление
ознаменовало ужесточение католической организации


Позиция философии практики противоположна католической: философия
практики не стремится удерживать "простые души" в их примитивной
философии житейского смысла, а старается, напротив, приблизить их к
высшему пониманию жизни. Если она утверждает необходимость контакта
между интеллигенцией и простым народом, то не для того, чтобы ограничить
научную деятельность и поддерживать единство на низком уровне масс, а
как раз для того, чтобы создать интеллектуально-нравственный блок,
который сделал бы политически возможным интеллектуальный прогресс масс,
а не одних лишь узких интеллигентских слоев.
Активный представитель массы действует практически, но у него нет ясного
теоретического осознания своих действий, которые также являются способом
познания мира, поскольку они его видоизменяют. Более того, его
теоретическое сознание исторически может противоречить его действиям.
Можно, по-видимому, утверждать, что у него есть два теоретических
сознания (или одно противоречивое сознание): одно - скрытое в его
действиях и реально объединяющее его со всеми его сотоварищами по
практическому преобразованию действительности, и другое - внешне явно
или словесно выраженное и унаследованное, некритически им воспринятое от
прошлого. Однако это "словесное" сознание не остается без последствий:
оно перекидывает мостик к определенной социальной группе, оказывает
влияние на нравственное поведение, в большей или меньшей мере - на
направленность волевого усилия, которая может завести в такой тупик, при
котором противоречивость сознания парализует всякое действие, любое
решение, любой выбор и приведет к состоянию нравственной и политической
пассивности. Итак, критическое постижение самих себя происходит
через борьбу политических "гегемоний" противоположных направлений -
сначала в области этики, а затем политики, с тем чтобы прийти к высшей
разработке собственного воззрения на реальность. Сознание принадлежности
к определенной силе-гегемону (то есть политическое сознание) является
первым этапом для дальнейшего и поступательного самосознания, в котором
теория и практика наконец объединяются. Единство теории и практики также
является, таким образом, результатом не механического действия, а
исторического становления, имеющего свою элементарно простейшую фазу в
виде "различия", "размежевания", едва ли не инстинктивной
независимости. Это единство нарастает вплоть до подлинного и полного
овладения последовательным и цельным мировоззрением. Вот почему следует
подчеркнуть, что политическое развитие понятия о гегемонии (имеется в
виду ленинский "практический"этап -СП)представляет собой крупный
прогресс в философии, а не только в практической политической
деятельности, ибо оно в силу необходимости влечет за собой и
предполагает наличие интеллектуального единства и этики, соответствующей
такой концепции действительности, которая преодолела житейский смысл и
обрела критический характер, хотя еще и в ограниченных пределах.
Тем не менее, в новейших трудах по философии практики углубленная
разработка понятия единства теории и практики не вышла еще из стадии
начального развития: остаются еще наслоения механистического подхода,
поскольку о теории говорится как о "придатке", "дополнении" практики,
как о служанке практики 7. Справедливости ради надо, видимо, и этот
вопрос поставить в историческом плане, а именно: в качестве одного из
аспектов политического вопроса, связанного с интеллигенцией.


Можно наблюдать, как детерминистский, фаталистический, механистический
элемент становился непосредственно идеологическим "ароматом" философии,
практически своего рода религией и возбуждающим средством (но наподобие
наркотиков), ставшими необходимыми и исторически оправданными
"подчиненным" характером определенных общественных слоев. Когда
отсутствует инициатива в борьбе, а сама борьба поэтому отождествляется с
рядом поражений, механический детерминизм становится огромной силой
нравственного сопротивления, сплоченности, терпеливой и упорной
настойчивости. "Сейчас я потерпел поражение, но сила обстоятельств в
перспективе работает на меня и т. д.". Реальная воля становится актом
веры в некую рациональность истории, эмпирической и примитивной формой
страстной целеустремленности, представляющейся заменителем
предопределения, провидения и т. п. в конфессиональных религиях. Следует
настаивать на том, что и в этом случае реально существует сильная
волевая активность, прямое воздействие на "силу обстоятельств", но
именно в скрытой, замаскированной, стыдящейся самой себя форме, а потому
сознание противоречиво, ему не хватает критического единства и т. д. Но
когда "подчиненный" становится руководителем и берет на себя
ответственность за массовую экономическую деятельность, то этот механизм
становится в определенном смысле громадной опасностью, происходит
пересмотр всего образа мышления, ибо в общественном бытие произошло
определенное изменение. Границы и господство "силы обстоятельств"
сужаются. Почему? Потому что, в конце концов, если подчиненный был вчера
вещью, то теперь он больше уже не вещь, а исторический субъект, деятель;
если вчера он был безответственным, ибо "сопротивлялся" чуждой ему воле,
то теперь он чувствует себя ответственным, ибо он уже не сопротивляется,
а действует и в силу необходимости является активным и предприимчивым
элементом. Но даже вчера был ли он одним лишь "сопротивлением", чистой
"вещью", сплошной "безответственностью"? Конечно, нет. Более того,
следует отметить, что фатализм является не чем иным, как личиной
слабости для активной и реальной воли. Вот почему надлежит всегда
развенчивать бессмысленность механистического детерминизма, который,
будучи объясним как наивная философия массы, и лишь как таковой
представляющий элемент внутренней силы, с возведением его в ранг
осознанной и последовательной философии со стороны интеллигенции
становится причиной пассивности, дурацкого самодовольства, и это без
всякого ожидания того, чтобы подчиненный стал руководителем или
ответственным. Часть массы, даже подчиненной, всегда является
руководящей и ответственной, а философия эой части всегда предваряет
философию целого не только в смысле теоретического опрежения, но и как
актуальная необходимость.

То, что механистическая концепция являлась своеобразной религией
подчиненных, явствует из анализа развития христианской религии, которая
в известный исторический период и в определенных исторических условиях
была и продолжает оставаться "необходимостью", необходимой
разновидностью воли народных масс, определенной формой рациональности
мира и жизни и дала главные кадры для реальной практической
деятельности. В следующем отрывке из статьи в журнале "Чивильта
Каттолика" ("Языческий индивидуализм и христианский индивидуализм",
вып. от 5 марта 1932 года), как мне кажется, хорошо отражена эта роль
христианства. "Вера в надежное будущее, в бессмертие души,
предназначенной для блаженства, уверенность в возможности достичь
вечного наслаждения явились побудительным мотивом усилий, направленных
на активное внутреннее самоусовершенствование и духовное возвышение.
Подлинный христианский индивидуализм получил в этом импульс к своим
победам. Все силы христианина концентрировались вокруг этой благородной
цели. Освобожденный от спекулятивных колебаний, терзающих душу
сомнением, и просвещенный бессмертными принципами, человек почувствовал,
как возрождаются его надежды; уверенный в поддержке высшей силы в борьбе
против зла, он переломил самого себя и победил весь мир". Но также и в
этом случае подразумевается наивная христианская вера, а не
христианство, прошедшее через горнило иезуитства, ставшее настоящим
опиумом для народных масс.
Но позиция кальвинизма с его железной концепцией предопределения и
благодати, дающей широкий простор духу предприимчивости (или
становящейся формой этого движения) является еще более выразительной и
многозначительной. (По этому поводу можно посмотреть: "Протестантскую
этику и дух капитализма" Макса Вебера, опубликованную в "Нуови студи",
вып. 1931 г. и след., а также книгу Грётхюзена о религиозных истоках
буржуазии во Франции.)

Почему и как распространяются, становясь популярными, новые
мировоззренческие концепции? Как и в какой степени на этот процесс
распространения (являющийся одновременно процессом замены старой
концепции, а зачастую и смешения старой с новой) влияют рациональная
форма, в которой выступает и представляется новая концепция, авторитет
(постольку, поскольку он признается и ценится хотя бы в общем и целом)
ее создателя, а также мыслителей и ученых, на которых он ссылается,
принадлежность к той же организации сторонников новой концепции (которые
вошли в нее, однако, по другим соображениям, не имеющим отношения к
согласию с новой концепцией)? В действительности эти элементы меняются в
зависимости от социальной группы и культурного уровня данной группы. Но
это исследование особенно становится интересным в отношении народных
масс, которые с большим трудом меняют мировоззрение и которые в любом
случае не воспринимают его так сказать в "чистой" форме, а всегда и
только через призму более или менее причудливого и своеобразного
смешения старого с новым. Логически последовательная, рациональная
форма, завершенность рассуждения, не пренебрегающего ни одним
сколь-нибудь важным позитивным или негативным аргументом, имеет при этом
определенное, но далеко не решающее значение, она может косвенно
перевесить в том случае, когда данный субъект испытывает уже идейный
кризис, колеблется между старым и новым, утратил веру в старое, но еще
не решается принять новое и т. д.

То же можно сказать и в отношении авторитета мыслителей и ученых. Он
очень велик среди народа, но фактически любое мировоззрение имеет своих
защитников в лице ученых и мыслителей, так что авторитет оказывается
разделенным; кроме того, у каждого мыслителя можно найти нюансы,
поставив под сомнение его высказывания и т. д. Можно заключить, что
процесс распространения новых концепций происходит по политическим,а в
конечном счете социальным причинам, но формальный элемент логической
стройности, так же как элемент авторитета и организации , обретают
этом процессе очень важную функцию сразу же после того, как общая
ориентация наметилась как среди отдельных лиц, так и в более обширных
группировках.
Отсюда вытекает, однако, что массы как таковые не могут усваивать
философию иначе как веру. Для этого достаточно себе представить
интеллектуальный мир человека из народа: он складывается из мнений,
убеждений, критериев выбора и норм поведения. Всякий защитник
противоположных взглядов сумеет, благодаря своему интеллектуальному
превосходству, лучше обосновать свои доказательства, логически обойти
своего противника и т. д. Но должен ли поэтому человек из народа
изменить своим убеждениям? Только потому, что в непосредственном споре
он не сумеет настоять на своем? Но в таком случае ему пришлось бы
изменять свои взгляды сто раз на дню, то есть всякий раз, когда ему
повстречается идеологический противник на голову выше его. Итак, на
каких же элементах основывается в таком случае его философия? И в
особенности та его философия , которая облечена в маую существенную
для него форму нормы поведения (к дефинциии ПДМ - СП)? Самым
заничительным является элемент , несомненно, не рационального характера,
элемент веры. Но веры в кого и во что? Главным образом веры в социальную
группу, к которой он принадлежит, поскольку мыслит в общем и целом, как
он: человек из народа считает, что много людйе вместе не могут
ошибаться, ошибаться целиком и полностью, как его пытается уверить
своими аргументами противник. Верно, сам он не в состоянии подкрепить и
развить свои доводы, как это делает его противник, но он уверен, что в
его группе есть люди, способные это сделать, несомненно, лучше
противника. И он вспоминает, что в самом деле когда-то слышал убедившее
его обстоятельное и логичное изложение оснований этой его веры. Он не
помнит данных конкретных оснований и нес мог бы их повторить, но он
знает , что они существуют, потому что слышал , как их излагали, и был
ими убежден. И если эта тверда убежденность была однажды внушена ему,она
сама начинает поддерживать себя, даже если заетм человек не может найти
аргументов в его защиту.
Но эти соображения приводят к выводу о крайней неустойчивости новых
убеждений народных масс, в особенности если эти новые убеждения
находятся в противоречии с ортодоксальными (пусть даже новыми),
социальными конформистскими убеждениями, соответствующими общим
интересам господствующих классов. Это можно заметить при размышлении над
судьбами религий и церквей. Религия, и определенная церковь, удерживает
вокруг себя верующих (в пределах, заданных потребностями общего
исторического развития) постольку, поскольку она постоянно и
организационно поддерживает свою веру, неустанно стимулирует ее
апологетику, всегда и в любое время выставляя в ее защиту одинаковые
аргументы и сохраняя прослойку интеллигенции, придающей вере, по крайней
мере, видимость достоинства, подкрепленного разумом.
Всякий раз, когда постоянство отношений между церковью и верующими
насильственно, по политическим причинам, разрушалось, как это произошло,
например, во время Французской революции, потери, которые несла церковь,
оказывались неисчислимыми, и если бы условия затрудненного отправления
привычных служб перешли бы определенную временную черту, то можно
полагать, что подобные потери приобрели бы решающий характер, и возникла
бы новая религия, как это случилось, в конечном счете, во Франции, где
таковая развилась в сочетании с прежним католицизмом. Отсюда вытекают
определенные требования для любого культурного движения, стремящегося
заменить житейский смысл и вообще прежние мировоззренческие концепции:
1) неустанно повторять собственные аргументы (меняя форму их
литературного выражения), ибо повторение есть наиболее действенный
дидактический способ воздействия на народное сознание; 2) вести
непрерывную работу для того, чтобы идейно возвысить все более широкие
слои народа, то есть чтобы придать четкий облик аморфному элементу
массы, что означает работу по созданию интеллектуальной элиты нового
типа, вырастающей непосредственно из массы при сохранении контактов с
нею и становящейся таким образом ее "становым хребтом". При
удовлетворении второго требования реально меняется "идеологическая
панорама" целой эпохи.

....во всех странах, хотя и в разной степени, имеет место огромный
разрыв между народными массами и группами интеллигенции, даже наиболее
многочисленными и наиболее близкими к низам нации, как, например,
учителя и священники. И это происходит потому, что, даже если правители
и утверждают это на словах, государство как таковое не представляет
собой единого, последовательного и однородного целого, отчего группы
интеллигенции оказываются разобщенными, распадаясь на отдельные слои и
прослойки внутри одного и того же слоя. Высшая школа, за исключением
некоторых стран, не играет никакой объединяющей роли; зачастую
какой-нибудь свободный мыслитель оказывает больше влияния, чем все
университетские учреждения и т. д.

Замечание I. Что касается исторической роли, которую сыграла
фаталистическая концепция философии практики, то можно было бы воздать
ей заупокойную хвалу, отметив ее полезность для определенного
исторического периода, но именно поэтому утверждая необходимость
похоронить ее со всеми почестями, подобающими случаю. Поистине можно
было бы сравнить ее роль с ролью идеи Благодати и предопределения в
начале Нового времени, завершившегося, однако, немецкой классической
философией и ее концепцией свободы как осознанной необходимости. Она
заменила привычное восклицание: "на все воля божия", но тем не менее
даже в этом примитивном и упрощенном толковании было заключено более
современное и плодотворное мировоззрение по сравнению с тем, которое
заключалось в возгласе "на все воля божия" и в теории благодати.
Возможно ли, чтобы "формально" новая концепция предстала бы в другом
облачении, чем в грубой плебейской дерюге? И все же историку, с учетом
всей необходимой перспективы, удается установить и понять, что начала
нового мира, при всей их грубости и жестокости, выше упадка
агонизирующего мира и всех лебединых песен, доносящихся оттуда. Угасание
"фатализма" и соответствующего "механицизма" является показателем
великого исторического поворота; отсюда огромное впечатление, которое
произвел обобщающий очерк Мирского. Воспоминания, которые он пробудил;
вспомнить дискуссию во Флоренции в ноябре 1917 года с адвокатом Марио
Троцци 10 и первое упоминание о бергсонианстве 11, волюнтаризме и т. д.
Можно было бы наполовину всерьез обрисовать, как эта концепция
представлялась в действительности.


+++++++

(примеч. СП. Текст отредактирован.Перевод в книге неважный. Пример)

Молниеносное прозрение, произошедшее однажды, есть постоянная причина
сохранения убежденности, даже если ей не хватает аргументов.

вариант по изданию ТТ1991г-

И если эта твердая убежденность была однажды внушена ему,она сама
начинает поддерживать себя, даже если затем человек не может найти
аргументов в ее защиту.
----

---

От	Pout
К	Pout (23.10.2003 22:18:36)
Дата	23.10.2003 22:43:00

Чтение Грамши. Религии и философии

---

Грамши писал-

"и я, и Космо, как и многие другие интеллигенты того времени (можно
сказать, первого пятнадцатилетия века), стоим на общей почве в одном:
все мы, целиком или отчасти, принимали участие в том движении
нравственной и интеллектуальной реформы, которое разбудил в Италии
Бснедетто Кроче и первым пунктом которого было: современный человек
может и должен жить без всякой религии, тем более без религии
откровения, или позитивной, или мифологической, или как там ее еще
называют. Этот пункт до сих пор кажется мне величайшим вкладом
современной итальянской интеллигенции в мировую культуру, кажется мне
гражданским завоеванием, которое нельзя терять".


Важные моменты подхода Грамши -

1- позитивный и конструктивный секуляризм и антиклерикализм
2- установление противоречивого единства религии простонародья с
"житейским смыслом"( в лучшей своей части , как ПДМ - "практическим
смыслом", buno senso)
3- различение _разных типов_ религии в различных социально-исторических
условиях и укладах, в простом народе, у образованных слоев , у церковной
иерархии.
4- "майевтическая" (родовспомогательная) позиция философии практики по
отношению к "обновленному житейскому смыслу", который должен стать
основой народного мировоззрения в ходе "моральной и интеллектуальной
реформы"
5 - гегемониальный способ решения проблем религий и вер
6- понимание веры(как религиозной, так и нерелигиозной) в более широком
контексте, как практически-действенного мировоззрения (ПДМ)



по п.6 см. далее
Развитие концепции -постинг " Русская традиционная вера"

======

1)Gramsci did not let himself fall into the trap of dogmatic
anti-clericalism, because he recognized the enormous importance, for an
understanding of Italian culture and society, of religious ideas and
sentiments. Gramsci followed Labriola's example in rejecting a
simplistic "negative secularism" in favor of a "positive secularism"
that could accommodate serious study of religious-especially
Catholic-beliefs and practices.

2) В "Анти-Бухарине"(см.по ссылке на Семинар )
Common Sense: Gramsci calls this the " 'philosophy of non=philosophers',
or in other words, the conception of the world which is uncritically
absorbed by the various social and cultural environments in which the
moral individuality of the average man is developed. Common sense is not
a single unique conception, identical in time and space. It is the
'folklore' of philosophy, and, like folklore, it takes countless
different forms. Its most fundamental characteristic is that it is a
conception which, even in the brain of one individual, is fragmentary,
incoherent and inconsequential, in conformity with the social and
cultdural position of those masses whose philosophy it is." (419).


Common Sense and Religion: Gramsci sees an intimate relation between
these two. (420). Like common sense, Catholicism is fragmentary in that
it is split up into a number of different and contradictory religions:
one for the petit bourgeoisie and town people, one for women, one for
the peasants and one for the intellectuals. There is a materialism here
which is integrated into the religion and also into common sense.
Gramsci states: "In common sense it is the 'realistic', materialistic
elements which are predominant, the immediately produce of crude
sensation. This is by no means in contradiction with the relgious
element, far from it." (420).

3) о простонародных верованиях (ПДМ), лишь внешннюю упаковку которых
составляет понятая в смысле институциализованной церкви "религиозная
оболочка" .

Грамши
Народность Толстого и Мандзони
---------------------
в "Войне и мире" есть два персонажа, имеющих наиболее важное значение с
точки зрения религии. Это Платон Каратаев и Пьер Безухов. Первый -
человек из народа, его простодушные суждения и непосредственность
оказали большое влияние на мировосприятие Пьера Безухова.
Для Толстого характерно именно то, что инстинктивная и простодушная
мудрость народа, проявляющаяся порой лишь в случайно оброненном слове,
становиться светочем для образованного человека, предопределяя в нем
душевный перелом. Это и есть наиболее знаменательная черта религии
Толстого, который понимает Евангелие "демократически", то есть
соответственно исконному, истинному духу писания.
Мандзони же, напротив, пережил Контрреформацию, и его христианство
колеблется между янсенистским аристократизмом и иезуитским патернализмом
по отношению к народу.

Пояснение
(о позиции Толстого и замечания М.Вебера)
Л.Толстой писал в письме по поводу своего рассказа "Три смерти":
"Напрасно вы смотрите на нее с христианской точки зрения. Моя мысль
была: три
существа умерли - барыня, мужик и дерево. - Барыня жалка и гадка, потому
что
лгала всю жизнь и лжет перед смертью. Христианство, как она его
понимает, не
решает для нее вопроса жизни и смерти. Зачем умирать, когда хочется
жить? В
обещания будущие христианства она верит воображением и умом, а все
существо
ее становится на дыбы, и другого успокоения (кроме ложно-христианского)
нету, - а
место занято. - Она гадка и жалка. Мужик умирает спокойно, именно потому
что
он не христианин. Его религия другая, хотя он по обычаю и исполнял
христианские
обряды; его религия - природа, с которой он жил. Он сам рубил деревья,
сеял рожь
и косил ее, убивал баранов, и рожались у него бараны, и дети рожались, и
старики
умирали, и он знает твердо этот закон, от которого он никогда не
отворачивался,
как барыня, а прямо, просто смотрел ему в глаза. Une brute, вы говорите,
да чем же
дурно ипе brute (животное)? Une brute есть счастье и красота, гармония
со всем
миром, а не такой разлад, как у барыни. Дерево умирает спокойно, честно
и
красиво. Красиво, - потому что не лжет, не ломается, не боится, не
жалеет".

