От Георгий
К Александр
Дата 05.03.2002 09:36:54
Рубрики Россия-СССР; История; Общинность; Идеология; Война и мир; ...

Видите ли в чем дело, Александр...

Сам вопрос в заголовке - "была ли революция крестьянской?" - является провокационным.
Потому что непонятно, что имеется в виду: руководили ли ей крестьяне, делалась ли она руками крестьян, делалась ли она изначально в интересах крестьян или волей-неволей вынуждена была сменить ориентиры и пр. В зависимости от того, как уточнить этот вопрос и содержащиеся в нем понятия, ответ будет разный.
Даю кое-что из Кожинова.

http://www.voskres.ru/kozhinov/

"...Сами большевики определяли НЭП как свое “отступление” в экономической сфере, но это в сущности миф, ибо “отступать” можно от чего-то уже достигнутого. Между тем к 1921 году подавляющее большинство — примерно 90 процентов — промышленных предприятий просто не работало (ни по капиталистически, ни по коммунистически), а крестьяне работали и жили, в общем, так же, как и до 1917 года' (хотя имели до 1921 года очень мало возможностей для торговли своей продукцией). Слово “отступление” призвано было, в сущности, “успокоить” тех, кто считал Россию уже в каком-то смысле социалистически-коммунистической страной: Россия, мол, только на некоторое время вернется от коммунизма к старым экономическим порядкам.
Подлинно глубокий историк и мыслитель Л. П. Карсавин, высланный за границу в ноябре 1922 года, писал в своем трактате, изданном в следующем же, 1923 году в Берлине: “Тысячи наивных коммунистов... искренне верили в то, что, закрывая рынки и “уничтожая капитал”, они вводят социализм... Но разве нет непрерывной связи этой политики с экономическими мерами последних царских министров, с программою того же Ритгиха (министр земледелия в 1916 — начале 1917г. — В.К.)? Возможно ли было в стране с бегущей по всем дорогам армией, с разрушающимся транспортом... спасти города от абсолютного голода иначе, как реквизируя и распределяя, грабя банки, магазины, рынки, прекращая свободную торговлю? Даже Этими героическими средствами достигалось спасение от голодной смерти только части городского населения и вместе с ним правительственного аппарата: другая часть вымирала. И можно ли было заставить работать необходимый для всей этой политики аппарат — матросов, красноармейцев, юнцов-революционеров иначе, как с помощью понятных и давно знакомых им по социалистической пропаганде лозунгов?.. коммунистическая идеология (так называемый “военный коммунизм”. — В.К.) оказалась полезною этикеткою для жестокой необходимости... И не мудрено, что, плывя по течению, большевики воображали, будто вводят коммунизм”. [ 153 ] В свете всего этого становится ясно, что народ в первые годы после Октября (как и после Февраля) оказывал сопротивление новой власти (причем, любой власти — и красных, и белых), а не еще не существовавшему тогда социализму-коммунизму. И главная, поглощающая все основные усилия задача большевиков состояла тогда — хотя они мало или даже совсем не осознавали это — в утверждении и укреплении власти как таковой...."

