От Максим
К Yuriy
Дата 23.01.2003 00:04:26
Рубрики Крах СССР;

Не за что - "низачто" есть Ваша и демковская фантазия, что засекреченность и...

... подтверждает. Как, впрочем, и с "делом Берия" - http://www.izvestia.ru/politic/article28915 и http://www.nasamomdele.ru/ - второй сюжет от 21.1.2003
От Yuriy
К Максим (23.01.2003 00:04:26)
Дата 23.01.2003 00:16:29

Серьёзно, Максим,

Вы можете себе представить Бердяева, Ильина, Лосского, Франка, С. Булгакова, да и многих других, на площади, агитирующими рабочих против Советской власти, или воюющими с винтовками в руках?! Не смешите меня, ради Бога!
От Максим
К Yuriy (23.01.2003 00:16:29)
Дата 23.01.2003 01:01:36

Вижу, что тема засекреченности дел для Вас неудобна

Вижу также, что Ваша позиция не изменилась - выслали низачто и нипрочто цвет нации.
От Yuriy
К Максим (23.01.2003 01:01:36)
Дата 23.01.2003 01:09:36

Вот пример:

>Вижу также, что Ваша позиция не изменилась - выслали низачто и нипрочто цвет нации.

Хочите узнать, как проиcxодили гонения? Вот фрагменты из заявления Мельгунова в президиум ВЧК, написанного после того, как он узнал об аресте жены:

“...Мною поданы три заявления на имя президиума. На них не сочли нужным реагировать...

Я не в состоянии больше выносить того, что не могу назвать иначе, как издевательством над собой... Понятие это относительно и субъективно, и то, что одному будет казаться переносимым, для другого будет тяжким оскорблением. И вовсе не для писателя только, не для того, кого Агранову угодно было на первом допросе лестно именовать “крупным и известным общественным деятелем”, а для каждого, кого можно только отнести к категории критически мыслящих личностей... Психология, а следовательно, и форма восприятия у людей разнородна: если одних влечет на стезю литературную, где возвеличивается человеческая личность и ее неотъемлемые права, то других — на путь жандармов, где всемерное унижение личности возводится почти в догмат, где с презрением относятся к идеологическим ценностям, установленным незыблемо передовой человеческой мыслью и являющимся основами демократии.

Слов для формальных только протестов у меня уже больше нет! Я должен протестовать не только словом, но и действием, должен протестовать именно потому, что со мной это делают социалисты и мне некому даже сообщить! Что же мне, переходить к тем или иным эксцессам, чтобы попасть в подвал, которым грозят висящие в камере правила? Моим уже традиционным интеллигентски-академическим навыкам слишком непривычны такие формы протеста; поэтому обращаюсь к другой, старой форме протеста политических заключенных — к собственно голодовке. Буду голодать до тех пор, пока хватит сил или пока не будет освобождена моя жена. Человеку не дано заранее точно учесть своих сил. Напрягу всю свою волю, соберу все свое мужество, чтобы не было позорной сдачи. В то же время я ясно сознаю вперед почти бессмысленность моего протеста со стороны достижения реальных результатов. Психология всякой власти, если только она не демократична по существу (форма в таких случаях имеет второстепенное значение), всегда одна и та же: власть не уступает во имя ложного понимания престижа, желания сломить волю заключенных, скорее озлобляется и часто даже начинает мстить...

Если моему протесту суждено закончиться для меня скверно, пусть будет так, по крайней мере, это будет своего рода мементум мори для “демократии” в социалистической тюрьме... Если вам кажется целесообразной гибель еще одного народного социалиста, пусть будет так, не впервые, кажется, постигнет такая судьба члена корпорации русских писателей, так или иначе всю свою сознательную жизнь по мере разума и умения служившего интересам демократии и даже, с вашей точки зрения, сделавшегося “контрреволюционером” в период только вашего властвования.

Он сделался им потому, что не мог мириться с бесправием, существующим во имя демократии. Как историк он вынужден слишком сознательно оценивать приливы и отливы общественных волн. Он знает, что рано или поздно другая волна придет, ибо известные социальные принципы осуществляются не в среде отвлеченных категорий, а среди реальных людей и нельзя принудительным путем ввести социализм там, где еще так мало социалистов, где даже среди официальных коммунистов, вероятно, немало таких, которых в эпоху нашего Смутного времени 17 века, во времена Тушинского вора, называли “перелетчиками”. К сожалению, при современном культурном состоянии даже верхов человечества эти приливы и отливы чреваты болезненными эксцессами. Этот историк и писатель считал своей нравственной гражданской обязанностью ослаблять неизбежную реакцию. Его деятельность, может быть, и была безумна, но он никогда и в этом случае не поступался своими убеждениями. Он был демократом и социалистом, им и умрет...

Будучи врагом всей политики Советской власти, я все же длительную деятельность большевиков объяснял своего рода общественным фанатизмом, узко воспринятой политической догмой, и органически ненавистный мне террор я выводил из того же ложного, с моей точки зрения, миропонимания. Известный общественный психоз как явление временное, могущее захватывать даже широкие круги, вовсе не является для меня научным понятием... Боюсь, что эта последняя тюрьма начинает разрушать и эту, по-видимому, последнюю иллюзию. Когда вы убиваете людей, вы говорите, что уничтожаете врагов во имя великого будущего. Я отрицаю за людьми право так строить это будущее. Но каким мотивом, кроме недостойного и, в сущности, низменного чувства мести или цепких традиций нашего проклятого прошлого, можно объяснить издевательства над человеком?.. Все то, что мне пришлось пережить в последние две недели, лишь переполнило чашу. Мой протест — протест против всех приемов и методов следствия, против того систематического обмана, которым подвергался; наконец, против того полного бесправия и той полной беззащитности, которую я испытываю здесь и которую молчаливо переносить я не могу...

Если издевательством считать только физическое воздействие, то такому издевательству я не подвергался.

Я считаю издевательством обман ...

Издевательством я считаю всякую жестокость, и особенно в тех случаях, когда она не оправдывается никакими обстоятельствами...

Издевательством я считаю всякое оскорбление, а тем более незаслуженное, наносимое, в сущности, беззащитному...

Издевательством я считаю личный произвол... Произволом я считаю отобрание рукописей, написанных мною в тюрьме и не могущих иметь никакого отношения к делу...

Издевательством я считаю, наконец, когда, в конце концов, я задал вопрос, что же, будет суд? — мне было сказано: “Ну что же, если хотите поговорить, можно и суд”.

Издевательством считаю игнорирование личности заключенного... Отсутствие элементарной гуманности для меня — издевательство над личностью.

Издевательством, в конце концов, считаю бесправие и беззащитность. В течение месяцев я отдан во власть одного человека. Некому даже принести жалобу...

Вдвойне издевательством все это является потому, что приходится переносить это от социалистов...”

А вот письмо, из которого я привёл Вам отрывок (написано о Короленко):
"...Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками!.. Таким “талантам” не грех посидеть недельки в тюрьме, если это надо сделать для предупреждения заговоров... Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г...".

Не подскажете, за что Ильич его так?
От Максим
К Yuriy (23.01.2003 01:09:36)
Дата 23.01.2003 01:47:29

И долго это дозирование будет продолжаться? Издеваетесь?

>А вот письмо, из которого я привёл Вам отрывок (написано о Короленко):
>"...Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками!.. Таким “талантам” не грех посидеть недельки в тюрьме, если это надо сделать для предупреждения заговоров... Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г...".

Что было до этого и послужило истоком написания данных слов? Выкладывайте сразу - дату написания, что было причиной, исторический момент, и т.д. Что за дозировки?