Полемический акцент против христианства здесь не случаен и не
второстепенен.
Толстой рисует внешнюю религиозность крестьян, которая, по всей
вероятности,
обладает преимущественно свойствами магизма и внутренне мало общего
имеет с
христианством как религией. С другой стороны, барыня - христианка, но
такая, у
которой религиозная принадлежность неглубока, так что для нее не
существует той
патетической возвышенности молитв, которой мы только что коснулись. Тем
важнее для Толстого то, что сама она прожила бесполезную, бессмысленную
жизнь,
в то время как жизнь крестьянина в пределах данных ему обстоятельств
прошла
осмысленно, в гармонии с его человеческим, общественным и природным
окруже-
нием.

У пролетариата антирелигиозное решение жизненных проб-
лем формируется совершенно по-иному. По поводу отношения к теодицее
страда-
ния Макс Вебер упоминает опрос 1906 г., когда значительное число рабочих
обосновали свое неверие по большей части "несправедливостью
посюстороннего
миропорядка" и лишь меньшинство - аргументами из области естествознания;
вот
как комментирует Вебер точку зрения большинства: "...Вероятно, в
значительной
степени потому, что они верили в революционное достижение равенства в
пределах
этого мира".
здесь речь идет о типичном столкновении посюстороннего и
потустороннего решения основных жизненных вопросов, и в целом практи-
ческая позиция определяет религиозную
.... становление или отмирание религиозной потребности предстает
прежде всего как проблема жизненной практики.... интенсивность теоре-
тического овладения феноменами - важный фактор, но у большинства людей
тем не менее выбор между земным и потусторонним миром зависит от того, в
какой
мере удается им удовлетворить свои глубокие жизненные потребности на
этом
свете или же по меньшей мере вести борьбу за их удовлетворение в
будущем,
борьбу, сообщающую внутренний смысл их собственной жизни.

С этой точки зрения и представляют несомненный интерес некоторые
исторические констатации
Макса Вебера.
(ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ, ЧАСТНЫЙ ИНДИВИД И РЕЛИГИОЗНАЯ ПОТРЕБНОСТЬ
Д. Лукач)




4- 6 (по прочим позициям - отрывки работ Грамши)
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
см. книгу Сысоя -большая статья

ФОРМИРОВАНИЕ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Сельские интеллигенты в большей степени традиционны, то есть связанны с
крестьянской средой или с мелкой буржуазией города (особенно небольших
центров), еще не обработанной и не использованной капиталистической
системой. Этот тип интеллигента устанавливает контакт крестьянской массы
с администрацией, как государственной, так и местной (адвокаты,
нотариусы и т.д.), и именно в силу этой своей функции играет большую
общественно-политическую роль, поскольку профессиональное посредничество
трудно отделить от посредничества политического. Кроме того, в деревне
интеллигент (священник, адвокат, учитель, нотариус, врач и т.д.) имеет
средний жизненный уровень более высокий или по крайней мере отличный от
уровня крестьянина и по этому представляет для последнего социальный
образец, о котором тот мечтает, стремясь выйти из своего сословия и
улучшить свое положение. Крестьянин думает, что, во всяком случае, его
сын сможет стать интеллигентом (чаще всего - священником). Сын сделается
синьором, поднимет семью на более высокую социальную ступень и облегчит
ей экономическую жизнь благодаря связям, которые он сможет установить с
другими синьорами. Отношение крестьянина к интеллигенту является, таким
образом, двойственным: он восхищается социальным положением интеллигента
и вообще государственного служащего, но временами делает вид, что
презирает его. В его восхищение невольно проникают зависть и ненависть.

Ничего нельзя понять в коллективной жизни крестьян, в тех ростках и
ферментах развития, которые существуют в ней, если не принимать во
внимание, если не изучать конкретно и глубоко действенное подчинение
крестьян сельской интеллигенции. Всякое органическое развитие
крестьянских масс до известного предела связанно с интеллигенцией и
зависти от нее.

Иное положение у городской интеллигенции. Инженеры и техники на фабриках
и заводах не развивают никакой политической деятельности в рабочих
массах или по крайней мере теперь уже не развивают. Временами происходит
как раз обратное - массы, по крайней мере через свою собственную
"органическую" интеллигенцию, осуществляют влияние на технических
специалистов.
...
Наиболее типичной из этих категорий интеллигенции являются
церковнослужители, узурпировавшие в течение длительного времени (на
протяжении целой исторической эпохи, которая и характеризуется во многом
этой монополией) некоторые важные области общественной деятельности:
религиозную идеологию, то есть философию и науку эпохи, образование,
воспитание, мораль, правосудие, благотворительность, общественную помощь
и т.д. Категорию церковников можно рассматривать как категорию
интеллигенции, органически связанную с земельной аристократией. Церковь
была юридически уравнена с аристократией, участвую в эксплуатации
феодальной собственности на землю и пользуясь государственными
привилегиями, с вязанными с собственностью. Монополия церковнослужителей
в сфере надстроечной удерживалась не без борьбы и отнюдь не оставалась
неограниченной. Этим объясняется и рождение в различных формах
(подлежащих конкретному исследованию и изучению) других категорий,
развитию которых способствовало усиление центральной власти монарха,
нашедшее свое абсолютное завершение в абсолютизме. Так, мало-помалу шло
формирование аристократии тоги с ее собственными привилегиями, с ее
слоем разного рода администраторов, ученых-теоретиков, светских
философов и т.д.

Так как в этих категориях "традиционной" интеллигенции живет
корпоративный дух, так как они чувствуют свою непрерывную историческую
преемственность и свои "особые качества", то они и считают себя как бы
автономными и независимыми от господствующей социальной группы. Эта
позиция "самообособления" не остается без далеко идущих последствий в
области идеологии и политики: вся идеалистическая философия может быть
легко увязана с этой позицией, занятой интеллигенцией, и определена как
выражение той социальной утопии, в соответствии с которой интеллигенты
считают себя независимыми, автономными, обладающими свойственными им
одним чертами и т.д.

Следует заметить, однако, что если папа и высшая иерархия церкви
считаются более связанными с Христом и апостолами, чем с сенаторами
Аньелли и Бенни, то этого нельзя сказать, например, о Джентиле и Кроче.
Кроче чувствует себя тесно связанным с Аристотелем и Платоном, но он не
скрывает того, что связан и с сенаторами Аньелли и Бенни. В этой связи
как раз и следует искать наиболее характерную черту философии Кроче.

В Индии и в Китае огромная дистанция между интеллигенцией и народом
проявляется и в религиозной области. Проблема различных верований и
различия в способе восприятия и исповедания одной и той же религии среди
слоев общества - в особенности среди клира, интеллигенции и народа -
должна быть вообще основательно изучена, поскольку в известной степени
все эти различия существуют повсюду, хотя в странах восточной Азии
наблюдается наиболее крайнее их проявление.

В протестантских странах эти различия относительно невелики (размножение
сект связано с требованием единения интеллигенции и народа и выявляет в
сфере высшей организации всю нечеткость реальных представлений народных
масс).

Очень значительны религиозные различия в католических странах, но и
здесь они не всюду одинаковы: не столь велики в католической части
германии и во Франции, несколько больше в Италии, особенно на юге и на
островах, исключительно велики на Иберийском полуострове и в странах
Латинской Америки. Это явление в еще больших масштабах имеет место в
ортодоксальных странах, где необходимо говорить о трех сферах действия
одной и той же религии - высший клир и монахи, мирской клир, народ, - и
доходит до абсурда в Восточной Азии, где религия народа часто не имеет
ничего общего с "книжной" религией, хотя обе носят одно и тоже название.

+++++++++++++

Понятие о "национально-народном"


Светские интеллигенты провалились со своей исторической задачей
воспитателей, вырабатывающих духовное и нравственное создание
"народа-нации".

Но если светские интеллигенты провалились, то на долю католиков выпал не
большой успех. Не стоит обольщаться широким распространением известных
католических книг. Оно обязано широкой и мощной церковной организации а
не внутренним качествам. Эти книги дарят во время бесчисленных
церемоний, и читаются они по принуждению, по обязанности или с отчаяния.

Поразительно, что в области приключенческой литературы католиками
достигнуты самые жалкие результаты, а ведь у них был богатейший
материал, который дают паломничества и подвижническая, часто рискованная
жизнь миссионеров. Но даже в период наибольшего распространения
приключенческого географического романа католическая литература на эту
тему была далекой и не шла ни в какое сравнение со светской французской,
английской и немецкой литературой этого жанра. Самая значительная
католическая книга - приключение кардинала Массайи в Абиссинии, а вся
остальная масса литературы такого рода - вроде книг Уго Миони (в свое
время отца иезуита) - ниже всяких требований.

И в научно-популярной литературе католики мало преуспели, несмотря на
то, что среди них были крупные астрономы, например отец-иезуит Секки, и
несмотря на то, что астрономия - наука, более всего интересующая народ.

Эта католическая литература источает, как мускусная крыса, иезуитскую
апологетику, она глупа и ничтожна. Несостоятельность
интеллигентов-католиков и незначительный успех их литературы - один из
наиболее выразительных показателей существования внутреннего разрыва
между религией и народом. Последний находится в состоянии крайней
индифферентности и лишен живой духовной жизни. Религия осталась для него
на положении предрассудка. Ее не сменила новая светская гуманистическая
мораль - ввиду бессилия светской интеллигенции (религия не была ни
заменена, ни внутренне трансформирована, ни национализирована, как это
имело место в других странах, например в Америке, с теми же иезуитами).

Народная Италия все еще находится в условиях создавшихся непосредственно
после Контрреформации. Более того, религия переплелась с языческим
фольклором и осталась на этой "полуязыческой" стадии.


+++++++++++

(О детективном романе)

(Бурцио)"Если бы меня спросили о глубоких причинах сегодняшней тревоги
Запада, я ответил бы не колеблясь: упадок веры и утрата авантюрного
духа. Что победит - тэйлоризм или "Мушкетеры"? Это уже другой разговор,
и ответ, который тридцать лет тому назад, казалось, был наготове, теперь
следовало бы попридержать. Если нынешняя цивилизация не идет к гибели,
то, может быть, мы будем присутствовать при интересном смешении обоих
упомянутых явлений".

Бурцио не принимает во внимание то обстоятельство, что деятельность
большей части человечества постоянно "тейлоризировалась" и вводилась в
рамки железной дисциплины и что она пыталась выйти за пределы тесных и
давящих рамок существующей жизни при помощи фантазии и мечты. А разве
религия - самая большая авантюра, самая большая "утопия", какую
человечество когда-либо создавало коллективно, - не есть средство бежать
от "земного мира"? И не в этом ли смысле говорит Бальзак о лотерее как
об опиуме нищеты (эту фразу повторяли потом и другие)? Но наиболее
знаменательным является тот факт, что рядом с Дон-Кихотом существует
Санчо Панса, который не хочет "авантюр", а хочет быть уверенным в жизни,
и еще то обстоятельство, что большинство людей страдает именно от того,
что человечество одержимо навязчивой идеей о "неизвестности завтрашнего
дня", страдает от ненадежности своей обыденной жизни, то есть от
чрезмерно широких возможностей для "авантюр".

В современном мире этот вопрос принимает не ту окраску, что в прошлом,
по той причине, что принудительная рационализация существования,
принимающая неслыханный размах, все в большей степени затрагивает
средние классы и интеллигенцию. Но даже и в этом случае речь идет не об
"упадке" авантюрного духа, а о слишком большой авантюрности обыденной
жизни, то есть о чрезмерной ненадежности существования, в сочетании с
убеждением, что бороться с этой ненадежностью один человек не в
состоянии. Отсюда мечта о "красивой" и интересной авантюре, к которой
должна привести свободная инициатива, в противовес авантюре "гадкой" и
отвратительной, поскольку эта последняя вызвана условиями, навязанными
извне, а не предложенными на основе добровольности.

+++++
(из Анти-Кроче)

Кроче прибег к весьма прозрачному полемическому трюку и его суждение
есть скорее акт воли, чем историко-философское суждение, т. е. имеет
практическую цель. Может быть, нетрудно доказать, что многие так
называемые теоретики исторического материализма очутились в философии на
позициях, сходных со средневековым теологизмом, и сделали из
<экономического строя> нечто вроде <неведомого божества> 30; но что с
того? Это все равно как взяться судить о религии папы и иезуитов, а
говорить о суевериях бергамских крестьян. Отношение Кроче к
историческому материализму напоминает, по-моему, отношение людей
Возрождения к Лютеровой реформе: <где появляется Лютер, исчезает
просвещение>31,- говорил Эразм, однако историки и сам Кроче признают
теперь, что Лютер и реформация положили начало всей современной культуре
и философии, в том числе и философии Кроче. Человек Возрождения не
понимал, что великое движение нравственного и умственного обновления,
поскольку оно воплощалось в широких массах народа, как это было с
лютеранством, немедленно принимает грубые и даже суеверные формы, и это
неизбежно в силу того факта, что героем и знаменосцем реформации был
немецкий народ, а не узкий круг высокой аристократии духа.

-----------

(и из резюме)

Культура, по определению Грамши, означает <единую, распространенную в
общенациональном масштабе концепцию <жизни человека>, <светскую
религию>, философию, которая стала <культурой>, то есть породила этику,
образ жизни, определила поведение человека как гражданина и индивида> .
Преодолевая противоположности материализма и идеализма, философия
практики включает в себя ценные, жизнеспособные творческие элементы
этих направлений, чтобы из их органического синтеза породить новую,
более высокую, более универсальную и гуманистическую культуру.

Для Грамши философия практики - это <плотный сгусток мудрой и мыслящей
человечности>, которая помогает достигать <ясной правдивости идей,
прочной культуры>. Такая философия способна стать духовной .опорой
человека, его духовным интеллектуальным оружием, инструментом
интеллектуальной культуры, с помощью которого можно преобразовать мир
человека и человечества.

философия, царство Логоса обнаруживается всюду: в языке, в здравом
смысле, в народной религии (верованиях, суевериях, нравах и обычаях
народа, то есть в фольклоре). В этом смысле все люди являются
<философами>. Но одно дело-- стихийное, спонтанное мышление и
мировоззрение, навязанное человеку окружающей средой, и совсем другое
дело, когда человек посредством сознательного и критического мышления
вырабатывает собственное мировоззрение, благодаря которому он принимает
активное участие в истории. Без постоянной критики мировоззрение не
может быть единым и последовательным. А критика мировоззрения
предполагает критическое усвоение истории философии и истории культуры,
следовательно, мировоззрение должно быть историчным.

нельзя отрывать философию от политики, как нельзя отрывать философию
народных масс от философии интеллигенции, Более того, именно "политика"
связывает философию здравого смысла с <высшей> философией, обеспечивая
взаимосвязь народа и интеллигенции.
...

Аналогии социокультурной стратификации итальянского общества Грамши
находит в старокитайской культуре и в Индии, где существовал
традиционный разрыв между интеллигенцией и народом, объясняемый
специфической письменностью и различиями в способах восприятия и
исповедания одной и той же религии среди разных слоев общества - клира,
интеллигенции и народа.

Грамши замечает, что если <органическая> интеллигенция тесно связывает
свое существование и свою деятельность с теми социальными слоями и
классами, которые ее порождают, то <традиционная> интеллигенция защищает
и отстаивает свой корпоративный дух, полагая себя самостоятельной и
независимой от правящей социальной группы. Грамши справедливо считает
эту позицию <традиционной> интеллигенции утопичной.
...

<Война и мир> Толстого - это эпопея народной жизни, выражающая и
отражающая уважение и восхищение духовным складом, мудростью и
нравственными устоями народа. Народный персонаж - Платон Каратаев -
оказывает огромное духовное и интеллектуальное воздействие на
аристократа графа Пьера Безухова. <Для Толстого характерно именно то,
что простодушная и инстинктинктивная
мудрость народа, проявляющаяся порой лишь в случайно оброненном слове,
становиться светочем для образованного человека, предопределяя в нем
душевный перелом. Это и есть наиболее знаменательная черта религии
Толстого>>

к. м. долгов
ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА

====

---

От	Pout
К	Pout (23.10.2003 22:43:00)
Дата	28.10.2003 10:34:38

Чтение Грамши. Антропология в философии практики. " Что такое человек"

---

(Долгов)

С самого начала своей революционной деятельности Грамши проявлял большой
интерес к проблемам культуры. И это было естественно, поскольку для него
марксизм был продуктом всей предшествующей культуры, а социалистическая
революция означала новую эпоху не только в сфере политики, но и в сфере
культуры. Его философское творчество - пример верности методу, без
вульгаризации, без упрощений "кружкового марксизма", без сведения
духовного к материальному.
Грамши называл философию марксизма "философией практики". Разумеется,
Грамши исходил из основных принципов марксистско-ленинской философии, но
не останавливался на этом, а развивал эти принципы .
Прежде всего это касалось самого предмета "философии практики". Вопрос о
том, что такое человек, что есть человек, Грамши считал первым и главным
вопросом философии, поскольку от понимания и решения этого вопроса
зависит понимание и решение других основополагающих философских вопросов

ОН признавал, что марксово понимание "человеческой природы" как
"совокупности социальных отношений" является наиболее удовлетворительным
ответом, поскольку этот ответ включает в себя идею становления: человек
формируется и изменяется вместе с формированием и изменением социальных
отношений. Это положение Маркса позволяет преодолеть абстрактные и
идеалистические определения человека и человеческой природы. Однако
Грамши не сводил сущность человека только к совокупности социальных
отношений. Именно поэтому Грамши не сводил философию к традиционной
антропологии, например к антропологии Фейербаха, взгляды которого на
природу человека он критиковал, а видел в "философии практики" учение,
главным предметом которого является человек. Человек, природа которого
есть "история", причем "история" не отдельного существования, а всего
человеческого рода; "историзм"- фундаментальное качество и измерение
человеческой деятельности и сознания.
Поэтому философия практики, согласно Грамши, это философия человека,
"исторический материализм" в его самом глубоком и самом универсальном
понимании. Здесь Грамши продолжал развивать взгляды Антонио Лабриолы о
философии практики, которые в то время еще не были поняты или были плохо
поняты. В связи с этим Грамши подвергает критике взгляды Льва Троцкого
(Бронштейна), который в своих "Мемуарах" говорил о "дилетантизме"
Лабриолы.

Философия практики претендует не только на объяснение и обоснование
прошлого, но и на то, чтобы объяснить и исторически оправдать самое
себя, то есть на то, чтобы быть в высшей степени "историзмом", тотальным
освобождением от всякого абстрактного "идеологизма", реальным
завоеванием исторического мира или мира истории, началом новой культуры.
Культура, по определению Грамши, означает, следовательно, "единую,
распространенную в общенациональном масштабе концепцию "жизни человека",
"светскую религию", философию, которая стала "культурой", то есть
породила этику, образ жизни, определила поведение человека как
гражданина и индивида".
Преодолевая противоположности материализма и идеализма, философия
практики включает в себя все ценные, жизнеспособные творческие элементы
этих направлений, чтобы из их органического синтеза породить новую,
более высокую, более универсальную и гуманистическую культуру.
Для Грамши философия практики - это "плотный сгусток мудрой и мыслящей
человечности", которая помогает достигать "ясной правдивости идей,
прочной культуры". Такая философия способна стать духовной опорой
человека, его духовным интеллектуальным оружием, инструментом
интеллектуальной культуры, с помощью которого можно преобразовать мир
человека и человечества.

Он настойчиво предостерегал против научной, идеологической и культурной
монополии, понимая, что подобная монополия может привести к трагическим
последствиям и результатам. Грамши считал, что ни литература, ни
искусство, ни культура не должны отождествляться с какой бы то ни было
художественной школой или направлением, наоборот, будучи выражением
интеллектуального и морального обновления, они должны уходить, своими
корнями в богатую почву народной культуры во всем ее многообразии и во
всей ее противоречивости, со всеми ее традициями, вкусами, тенденциями,
обычаями, с ее отсталыми и передовыми, условными и безусловными моралью
и интеллектуальным миром.
Какими бы новыми и "сверхновыми" ни были литература, искусство и
культура в целом, они не могут не иметь предпосылок в истории, в
политике, в народных традициях. Может быть, даже наоборот, их новизна
будет проистекать, скорее, из их глубинной связи с истоками народной
культуры, с жизнью народа, с народной культурой. Ведь произведение
искусства лишь тогда может быть по-настоящему народным, когда его
моральное, культурное и духовное содержание и сущность соответствует
национальным нравам, национальной культуре и чувствам в их историческом
развитии и изменении.