http://www.voskres.ru/kozhinov/hist/7.htm

"...В подавляющем большинстве нынешних сочинений о первых послереволюционных десятилетиях предпринят кардинальнейший “пересмотр” тех представлений об этом периоде истории, которые господствовали ранее. Произошла своего рода замена знака плюс на минус: то, что рассматривалось как исторические победы и достижения, стали толковать в качестве поражений и бед. Притом нередко этим самым “пересмотром” занимаются авторы, которые еще десять, максимум пятнадцать лет назад писали нечто прямо противоположное...
Естественно, что многих людей возмущает или, по меньшей мере, смущает такое положение вещей, но проблема все же не столь проста, как может показаться с первого взгляда. Выше уже шла речь об относительности и, в конечном счете, мнимости понятия “прогресс”, которое, строго говоря, являет собой мобилизующий и обнадеживающий людей миф, ибо в силу всеобщих законов бытия любое приобретение неизбежно оборачивается не менее существенными потерями. Так, например, ныне все более широкие круги людей осознают, что гигантские победы в сфере научно-технического прогресса, завоеванные в нашем столетии, ставят под вопрос самое бытие человечества (и даже жизнь на Земле вообще).
Поэтому переосмысление каких-либо явлений и событий истории, в результате, которого то, что толковалось как победа, предстает как поражение, не является чем-то абсурдным, — хотя, конечно такое переосмысление должно быть подлинно основательным и тщательно аргументированным (ныне же многие пересмотры явно легковесны и бездоказательны).
Но есть и другая сторона проблемы “пересмотра”. В течение долгого времени все исторические победы и достижения преподносились как плоды разумения и деяния “вождей” — Ленина и Сталина. Хотя к XX веку было выработано — в том числе, кстати сказать, и в марксистских сочинениях — достаточно объективное понимание роли личности в истории, внедряемая в массы идеология с ним, в сущности не считалась, заставляя подчиняться себе и профессиональных историков. И ход событий с 1917 по 1953 год оказывался, в основном, попросту выражением деятельности вождей...
Но вот в чем странный и даже нелепый парадокс: авторы, которые со второй половины 1980-х годов начали взапуски проклинать Сталина, а затем Ленина, всецело сохранили в себе внушенное господствовавшей до 1956 года идеологией убеждение, что все происходившее после 1917 года в стране — результат мысли и воли вождей! Правда, теперь они толковали эти результаты как тяжкие беды и поражения, но самая основа, фундамент их понимания истории остался прежним! Перед нами по сути дела пресловутый “культ личности” — пусть и “наизнанку” (ниже будут приведены конкретные образчики этого сегодняшнего культа — например, в сочинениях о 1937-м годе и о Великой Отечественной войне).
Разумеется, объективный ход истории так или иначе выражался, проявлялся и в действиях вождей, но совершенно несостоятельно представление, согласно которому историческое бытие громадной страны, так или иначе связанное с бытием мира в целом, являлось выражением мысли и воли вождей. Между тем именно такое представление в той или иной мере присутствует в множестве нынешних сочинений.
И надо прямо сказать, что их авторы находятся в зависимости — конечно, бессознательной — от той идеологии, которая была внедрена в массовое сознание много лет назад, — идеологии, внушавшей, что все совершавшееся в стране — плод личных, собственных, в конце концов, своевольных “решений” Ленина и Сталина.
И для начала обратимся к ряду конкретных “решений” Сталина, дабы убедиться, что они были продиктованы ходом самой истории, а не его личными “замыслами...”. И так далее.

Я привел эти цитаты для того, чтобы показать, что не имеет смысла доказывать или опровергать, будто Октябрь (и Февраль конечно, тоже) делался ИЗНАЧАЛЬНО ради крестьян. Просто все постепенно трансформировалось соответствующим образом.
Причем Октябрь победил надолго, и большая часть истории России 20 в. связана именно с ним. И критиковать его можно очень - как победившую и укрепившуюся сторону.
А Февраль показал свою несостоятельность вначале как "мирная" (мирная ли?) власть (с февраля по октябрь 1917 г.), потом как воюющая сторона (гражданская война). Можно ли считать нынешних либералов наследниками Февраля? Трудно сказать (например, кем считать А. А. Кара-Мурзу?). Но и они не очень-то "состоятельны". Помнится, в "Новом времени" (за 1994 год, кажется), было написано, что потом одумавшиеся россияне поставят Гайдару памятник из золота и пр. Я думаю, что вряд ли.

От Георгий
К Георгий (05.03.2002 09:36:54)
Дата 05.03.2002 09:47:58

еще Кожинов (*+)

http://www.voskres.ru/kozhinov/stat/kp.htm

Ход истории, ходы Сталина
+ + +

НЕ СТАЛИН ОПРЕДЕЛЯЛ, А ИСТОРИЯ - ХОД ИСТОРИИ, ХОДЫ СТАЛИНА

Так утверждает известный историк, автор вышедшего в этом году двухтомного исследования "Россия. Век XX" Вадим Кожинов. 21 декабря исполнилось 120 лет со дня рождения отца народов. Мифы о Сталине в интервью историка газете "Комсомольская правда".
- Вадим Валерианович, давайте начнем разговор с вашего личного восприятия Сталина. Вы прошли облучение вождем?
- Ребенком я воспринимал его восторженно. Годам к 15 стал вольнодумцем. До поступления в университет в 1948 году я не то чтобы был настроен антисталински или антисоветски, скорее внесоветски, внесталински. Занимался историей, культурой, поэзией. От политики отстранялся, даже не вступил в комсомол. Но когда поступил в университет, застал там чрезвычайно политизированную молодежь. В основном сталинистски настроенную. Одним из первых людей, с которыми там подружился, был известный сейчас литератор Станислав Лесневский. Он был сыном врага народа и при этом весь пылал революционным социалистическим энтузиазмом. Это на меня очень сильно подействовало. И в 1950 - 1952 годах я был сталинистом, просто пропитался этим духом. Я даже был левее Сталина. Югославские руководители в 1948-м призывали его начать войну с миром капитализма, а Сталин сказал: это комсомольский экстремизм. Я был охвачен именно комсомольским экстремизмом. Но с 1952 года начал изменяться.
-Что повлияло?
- Я видел много прискорбных вещей вокруг. Всю эту казенщину, формализм, грубость, бедность. Поэтому после смерти Сталина я вполне естественно воспринял критику, которая началась в его адрес. Стал в какой-то мере диссидентом. Правда, это продолжалось недолго. Многие диссиденты, к слову сказать, на склоне лет приходили к новому пониманию того, что случилось со страной. Не так давно в возрасте 96 лет скончался писатель Олег Васильевич Волков, которого я близко знал. Дворянин из богатой и знатной семьи, он 28 лет просидел в сталинских лагерях и, понятно, был крайне антисоветски настроен. Перед смертью он сказал: Я по-прежнему не принимаю и ненавижу коммунизм, но я с ужасом думаю, что теперь будет с Россией. Она слишком уязвимая и хрупкая страна, ей нужна была эта броня в виде СССР. А теперь я умираю с ужасом за будущее России .
-Но ведь эту броню создал Сталин. Россия выносила в себе сталинизм всей предыдущей историей?
- Дело в том, что возможны две трудности у человека, который начинает обсуждать какой-нибудь сложный вопрос. У него или слишком мало материала для разговора, или слишком много. Вы упомянули о моем двухтомном сочинении, на многих страницах которого речь идет о Сталине. И изложить это кратко можно, только утрачивая обоснованность. За последние десять лет вышел целый ряд книг о Сталине - Антонова-Овсеенко, Волкогонова, Радзинского. В них Сталину дается крайне отрицательная оценка. А с другой стороны, вышли книги Косолапова, Жухрая, Похлебкина, в которых, наоборот, дается самая высокая оценка Сталину. С моей точки зрения, и у тех, и у других книг больше близости, чем чуждости. Потому что и там, и здесь Сталин рассматривается как творец истории. Просто в одном случае приписываемые ему грандиозные деяния оцениваются как достижения и победы, а у других авторов - как беды и поражения. На самом деле они едины в своем понимании хода истории.
-А вы какой подход предлагаете?
- Я исхожу из постановки вопроса История и Сталин , а не Сталин и история . Над людьми - и над исследователями в особенности - тяготеет миф о Сталине. Я больше скажу: при жизни Сталина миф о нем играл неизмеримо более значительную роль, чем сам Сталин. Задумайтесь, почему девочка из священнического рода Зоя Космодемьянская перед повешением кричит: Сталин придет! Миф о Сталине побудил ее на отчаянный героизм. И на миллионы людей он так же действовал. Причем в создании мифа участвовали люди самых разных взглядов и самых разных слоев. Ведь первое яркое поэтическое произведение о Сталине - оду вождю - написал в 1935 году Пастернак. А еще раньше, в 1930 году, Юрий Тынянов в беседе с Чуковским говорил, что Сталин - гениальнейший человек нашего века, если бы даже он ничего не сделал, кроме коллективизации, он все равно был бы самым гениальным. И это тогда было настроение широких кругов.
-Почему люди так легко поверили в миф?