(значительно отредактированный в узловых местах - NB)
основной фрагмент ТТ по теме , см. стр 68-72
"Что такое человек?"

---------

Это первейший и основной вопрос в философии.
...поставив перед собой вопрос, что такое человек, мы хотим спросить -
чем может стать человек, другими словами, может ли человек стать
хозяином своей судьбы, может ли он "сделать"себя самого , создать свою
собственную жизнь . Отметим, прежде всего, что человек это процесс, а
точнее - процесс его поступков. Поразмыслив, мы убедимся, что сам вопрос
"что такое человек?" не есть абстрактный или "объективный" вопрос. Он
порожден нашими размышлениями о нас самих и о других, поскольку мы
желаем знать в связи с тем, что мы думали и видели, чем мы являемся и
чем можем стать, действительно ли и в каких пределах мы являемся
"кузнецами собственного счастья", своей жизни, своей судьбы. И знать мы
хочтим "сегодня же", в нынешних условиях "сегодняшнего", а не в условиях
жизни вообще какогото человека вообще. Вопрос порожден, обретает свое
содержание благодаря особым, вернее, определенным взглядам на жизнь и на
человека, самым значительным этих взглядов является"религия" и притом
одна определенная религия, католицизм.
Действительно, задаваясь вопросом "что такое человек?", какое значение
имеет его воля и его конкретная деятельность по созданию самого себя и
своей жизни, мы хотим спросить "Дает ли католицизм верное представление
о человеке и жизни? Будучи католиками, то есть превратив католицизм в
жизненную норму, ошибаемся ли мы или стоим на истинном пути?". У всех
есть неясное предчувствие, что, превращая католицизм в жизненную норму,
они ошибаются. Это тем более верно, что никто не придерживается
католицизма как жизненной нормы, даже тот, кто считает себя католиком.
Полноценный католик, то есть человек, который стал бы внедрять во все
свои жизненные поступки католические нормы, показался бы монстром, что
является, если над этим задуматься, наиболее строгой и бесповоротной
критикой самого католицизма. Католики, возможно, скажут, что никакое
другое мировоззрение не проводится буквально в жизнь, и они окажутся
правы, но это доказывает лишь, что фактически, исторически не существует
одинакового для всех людей образа мышления и действия и ничего более.
Католицизм не имеет никакого резона, оправдывающего его существование,
хотя этот образ мышления и действия веками организовывался для этой
цели, чего до сих пор не делалось с помощью таких же средств, с такой же
систематичностью, с такой же последовательностью и централизацией ни для
какой другой религии.

С "философской" точки зрения, непримелимым в католицизме является то,
что он, несмотря ни на что, видит корень зла в самом человеке, то есть
берет человека как вполне законченного и ограниченного. Все до сих пор
существовавшие философии, можно сказать, повторяют эту позицию
католицизма, то есть рассматривают человека как существо, ограниченное
его индивидуальностью, а его дух - как проявление такой
индивидуальности. Именно в этом плане следует пересмотреть взгляд на
человека. Дело в том, что человека необходимо рассматривать как ряд
активных отношений (как процесс), в котором, если индивидуальность и
обладает наибольшим значением, то все же она отнюдь не является
единственным из рассматриваемых элементов. Человечество, отражающееся в
каждом индивиде, состоит из разных элементов: 1)самого индивида, 2)
остальных людей, 3) природы. Но второй и третий элементы не так просты,
как может показаться. Индивид вступает в отношения с другими людьми не
как рядоположенный, а органично, то есть в том смысле, что участвует в
различных общественных организмах, от самых простых до самых сложных.
Так, человек вступает в отношения с природой не просто, лишь потому что
он сам является частью природы, а активно, с помощью труда и техники.
Эти отношения не носят механического характера. Они активны и
сознательны, то есть соответствуют тому, в какой степени разбирается в
них отдельный человек.
Поэтому можно сказать, что каждый изменяет самого себя, модифицирует
себя в той степени, в какой меняется и модифицируется весь комплекс
взаимоотношении, в котором сам он является узлом,куда сходятся все нити.
В этом смысле реальный философ есть и не может быть никем иным, как
политиком, то есть активным человеком, изменяющим среду, подразумевая
под средой совокупность отношений, к которым каждый отдельный человек
имеет касательство. Если индивидуальность есть совокупность таких
отношений, то создать собственную личность означает обретение сознания
подобных отношений, изменение же собственной личности означает изменение
совокупности этих отношений 19.
Но эти отношения, как уже говорилось, не просты. Некоторые из них
необходимы, в то время как другие - добровольны. Кроме того, более или
менее глубокое их познание (другими словами, большее или меньшее
представление о способах их изменения) уже есть их изменение. Те же
самые необходимые отношения, поскольку они познаны в их необходимости,
меняют свой вид и значение. Познание в этом смысле есть сила. Но
проблема сложна и с другой точки зрения - не достаточно знать
совокупность отношений, поскольку они существуют в данный момент как
данная система, но важно познать их генезис,познать их в процесее их
формирования, потому что каждый индивид есть не только синтез
существующих отношений, но и история этих отношений, то есть итог всего
прошлого развития. Скажут,пожалуй, что каждый отдельный человек мало что
может изменить соразмерно своим силенкам. Но это верно лишь в
определенных пределах. Ведь отдельный человек может объединиться со
всеми теми, кто стремится к такому же изменению, и если это изменение
разумно, то силы могут многократно умножиться и добиться значительно
более радикального изменения по сравнению с тем, которое на первый
взгляд может представляться возможным.

Общества, к которым отдельный человек может принадлежать, весьма
многочисленны, их гораздо больше, чем это может показаться. Именно через
посредство этих "обществ" отдельный человек участвует в жизни
человеческого рода. Точно так же многочисленны способы общения человека
с природой, потому что под техникой, вопреки обыкновению, следует
понимать не только совокупность научных представлений, применяемых в
промышленности,но и "умственные"орудия , философское познание.

То, что человек нельзя представить иначе как в живущим в обществе,- это
общее место, однако отсюда не делаются все необходимые выводы, даже в
индивидуальном плане. То, что определенное общество людей препполагает
определенный мир вещей и что общество людей возможно лишь постольку,
поскольку существует определенный мир вещей - это тоже общее место.
Верно то, что до сих пор этим внеиндивидуальным понятиям, придавался
механистический и детерминистский смысл (имеется в виду и societas
nominum, и societas rerum) 19а,а отсюда реакция на них. Надо
разработать учение, в котором все эти отношения активны и находятся в
движении, с достаточной ясностью подчеркнув, что центр этой активости -
сознание отдельного человека, который познает, хочет, восхищается,
создает и т. д., , а также сознает сеья будучи не изолированной особью,
а богатым возможностями, предоставленными ему другими людьми и миром
вещей, относительно которого он не может не иметь некоторого
представления (так же как каждый человек есть философ, каждый человек -
это ученый и т. д.).

Утверждение Фейербаха: "Человек-это то, что он ест" 20, взятое само по
себе, может быть истолковано по-разному. Убогое и глупое толкование:
человек всякий раз это то, что он материально потребляет, то есть пища,
оказывает непосредственно-определяющее влияние на образ мышления.
Вспомнить утверждение Амадео Бордига, что если бы знать то, что человек
ел, например, до выступления, то можно было бы лучше истолковать его
речь.
Утверждение это детское и фактически чуждое даже позитивной науке,
поскольку мозг не питается бобами или трюфелями, а продукты питания идут
на восстановление молекул мозга путем своего превращения в однородные и
усваиваемые вещества, имеющие, другими словами, "ту же самую"
потенциальную "природу", что и мозговые клетки. Если бы первое
утверждение было верным, то определяющим историю источником была бы
кухня, а революции совпадали бы с радикальными изменениями в
общественном питании. Противоположное утверждение исторически верно, то
есть именно революции и сложное историческое развитие изменяли питание и
формировали последующие "вкусы" в выборе пищи. Не регулярный посев
пшеницы положил конец кочевому образу жизни, а, наоборот, условия,
препятствовавшие кочеванию, подтолкнули к регулярным посевам и т. д.
(Ср. это утверждение Фейербаха с кампанией его превосходительства
Маринетти против мучных изделий и полемикой его превосходительства
Бонтемпелли в их защиту22, и все это в 1930 году, в разгар мирового
кризиса.)
С другой стороны, верно также, что "человек - это то, что он ест",
поскольку питание является одним из выражений общественных отношений в
их совокупности, и каждая общественная группировка имеет свое основное
питание, но таким же образом можно сказать, что "человек - это его
квартира", "человек - это особый способ самовоспроизводства, то есть его
семья", потому что питание, одежда, дом, размножение являются элементами
общественной жизни, в которых с наибольшей очевидностью и наиболее
распространенным образом (то есть в массовом порядке) проявляется
комплекс общественных отношений.

Проблема что такое человек? - сводится, таким образом, постоянно к так
называемой проблеме "человеческой природы", а также к проблеме так
называемого "человека вообще", то есть к попытке создать науку о
человеке (философию), попытке, исходящей из первоначально "единой"
концепции, из абстракции, в которую можно втиснуть все "человеческое".
Но "человеческое" является исходным или конечным пунктом с точки зрения
концепции единого подхода? И не является ли такая попытка, скорей,
"теологическим" и "метафизическим" пережитком, поскольку она выдается за
исходный пункт? Философия не может быть сведена к натуралистической
"антропологии", другими словами, единство человеческого не есть
результат "биологической" природы человека. Разница между людьми,
имеющая вес в истории, не носит биологического характера (расы, строение
черепа, цвет кожи и т. п.; но к этому сводится в итоге утверждение:
"человек есть то, что он ест" - пшеницу в Европе, рис в Азии и т. д.-
утверждение, которое свелось бы затем к другому: "человек - это страна,
в которой он живет", потому что значительная часть продуктов питания
вообще связана с местом проживания). И даже "биологическое единство"
никогда не играло значительной роли в истории (человек - это то
животное, которое поедало себе подобных как раз в тот период, когда он
был ближе всего к "естественному со стоянию", то есть когда он не мог
"искусственно" умножать производство природных благ). И даже не
способность "рассуждать" или "дух" создали это единство. За ними нельзя
признать объединяющей роли, поскольку это лишь формальные,
категориальные понятия. Не "мысль" вообще, а то, что реально мыслится,
объединяет или разъединяет людей.

То, что "человеческая природа" есть "совокупность общественных
отношений",** является самым удовлетворительным ответом на вопрос,
потому что,во-первых, включает в себя идею становления: человек
становится, постоянно меняется с изменением общественных отношений,
во-вторых, потому что является отрицанием "человека вообще": в самом
деле, общественные отношения выражаются различными группами,
предполагающими друг друга, единство которых диалектично, а не
формально. Человек может быть аристократом, когда есть одновременно и
человек-крепостной и т. п. (Ср. Плеханов - улавливает ли он этот
диалектический характер в брошюре об анархистах? 23.) Можно также
сказать, что природа человека - это "история" (и в этом смысле,
приравнивая понятия "история" и "дух", можно сказать, что природа
человека-это дух), если истории действительно придается смысл
"становления" , смысл "concordia discords" 23a, которое не несет в себе
единство, но имеет в себе основания возможного единства. Вот почему
"человеческая природа" не может обретаться ни в одном отдельно взятом
человеке, а должна отыскиваться во всей истории человеческого рода (и
то, что здесь употреблено натуралистического порядка слово "род", не
лишено своего значения), в то время как особенности каждого отдельного
человека выделяются благодаря противопоставлению их особенностям
других. Концепцию "духа" традиционных философий как и концепцию
"человеческой природы", основанной на биологии, следовало бы объяснять
как "научные утопии", заменившие еще большую утопию "человеческой
природы" -поискам ее в боге (прчием люди рассматриваются как дети бога),
и свижетелдьствующие о неизбежных муках исторического развития, об
устемлении разума и чувств и т.д.. Верно и то, что религии, утверждающие
равенство людей как детей бога, так и философии, утверждающие их
равенство как существ, наделенных способностью к рассуждению, были
выражением сложных революционных движений (преобразование античного
мира - преобразование средневекового мира), которые закладывали самые
мощные основы исторического развития.

То, что гегелевская диалектика явилась отражением этих крупных
исторических сдвигов и то, что диалектика из выражения общественных
противоречий должна стать, с исчезновением этих противоречий, чисто
концептуальной диалектикой, заложено, видимо, в основе последних
философских теорий утопического характера, как, например, в философии
Кроче 24.

Подлинное "равенство", то есть степень "духовности", достигнутая
историческим процессом развития "человеческой природы", исторически
выявляется в системе "частных и общественных", открытых и тайных
объединений, переплетающихся с "государством" и мировой политической
системой. Речь идет о "равенстве", ощущаемом, как таковое, среди членов
одного и того же объединения, и о "неравенстве", ощущаемом между
различными объединениями. И тот, и другой вид равенства и неравенства
проявляются лишь постольку, поскольку люди - индивидуально или в
групповом порядке - отдают себе в этом отчет. Так мы подходим также к
равенству или уравнению между "философией и политикой", между мыслью и
действием, то есть к философии практики. Все является политикой, в том
числе и философия или различные виды ее (сравни заметки о характере
идеологий) 25, а "философия" сама по себе - это действующая история, то
есть сама жизнь. В этом смысле можно интерпретировать тезис о немецком
пролетариате, наследнике немецкой классической философии 26- и можно
утверждать, что теоретическое развитие и практическое осуществление
гегемонии Ильичом явилось крупным "метафизическим" событием.



19 Ср. 6-й тезис К. Маркса о Фейербахе (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3,
с. 3)
19а Общество людей общество вещей (латин.).
23а Согласие несогласного.

24 Имеется в виду "диалектика различий", которую Кроче противопоставлял
гегелевской диалектике противоположностей. О "крочеанской утопии" см.
также ИС, с. 276-277.

25 ТТ, с. 69-72, 97-98, ИС, с. 278-280, а также в наст. изд. (разд. II)
"Учение о политических идеологиях".

26 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 317 Грамши, неоднократно
ссылаясь на это высказывание Ф. Энгельса, ведет скрытую полемику с
Кроче, который назвал тезис "курьезным историко-философским
утверждением" (ИММЭ, с. 177).

--------

отрывок из Анти-Кроче

Шаг назад по сравнению с Гегелем.
Что касается влияния макиавеллизма и антимакиавеллизма на развитие
политической науки в Италии и того влияния, которое оказывали на это
развитие в недавнее время высказывание Кроче об автономности
политико-экономического момента и написанное им о Макиавелли, можно ли
утверждать, что Кроче не пришел бы к таким выводам, если бы не опирался
на достижения философии практики? В связи с этим следует вспомнить слова
Кроче о том, что он не может понять, как это никому не пришло в голову
развить следующую мысль: основоположник философии практики сделал для
одного из классов современного общества то же самое, что в свое время
сделал Макиавелли для одного из классов общества своего времени 111. Это
сравнение Кроче показывает, насколько ошибочна занятая им теперь
позиция,- прежде всего потому, что основоположник философии практики
обладал гораздо более широкими интересами, чем Макиавелли и тот же
Ботеро 112*, но еще и потому, что в его учении кроме теории силы и
экономической теории содержится in nuce этико-политический аспект
политики, или теория гегемонии и согласия.


111 ИММЭ, с. 180-181 "Маркс, как социолог, не дал нам, конечно, тонко
разработанных определений социального явления, какие мы можем найти в
книгах некоторых современных социологов <...>, но он учит нас (в своих
верных по содержанию и парадоксальных по форме тезисах), как проникнуть
в то, что представляет историческую сущность общества. И я удивляюсь
поэтому, как это никто не подумал назвать его "наиболее значительным
продолжателем итальянца Николо Макиавелли".



84 Очищение (греч.) -- эстетическое понятие у Грамши получает другой
смысл: "Можно применить термин "катарсис", чтобы указать на переход от
чисто экономического (или аффективно-эгоистического) момента к моменту
этико-политическому, т. е. высшую переработку базиса в надстройку в умах
людей. Что означает также переход от "объективного к субъективному" и от
"необходимости к свободе". Базис из внешней силы, которая подавляет
человека, приспосабливает его к себе, делает его пассивным, превращается
в средство свободы, в инструмент создания новой этико-политической
формы, вначале -- новой инициативы. Определение "катарсического" момента
становится, таким образом, по-моему, исходным пунктом всей философии
практики; катарсический процесс совпадает с цепью синтезов, которые
являются результатом диалектического развития. (Помнить два пункта,
между которыми вибрирует этот процесс - что никакое общество не ставит
задач, для решения которых уже по существовали бы или не находились бы в
процессе возникновения необходимые и достаточные условия и что никакое
общество не гибнет прежде, чем выразит все свое потенциальное
содержание.)" (QC, р. 1244; MS. p. 48.) В скобках содержится аллюзия на
К. Маркса (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7).

---

От	Pout
К	Pout (28.10.2003 10:34:38)
Дата	24.11.2003 10:54:08

Чтение Грамши. Революция-реставрация,пассивная революция. Из "Анти-Кроче"

---

Из файла в Копилке. "Анти-Кроче". Стр.130-132
Вводный фрагмент по теме"революция-реставрация","пассивная революция"


Два узловых момента -в начале отрывка и в середине. Роль Кроче в
образованной среде - сравнима по масштабу с ролью папы(или скажем , для
сравнения - с той ролью, на которую претендовал Солж в СССР). Грамши
пишет- "Бенедетто Кроче есть, например, нечто вроде мирского папы, и к
тому же он - действеннейшее орудие гегемонии, даже если время от времени
может оказаться в оппозиции тому или другому правительству".Грамши
подробно разбирает основания позиции Кроче, который предпринял попытку
ревизии в отношении "философии практики", а затем решил довести начатую
им "ревизию" до "полной ликвидации". Его позицию как историка и
общественного деятеля Грамши характеризует кратко как "реформистскую
позицию", а его историю Италии, из которой Кроче выхолостил все острые
моменты в поыптке оправдать свой подход - рассматривает как
"тенденциозную историю." Внимательно рассматривается и используется его
диалектический аппарат - Кроче был превосходным диалектиком. Отношение
Грамши к Кроче - это инкорпорация ценного,наработанного
идеалистом-историком, в свою концепцию, при пристальной, жесткой,
понимающей критике корней крочеанского анти-революционного отношения к
истории и практике. Это осознанный ход , сам он сраниваел это свое
отношение - с отношением к концепции Гегеля у "основоположников
философии практики".
Кроче в этот период задался задачей "ликвидировать марксизм"
теоретически. В письме Т.Шухт Грамши рассказывает о своей работе над
"Анти Кроче"- и говрит о нем - "он сам с этим открыто соглашается - вся
его деятельность как мыслителя руководствовалась в последние двадцать
лет одной целью: сделать ревизию столь полной, чтобы она стала
ликвидацией"

(этот отрывок очень важен)
"Такая идеология стремится ослабить антитезис, раздробить его на
множество отдельных моментов, т. е. свести диалектику к реформистскому
эволюционному процессу, выраженному формулой <революция - реставрация>,
где полноправен только второй член, поскольку речь идет о постоянном
укреплении извне организма, не обладающего внутренними возможностями для
нормального функционирования."