- При Сталине произошло, в частности, определенное упорядочение жизни. После революции страна долго жила в обстановке хаоса. А тут наконец восстановилась более-менее промышленность, не было уже беспрерывных восстаний, волнений. Людям представлялось, что наступает какой-то порядок. И они готовы были, измученные предыдущей жизнью, принять в качестве божества человека, который-де наконец этот порядок обеспечит. И тут я перехожу к главному тезису. Ложно представление, что отдельная личность, пусть даже обладающая безраздельной властью, определяет ход истории своим умом, своей волей.
-Определять не определяет, но влияет на нее, вплоть до того, что может повернуть вспять ход истории. Вспомните печально знаменитый пакт Риббентропа - Молотова 1939 года. Пойдя на соглашение с Германией, Сталин развязал Гитлеру руки, и началась вторая мировая война. Вензель министра иностранных дел, поставленный под пактом с благословения генсека, изменил весь ход мировой истории.
-На самом деле этим примером вы подтверждаете мою мысль. Да, сейчас многие оценивают пакт как чудовищное деяние. При этом забывают, что за год до этого, в 1938 году, точно такой же пакт заключил с Гитлером Чемберлен. Речь там шла о разделе Европы. Гитлеру предоставлялась свобода рук в Восточной Европе. Что было делать Сталину? Через год он сделал ответный ход - заключил пакт с Германией о мире. Даже многие западные историки признают, что иного выхода не было.
-О мире? О том же разделе Европы.
- Назывался он о мире и добрососедстве. Сталин надеялся, что Гитлер, начав воевать с Англией и Францией, увязнет там надолго, и тем самым будет выведен из-под удара Советский Союз. Столкнуть своих соперников лбами - заурядная игра правителей и дипломатов. Почему то, что можно Чемберлену, нельзя Сталину?
-Но Сталин жестоко ошибся. Пакт не отвел угрозы войны от СССР?
- Действительно жестоко ошибся Чемберлен, ибо Гитлер все-таки сначала двинулся на Запад, а не на СССР. Сталин ошибся в другом. Он считал, что война с Гитлером неизбежна, но ошибался, думая, что его война на Западе будет долгой и изнурительной. А Европа легко, почти без сопротивления сдалась Гитлеру. Сталин ошибся потому, что исходил из социально-классовых представлений, а не из геополитических. А геополитическая ситуация в Европе была совершенно иная, чем, скажем, в 1914 году. Но одновременно здесь и ответ на ваш вопрос - о роли личности. Люди, которые сейчас проклинают его, в глубине души по-прежнему считают, что Сталин - это тебе не какой-то там Чемберлен. С Чемберлена что возьмешь? Английский премьеришко. А у нас гениальный злодей. Поскольку они проклинают Сталина, они думают, что освободились от его культа. А на самом деле они топчутся вокруг культа.
-Не было бы культа, и не топтались бы. Не топчутся же английские писатели и историки вокруг культа Чемберлена, Черчилля. Над Чемберленом и Черчиллем были еще монархи, парламенты, общественное мнение. У нас же власть в 1917-м взяли заговорщики. Что им было за дело до общественного мнения... Коллективизация - разве не личная ошибка Сталина? Ведь до революции Россия кормила хлебом Европу. А при Сталине миллионы умерли от голода. Причем в невоюющей стране. Опять - объективные обстоятельства?
- Действительно, до революции примерно треть хлеба, импортируемого в Европу, составлял российский хлеб. Замечу - треть. Другие две трети обеспечивали Северная и Южная Америка, Австралия. Но наш крупнейший экономист Василий Сергеевич Немчинов показал, что 70 процентов российского хлеба, который шел за границу и на внутренний рынок, поставляли до революции крупные хозяйства, на которых было занято 4,5 миллиона наемных работников. Крестьяне ненавидели эти крупные хозяйства, это были владения бывших помещиков и разбогатевших крестьян, ставших аграрными капиталистами. Именно этот хлеб увозился за границу, а вовсе не крестьянский хлеб. Крестьяне, как подсчитал Немчинов, более 85 (!) процентов производимого ими хлеба потребляли сами.
-До революции. А после?
- А после сами крестьяне уничтожили и поделили между собой крупные хозяйства. По подсчетам Немчинова, количество крестьянских хозяйств выросло на 8 миллионов - примерно на треть. Они получили земли больших хозяйств. При раздаче никто не выражал опасений, что товарного хлеба не будет. Поначалу действительно хлеба хватало. Потому что во время гражданской войны городское население вернулось в деревню. Скажем, население Петрограда сократилось в три раза, Москвы - в два раза. Масса горожан погибла. А к 1928 году вдруг выявилось, что товарного хлеба для нужд городского населения нет. Пришлось (еще до коллективизации) ввести в городах карточную систему. Урожай был ненамного меньше, чем в лучшие дореволюционные годы, но товарного хлеба оказалось в два раза меньше. А городское население беспрерывно росло. Крестьяне же, по подсчетам Немчинова, продавали всего-навсего 11,5 процента производимого хлеба, а 88,5% потребляли сами. Это было гибельно для страны. В моем упомянутом сочинении показано, что именно Немчинова надо считать отцом коллективизации. Сталин в виде колхозов по сути дела восстановил крупные хозяйства с фактически наемными работниками. Так что это была не его злая воля, а неизбежное последствие разрушения крупных капиталистических сельских хозяйств, которое произошло во время революции.
-Жестокость методов коллективизации оправдывает ее неотвратимость?
- Беспощадность присуща любой революции. У нас все время политику пытаются измерять с точки зрения нравственных норм, но это по меньшей мере наивно. Трумэн приказывает сбросить атомную бомбу на Хиросиму, а затем, два дня спустя, на Нагасаки, где находился лагерь с тысячами военнопленных американцев и англичан. К сожалению, мало кто знает, зачем была сброшена вторая бомба? А дело в том, что первая была урановой, а вторая - гораздо более дешевой, плутониевой. И Нагасаки уничтожили ради испытания этой бомбы! Де Голль, считающийся, кстати, своего рода благородным рыцарем, в 1958 году приказывает не допустить выхода Алжира из состава Франции, и 800-тысячная армия уничтожает 1,5 млн. алжирцев - то есть каждого шестого! Мне могут возразить, что жестокость коллективизации была обращена на своих же крестьян. Но классовое противостояние обычно не менее беспощадно - достаточно напомнить о крайних жестокостях Великой французской революции, одарившей французов гильотиной.
-Так можно оправдать любое злодеяние и любого диктатора. На совести Сталина миллионы загубленных жизней. И все не по злой воле, от безвыходности.
- Революция - это всегда убийство предшествующего общества. И потенциально любой человек прежнего общества является как бы врагом революции. Причем характерно, что революция обязательно убивает главу прежнего общества, как это было и в английской, и во французской, и в нашей революции, - короля или царя. И представителей верхушки этого общества. А потом оказывается, что любой человек, который в чем-то сопротивляется, не согласен, тоже становится врагом. Так было и во Франции, где крестьяне Вандеи восстали против революции. До миллиона зверски уничтожили. А население Франции составляло тогда 25 миллионов человек. Это было похлеще, чем у нас. Поэтому приписывание Ленину и Сталину всего чудовищного, что происходило в нашей стране, - наивнейшая точка зрения. История должна чему-то учить нас. Я и сейчас считаю неверным, что в своих нынешних бедах мы виним конкретных лиц, например, того же Горбачева, Ельцина. Дело не в них. Дело в чрезвычайно сложном движении истории. Именно история ставит во главу таких людей. Если бы не Сталин стал в 1929 году абсолютным хозяином страны, нашелся бы человек, который вел бы себя примерно так же. То, что происходило в стране, определялось поведением миллионов и миллионов людей.
-В таком случае, от какого сталинского наследия мы отказываемся? И какое, как это ни прозвучит кощунственно, сохраняем?
- Если исходить из того, что я говорил, я не считаю, что мы должны перенимать какое-то именно сталинское наследие. Мы должны принимать наследие нашей истории. Все почему-то заклинились на Сталине, забывая о том, что была могучая героическая история. Да, она была трагической. Но вместе с тем и героической. У нас внушают людям, что трагическая история - это нечто принижающее и даже позорящее страну. Это неверно. Трагедии - совершенно неотвратимый феномен человеческого бытия, никуда от этого не денешься. В богословских и философских учениях трагедия отнюдь не признается чем-то принижающим и позорящим. Скорее, наоборот. Гегель утверждал, что трагическое - форма проявления прекрасного. Невероятные трагические страницы были в истории других стран. И поэтому я глубоко убежден в том, что мы никуда не двинемся по-настоящему, если не перестанем обрезать корни, связывающие нас с той эпохой. Нам нужно укорениться в ней, но не ради наследия Сталина, а ради наследия истории народа. Часто говорят, что в 1917 году Россия взошла на Голгофу. Но в этой евангельской формуле заключен смысл не только унижения и смерти, но и величия и воскресения.