<Национальные> корни корчеанского историцизма .
------------------------------------------------------------------------
-----
Следует выяснить, что именно означает и как обосновывается у Эдгара Кине
формула эквивалентности революции-реставрации в итальянской истории.
Согласно Даниэле Матталиа 84*, формула Кине была воспринята Кардуччи
через концепцию <национального классицизма> Джоберти 85*. Следует
выяснить, существует ли связь между формулой Кине и формулой <пассивной
революции> Куоко, возможно, обе они отражают исторический факт
отсутствия в итальянской истории единой народной инициативы, а также тот
факт, что отдельные, примитивные, разрозненные мятежи народных масс
вызывали у господствующих классов реакцию в виде <реставраций>, в ходе
которых отчасти выполнялись требования <низов>, т. е. <прогрессивных
реставраций>, или даже <пассивных революций>. Но всякий раз речь шла о
революциях <человека Гвиччардини> (в том смысле, который имел в виду Де
Санктис) 86, в ходе которых правящие классы всегда преследовали свои
личные интересы. Кавур придал <дипломатический характер> революции
<человека Гвиччардини>, сам он принадлежал к тому же типу людей, что и
Гвиччардини.
Таким образом, <историзм> Кроче - не что иное, как форма политической
умеренности, утверждающая в качестве единственного способа политической
деятельности тот, при котором прогресс и историческое развитие зависят
от диалектики консервативных и обновляющих тенденций. На современном
языке это понятие носит название реформизма. Именно смягчение
противоречий между консерватизмом и обновлением лежит в основе
<национального классицизма> Джоберти, равно как и классицизма в
литературе и искусстве в поздней крочеанской эстетике. Но этот историзм
умеренного, реформистского толка не имеет ничего общего с научной
теорией, с <настоящим> историзмом; он является лишь отражением некой
практической, политической тенденции, идеологией в худшем смысле слова.
В самом деле, почему <консерватизм> должен означать сохранение чего-то
определенного, какого-то конкретного элемента прошлого? И почему тот,
кто не стремится к сохранению именно этого определенного элемента,
должен называться <иррационалистом> и <антиистористом> 87?
Действительно, если прогресс есть диалектика обновления и консерватизма,
которое несет в себе прошлое, преодолевая его, значит, прошлое не
однородно, оно представляет собой конгломерат живого и мертвого, и выбор
не может осуществляться произвольно, априорно, неким индивидуумом или
политическим течением. Если выбор был сделан именно таким образом (на
бумаге), речь идет не об историзме, а о произвольном акте воли, о
проявлении некой односторонней практической политической тенденции, на
которой может основываться лишь непосредственная политическая идеология,
но никак не наука. Что именно из прошлого будет сохранено в процессе
диалектического развития, априорно установить невозможно; это
определится в ходе самого процесса и будет носить характер исторической
необходимости, а не произвольного выбора, сделанного так называемыми
учеными и философами. Однако следует заметить, что обновляющая сила,
если сама она не является произвольной, не может не быть имманентной
прошлому, не может в каком-то смысле не быть сама прошлым, элементом
прошлого, тем, что есть в прошлом живого и развивающегося, она является
консервативно-обновляющей и содержит в себе все, что есть в прошлом
достойного развития и увековечения. Такого рода умеренным <истористам>
(умеренным в политическом, классовом смысле; речь идет об умеренности
классов, действовавших в период Реставрации после 1815 и 1848 гг.)
якобинство казалось иррациональным, расценивалось ими как антиистория.
Но можно ли с точки зрения истории доказать, что якобинцы действовали
только с позиции произвола? Разве не стало уже избитым утверждение, что
<содеянного> якобинцами не уничтожили ни Наполеон, ни Реставрация? Или,
может быть, антиисторизм якобинцев заключался в том, что из их начинаний
<сохранилось> не 100 %, а лишь определенная часть? Подобные аргументы
вряд ли могут показаться убедительными, ибо нельзя подходить к истории с
математическими расчетами; к тому же ни одна обновляющая сила не
реализует себя сразу: в том-то и дело, что она всегда сочетает в себе
рациональное и иррациональное, произвол и необходимость, она - <жизнь>,
со всеми ее слабыми и сильными сторонами, с ее противоречиями и
противоположностями.
Обратить особое внимание на связь историзма Кроче с
умеренно-консервативной традицией Рисорджименто и с реакционной
философской мыслью Реставрации. Проследить, как в понимании Кроче
<диалектика> Гегеля оказалась лишенной всякой действенности и величия,
превратившись в схоластическое суесловие. Кроче сегодня идет по следам
Джоберти, и поэтому к нему относятся содержащиеся в <Нищете философии>
критические замечания по поводу неверного понимания гегельянства. Так
или иначе, тема <историзм> проходит постоянно через всю интеллектуальную
и философскую деятельность Кроче и является одной из причин ее успеха и
распространения ее влияния на протяжении уже 30 лет. На самом деле Кроче
примыкает к культурной традиции нового итальянского государства и
возвращает национальную культуру к ее истокам, освобождая ее от налета
провинциальности и от следов эксцентричности и высокопарности,
характерных для Рисорджименто. Точно определить историческое и
политическое значение историзма Кроче как раз и означает выделить его
непосредственную политическую и идеологическую сущность, выяснить, что
стоит за ореолом величия, которым он окружен как образец объективной
науки, спокойной, беспристрастной мысли, парящей над неудачами и
превратностями повседневной борьбы, беспристрастного созерцания вечного
становления человеческой истории.
Следует выяснить, не является ли в свою очередь историзм Кроче ловко
замаскированной формой тенденциозной истории, как и все либеральные
реформистские концепции. Можно обобщенно утверждать, что синтез
сохраняет жизнеспособную часть тезиса, превзойденного антитезисом,
однако нельзя определить, что именно сохранится, что априорно является
жизнеспособным, не впадая при этом в субъективизм, не скатываясь к
<идеологизму> и к концепции тенденциозной истории. Что в тезисе, по
мнению Кроче, должно быть сохранено как жизнеспособное? Редко
проявляющий себя как практический политик, Кроче старается не
перечислять практических институтов и программных концепций, которые
принято считать <неприкосновенными>, однако на основании всего им
написанного такой перечень может быть составлен. Но даже если бы это
было невозможно, то в любом случае имеет место утверждение о
<жизнеспособности> и неприкосновенности либеральной формы государства,
т.е. формы, гарантирующей любой политической силе возможность свободно
действовать и вести борьбу. Но как можно путать этот эмпирический факт с
понятием свободы, т.е. истории? Как можно требовать, чтобы борющиеся
силы смягчили борьбу до определенных пределов (гарантирующих
незыблемость либерального государства), не впадая при этом в
субъективизм или в предвзятую тенденциозность? В борьбе <удары не
наносят по договоренности>, и всякий антитезис должен быть обязательно в
корне антагонистичен тезису и стремиться к полному его уничтожению и
замещению. Понимание исторического развития как спортивной игры, где
есть судья и обязательные правила, представляет собой разновидность
тенденциозной истории, в которой идеология основывается не на
политическом <содержании>, а на формах и методах борьбы. Такая идеология
стремится ослабить антитезис, раздробить его на множество отдельных
моментов, т. е. свести диалектику к реформистскому эволюционному
процессу, выраженному формулой <революция - реставрация>, где
полноправен только второй член, поскольку речь идет о постоянном
укреплении извне организма, не обладающего внутренними возможностями для
нормального функционирования. Кроме того, можно сказать, что в этой
реформистской позиции проявляется <ирония Провидения>, ибо она
способствует скорейшему созреванию скованных реформами внутренних сил.

Как следует понимать выражения <материальные условия> и <совокупность>
этих условий? Как <прошлое>, <традицию>, понимаемые конкретно,
объективно фиксируемые и <измеримые> при помощи <универсально>
субъективных, т.е. именно <объективных> методов. Действенное настоящее,
развивая прошлое, не может не продолжать его, не может потерять связь с
традицией. Но как распознать <истинную> традицию, <истинное> прошлое и
т.д.? Т.е. как отличить реальную, фактическую историю от робкой попытки
создать новую историю, которая ищет для себя в прошлом предвзятого,
<надстроечного> обоснования, в то время как реальным прошлым является
как раз базис, ибо он - доказательство, неоспоримый <документ>,
свидетельствующий о том, что было сделано, и лежащий в основании
настоящего и будущего. Можно возразить, что при анализе базиса отдельные
критики могут ошибаться, утверждая жизнеспособность того, что на самом
деле мертво и бесплодно, но безапелляционно отвергать сам метод нельзя.
Возможность ошибки, безусловно, допускается, однако это может быть
ошибка отдельных критиков (политиков, государственных деятелей), но не
ошибка в методе. У каждого класса есть <традиции>, есть <прошлое>,
которое он считает единственным и всеобъемлющим. Тот класс, который
поймет и объяснит <прошлое> всех прочих групп, сумеет определить
направление реального развития, развития противоречивого, но состоящего
из противоречий, подлежащих преодолению, совершит <меньше ошибок>,
найдет большее количество <позитивных> элементов, способных стать
рычагом для создания новой истории.


====
(примечания)
84* <Идеи Джоберти у Кардуччи> в <Нуова Италиа> за 20.11.1931.

85* <Обновление>, изд. Латерца, III, 87, <О первенстве>, изд. УТЕТ, III,
1, 5, 6, 7 [Книги В. Джоберти. Под его <национальным классицизмом>
Грамши имеет в виду выведение национальной итальянской традиции из
Древнего Рима].

86 <Гвиччардини - представитель нового поколения относительно
Макиавелли, поколения смирившихся. Он не питает никаких иллюзий. Не
находя выхода, не видя путей борьбы с разложением, он поддается ему сам,
выдавая это за признак мудрости и даже вменяя себе это в заслугу>.
<Жить - значит знать мир и извлекать из него пользу <...> Этот моральный
кодекс, пришедший на смену кодексу любви и правилам рыцарской чести,
моральный кодекс спокойной, скептически и <позитивно> настроенной, умной
итальянской буржуазии> (Де Санктис, т. 2, с. 138-142).

87 Это полемика с Кроче, который называл <иррационалистическими> и
<антиисторическими> общественные движения, не соответствующие его
либеральным идеалам,- т.e. не только фашизм, но и рабочее движение.
Более подробно см. в заметке <Историческая беллетристика> (раздел XIV
наст. изд.).

----




(приложение)
стр.24
Из письма к Т.Шухт от 1 декабря 1930 г.

...Я был бы рад, если бы тебе удалось найти в каком-нибудь из римских
книжных магазинов октябрьский номер журнала <Нуова Италия>, который
редактируется профессором Луиджи Руссо, и послать его Юлии. Там
опубликовано письмо 26, в котором говорится о имевших место на недавнем
международном конгрессе философов в Оксфорде 27 вежливых пререканиях
между Бенедетто Кроче и Луначарским по такому вопросу: существует ли и
может ли существовать эстетическая доктрина исторического материализма.
Письмо написано самим Кроче или по крайней мере одним из его учеников и
крайне любопытно. Из этого письма явствует, что позиция Кроче по
отношению к историческому материализму полностью изменилась за последние
несколько лет. Теперь Кроче утверждает, ни мало ни много, что
исторический материализм знаменует возврат к старому - средневековому! -
теологизму, к докантовской и докартезианской философии. Факт
поразительный, начинаешь подозревать, что даже он, несмотря на свою
олимпийскую безмятежность, начинает слишком часто подремывать - чаще,
чем это случалось с Гомером 28. Не знаю, напишет ли он особый реферат по
этому вопросу, было бы интересно и, по-моему, не так трудно ответить
ему, почерпнув в его собственных трудах необходимые и достаточные доводы
29. По-моему, Кроче прибег к весьма прозрачному полемическому трюку и
его суждение есть скорее акт воли, чем историко-философское суждение, т.
е. имеет практическую цель. Может быть, нетрудно доказать, что многие
так называемые теоретики исторического материализма очутились в
философии на позициях, сходных со средневековым теологизмом, и сделали
из <экономического строя> нечто вроде <неведомого божества> 30; но что с
того? Это все равно как взяться судить о религии папы и иезуитов, а
говорить о суевериях бергамских крестьян. Отношение Кроче к
историческому материализму напоминает, по-моему, отношение людей
Возрождения к Лютеровой реформе: <где появляется Лютер, исчезает
просвещение> 31,- говорил Эразм, однако историки и сам Кроче признают
теперь, что Лютер и реформация положили начало всей современной культуре
и философии, в том числе и философии Кроче. Человек Возрождения не
понимал, что великое движение нравственного и умственного обновления,
поскольку оно воплощалось в широких массах народа, как это было с
лютеранством, немедленно принимает грубые и даже суеверные формы, и это
неизбежно в силу того факта, что героем и знаменосцем реформации был
немецкий народ, а не узкий круг высокой аристократии духа
Если Юлия сможет, пусть поставит меня в известность, даст ли полемика
Кроче - Луначарский повод к сколько-нибудь значительным интеллектуальным
выступлениям 32.

(стр33)
Татьяне Шухт, 2 мая 1932 г.

Дорогая Таня,
. ...Могу дать тебе еще кое-какие ориентиры для работы о книге Кроче
(которую еще не прочел в полном объеме): хотя эти заметки немного
бессвязны, тебе они, я думаю, могут быть полезны. Сама подумай, как
скомпоновать их ради целей твоей работы. Я уже указал на то, сколь
большое значение Кроче придает своей теоретической работе зачинателя
ревизии, так что - и он сам с этим открыто соглашается - вся его
деятельность как мыслителя руководствовалась в последние двадцать лет
одной целью: сделать ревизию столь полной, чтобы она стала ликвидацией.
Как зачинатель ревизии он способствовал возникновению
экономико-юридического течения в исторической науке 75 (оно, в
ослабленной форме, до сих пор имеет представителей, прежде всего
академика Джоакино Вольпе); теперь он придал литературную форму той
истории, которую сам называет этико-политической и образцом которой
должна была бы стать его <История Европы>. В чем состоит новизна вклада
Кроче, имеет ли она то значение, какое он ей приписывает, и особенно ту
<ликвидирующую> силу, на которую он притязает? Можно с полной
определенностью сказать, что Кроче в историке-политической деятельности
ставит акцент единственно на том моменте, который в политике именуется
<гегемонией> 76 согласия, культурных устремлений, чтобы отличать его от
моментов насилия, принуждения, законодательного, государственного и
полицейского вмешательства. На самом деле непонятно, почему Кроче верит,
будто тот оборот, который он дал философии истории, способен
окончательно ликвидировать всю философию <праксиса> 77. Ведь случилось
так, что именно в то время, когда Кроче готовил эту свою якобы
сокрушительную палицу, философия <праксиса> разрабатывалась самыми
крупными из своих современных теоретиков 78 в том же направлении, и
момент <гегемонии> и культурных устремлений переоценивался в
противоположность механистическим и фаталистическим концепциям
экономизма. Стало возможно даже утверждать, что основной признак
новейшей философии <праксиса> есть именно историко-политическое понятие
<гегемонии>. Поэтому мне кажется, что Кроче не оказался up to date 79 со
своими исследованиями и с библиографией любимых своих очерков или же что
он утратил способность критической ориентировки.
...
Кроче так погружен в свой метод и в свой язык умозрительной философии,
что не может ни о чем судить несогласно с ними; когда он пишет, что в
философии <праксиса> формация есть нечто вроде неведомого бога, это было
бы верно, будь философия <праксиса> философией умозрительной, а не
абсолютным историзмом, на деле, а не на словах освободившимся от
малейшего остатка трансцендентности и теологии. С этим пунктом связано
другое наблюдение, которое гораздо ближе касается концепции и композиции
<Истории Европы>. Мыслима ли объединяющая история Европы, которая
начиналась бы с 1815 года, т.е. с рестраврации? Если можно написать об
истории Европы как о формировании исторического блока , то нельзя
исключить из нее Французскую революцию и наполеоновские войны, которые
были <экономико-юридической> предпосылкой исторического европейского
блока, моментом насилия и борьбы. А Кроче берет только следующий момент,
когда разнузданные перед этим силы уравновесились и, так сказать,
<прошли катарсис> , делает из этого момента самостоятельный факт и
строит свою историческую схему. То же самое он сделал со своей <Историей
Италии>: начав с 1870 года , он пренебрег моментом борьбы, моментом
экономическим, ради апологии момента исключительно этико-политического,
который, как видно, упал с неба. Кроче, при всей его прозорливости и при
всех ухищрениях его современно-критического языка, породил новый вид
риторической истории: ее современным видом и является умозрительная
история.

...
---------
(примечания)
27 VII Международный философский конгресс (Оксфорд, 16.9.1930). Б. Кроче
выступил с докладом <Антиисторизм>, А. В. Луначарский - с докладом
<Новые течения в теории искусства в Западной Европе и марксизм> (Собр.
соч., т. 8. М., 1967, с. 210-221), который давал оснований для критики
со стороны Кроче, изображая образцом марксистского подхода к проблемам
искусства социологизм В. М. Фриче.

28 Имеются в виду строки Квинта Горация Флакка:

<...но досадно,
Если и добрый наш старец Гомер иногда засыпает!
Впрочем, в столь длинном труде иногда не вздремнуть невозможно!>
(Art poetica, 258 -260, пер. М. Дмитриева).

29 См. напр., ИММЭ, с. 27-29, 54-55.

30 Имеются в виду механические и <экономические> тенденции в марксизме
II Интернационала и 20-х гг., критике которых посвящена значительная
часть <Тюремных тетрадей>. Эта и следующая фразы связаны с важным
принципом Грамши: <На фронте идеологии, напротив (в отличие от военной и
политической борьбы,- П. К.), разгром вспомогательных сил,
незначительных последователей почти ничего не значит; здесь необходимо
бить по самым выдающимся> (MS, р. 164). Не случайно и в споре с
механистическими тенденциями в марксизме Грамши взял наиболее
талантливого, культурного и влиятельного их представителя Н. И. Бухарина
и его книгу <Теория исторического материализма: Популярный учебник
марксистской социологии>.
31 Фраза из письма И. Пиркгеймеру от 20.6.1528 (Ubicumque regnat
lutheranesimus, ibi literarum est interitus) процитирована Б. Кроче в
книге (Bari, 1929, p. 8), откуда ее
и позаимствовал Грамши, она цитируется также в заметке <Философия
практики и современная культура> (раздел I наст. изд.).

32 Полемика никак не отразилась в советской философской периодике и вряд
ли могла привлечь внимание в атмосфере, сложившейся после Постановления
ЦК ВКП(б) от 25.1.1931 о журнале <Под знаменем марксизма>, тем более что
и сам Кроче расценивался наряду с Джентиле как <идеолог фашизма> (см.,
напр., <Под знаменем марксизма>, 1931, ? 7-8, с. 207).

...

75 Направление в итальянской историографии, возникшее в результате
кризиса историко-филологической школы. Наиболее видные
представители --Дж. Вольпе, Г. Сальвемини. А. Кривелуччи, К- Варбагалло.
Высчупали за синтез исторического, юридического и экономического знания,
особое внимание уделяли социально-экономической истории и истории
правовых учреждений.

76 Одно из центральных и получивших наибольшую известность понятий в
теоретической системе Грамши.
Наиболее подробное исследование развития концепции гегемонии у Грамши
дала К. Буси-Глюксман (Buci-Glucksmann С. Gramsci e lo Stato: Per una
teoria materialistica della filosofia. Roma, 1976), которая показала как
итальянские и европейские источники идей Грамши, так и воздействие на
него работ и деятельности В. И. Ленина и опыта русской революции.

77 Грамши постоянно употребляет выражение (или,
в итальянизированной форме, ) как синоним марксизма

78 Грамши имеет в виду прежде всего В. И. Ленина, наиболее крупным
философским завоеванием которого считал именно понятие и практическое
осуществление гегемонии.

79 Современен (англ.)

80 Б. Кроче сочувственно рецензировал эту книгу, в которой большевики
обвинялись в разрушении культуры и искусства, насаждении в жизнь
механического начала, а Советская власть сравнивалась с государством
иезуитом в Парагвае (, a. XXIV, fasc. 5, 20 sett. 1926, р.
289-291). За разрешением ознакомиться среди прочих книг и с этой Грамши
обращался со специальным заявлением на имя Муссолини (QC, р. 2375-
2376).

-----

---

От	Сысой
К	Pout (17.10.2003 10:25:36)
Дата	17.10.2003 11:04:59

Книга из произведений Грамши "Искусство и политика" в копилке

---

Из предисловия
---------------------
к. м. долгов
ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА

Имя Антонио Грамши пользуется мировой известностью: один из основателей и руководителей Итальянской коммунистической партии, выдающейся деятель Международного коммунистического и рабочего движения, крупнейший теоретик, философ, критик, мужественный, несгибаемый и бесстрашный борец против фашизма, в полном смысле слова человек культуры, яркая, глубокая, оригинальная личность. Крупный итальянский философ Бенедетто Кроче, с которым так часто и принципиально полемизировал Грамши, отмечал, что Грамши были присущи открытость к истине, добросовестность, точность, справедливость, благородство и сердечность чувства, ясный и преисполненный достоинства стиль. Кроче ставил Грамши в один ряд с такими мыслителями, как Фома Аквинский, Джордано Бруно, Томмазо Кампанелла, Джамбаттиста Вико.
Жизнь Грамши была посвящена революционному преобразованию итальянского общества. Еще в ранней юности он примкнул к рабочему движению и оказался в центре политической и идеологической борьбы. Затем последовали ожесточенные схватки с фашизмом. После прихода фашистов к власти вслед за поражением итальянских революционных сил в 1918—1919 годах Грамши был заточен в тюрьму. Фашисты во главе с Муссолини понимали силу воздействия мысли и деятельности Грамши — за активную революционную деятельность он был приговорен трибуналом к двадцати с лишним годам лишения свободы.
Однако и в фашистской тюрьме Грамши не был сломлен: прилагая поистине нечеловеческие усилия, он ведет напряженную интеллектуальную работу, ближайший смысл которой заключался в анализе и идейном преодолении предпосылок поражения революции в Италии. «Решение задач, связанных с политической и организационной работой, с руководством рабочим движением и передовой партией рабочего класса,— вот к чему были устремлены все его помыслы. Он глубоко, самым скрупулезным образом изучил марксистскую литературу; но марксизм всегда означал для него неразрывное единство теории и революционной практики, взаимосвязь дел и принципов, непрерывное углубление теории на основе обобщения опыта классовой борьбы» — писал Пальмиро Тольятти.
Известно, что профессиональные революционеры использовали тюремное заключение для теоретической учебы и написания работ. Так и для Грамши речь шла о том, чтобы не утратить рабочей формы и не снизить высокого напряжения интеллектуальной работы. Грамши не сложил оружия; в тюремной камере он решил продолжать борьбу доступными ему средствами. Таким «средством» оказалась титаническая работа мысли. Грамши наметил программу работы, которую (после опубликования «Тюремных тетрадей» в этом убедились все, кто их читал) мог осуществить только выдающийся философ и революционер. И это в условиях фашистского застенка, в одиночной камере, при жесточайшей цензуре, ограничениях в переписке, в книгах и т. д.!
Программу своих теоретических занятий Грамши выработал не сразу. Однако существующие варианты этой программы свидетельствуют о том, что мысль Грамши концентрировалась вокруг основополагающих задач развития итальянского общества: политических, социальных, культурных, философских, экономических, исторических и других. Конкретный анализ этих проблем позволял Грамши выходить на исследование проблем европейского и мирового развития.
В письме Татьяне Шухт (19 марта 1927 г.) Грамши излагает план своих занятий, выделяя четыре основные темы: исследование о формировании общественного духа в Италии в прошлом веке, то есть исследование об итальянской интеллигенции, ее происхождении, ее группировках в соответствии с течениями в культуре, различиями в образе мысли и т.д.; очерк по теории и методологии сравнительного языкознания; очерк о театре Пиранделло и изменении итальянского театрального вкуса; исследование о романах-приложениях и литературных вкусах народа.
Эти четыре темы объединяет единая исследовательская цель: выявление творческого духа народа на разных стадиях и ступенях его развития. Программа Грамши напоминает не только по названию, но и по существу грандиозную попытку Гегеля --- дать философское осмысление эпохи, феноменологию духа, с той лишь разницей, что Грамши стремится постичь творческий дух прежде всего итальянского народа, а через него — духовный космос современности.
С самого начала своей революционной деятельности Грамши проявлял большой интерес к проблемам культуры. И это было естественно, поскольку для него марксизм был продуктом всей предшествующей культуры, а социалистическая революция означала новую эпоху не только в сфере политики, но и в сфере культуры. Его философское творчество — пример верности методу, без вульгаризации, без упрощений «кружкового марксизма», без сведения духовного к материальному.
Грамши по-своему понимал и интерпретировал философию марксизма: он называл ее «философией практики», причем не только в конспиративных целях. Разумеется, Грамши исходил из основных принципов марксистско-ленинской философии, но не останавливался на этом, а развивал эти принципы в соответствии с меняющимся миром дальше.
Прежде всего это касалось самого предмета «философии практики». Вопрос о том, что такое человек, что есть человек, Грамши считал первым и главным вопросом философии, поскольку от понимания и решения этого вопроса зависит понимание и решение других основополагающих философских вопросов.
Он признавал, что марксово понимание «человеческой природы» как «совокупности социальных отношений» является наиболее удовлетворительным ответом, поскольку этот ответ включает в себя идею становления: человек формируется и изменяется вместе с формированием и изменением социальных отношений. Это положение Маркса позволяет преодолеть абстрактные и идеалистические определения человека и человеческой природы. Однако Грамши не сводил сущность человека только к совокупности социальных отношений: он считал, что сущность человека является чем-то более глубоким и универсальным. Именно поэтому Грамши не сводил философию к традиционной антропологии, например к антропологии Фейербаха, взгляды которого на природу человека он критиковал, а видел в «философии практики» учение, главным предметом которого является человек. Человек, природа которого есть «история», причем «история» не отдельного существования, а всего человеческого рода; «историзм»— фундаментальное качество и измерение человеческой деятельности и сознания.
Поэтому философия практики, согласно Грамши, это философия человека, «исторический материализм» в его самом глубоком и самом универсальном понимании. Здесь Грамши продолжал развивать взгляды Антонио Лабриолы о философии практики, которые в то время еще не были поняты или были плохо поняты. В связи с этим Грамши подвергает критике взгляды Льва Троцкого (Бронштейна), который в своих «Мемуарах» говорил о «дилетантизме» Лабриолы.
«На самом деле,— пишет Грамши, прав Лабриола, утверждая, что философия практики, будучи независимой от любых других философских направлений, является самодостаточной, единственной философией, которая способна научно создать философию практики».
Философию практики Грамши отличал от различных «ортодоксальных» вариантов «вульгарного материализма» плехановского и бухаринского толка, а также от противоположных им направлений объективного и субъективного идеализма (кантианство, гегельянство, томизм, прагматизм, позитивизм и другие).
Грамши одним из первых выступил против упрощенного понимания и истолкования философии марксизма, против сведения ее к вульгарному материализму и социологии, В своих заметках на книгу Н. И. Бухарина «Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии» Грамши показывает, что от автора этого учебника «ускользают понятия исторического движения, становления и, следовательно, понятие диалектики… Автор... полностью впадает в догматизм и в определенную, хотя и наивную, форму метафизики... автор стремится построить систематическую «социологию» философии практики, а социология в данном случае как раз и означает наивную метафизику... Ему не удается достигнуть понимания философии практики как «исторической методологии, а последней — как «философии», как единственно конкретной философии... Философия «Популярного очерка» (та философия, которая в скрытом виде заключена в нем) может быть названа позитивистским аристотелизмом, приспособлением формальной логики к методам физических и естественных наук. Историческая диалектика подменяется законом причинности, поисками правильности, соответствия норме, единообразия. Если «спекулятивный идеализм» — это наука о категориях духа, обладающего способностью к синтезу a priori, то есть форма антиисторичной абстракции, то философия, в скрытом виде заключенная в «Популярном очерке»,— это идеализм наизнанку в том смысле, что здесь эмпирические понятия и классификации заменяют собой спекулятивные категории, но сами столь же абстрактны и антиисторичны, как и эти последние».
Как видно из приведенного фрагмента, Грамши критиковал Бухарина за то же, за что и В. И. Ленин в известной дискуссии о профсоюзах. Поскольку Бухарин пытался изложить теорию исторического материализма, то Грамши критикует его взгляды по широкому спектру проблем. Так, Грамши считает «детски наивной» попытку Бухарина раз и навсегда решить практический вопрос о предсказуемости исторических событий, поскольку «научно» можно предвидеть только борьбу, а не ее конкретные моменты, являющиеся столкновением противостоящих друг другу сил, находящихся в постоянном движении. Предвидение не акт познания, ибо познавать можно только то, что было, или то, что есть, а не то, что еще не существует; предвидение есть абстрактное выражение прилагаемых усилий, практический способ создать или выработать коллективную волю, утверждал Грамши.
Критиковал он Бухарина и за позитивистскую экстраполяцию метода естественных наук в сферу философской проблематики — ведь метод каждой области исследований развивается и разрабатывается вместе с развитием той или другой науки.
Грамши осуждал позицию Бухарина по отношению к философским системам прошлого, которые рассматривались им как «бред и безумие», как «уродства мысли», как нечто «чудовищное» и «неразумное», то есть антиисторически, вместо того чтобы оценивать их конкретно-исторически, диалектически. Грамши выступал против бухаринского деления марксистской философии на учение об истории и политике — исторический материализм, и философию — диалектический материализм, поскольку в этом случае становится непонятным значение и смысл диалектики, которая из теории познания и внутренней сущности исторической науки и науки о политике превращается в разновидность формальной логики, в элементарную схоластику.
«Значение диалектики может быть понято во всей его глубине лишь при условии, если философия практики мыслится как целостная и оригинальная философия, которая открывает новый этап в истории и во всемирном развитии мысли, поскольку она преодолевает (и, преодолевая, включает в себя их жизнеспособные элементы) как идеализм, так и материализм в их традиционной форме, выросшие на почве старых обществ... Корень всех ошибок «Очерка» и его автора… кроется именно в этой попытке разделить философию практики на две части: социологию и приведенную в систему философию. Философия, отделенная от теории истории и политики, не может быть не чем иным, как метафизикой, тогда как великое завоевание в истории современной мысли, которое являет собой философия практики, заключается как раз в том, что философия понимается в ее конкретной исторической обусловленности и отождествляется с историей».
В этом смысле философия практики, марксизм согласно Грамши, содержит в себе все основные элементы для построения целостного мировоззрения, целостной философии и естественнонаучной концепции, чтобы стать животворным началом всесторонней организации общества, то есть теоретически и практически обусловить культурный универсум современности. В таком виде и в таком содержании и форме «философия практики начинает выступать в роли гегемона по отношению к традиционной культуре».
Причем следует иметь в виду, что гегемония, по Грамши, в отличие от диктатуры, основывается исключительно на авторитете духовно-нравственных ценностей, признаваемом добровольно.
Философия практики, по Грамши, это абсолютный «историзм», абсолютное обмирщение и земной характер мысли, абсолютное очеловечение истории. Это совершенно новый и независимый комплекс идей, находящийся в диалектическом отношении ко всей культуре прошлого и настоящего. Философия практики не только вбирает в себя предшествующие философские системы, но и открывает совершенно новый путь, обновляя от начала до конца само понимание и содержание философии.
Грамши подчеркивал громадное всемирно-историческое значение философии марксизма, определяющего собой облик современной культуры. Влияния марксизма не избежал и современный идеализм. Некоторые элементы марксизма имплицитно или эксплицитно включены в системы воззрений Кроче, Джентиле, Сореля, Бергсона, обнаруживаются в прагматизме и т. д.
В то же время «философия практики» стремится вобрать в себя всю культуру прошлого: культуру Возрождения и Реформации, немецкую классическую идеалистическую философию и идеи Французской революции, кальвинизм, классическую английскую экономию, либерализм и историзм, что является основой всего современного мировоззрения, современной научной концепции жизни.
Философия практики претендует не только на объяснение и обоснование прошлого, но и на то, чтобы объяснить и исторически оправдать самое себя, то есть на то, чтобы быть в высшей степени «историзмом», тотальным освобождением от всякого абстрактного «идеологизма», реальным завоеванием исторического мира или мира истории, началом новой культуры.
Культура, по определению Грамши, означает, следовательно, «единую, распространенную в общенациональном масштабе концепцию «жизни человека», «светскую религию», философию, которая стала «культурой», то есть породила этику, образ жизни, определила поведение человека как гражданина и индивида».
Преодолевая противоположности материализма и идеализма, философия практики включает в себя все ценные, жизнеспособные творческие элементы этих направлений, чтобы из их органического синтеза породить новую, более высокую, более универсальную и гуманистическую культуру.
Для Грамши философия практики — это «плотный сгусток мудрой и мыслящей человечности», которая помогает достигать «ясной правдивости идей, прочной культуры». Такая философия способна стать духовной опорой человека, его духовным интеллектуальным оружием, инструментом интеллектуальной культуры, с помощью которого можно преобразовать мир челоиека и человечества.
Не случайно Грамши с самого начала своей деятельности уделял вопросам революции и культуры особое внимание. Культура и политика, политика и культура — вот два лейтмотива, пронизывающие практическую и теоретическую деятельность Грамши. Для того чтобы осуществить революцию, необходим определенный уровень общественного и индивидуального сознания. В предреволюционные и революционные периоды интенсивная работа духа и сознания: познание и сознание (индивидуальное и социальное) — представляют собой специфические формы самоформирования и самоосвобождения людей. Каждой революции предшествует интенсивнейшая критическая работа по усвоению и освоению культурного наследства, по его включению в осознание современных проблем — экономических, политических, социальных, культурных и других.

---

От	Кудинов Игорь
К	Сысой (17.10.2003 11:04:59)
Дата	29.10.2003 18:43:41

Где в копилке? или я где-то не там смотрю ? (-)

---

---

От	Сысой
К	Кудинов Игорь (29.10.2003 18:43:41)
Дата	29.10.2003 20:04:00

Все. Там больше нет. (-)

---

---

От	Pout
К	Сысой (29.10.2003 20:04:00)
Дата	30.10.2003 09:49:36

Re: Все. Там...

---

Не понял. Чего нету в Копилке,файла с Книгой в ворде(двухтомником
Грамши)? С ним какие-то проблемы?Так я могу перевыложить его. Он в
хорошем состоянии

Был еще один короткий файл из ТТ Грамши в ворде в копилке год назад.
Вводная по Макиавелли.



>

---

От	Сысой
К	Pout (30.10.2003 09:49:36)
Дата	30.10.2003 17:33:26

Кому надо - могу мылом ...

---

Здравствуйте!

> Чего нету в Копилке,файла с Книгой в ворде(двухтомником
>Грамши)? С ним какие-то проблемы?

Ага. Личного плана.

>Так я могу перевыложить его. Он в
хорошем состоянии

Валяйте ...

С уважением

---

От	C.КАРА-МУРЗА
К	Pout (30.10.2003 09:49:36)
Дата	30.10.2003 11:18:58

Re: Выложите, если можно. Многие не успели скачать (-)

---

---

От	Pout
К	C.КАРА-МУРЗА (30.10.2003 11:18:58)
Дата	03.11.2003 09:49:41

Выложил, файл в Копилке (-)

---

>

---

От	Pout
К	Сысой (17.10.2003 11:04:59)
Дата	17.10.2003 11:59:11

Структура текстов Грамши и отрывков из книги(*)

---

1.Названия блоков
2.Состав блоков
3 Словарь


Тексты в двухтомнике расположены в виде крупных тематических блоков.
Блоки включают отрывки небольшой длины, которым приданы
названия-заголовки.
Такова общепринятая метода разбиения текстов ТюремныхТетрадей (далее ТТ)

Первый блок - отрывки из писем. Остальные делятся на крупные
тематические блоки или работы(фактически книги)

Имеет смысл их обозначить условными краткими названиями
================================

НАЗВАНИЯ БЛОКОВ

(СГ). "Современный государь" является такой работой, состоящей из 20 с
лишним отрывков. Книга (двухтомник) Сысоя состоит из "книг" по
философии,культуре и эстетике. Политические фрагменты , в том числе СГ,
сюда не вошли.

Другие наиболее известные "книги". Размер по изданию ТТ 1991

+(ВФ) "Введение в изучение философии" (стр.25-99)
+(ПФП) "Проблемы философии практики"-это небольшой блок
(стр.100-148)
+(АК) "Анти-Кроче"(стр. 202-299)
+(АБ) "Анти-Бухарин"(стр.149-201)
(КИИ) "К истории интеллигенции"


------------
- остальные по мере разбора

Внимание! набор отрывков из"книг" в двухтомнике по интересующим нас
темам (не журналистике или театру) существенно неполон. Единственное
_упорядоченное_ полное_
собрание отрывков на русском опубликовано в первом томе издания ТТ
Грамши в 1991г. Прочие тома этого издания не вышли.
Каждое переиздание отрывков ТТ на русском , кроме издания 1991г
, содержит произвольную выборку отрывков из блоков-книг (ВФ, КИИ и
т.д.). Названия
отрывков порой также давались по-разному. Одинаковый шрифт названий
отрывков в скане Сысоя не всегда выдержан. Единица членения текста
ТТ -отрывок с названием,набранным заголовочным шрифтом в начале отрывка.
Заголовки в квадратных скобках -редакционные.
Приписываем ему иногда номер для облегчения поиска (напр, ВФ- 10 "Что
такое человек", АБ-10 "Имманентность и философия практики")

Единая сквозная адресация цитат ТТ возожна только на основе
научно-критического итальянского издания - Gramsci A.Quaderni del
Carcere / Edizione critica dell Instituto Gramsci, a cura di V.Gerratana
vol.I - IV Torino
1975 Сокращенно - Q.
Сcылки на цитаты из ТТ в научных работах привязываются к этому изданию,
в виде например таком -
(ВФ-10)"Что такое человек" - Q, р. 880-886

Набор отрывков из указанных"книг" будет постепенно пополняться до
более полного добавлением новых важных фрагментов.

ВФ и ПФП полностью, АК(впервые на русском) и АБ(впервые за исключением
нескольких кусочков) опубликованы в издании 1991г и только в нем.
Отдельные куски текстов(особенно по "политике" ) в наиболее аутентичном
переводе с итальянского содержатся в книге Григорьевой.

Некоторые работы Грамши , в том числе важные политические и
полемические статьи 20х годов,на русский или не переведены, или
переведены фрагментами.
Такая подборка "ленинских"и"революционных" статей
("Вождь","Революционный год" и лр) например публиковалась в ж-ле
"Коммунист" 10*1977. перевод Григорьевой. "Революция против Капитала"
дожидалась аж до 1999 года.


При чтении текстов следует обращать внимание на специфический
словарь,термины и понятия. По ходу чтения они часто комментируютсяв
примечаниях к основному тексту(под цифровыми сносками). Сводка
комментариев в виде небольшого словаря дается в ч.1.2 и т.д.

====================

СОСТАВ БЛОКОВ


> ТЮРЕМНЫЕ ТЕТРАДИ:
>


(ВФ) в русском издании 1991 "Подход к изучению философии и исторического
материализма"
(это название и все прочие за редким искючением даны издателями.
Действительно,это концентрат и введение в
концепцию Грамши. Содержит основы антропологии и философии)

Состав ВФ. Тексты из "беловых" ТТ Грамши номер 10 и 11, написанные часто
путем переработкипредыдущих текстов черновых ТТ , путем их
редактирования ,для сведения
мыслей по теме воедино. ВФ - это самые известные
и открывающие все издания ТТ фрагменты...

Стандартное название в других
зданиях -"_Введение_ в изучение философии... "
Самый важный и лучше - яснее - других написанный блок. Отрывки не
помеченные цифрами не относятся к ВФ

Обратите особое внимание на тексты этого блока.
------

ВФ
>1 - Связь между обыденным сознанием, религией и философией.
>2 - Отношения между наукой - религией - житейским смыслом.
>3 - Проблемы философии и истории
>4 - Научная дискуссия
>5 - Философия и история
>6 - <Созидательная> философия
>7 - Когда можно утверждать, что философия имеет историческое значение?
>8 - Философ
>9 - Средства языкового выражения, языки, житейский смысл
>10 - Что такое человек?
> 11- Прогресс и становление
> 12- Индивидуализм
> 13- Переводимость языка науки и философии
> 14- История терминологии и метафор
- - - - - - - - - -
> - Философия практики и современная культура -
это ПФП-2
> - Гегемония западной культуры над всей мировой культурой -это ПФП-10
>- Имманентность и философия
-это АБ-10
> - Вопросы номенклатуры и
-это АБ-11
> - Об
-это АБ-18
> - Религиозная история Гете
>
>

--------
(АК)
(помечены отрывки,по теме связанные с первым разделом ВФ и примыкающим к
нему. На них имеет смысл обращать внимание в этой связи. Работа по Кроче
имеет характер"критики-преодоления" идеалистической концепции истории и
диалектики в новом синтезе"философии практики" )


> ФИЛОСОФИЯ БЕНЕДЕТТО КРОЧЕ
> Перевод Г. П. Смирнова
>
> 1+ Некоторые общие методические критерии для критики философии Кроче
> 2- Кроче как партийный деятель
> 3- Позиция Кроче во время мировой войны
> 4- Кроче как идейный лидер ревизионистских течений конца XIX века
> 5+ Разработка теории этико-политической истории
> 6- Кроче и религия
> 7- Кроче и итальянская историографическая традиция
> 8+ Определение понятия этико-политической истории
> 9- Трансцендентность - теология - спекулятивность
> 10+ Парадигмы этико-политической истории
> 11+ Свобода как тождество истории
> 12+ Кроче и философия практики
> 13+<Историзм> Кроче
> 14+Тождество истории и философии
> 15++ <Национальные> корни историзма Кроче
> 16+ Религия, философия, политика
> 17+Связь между философией, религией, идеологией (как понимает ее
Кроче)
> 18+ Учение о политических идеологиях
> 19- Шаг назад по сравнению с Гегелем
> 20- Кроче - человек Возрождения
> 21- Культурное значение Кроче
>
>

этим двумя разделами на первых порах можно ограничиться



================

СЛОВАРЬ (начало)


Начало словаря - в постинге
http://212.188.13.163:2009/nvz/forum/0/co/65725.htm

По тезаурусу возможны раночтения в толковании отдельных терминов-понятий

http://www.charm.net/~vacirca/PNgloss.html#common_sense
PRISON NOTEBOOKS **** GLOSSARY


INDEX

common sense

hegemony

intellectual and moral reform

jacobinism

modern prince

national-popular collective will

passive revolution


COMMON SENSE: Gramsci used the term common sense to mean widely accepted
popular opinions or prejudices about life and reality. Another way of
putting it, is that common sense is the popular world-view or philosophy
of life of the working masses. Common sense and folklore are closely
related concepts for Gramsci, common sense being "philosophical
folklore". Both are contradictory mixes of reactionary and progressive
ideas of reality held by the masses. To build a new socialist culture
both the italian masses and intellectuals would have to go thru a long
process of self-criticism and self-change. Studying popular common sense
and folklore is critical to this process.

In two passages in the Modern Prince Gramsci defined common sense as the
masses' : "traditonal conception of the world" p.197, SPN and:
"....sponaneous feelings of the masses? ("spontaneous" in the sense that
they are not the result of any systematic educational activity on the
part of an already conscious leading group, but have been formed through
everyday experience illuminated by "common sense", i.e., by the
traditional popular conception of the world....." p.198-9, SPN

For the best discussion of common sense see Gramsci's long essay,
Introduction to the study of Philosophy and Culture, Some Preliminary
points of Reference, reprinted in SPN pp. 323-43, see pp.325-334 in
particular.

HEGEMONY: According to Gramsci, to hold power a ruling class must
achieve hegemony over society, meaning its political, intellectual and
moral authority or leadership must be predominant. Gramsci says that a
new ruling class takes and holds state power by establishing hegemony
over allied classes and by using force or coercion against antagonistic
ones.

In several Prison Notes the State is defined as "Hegemony +
dictatorship" or "State= political society+ civil society, ( in other
words hegemony protected by the armor of coercion )" . Again elsewhere
in the Notes he says: " ...by State should be understood not only
apparatus of government, but also the 'private' apparatus of 'hegemony'
or civil society."

To Gramsci hegemony means rule by consent, rule by moral and
intellectual authority or leadership. In his 1926 draft essay ,"On the
Southern Question" Gramsci refers to the hegemony of the proletariat and
defines it as the "social basis of the proletarian dictatorship and of
the workers State" . He goes on to explain this "social basis" ": "the
proletariat can become the leading and the dominant class to the extent
that it succeeds in creating a system of class alliances which allows it
to mobilize the majority of the working population against Capitalism
and the bourgeois State.....this means to the extent that it succeeds in
gaining the consent of the broad peasant masses..." p. 443 ANTONIO
GRAMSCI Selections from Political Writings V.2

Hegemonic apparatus , Gramsci says schools are the key institution of
the hegemonic apparatus, but the term is also used to mean "private
initiatives and activities" and private associations such as trade
unions and political parties.

Gramsci attributes the development of the concept of hegemony to Lenin
and Benedetto Croce, the Italian liberal historian and philosopher.
Antonio Labriola, the father of Italian marxism also used the term
often.


INTELLECTUAL AND MORAL REFORM: Italian cultural revolution led by the
Modern Prince. a mass working class struggle to replace the existing
catholic mass culture and idealist philosophy of bourgeois liberal
intellectuals of early 20th century Italy with a modern, secular
socialist proletarian culture; i.e. to make Italy a culturally unified
nation for the first time.

Main aim of this reform is to replace the authoritarian feudal catholic
world-view of working masses with an egalitarian communist, that is,
proletarian world-view. Intellectual and moral reform, the struggle for
a new socialist way of living, thinking and feeling, new proletarian
philosphy, history, art, politics is "linked to a program of economic
reform"(p.133 SPN) in fact, economic reform is the concrete form in
which working classs cultural revolution first presents itself. Gramsci
insists that the workers must take control of the State and Production
before they can complete their cultural revolution. Intellectual
andMoral Reform is the struggle for workers cultural and political
hegemony over Italy. p.132-3 SPN

JACOBINISM: it has dual meaning for Gramsci: 1. revolutionary
nationalism. 2.Armed revolution, insurrection, a violent, radical break
with the old ruling class and their social order. the two historical
examples Gramsci refers to repeatedly in his Notes are the French and
Russian Revolutions. The revolutionary bourgeoisie in 18th century
France were Jacobins. they formed a revolutionary alliance with the
peasantry to overthrow the feudal order in France in 1789. Lenin and
Marx identified strongly with the radical, intransigent, "jacobin"
spirit of the french revolutionary bourgeoisie; their willingness to use
violence to overthrow the old ruling classes and totally uproot
feudalism.

Gramsci called Machiavelli a "precocious jacobin" because he sought thru
his writing of The Prince , to create a revolutionary-nationalist mass
movement in 16th century renaissance northern Italy based on the
peasantry and urban petty bourgeoisie. Gramsci believed Machiavelli's
political goal was to free all of Northern Italy from foreign occupation
and create a unified Italian State. Gramsci strenuously argued in his
notes on the Risorgimento ( Italy's 19th century national independence
movement) that a "Jacobin force", a revolutionary bourgeoisie and a
radical, intransigent spirit of jacobinism among the bourgeois
intellectuals was totally absent in Italy in the 16 to 19th cenuries and
prevented Italy from being united and becoming a modern capitalist
nation-state. Italy's continued backwardness in in the early 20th
century was due, according to Gramsci to the failure of italian
bourgeois intellectuals to build a revolutionary alliace with italian
workers and peasants during the Risorgimento. Only italian workers and
revolutionary intellectuals led by the italian communist party could
now(1930's Italy) be an effective jacobin force , or leadership, and
create a national-popular collectve will , a revolutionary movement in
Italy.


MODERN PRINCE : is the Italian Communist party, also title of a planned
essay containing Gramsci's political program, to be written in the form
of a dramatic myth using Machiavelli'sPrince as a literary model.
Description to be found in Prison Note titled Brief Notes on
Machiavelli"s politics .,p.125-33 SPN

Modern Prince to consist of three sections on 1) Jacobinism, 2)
formation of a National-Popular Collective Will and 3) Intellectual and
Moral reform ( ".... the religious question or world-view" p.132, SPN)

NATIONAL-POPULAR COLLECTIVE WILL : Gramsci's conception of a
revolutionary nationalist movement that would make socialist revolution
in Italy; to be led by the Modern Prince, the Italian Communist party, .
A class alliance of northern industrial workers , southern peasants and
democratic middle class intellectuals, the main insurrectionary force
being the southern peasantry. the creation by these social forces of a
revolutionary nationalist and socialist culture to culturally and
politically unify Italy thru cultural revolution or " Intellectual and
Moral Reform". p.130-1, SPN

PASSIVE REVOLUTION: "Revolution" that is really a reform from above by
an elite without mass participation aimed at avoiding radical social
change. Fascism, the Risorgimento, Italy's 19th century national
independence movement and "americanism and Fordism", i.e. the 30's New
Deal reforms of U.S. capitalism are examples of passive revolution
according to Gramsci. Passive Revolution is a counter-revolutionary,
restorationist historical movement aimed at avoiding or reversing
revolutionary change. Gramsci criticized Croce for writing histories of
Europe and Italy that defend passive revolution-restoration
ideologically, and attack Jacobin National- Popular movements like the
French and Russian revolutions.

Gramsci advances his theory of the Risorgimento and Fascism as passive
revolutions in an important series of prison notes on italian history.
One of his most damning criticisms of Croce, was that though a liberal
political opponent of Fascism, Croce as passive revolution's major
ideological proponent was, in effect, giving Fascism historical and
philosophical legitimacy and support. Gramsci called fascism false
national-popularism, and degenerated jacobinism as well as passive
revolution. This clearly shows that he saw italian fascism's demogogic
claims to be revolutionary as particularly dangerous to the Left and the
italian working class

=======
http://www.italnet.nd.edu/gramsci/igsn/index.html

---

От	Pout
К	Pout (17.10.2003 11:59:11)
Дата	20.10.2003 11:52:20

Краткий курс философии практики Грамши. Гегемония,.революция (*)

---

Хороший сетевой ресурс (семинар) для знакомства с некоторыми узловыми
концептами Грамши

Есть наглядные схемы, диаграммы,краткие выжимки ,см.по каждому разделу
рубрикатора. Общий заголовочный рубрикатор спецкурса имеет сложную
структуру.

Некоторые выдержки
по рубрикам

Философия практики
Революция
Гегемония

-------

http://socserv2.mcmaster.ca/soc/courses/soc2r3/gramsci/gramindx.htm
Antonio Gramsci: Main Table of Contents
Sociology 2R3: Theories of Class and Stratification; Carl Cuneo's Notes

http://socserv2.mcmaster.ca/soc/courses/soc2r3/soc2r3.htm
------------------------------------------------------------------------
--------
Рубрикатор

State
14 Meanings of Hegemony
Passive Revolution
Americanism and Fordism
Relation to Marxism

++++++

Антонио Грамши: Связь с Марксизмом
Примечания Карла Кунео

(краткий конспект ТТ по теме ВФП - часть 1 и АБ - ч.2. Навзания
фрагментов взяты из ТТ)
------------------------------------
{Часть I: Некоторые Проблемы в Изучении Философии Практики}
1. {Постановка Проблемы}
2. {Вопросы Метода}
3. {Философия Практики и Современная Культура}
4. {Спекулятивная имманентность и Историзм или Реалистичная
имманентность}
5. {Единство Конституирующих Элементов Марксизма}
6. {Философия - Политика - Экономика}
7. {Историчность Философии Практики}
8. {Экономика и Идеология}
9. {Регулярность и Потребность}
10. {Набор Философии Практики}
11. {Гегемония Западной Культуры в Мировой Культуре}

{Часть II: Критические Замечания относительно "Курса Популярной
Социологии"}
1. {Центральный Тезис}
2. {Общие Вопросы: }
* {Исторический Материализм и Социология}
* {Составные Части Философии Практики}
* {Структура и Историческое Движение}
* {Интеллектуалы}
* {Наука и Система}
* {' Действительность Внешнего Мира '}
* {Вопросы О Спецификации и Содержании}
* {Наука и Инструменты Науки}
* {Репродуктивная Логика}
* {Исторический Блок}


+++++++




Gramsci: Пассивная Революция

(В Выборках от Тюремных Тетрадей)
Примечания Карла Кунео относительно Gramsci ' s Концепции Пассивной
Революции

Carl Cuneo's Notes on Gramsci 's Concepts of Passive Revolution

------------------------------------
Index: Main Clusters of Meanings Around Gramsci's 'Passive Revolution'
1. {Gramsci's Applications:}
2. {Interpretative Criterion of political science.}
3. {Transition (Marx). Relation between structure and superstructure.}
4. {Two Terrains of Passive Revolution (Base/Superstructure)}
5. {Regeneration of Capitalism in the face of Crises; Reformism.}
6. {Absorption; Co-optation.}
7. {Revolution/Restoration Dialectic}
8. {Awareness and Weakness in the Incomplete Dialectic; Subjectivity.}
9. {Dialectic of Two Wars of Position}
10. {Dominance outweighing Hegemony as Consent}
11. {State Initiative/Intervention}
12. {Lack of Democracy; Split Between Leaders and Led.}
13. {Idealism and Abstractionism of Intellectuals.}
14. {Miscellaneous}


++++++



Гегемония В Первоначальных Тюремных тетрадях Грамши

Примечания Карла Кунео относительно Концепции Гегемонии в Грамши

Социология 2R3: Теории Социального Неравенства

(Этот файл организован в две главных части: {Новые Примечания} (более
систематический) и {Старые Примечания} (менее организованный)
------------------------------------
Новые Примечания
14 Главных Проблем или Измерений или Значений Гегемонии
------------------------------
1. {Интеллектуальное, Моральное и Политическое Измерения}
2. {Непосредственное Согласие Масс в (правлении) Доминирующей
Социальной Группой}
3. {Два Процесса Достижения Гегемонии: От Низшей Группы до
Доминирующей Группе в Государстве}
4. {Лидерство, осуществленное Перед Достижением Власти; Лидерство и
Доминирование, осуществленное После Достижения Государственной Власти}
5. {Гегемония как Комбинация Силы и Согласия в Парламентском Режиме}
6. {Доминирование Без Интеллектуального и Морального Лидерства - Не
Гегемония}
7. {Гегемония как Согласие Без Силы или Доминирования}
8. {Несущественные Экономически-общие Компромиссы}
9. {Экономическая Основа Гегемонии}
10. {Гегемония = Самое высокое Развитие ' Отношения Сил на
Суперструктурном Уровне}
11. {Кризис Гегемонии}
12. {Democraatic Отношение Между Правящим Классом и Ведомым}
13. {Специальная Роль Органических и Традиционных Интеллектуалов}
14. {Специальная Роль (партии)}

------

---

От	Pout
К	Pout (20.10.2003 11:52:20)
Дата	22.10.2003 10:46:28

Нью-грамшианство. О стратегии философии практики - с передовой(**)

---

По предыдущей ссылке (Краткий курс). Добросовестный короткий разбор в
семинарском стиле"гегемонии" , "революции" и еще пары топиков нужен как
ориентир,потому что этот инструментарий в ходу как самый острый
скальпель, и как эффективный инструмент - часто претерпервает
посягательства разных утилизаторов(вспомним "Новелль друат" -новую
правую, пост Константина). Но утилизаторы не просекают "основы"(сами
Г-тексты) и подстилающую их глубинную методологию, в общем, "все очень
интересно".

Кара-Мурза не раз раньше писАл о том, что этой частью контингенту надо
непременно овладевать. Но он писАл-писАл, а контингент ни гу-гу. Так
что подбросим дровишек

Не пойму почему столько сил который год уходит на схоластические споры,
вплоть до кровавых соплей,на газетные обрывки (любой Грей начинает с
нуля какую-то сто раз обсужденную тут лабуду), когда есть актуальный,
тоже вроде как Совраска, предмет. Заказанный шефом. Вроде свежих
фронтовых корреспонеденций , тактических и стратегических, наука
побеждать. Так мы собираемся что, готовиться и драться , или жевать
тухлые кровавые сопли, что нынешние греевы, что столетней давности.
Весь это год на форум шли вбросы свежатины, вот - еще. Были вялые
наезды по ходу начальных, потому менее практически значимых разборов
оснований и инструментов новейшей "философии практики"- а чем-де это
сейчас и тут актуально?
А пачиму так сложно-то это грамши и бурдье?не лучше ли грей и пр.др. ?
Елико могли, разжевали и выложили, даже переперли с иностранного
многое по ходу. Порой коряво. Так ведь для общего дела можно на
напрячься,пережить шероховатости. Чего не так - выяснять.
Чего еще актуальней ? Бойкие Совраска с Холмогоровым, бойцевитые
яйцевитые, наверно так?

Я НЕ понимаю. Зиновьев опять же нам четко сказал,что единственный шанс
нам тут и сейчас - ПЕРЕумнить западоидов, а не пытаться с воплями
самозаколотиться от них в дощатом сортире (как сербиянцы - пойдя по их
пути окажемся в той же дупе). И к тому есть предпосылки - больно много
еще русских осталось таких с куражом, не всех еще удавили и вывели .
Единственный шанс! Я может чего-то за три года так и не понял, но
считаю, что те крылово-холмогоровы казлы и трепачи ( раз даже показал,
на материале - крылов гонит самопал, казел) , а их (по)читатели -
пикейные жилеты, которые ни теперь, ни когда-либо еще ничего серьезного
делать и строить " в России" не собираются и\или не способны.
Интерпретирую аналогично тому же, что и сбегание стокилобаксовых
"америкосов" за бугор и визгливые вопли оттудова.
Все-де наследие теор.коммунизма это кал, кал (то что не удалось
стырить - обгадим) .Это -
компенсаторное бросание калом и жевание соплей, а не учеба и подготовка
.

Готовится спец.номер Альманаха "Философия практики и Россия"

---------
Источники

SELECTIONS FROM THE PRISON NOTEBOOKS
Note: sections not linked are currently not available
I. Problems of History and Culture
II. Notes on Politics
1. {The Modern Prince}
2. {State and Civil Society}
3. Americanism and Fordism
III. The Philosophy of Praxis
1. {The Study of Philosophy}
2. Problems with Marxism
http://www.coloradocollege.edu/Dept/PS/Finley/PS425/reading/Gramsc.html

{Overview and Analysis of some of Gramsci's Key Concepts} - Monica
Stillo
http://www.theory.org.uk/ctr-gram.htm


Gramsci-Bourdieu
-------------------------
Третий раз упоминаю Линдер
"Хитрость империалистического Разума" А.Линдер.
Хитрость разума -название эссе Бурдье-Лебарона из ARSS, это - перефраз
изветсной гегелевской фразы. Имеется тут у Бурдье-Лебарона в виду ловкая
и обманчивая ясность господствующего неолиберального дискурса. По этому
же поводу была на форуме статья "НьюЛиберал Спик", перевел Гоша, имеем в
загашнике, выложим в альманах как и другие короткие эссе из "Встречного
огня".

Прекрасный обзор свежайших Б-материалов и практические рекомендации по
"расколдовыванию" социальной реальности нынешнего Мира Империи.
Установлении переклички с нью-грамшианством в области политики-экономики
(IPE). Показ инструментария"генетического структурализма"(Линдер еще
называет Б-методы "конструктивизмом"). Статья большая.перевода пока нет

{Habitus, Hegemony, and Historical Blocks: Locating Language Policy in
Gramsci's Theory of the State}
Спор о концептах и "недостаточной радикальности"Бурдье по сравнению с
Грамши(литература - в эссе)
http://kerim.oxus.net/pagetool/media/habitushegemony.pdf

Уморительная страшилка каких-то "фатимистов" (Мать Фатима
такая,экуменическая поделка) о применении злокозненными коммуняками
грамши-методов к бедной Украине и России. Супер!
{Russia Hearkens to Gramsci's Ghost}
http://www.fatima.org/library/cr48pg14.html


Серьезные работы. Гегемония и вокруг.
Мортон о новой книге
{Gramsci, realism and revolution} by Adam David Morton
Review: Jonathan Joseph, Hegemony: A Realist Analysis, London:
Routledge, 2002; and Paul Le Blanc (ed.) From Marx to Gramsci: A Reader
in Revolutionary Marxist Politics, New York: Humanity Books, 2002.

http://www.theglobalsite.ac.uk/review/210morton.htm

Для кого-то видимо это будет , не знаю, может даже новостью, но в общем
нормальные-то люди все как один относятся к Грамши как к ведущему
марксисту-ленинисту. Какой пассаж .... У кого Кара-Мурза упорно требовал
учиться... "Это еще значит, что линза через которую он рассматривал
историю - диалектика, а ее фокус - различные формы социально-классовых
конфликтов, проявляющихся в различных и специфичных
_национально-государственных_ формах доминирования"(Бьюкенен)
Короче, национал-изоляционистам будет все это морально очень тяжело
переносить (вывернуть Антонио в душку-"наци" ну никак не выйдет).


Дельное углубление диалектики концептов Грамши для углубления
нью-грамшианства
Пол Бьюкенен
"Использование Грамши для текущих международных исследований. Заметки о
"новой школе". Большое эссе
http://www.arts.auckland.ac.nz/pol/staff/pbarticles/Gramsci.htm


=========


Другие небольшие хорошие материалы .

Билер и Мортон
Теоретические и методологические вызвовы нью-грамшианства
Перспективы в IPE. Много литературы(включая цитируемые мной источники)
Andreas Bieler and Adam David Morton
Theoretical and Methodological Challenges of neo-Gramscian Perspectives
in International Political Economy, January 2003
http://www.italnet.nd.edu/gramsci/resources/online_articles/articles/bie
ler_morton.shtml

Джессоп
"Интегральная экономика", фордизм, пост-фордизм. Короткая лекция
L'Economia Integrale, Fordism, and Post-Fordism - Bob Jessop
http://member.nifty.ne.jp/katote/Jessop_on_Gramsci.html


====
Teaching Neo-Gramsci

книжка нью-грамшианской школы номер 1 (она уже давно проходила,новые
работы ее перекрывают)

Neo-Gramscian IPE: Historical Structures, Hegemony and World Orders
Stephen Gill, ed. Gramsci, Historical Materialism, and International
Relations. Cambridge University Press
Gramsci, Historical Materialism and International Relations
Edited by Stephen Gill
?25.95

March 1993 | Paperback (Hardback) | 333 pages | ISBN: 0521435234
In stock

The essays collected here relate the writings of Antonio Gramsci and
others to the contemporary reconstruction of historical materialist
theories of international relations. The contributors analyse the
contradiction between globalising and territorially-based social and
political forces in the context of past, present and future world
orders, and view the emerging world order as undergoing a structural
transformation, a 'triple crisis' involving economic, political and
'socio-cultural' change. The prevailing trend of the 1980s and early
1990s toward the marketisation and commodification of social relations
leads the contributors to argue that socialism needs to be redefined
away from the totalising visions associated with Marxism-Leninism,
towards the idea of the self-defence of society and social choice to
counter the disintegrating and atomising effects of globalising and
unplanned market forces.

Reviews
' : overall very interesting and provocative, (this collection of
essays) is an attempt to both vindicate the 'Gramscian' orientation as a
fruitful approach to the study of international relations and to
normalize it within the mainstream of research : quite a number of the
chapters present fresh, important arguments and radical perspectives
regarding current problems of the emerging dispensation in world
politics.' International Affairs

Contributors
Stephen Gill, Robert Cox, Mark Rupert, David Law, Enrico Augelli, Craig
Murphy, Giovanni Arrighi, Barry Gills, Otto Holman, Kees Van Der Pijl


Contents
Preface Stephen Gill; Part I. Philosophical and Theoretical Reflections:
1. Epistemology, ontology and the 'Italian School' Stephen Gill; 2.
Gramsci, hegemony and international relations: an essay in method Robert
Cox; 3. Alienation, capitalism and the inter-state system: toward a
Marxian/Gramscian critique Mark Rupert; 4. Global hegemony and the
structural power of capital Stephen Gill and David Law; Part II. Past,
Present and Future: 5. Gramsci and international relations: a general
perspective with examples from recent US policy toward the Third World
Enrico Augelli and Craig Murphy; 6. The three hegemonies of historical
capitalism Giovanni Arrighi; 7. The hegemonic transition in East Asia: a
historical perspective Barry Gills; 8. Internationalisation and
democratisation: southern Europe, Latin America and the world economic
crisis Otto Holman; 9. Soviet socialism and passive revolution Kees Van
Der Pijl; 10. Structural issues of global governance Robert Cox.


© Cambridge University

---

От	Pout
К	Pout (22.10.2003 10:46:28)
Дата	26.10.2003 22:48:33

"Грамши, Великий и Ужасный Марксист, сжирает изнутри Добрую Старую Америку" (*)

---

> о применении злокозненными коммуняками
> грамши-методов к бедной Украине и России. Супер!
> {Russia Hearkens to Gramsci's Ghost}
> http://www.fatima.org/library/cr48pg14.html
>

реплика на
http://vif2ne.org/nvz/forum/0/co/102994.htm

Лом сообщил в новостях следующее:102994@kmf...
>
> А чтож вы все перечисление то не привели, а только четыре пункта?
<Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство> - вот что
<по сути> требует уничтожить Маркс... по вашей сути разумеется...
>

по мнению америкосов - уже не сам Маркс, а Грамши, уважаемый Лом. Их
там в Америке "молекулярно изничтожают марксисты", но они бдят и будут
бороться.

> какие страшные страшилки . прям жуть берет.

Их там запугали до самого нутра. "Я - Грамши, Великий и Ужасный
Марксыст, сожру изнутри Добрую Старую Америку!"

мой комментарий к последующему тексту
-------------

Ну вот, становится понятным, откуда у америкосов эта бешеная
ненависть к невбиенным марксистам. Скрытый грамшианец Боб Дилан недаром
в годы моей юности мурлыкал на всех волнах гимн молодежного протестного
движения 60х - с которым еле справилась Добрая Старая Пиндосия.
Вычислили их. Марксысты оне. Пит Сигер, Джоан Баез, студенты за
демократическое общество... И вот-опять. Тони Негри, Пьер Бурдье, АТТАК,
анархи, Хомски, антиглобалисты... "The аnswer, my fried, is blowing
with the wind"....Призрак ходит по над Америкой. Призрак грамшианства!

Там оказывается над слабыми на голову бедными амерами "ветер носит"
новое религиозное поветрие. Это поветрие , конечно, просто переняло
предыдущий этап,когда точно также бешено демонизировался Враг номер 1-
коммунизм, его красная вера и ее замес -марксизм-ленинизм. Но тогда был
СССР, Империя Зла. А теперь,оказывается ( и самые "умные" это
расшифровали -см.текст ) , в ход запущен Великий План разрушения самого
лона Америки,ее культурной матрицы. Через "марксизацию внутреннего
человека", молекулярный процесс завоевания культурной гегемонии.
(цитата)
Once it is gone completely,
nothing will stand in the way of the new Marxist civilization, which
demonstrates as nothing else that through the Gramscian method it is
indeed possible to "Marxize the inner man"

Вот почему в славной Империи Добра развились наркомания, гомосеки и
лесбиянки и вообще откуда пошло моральное разложение Sweet Homeland`a.
Все зло не от жидов бобов диланов (настоящая фамилие этого
сладколголосого скрытого марксиста - Роберт Циммерман),а от идеологии
этих заново изловчившихся изощренных грамшианцев.

Вот сейчас Настоящие Амеры, настоящие мужчины и патриоты, и "ударили во
все колокола". А чуткие америкосы фибрами это почуяли. Что отразилось в
виде почти самопародии в журнальчике "наша Мать Фатима"(см. выше). Но
оказывается, это была просто неудачная, корявая поделка, по скудости
ума, реальной тревоги настоящих патриотов за западную цивилизацию.

В этом вот,более серьезном органе "Новых Амреиканцев", уже доходчиво
изложена доктрина и стратегия Нового Красного Врага - ползучая борьба
за контр-гегемонию. Возглавляют ее, нетрудно догадаться кто. Так что
враг уже в их, америкосовских кишках, потому и обострение дикий визг.
Недаром команда Буша -младшего -там все сплошь "яростные патриоты" -
срочно взялась за дело фашизации под лозунгами возврата к традиционным
хоумленд-ценностям (эта статья - конца 1999г)

Я ж говорил, что курящая женщина... пардон, антикоммунист кончает -
фашизмом. Вот Америка им сейчас и кончит.

Ну так надо помочь их достойной кончине . Призрака они уже испугались.

Venseremos!

========
(с сайта НьюАмерикен. Полный текст -по ссылке)



Все на защиту Традиционных Пиндо-Ценностей против грамшианцев !
Укрепим Традиционную Американскую Семью,спасем от красных когтей наших
детей и культуру!

Килл Комми фор э Момми!!!
Гуд комми - дэд комми.

ВЕЛИКИЙ и УЖАСНЫЙ ПЛАН ГРАМШИ

http://www.thenewamerican.com/current_issue/
{JOIN THE NEW AMERICAN ALERT NETWORK!}
http://www.thenewamerican.com/contact/alert.htm


http://www.thenewamerican.com/tna/1999/07-05-99/vo15no14.htm
Gramsci's Grand Plan

by Fr. James Thornton

One of the most interesting aspects of the study of history is that very
often men born in the most humble of circumstances nevertheless rise up
to affect the course of human history dramatically. They may be men of
action or men of thought, yet in either case their activities can father
tremendous changes across the years. Antonio Gramsci was both a man of
action and thought and, whatever the outcome of the events of the next
several decades, he will almost certainly be reckoned by future
historians to have been a remarkable figure.

....
...

Subverting Christian Faith

The civilized world, Gramsci deduced, had been thoroughly saturated with
Christianity for 2,000 years and Christianity remains the dominant
philosophical and moral system in Europe and North America. Practically
speaking, civilization and Christianity were inextricably bound
together. Christianity had become so thoroughly integrated into the
daily lives of nearly everyone, including non-Christians living in
Christian lands, it was so pervasive, that it formed an almost
impenetrable barrier to the new, revolutionary civilization Marxists
wish to create. Attempting to batter down that barrier proved
unproductive, since it only generated powerful counter-revolutionary
forces, consolidating them and making them potentially deadly.
Therefore, in place of the frontal attack, how much more advantageous
and less hazardous it would be to attack the enemy's society subtly,
with the aim of transforming the society's collective mind gradually,
over a period of a few generations, from its former Christian worldview
into one more harmonious to Marxism. And there was more.

Whereas conventional Marxist-Leninists were hostile towards the
non-Communist left, Gramsci argued that alliances with a broad spectrum
of leftist groups would prove essential to Communist victory. In
Gramsci's time these included, among others, various "anti-fascist"
organizations, trade unions, and socialist political groups. In our
time, alliances with the left would include radical feminists, extremist
environmentalists, "civil rights" movements, anti-police associations,
internationalists, ultra-liberal church groups, and so forth. These
organizations, along with open Communists, together create a united
front working for the transformation of the old Christian culture.

What Gramsci proposed, in short, was a renovation of Communist
methodology and a streamlining and updating of Marx's antiquated
strategies. Let there be no doubt that Gramsci's vision of the future
was entirely Marxist and that he accepted the validity of Marxism's
overall worldview. Where he differed was in the process for achieving
the victory of that worldview. Gramsci wrote that "there can and must be
a 'political hegemony' even before assuming government power, and in
order to exercise political leadership or hegemony one must not count
solely on the power and material force that are given by government."
What he meant is that it is incumbent upon Marxists to win the hearts
and minds of the people, and not to rest hopes for the future solely on
force or power.

Furthermore, Communists were enjoined to put aside some of their class
prejudice in the struggle for power, seeking to win even elements within
the bourgeois classes, a process which Gramsci described as "the
absorption of the elites of the enemy classes." Not only would this
strengthen Marxism with new blood, but it would deprive the enemy of
this lost talent. Winning the bright young sons and daughters of the
bourgeoisie to the red banner, wrote Gramsci, "results in [the
anti-Marxist forces'] decapitation and renders them impotent." In short,
violence and force will not by themselves genuinely transform the world.
Rather it is through winning hegemony over the minds of the people and
in robbing enemy classes of their most gifted men that Marxism will
triumph over all.

Free-Will Slaves

Aldous Huxley's Brave New World, a classic study of modern
totalitarianism, contains a line that epitomizes the concept that
Gramsci tried to convey to his party comrades: "A really efficient
totalitarian state would be one in which the all-powerful executive of
political bosses and their army of managers control a population of
slaves who do not have to be coerced, because they love their
servitude." While it is improbable that Huxley was familiar with
Gramsci's theories, the idea he conveys of free persons marching
willingly into bondage is nevertheless precisely what Gramsci had in
mind.

Gramsci believed that if Communism achieved "mastery of human
consciousness," then labor camps and mass murder would be unnecessary.
How does an ideology gain such mastery over patterns of thought
inculcated by cultures for hundreds of years? Mastery over the
consciousness of the great mass of people would be attained, Gramsci
contended, if Communists or their sympathizers gained control of the
organs of culture - churches, education, newspapers, magazines, the
electronic media, serious literature, music, the visual arts, and so on.
By winning "cultural hegemony," to use Gramsci's own term, Communism
would control the deepest wellsprings of human thought and imagination.
One need not even control all of the information itself if one can gain
control over the minds that assimilate that information. Under such
conditions, serious opposition disappears since men are no longer
capable of grasping the arguments of Marxism's opponents. Men will
indeed "love their servitude," and will not even realize that it is
servitude.

Steps in the Process

The first phase in achieving "cultural hegemony" over a nation is the
undermining of all elements of traditional culture. Churches are thus
transformed into ideology-driven political clubs, with the stress on
"social justice" and egalitarianism, with worship reduced to trivialized
entertainment, and with age-old doctrinal and moral teachings
"modernized" or diminished to the point of irrelevancy. Genuine
education is replaced by "dumbed down" and "politically correct"
curricula, and standards are reduced dramatically. The mass media are
fashioned into instruments for mass manipulation and for harassing and
discrediting traditional institutions and their spokesmen. Morality,
decency, and old virtues are ridiculed without respite. Tradition-minded
clergymen are portrayed as hypocrites and virtuous men and women as
prudish, stuffy, and unenlightened.

Culture is no longer a buttress supporting the integrity of the national
heritage and a vehicle for imparting that heritage to future
generations, but becomes a means for "destroying ideals and ...
presenting the young not with heroic examples but with deliberately and
aggressively degenerate ones," as theologian Harold O.J. Brown writes.
We see this in contemporary American life, in which the great historical
symbols of our nation's past, including great presidents, soldiers,
explorers, and thinkers, are shown to have been unforgivably flawed with
"racism" and "sexism" and therefore basically evil. Their place has been
taken by pro-Marxist charlatans, pseudo-intellectuals, rock stars,
leftist movie celebrities, and the like. At another level, traditional
Christian culture is condemned as repressive, "Eurocentric," and
"racist" and, thus, unworthy of our continued devotion. In its place,
unalloyed primitivism in the guise of "multiculturalism" is held as the
new model.

Marriage and family, the very building blocks of our society, are
perpetually attacked and subverted. Marriage is portrayed as a plot by
men to perpetuate an evil system of domination over women and children.
The family is depicted as a dangerous institution epitomized by violence
and exploitation. Patriarchally oriented families are, according to the
Gramscians, the precursors of fascism, Nazism, and every organized form
of racial persecution.


A Lawless Land

Americans have long boasted that their nation is a government of law,
not of men. American law is derived directly from English common law and
from the biblical and Christian principles that are at the root of
English common law. One would therefore expect law to constitute one of
the chief barriers against the subversion of our society. Instead, in
the field of law, revolutionary change has become the order of the day,
change so astounding that it could not have been imagined by Americans
of 50 years ago. None would have dreamed of the outlawing of prayer and
any expression of religious conviction on public property, the
legalization of abortion as a constitutionally guaranteed "right," and
the legalization of pornography, to mention but three.

Clearly expressed principles embraced by the Founding Fathers and set
forth in our Constitution are now routinely reinterpreted and distorted.
Those that cannot be reinterpreted and distorted, such as the Tenth
Amendment, are simply ignored. Worse yet, the ideological agenda
underpinning the radicalization of American law is blithely accepted by
millions of Americans, who have themselves been radicalized without ever
realizing it.

Crucial to the Gramscians' success is the disappearance of all memory of
the old civilization and way of life. The older America of unregulated
lives, honest government, clean cities, crime-free streets, morally
edifying entertainment, and a family-oriented way of life is no longer
vivid in the minds of many Americans. Once it is gone completely,
nothing will stand in the way of the new Marxist civilization, which
demonstrates as nothing else that through the Gramscian method it is
indeed possible to "Marxize the inner man," as Malachi Martin wrote in
The Keys of This Blood. Then and only then, writes Fr. Martin, "could
you successfully dangle the utopia of the 'Workers' Paradise' before his
eyes, to be accepted in a peaceful and humanely agreeable manner,
without revolution or violence or bloodshed."

It must be evident to all but the most simple souls that after the
passage of a generation or two, such ceaseless social conditioning is
bound to alter the consciousness and inner-substance of a society, and
it is bound to produce significant structural crises within that
society, crises that manifest themselves in numberless ways in virtually
every community throughout the country.

The Good Fight

It may seem to some that the situation in our nation is hopeless and
that no force or agency can possibly put a halt to the insidious
strategies working to destroy us. Despite the grim chronicle of the past
60 or 70 years, however, there is still much that may be done and much
reason for hope. Families and individual men and women still possess, to
a large extent, the freedom to avoid and escape the mind-altering social
conditioning of the Gramscians. They have the power to shield themselves
from these influences and especially to shield their young. There are al
ternatives to public schools, television, trashy movies, and strident
"rock" music, and those alternatives must be embraced. The propaganda
and cultural strychnine must be excluded from our lives.

Those in charge of young people have an especially weighty
responsibility. Despite all of the efforts of the radical left and of
their sympathizers in the schools and media to transmute young Americans
into savages, they must not be allowed to succeed, because disorganized
minds - mental vortices of anarchism and nihilism - have no powers of
resistance. Savages soon become slaves. Children and youths should be
introduced to such bedrock concepts as honesty, decency, virtue, duty,
and love of God and country through the lives of authentic national
heroes - men like George Washington, Nathan Hale, John Paul Jones, and
Robert E. Lee.

Similarly, they will better be able to retain civilized values and
maintain healthy minds if they are encouraged to learn to love their
cultural inheritance through great literature, poetry, music, and art.
Parents must demand from their children the upholding of the morals,
manners, and standards of their ancestors.

In school, the young must be required to adhere to high standards of
scholarship. Most importantly, traditional religion must be an integral
part of daily living.

We as citizens must also exercise our persuasive powers over our elected
representatives. In doing this our mindset must be one of demanding
absolute non-compromise from politicians. Likewise, in choosing elected
representatives at every level, we must look to men and women who refuse
to compromise.

Just as importantly, the honorable, uncompromising men and women we
elect to represent us must be made aware of the Gramscian strategy of
cultural subversion; they must be able to recognize the tactics and
strategies being used to undermine the institutions upon which our
liberties depend. Building that understanding will, in turn, require the
creation of an educated and principled electorate that will impart this
wisdom to our representatives - and hold them accountable once they have
been entrusted with elective office.

We should never allow ourselves to be stampeded, herd like, into forming
opinions and judgments stimulated and orchestrated by the sensationalism
of the press and the other media masters. Instead, we must calmly resist
their mind-control techniques. We must strive to be independent
thinkers. Realizing that we are not alone, we should turn to
tradition-minded churches, schools, and political and educational
organizations, and there lend our voices and support to the creation of
bastions of resistance to the Gramscian onslaught.

Finally, we must never give up our faith in the future and our hope for
a better America and world. God, with His infinite power and boundless
love for us, will never forsake us but will answer our prayers and
reward our efforts, as long as we do not lose our faith. Marxism С and
whatever other flags the total state parades under these days - are not
inevitable and are not the wave of the future. As long as we think and
act in the indomitable spirit of our forefathers, we cannot fail.
.

© {Copyright} 2003 American Opinion Publishing Incorporated

---

От	Лом
К	Pout (26.10.2003 22:48:33)
Дата	28.10.2003 02:21:11

А вот полвека назад боялись флюоридизации... Несколько надлюдений.

---

Salud! Que tal?

Им и вправду есть чего бояться, в отличии от России. За эти полгода очень многое стало ясным именно в практике, а не в теории. Вот уж пока сам не увидишь, не поймешь. В России ничего не произойдет, если произойдет, то сверху - дворцовый переворот. Продолжительное пребывание на подобном форуме очень сильно сбивает настройки, теряешь реальность. На самом деле люди этого форума не только не репрезентативная выборка, но вообще так далеки от реальной России как марсиане. Это здесь у большинства вышка, пара-тройка языков, отсутствие телезависимости, некоторая материальная уверенность, компьютер с инетом, библиотека... а чуть подальше от столицы, это все, другая планета. Если бы я посмотрел "Бумер" находясь в Англии, то подумал бы - ну вот, опять чернуха, а там наоборот - у артистов милые интелектуальные физиономии по сравнению с реальными харями. Пусть даже ядро будет, но нет прослойки которая пойдет за ядром, экономически нет. Они экономически загнаны в интеллектуальное и этическое свинство. Вытаскивать оттуда задача неподъемная. Человек раз испытавший настоящий голод уже психически надломлен и требует длительной реабилитации. Тут же ситуация, когда это становится постоянной чередой ступенек вниз. От этого я теперь полностью не переношу всякий треп о "русском архетипе", "крестьянском сознании", "ценностях русской цивилизации" и т.д. Это туфта, слова для сытых и обеспеченных. Вырвавшиеся же из низов никогда не позволят себя втянуть во что либо не приносящее копейку... На тебя смотрит так, типа вот если ты сейчас упадешь без сознания, что можно стянуть и сколько денег окажется в кошельке. Да вообще множество вещей увидел в реале. Увидел например что такое атомизация на практике. Помню кричали тут год назад... А вот кто придумал, что атомизация просходит на отдельные атомы? Чушь! Свободные радикалы как раз самая активная часть населения. Попробуй закрой молодого парня или девушку отдельно и надолго - получится нечто гремучее и взрывоопасное с революционными наклонностями. Единица "атомизации", это не атомы а малекулы - пары, семьи. Отработка кредитов, долгов, тихая жизнь, пришибленность бытом, познер или путин из голубого ящика. Еще видел испанцев - был там в пик протестов. Это не темперамент южный, это именно уверенность в своих правах и куске хлеба. Азнар там ровно до следующих выборов. Если сравнить энергию с россиянской, то это как жаба и арабский скакун. Если бы организаторы ставили задачей смену правительства то думаю могли бы это сделать. Самая сильная демонстрация была в Барселоне, сомневаюсь что в россии будет нечто подобное в обозримом будущем.

Такие дела. Смерть фашистским оккупантам!

Лом.

Фатима мне напомнила один хороший фильм - "Dr. Strangelove"

Back in Ripper's office with gunfire sounding in the background, General Ripper puts a comforting arm around a worried Mandrake's shoulder, revealing his completely paranoidal, psycho-sexual, psychotic lunacy:

"On no account will a Commie ever drink water, and not without good reason...Water is the source of all life. Seven tenths of this earth's surface is water. Why, you realize that seventy percent of you is water...And as human beings, you and I need fresh, pure water to replenish our precious bodily fluids... (Mandrake chuckles nervously) Mandrake, have you never wondered why I drink only distilled water, or rain water, and only pure grain alcohol?...Have you ever heard of a thing called fluoridation? Fluoridation of water?... fluoridation is the most monstrously conceived and dangerous communist plot we have ever had to face."

General Jack D. Ripper: Mandrake, do you realize that in addition to fluoridating water, why there are studies underway to fluoridate salt, flour, fruit juices, soup, sugar, milk... ice cream. Ice cream, Mandrake, children's ice cream.
Group Captain Lionel Mandrake: Lord, Jack.
Ripper: You know when fluoridation first began?
Mandrake: Aye, no, no. I don't Jack.
Ripper: Nineteen hundred and forty-six. Nineteen forty-six Mandrake. How does that coincide with your post-war Commie conspiracy, huh? Its incredibly obvious isn't it. A foreign substance is introduced into our precious bodily fluids without the knowledge of the individual. Certainly without any choice. That's the way your hard-core Commie works.
Mandrake: Uh, Jack, Jack, listen, tell me, tell me, Jack. When did you first...become...well, develop this theory?
Ripper: Well, I, uh...I...I...first became aware of it, Mandrake, during the physical act of love.
Mandrake: Hmm.
Ripper: Yes, a uh, a profound sense of fatigue...a feeling of emptiness followed. Luckily I...I was able to interpret these feelings correctly. Loss of essence.
Mandrake: Hmm.
Ripper: I can assure you that it has not recurred, Mandrake. Women uh...women sense my power and they seek the life essence. I do not avoid women, Mandrake.
Mandrake: No.
Ripper: But I...I do deny them my essence.

http://www.links.net/vita/swat/course/thesis/death/fluoridation.html

---

От	Pout
К	Лом (28.10.2003 02:21:11)
Дата	28.10.2003 11:23:40

Про заклинания призрака уже было. И несколько фото

---

Лом сообщил в новостях следующее:103129@kmf...
> Salud! Que tal?
>
> Им и вправду есть чего бояться, в отличии от России.

так уж писАли тут об этом. "Как заклясть призрак коммунизма"

http://212.188.13.163:2009/nvz/forum/0/co/77686.htm

Нас заклинают уже давно, начали -"оттуда". Это из статьи о заклятии
призрака коммунизма. Автор -тот самый что про штудии Вебера писал
отличную статью.

Экс Либрис НГ
? 37 (58) [24 IX 1998 г.]
------------------------------------------------------------------------


© "Ex Libris НГ"
КАК ЗАГОВОРИТЬ ПРИЗРАК


символический суд над
коммунизмом и требования вынести ему формальный смертный приговор есть
прежде всего магическое действо. Это попытка заклясть, заговорить
призрак. Это особенно заметно, когда от обвинений в адрес физических лиц
(Ленин, Дзержинский, Сталин, Ягода, Иванов, Петров, Сидоров) мы
незаметно переходим к обвинениям в адрес юридических лиц, сначала прямых
участников репрессий (ЧК), потом косвенных (ВКП(б), потом подозреваемых
в сочувствии (Французская компартия или компартия Галапагосских
островов) и, наконец, идеологии.

В конце средних веков во Франции имела место занятная вспышка правового
мистицизма: устраивались судебные процессы над животными - лошадьми,
собаками, свиньями. Этот красочный эпизод безумно интересен для истории
культуры. Не случайно он имел место в "начале модерна", когда еще
сильные пережитки магического сознания комбинировались с религиозным
духом и рационализмом правового сознания. Как мы говорили, рациональное
правовое сознание (другая ипостась научного сознания) с тех пор сильно
укрепилось, но теперь его влияние пошло на убыль. Отсюда и рост
популярности судов в их магической функции.

Но если это так, то почему возникает такая сильная общественная
потребность заговорить именно коммунизм? Обезопасить с помощью заговоров
(приговоров) обычно стараются то, чего очень сильно боятся. Есть ли у
нас основания бояться возрождения коммунизма? Повторим еще раз, что
коммунисты не в состоянии развязать революцию, если нет революционной
ситуации. Оставаясь при этом убеждении, мы должны предположить, что за
страхом перед коммунистическим заговором на самом деле скрывается страх
перед революцией. Люди рациональные и научные не решаются делать такие
прогнозы, но в большинстве своем все-таки не склонны предвидеть в
обозримом будущем революцию. Но обыватель чует приближение революции
нутром, как животные чуют приближение урагана или землетрясения. Шутки
шутками, а может быть, те, кто старается заклясть призрак коммунизма,
правы?

>

>

>
> Фатима мне напомнила один хороший фильм - "Dr. Strangelove"

АГА,ОТЛИЧНЫЙ ФИЛЬМЕЦ
спасибочки за ссылку!!

но с "фатимой" и Ко дело веселей. Наткнулся на толковое объяснение этого
текста, и еще на других патриотических амер.сайтах на такое же. Нью
рипаблик,там Грамши изображают вурдалаком,картинки кладут. С этого
форума я приносил тексты сюда во время войны в Ираке. Это они, крутые
амер-патриеты.
(ссылку найду)

> Такие дела. Смерть фашистским оккупантам!

Hasta la victoria siempre! Venseremos!

> Начали выкладывать в сеть материалы ТМЭФП
>



Чилийская экспозиция-. Октябрь 1973. Это - я
Основа экспозиции(видная справа) выполнялась на черной лощеной бумаге,
был ее огромный рулон



Чили-2

(из газетной статьи)

На экспозиции посвящённой Чили, - деловой, решительный плакат: <Все, кто
хочет конкретно помочь Чили , приходите в ТМЭФП>.

Так появляется это неуклюжее на вид слово, втянувшее многие заботы и
помыслы участников Творческой мастерской экспериментальных форм
пропаганды. В тексте плаката нет ни часов приёма, ни дней работы. Их нет
и не было в мастерской.

Молодость брала своё, и атмосфера в ТМЭФПе была весёлой, много шутили,
смеялись, но в основном всё-таки - боль. Которую здесь учились
переплавлять в гражданскую активность, а зрелость мысли в дела.

Невзирая на <творческую>, <экспериментальную>, и <формы> в названии,
главным было дело, а не безбрежные <поиски>.

<...Причём здесь формы? - писали они. - Форма может быть великолепной,
но не пропаганду в формы, а душу в пропаганду вложить надо...> И хлёстко
цитировали Дзигу Вертова: <Сапоги делаются из кожи, а не из ваксы,
корорая заставляет их блестеть.> Что же <делала> ТМЭФП?

Воскресники. Поиск объектов. Договарились о работе. (Из инструкции: <не
все прорабы верят, что студенты могут и захотят работать на воскреснике,
они расчитывают взять народу побольше, чтобы хоть что-то сделать.
Поддаться этому настроению - значит погубить воскресник. Пусть лучше
придёт в 2 раза меньше людей, чем на 5 человек больше>). Об оплате. (<Не
ниже 5-7 рублей на человека. Наряд на работу выписывается до её начала,
иначе он всегда оказывается меньше, чем нужно. К дешёвой рабочей силе
отношение наплевательское>). Организатор думает об обеде. Об
инструменте. О спецодежде. Об оформлении. (<На некоторых воскресниках в
фонд Чили студенты - наши и чилийцы - шли на объект с чилийским
флагом>).

Экспозиции, <к которым не протолкнёшься>.

Вечера, посвящённые Вьетнаму и другим <горячим точкам>. И, опять,
конечно, песни латиноамериканцев - <всегда о любви, всегда о революции>.
....

"Московский Комсомолец" от 19.01.1975 г.
"ЭТО МНОГО ИЛИ МАЛО?"

======


Вьетнам-2

"Эта война не там в Индокитае,
а здесь, на нашей Земле".

Экспозиция в МГУ (проход между вестибюлем ДК и центральным холлом,
корпус А). Май 1972 г.
Примечание:
Рисунок над списком агрессий, совершенных США за период 1898 - 1973 гг.
выполнен в цветах американского флага.
(этот плакат - один из моих первых -СП)





Чилийская экспозиция и ее авторы (не все).

Самая большая и "продвинутая"экспозиция пеиода зрелости Мастерской.. На
других фото будет видно,что весь холл ДК
Главного здания МГУ от пола до потолка, включая колонны и все
поверхности, кроме светильников, покрыт "фресками", большими и малыми
плакатами, графическим материалом ("сжатые кулаки" это один из элементов
оформления). Основные материалы , включая центральные "главные"
крупноразмерные плакаты - гл.худ.Виталий Мошкалев(Пьер),затем
развозились и экспонировались в различных местах в Москве

Сзади (усатый) Игорь Бутин,присел (в очках) Женя Андрюшин,слева- я,
рядом со мной - Юра Шелеке, затем Митюнов, потом с бородой-баками Женя
Бунимович,дальше в майке -Чино






так что это не случайно. Это синдром!

---

От	Лом
К	Pout (28.10.2003 11:23:40)
Дата	30.10.2003 00:49:46

Re: Про заклинания...

---

Привет!


Сайт просмотрел - здорово. У нас такого уже не было. Энергия пошла по другим каналам. Колхозы, КВНы, спортивные команды "За честь alma mater". Но тоже не жалуемся.

>так уж писАли тут об этом. "Как заклясть призрак коммунизма"

Я помню это обсуждение, читал. Написано хорошо, но тоже отличается от реальности. В Англии дыму напустили столько, что людям просто надоело, ничего не понимают, но чувствуют что лапша и что надоело. В Испании правых просто не слушают, полностью не просек, но типа "их нельзя слушать", непристижно. В Германии понравилось - те кто говорит - понимают очень многое, я даже на "Good by Lenin" сходил, хотя мой немецкий со школы достаточен для "Битте Данке Вельхе вохин таг ист хойте". Понял почти все и наверно даже лучше чем если бы перевели на русский или английский. Непросто у них там в Германии, и сами они непростые. Если есть возможность достать фильм на немецком - смотри на немецком.

У меня было странное ощущение, может кроме Франции, что Европа за американизм приняла не только поп-корн, но и антисоветизм.

А дорогие рассеяне... Скептик их еще мягко оказывается.

Есть тема для корня, надо посмотреть мнения, и СГ понравится (без хищной улыбки ;) ), но чуть позже, сначала пусть Семенов++ темы повисят. Я у него только антиклерикальные статьи до этого читал, сильные статейки, другие так не пишут, юлят.

Всего, Лом

Ni un paso atras!

Надеюсь скоро уеду, а по приезду мой испанский станет разговорным. ;-)

---

От	Pout
К	Лом (30.10.2003 00:49:46)
Дата	30.10.2003 09:30:01

Re: Про заклинания...

---

Лом сообщил в новостях следующее:103295@kmf...
> Привет!
>
>
> Сайт просмотрел - здорово. У нас такого уже не было. Энергия пошла по
другим каналам. Колхозы, КВНы, спортивные команды "За честь alma mater".
Но тоже не жалуемся.
>

Мы недавно возобновили контакты, несколько человек с ходу из материалов
,которые осказались под рукой , сделали первую версию сайта,еще сырую.
Основной контент должен быть- серии тогдашних экспозиций с отснятых
тогда 15-20 ч-б пленок. Их нашли и приводят в состояние чтобы получить
качественные сканы. Молодежи будет интересно глянуть
В следующем году будет 250 лет МГУ,хотят вписаться в проект подготовки
юбилея.

> >так уж писАли тут об этом. "Как заклясть призрак коммунизма"
>
> Я помню это обсуждение, читал. Написано хорошо, но тоже отличается от
реальности. В Англии дыму напустили столько, что людям просто надоело,
ничего не понимают, но чувствуют что лапша и что надоело. В Испании
правых просто не слушают, полностью не просек, но типа "их нельзя
слушать", непристижно. В Германии понравилось - те кто говорит -
понимают очень многое, я даже на "Good by Lenin" сходил, хотя мой
немецкий со школы достаточен для "Битте Данке Вельхе вохин таг ист
хойте". Понял почти все и наверно даже лучше чем если бы перевели на
русский или английский. Непросто у них там в Германии, и сами они
непростые. Если есть возможность достать фильм на немецком - смотри на
немецком.
>
> У меня было странное ощущение, может кроме Франции, что Европа за
американизм приняла не только поп-корн, но и антисоветизм.
>

У меня несколько иное представление.
Кустарев этот уже 10-12 лет пишет материалы _совершенно коллинеарные_
тутошним движеням. Отличные постановки, просто один в один, по пунктам.
О Вебере, о "Призраке",о"Новом социальном проекте",о
Зиновьеве....Начиная со статьи ранних 90х, когда он разбирал
умонастроение интеллигенции (она у меня есть только на бумаге) ,и
буквально до самой последней - про Бурдье,"Вечный бой с агентами
невежества". Ведь мало просто написать о "культовых фигурах" , нужно еще
аутентичное понимание Такое совпадение не может быть случайным,
это"перст указывает". Так что -призрак бродит...пока по над
разрозненными головами

Теперь про ситуацию во Франции. Пару недель назад была статейка в
"Профиле" про нынешний расклад,так вот если в двух словах. Там два
полюса -апологеты неолиберализма и их рупоры(их представлял в публикации
Глюксман), и та линия,которая наследует Бурдье (а он говорил -я не
левый, я левее левых). Фамилию этого представителя не запомнил,
какой-то новый модный публицист. Франция (и социально-экономически, не
в идеологии одной) фактически сейчас как я понял форпост
антиамериканизма и глобализма. Антиамериканизма культурного и
социального.Было пристрастное сопоставление этих двух позиций.
"Глюксманы"говорят о отсталости , о необходимости разрушить старый
порядок и социальное гос-во один в один как наши радикал-либералы.


> А дорогие рассеяне... Скептик их еще мягко оказывается.
>
> Есть тема для корня, надо посмотреть мнения, и СГ понравится (без
хищной улыбки ;) ), но чуть позже, сначала пусть Семенов++ темы повисят.
Я у него только антиклерикальные статьи до этого читал, сильные
статейки, другие так не пишут, юлят.
>

Думаю на его позицию по ФилИстории как на откровение смотреть не стОит.
(Я читал отрывки и тут ссылки на отрывок и обсуждение в начале цикла по
Семенову давал). Она одна-из, одна из ног. Вон "альтернативные
цивилизаторы" пишут верно на мой взгляд.

Плохо когда игнорируется или не принимается в расчет
диалектика , обкарнывается диапара,единый ( как всякий настоящий)
процесс тогда разрывается на универсальное и единичное и сталкивается в
лоб. Или папа, или мама, выбирай. Выбирай папу.

Диалектика едина. Есть всеобщее, есть особенное, есть и
единичное. Особенность -форма существования всеобщего.
И только через особенные (культуры) существует и развивается
человечество. Вон
в книге про альтернативные пути к цивилизации в таком ключе и сказано
http://abuss.narod.ru/Biblio/AlterCiv/alterciv.htm
http://abuss.narod.ru/Biblio/AlterCiv/pavlenko.html
Понимание исторического движения человечества, рассматриваемого как
единое целое, предполагает его одновременное видение в аспектах
стадиальности, многолинейности и цивилизационной дискретности. Каждый из
этих методологических принципов имеет самостоятельное значение и может
разрабатываться автономно. Однако целостная картина исторического
процесса раскрывается лишь при условии их сочетания в соответствии с
принципом дополнительности.

Хотя бы так, "принцип дополнительности".
А то - нет в процессе всеобших атрибутов, нет, и все. Есть только
особенные, взятые как самостоятельные сущности. Китайские церемонии
есть, а ритуалов вообще нету. Блин.

Но еще нужен "принцип генезиса", динамический.
См. в ясном и развертывающемся выражении - сущность человека по
Грамши- Марксу-Ленину
http://vif2ne.org/nvz/forum/0/co/103146.htm
-------
То, что "человеческая природа" есть "совокупность общественных
отношений",** является самым удовлетворительным ответом на вопрос,
потому что,во-первых, включает в себя идею становления: человек
становится, постоянно меняется с изменением общественных отношений,
во-вторых, потому что является отрицанием "человека вообще": в самом
деле, общественные отношения выражаются различными группами,
предполагающими друг друга, единство которых диалектично, а не
формально. Человек может быть аристократом, когда есть одновременно и
человек-крепостной и т. п. Можно также
сказать, что природа человека - это "история" (и в этом смысле,
приравнивая понятия "история" и "дух", можно сказать, что природа
человека-это дух), если истории действительно придается смысл
"становления" , смысл "concordia discords" , которое не несет в себе
единство, но имеет в себе основания возможного единства. Вот почему
"человеческая природа" не может обретаться ни в одном отдельно взятом
человеке, а должна отыскиваться во всей истории человеческого рода (и
то, что здесь употреблено натуралистического порядка слово "род", не
лишено своего значения), в то время как особенности каждого отдельного
человека выделяются благодаря противопоставлению их особенностям
других. Концепцию "духа" традиционных философий как и концепцию
"человеческой природы", основанной на биологии, следовало бы объяснять
как "научные утопии", заменившие еще большую утопию "человеческой
природы" -поискам ее в боге (причем люди рассматриваются как дети бога),
и свидетельствующие о неизбежных муках исторического развития, об
устремлении разума и чувств и т.д.. Верно и то, что религии,
утверждающие
равенство людей как детей бога, так и философии, утверждающие их
равенство как существ, наделенных способностью к рассуждению, были
выражением сложных революционных движений (преобразование античного
мира - преобразование средневекового мира), которые закладывали самые
мощные основы исторического развития.
-------
**Тезисы о Фейербахе , МЭ рус.изд. т.42, стр.265

Методически про "универсальное и особенное"- это опять заход и повтор
"спора о подходах". Кто главней-то -форманты или изолянты. Членометрия.
Так и не выяснили, чья длинней.
Книжку Коротаева и Ко глянь по диагонали. Наука - это то что
вырабатывает
поянтия, а не метафоры, занимается спокойным синтезом двух,трех или
сколько там подходов. Так в эволюционке. Хватит уже заниматься извините
членометрией,у кого длинней, или мучать дите,кто важней -папа или мама.
Универсал или культурал. Тут тоже - "кто главней", всемирный или
особенный, культурный, страновой. Оба главнее, как папа с мамой.

По-моему,претензии на монополию на единственно верное уечние - от
слабосилья. Бурдье -синтез подходов Маркса,Вебера и
Дюркгейма.Потому что знал как пять пальцев и их, и много еще чего, а не
кичился напирая, какой у него бурдьизм (или там фукоизм) по определению
единственно верный, потому что - он вот такой "орел". Он орел, да не в
этом
дело. Реветь монопольно не дадут. "Марал в весеннем лесу.Теперь за это
не кормят"(Павел Петрович Щербук).
Вкалывал как пахарь,и за традицию держался - "вот и все" .И все
вменяемые борцы за идею сейчас так и работают. В идейной сфере нет и не
будет
монополии по праву навязывания какими-то адептами учения своих моральных
чи идейных сводов , в морализаторском дискурсе,никого эти
своды и морализаторство не заколышат без гегемонии. В науке- кто умней
и ведет верную "полевую стратегию" - тот и синтезирует. В обществе - кто
верно
гегемониально действует, а это адова работа -тот и одерживает верх.
По Грамши,достижении гегемонии,прежде всего -"излучение престижа", а не
просто нудное морализаторство "неужели так трудно рассудком понять"
плюс "на колени перед нашими догмами, недотепы", а прочим - заткнуть рот
и выбить зубы, чтобы не фонили при окучивании "недотеп" .

И самое главное -и раньше так было, когда верно шли


>
> Ni un paso atras!
>
"Всегда до победы" -это лозунг Че и название одноименной песни (пел
интернациональный ансамбль"Венсеремос"). Поледний куплет , в корявом,но
страстном переводе с испанского
Да,погибли герои\Песни свои не допели\Но мы скреплены их кровью\
Всегда -до победы!
Испаноязычная часть сайта еще совсем не проработана. Самая массовая
работа(и "хоз.деятельность") была уже когда наш первый состав закончил
учебу, всвязи с пост-чилийской ситуацией. Несколько ансамблей и
агит-групп тогда образовалось на базе ТМЭФП, "Гренада","Венсеремос".
Первая эколог.группа (дружина при биофаке)тоже вышла из этой шинели.
Потом были разные вехи и разные траектории людей - такая уж жизнь.
Людей сильно разбросала жизнь, потому например пока не могут найти
участников, особенно за рубежом, в ЛатинАмерике

> Надеюсь скоро уеду, а по приезду мой испанский станет разговорным. ;-)

Успеха в начинаниях

---