"Комсомольская правда" 21.12.1999

От А. Гуревич
К Георгий (05.03.2002 09:47:58)
Дата 06.03.2002 10:11:46

Об истории

Кожинов - умный человек, и у него можно многому научиться. Но принимая утверждение:

>приписывание Ленину и Сталину всего чудовищного, что происходило в нашей стране, - наивнейшая точка зрения. ... Если бы не Сталин стал в 1929 году абсолютным хозяином страны, нашелся бы человек, который вел бы себя примерно так же. То, что происходило в стране, определялось поведением миллионов и миллионов людей.

не забываейте о таком же, абсолютно симметричном:

>История должна чему-то учить нас. Я и сейчас считаю неверным, что в своих нынешних бедах мы виним конкретных лиц, например, того же Горбачева, Ельцина. Дело не в них. Дело в чрезвычайно сложном движении истории. Именно история ставит во главу таких людей.

От Георгий
К А. Гуревич (06.03.2002 10:11:46)
Дата 06.03.2002 10:25:31

Согласен (-)
От VVV-Iva
К Георгий (05.03.2002 09:47:58)
Дата 06.03.2002 07:41:27

спасибо, Георгий!

Привет


>Сталин в виде колхозов по сути дела восстановил крупные хозяйства с фактически наемными работниками.

А как на меня набросились, когда я тоже самое сказал?

Владимир

P.S. Не вы лично.
От Георгий
К Георгий (05.03.2002 09:47:58)
Дата 05.03.2002 23:55:49

И еще Кожинов (*+)

http://www.gazeta-pravda.ru/pravda/pravda25.html#Сталин, Гитлер и

Сталин, Гитлер и союзники
О двойных стандартах в политике и оценках Запада историк Вадим КОЖИНОВ беседует с обозревателем “Правды” Виктором КОЖЕМЯКО.

Если бы дожил Вадим Валерианович Кожинов до июня 2001 года, лишний раз убедился бы, что ненавистники Отечества по-прежнему задают тон и среди так называемых российских историков, и в средствах массовой информации. Ну, конечно, к 60-летию начала Великой Отечественной войны опять густо замелькали на телеэкране и на страницах газет фотографии, запечатлевшие подписание пакта о ненападении между СССР и Германией 23 августа 1939 года, где Сталин — рядом с гитлеровским посланцем Риббентропом.
— Это должно восприниматься с крайним негодованием и даже презрением к советскому вождю,— говорил мне Кожинов как раз в связи с теми снимками.— Но почему “демократические” СМИ так крепко помнят одно и напрочь забывают другое? Есть ведь фотографии гораздо более выразительные, но куда менее известные.
— Что имеете в виду?
Привожу далее фрагмент одной из моих бесед с выдающимся философом истории, к сожалению, оставшейся незавершенной.

Вадим Кожинов. Имею в виду события почти за год до подписания пресловутого пакта. По вполне понятным причинам на Западе не любят о них вспоминать. Но ведь и у нас все последнее десятилетие или даже пятнадцатилетие не вспоминают! Да оно и понятно: выгодной профессией стало всячески очернять родную страну, представлять ее исчадием ада — Запад же при этом, разумеется, выглядит сугубо добропорядочным. В его интересах стараются “демократические” пропагандисты! И у людей уже утвердилась в головах искаженная картина предвоенных событий: Сталин с Гитлером против Европы, ставшей их жертвой. Хотя обстояло-то все в той сложнейшей международной обстановке совершенно иначе.
Виктор Кожемяко. Вернемся к фотографиям.
Вад. К. Да, вот я хотел бы сказать об одной, которую вовсе не публикуют. Здесь Гитлер, стоящий на лестнице своего высокогорного дворца в юго-восточной Баварии, взирает сверху на расположенного двумя ступеньками ниже британского премьер-министра Чемберлена. У того очень усталый вид, он еле держится на ногах: ведь мало того, что на двадцать лет старше Гитлера,— еще и совершил беспрецедентное для себя, крайне утомительное путешествие.
Вик. К. Насколько я понимаю, вы говорите о 15 сентября 1938 года.
Вад. К. Правильно. Ранним утром именно этого дня почти семидесятилетний (через два года он скончается) премьер-министр огромной Британской империи впервые в жизни (!) входит в самолет и при тогдашних скоростях авиации несколько часов летит до Мюнхена, а затем еще несколько часов добирается до Бергхофа — поместья, расположенного высоко в горах, где, конечно же, ради дополнительного унижения, соизволил принять его Гитлер. А ведь Сталин-то к Гитлеру на поклон не летал!
Вик. К. Надо пояснить читателю, чем вызван был тот визит британского премьера.
Вад. К. В этом вся суть. Летел он для сугубо конфиденциальных переговоров, о смысле которых сообщил лишь немногим доверенным лицам, назвав свой проект для секретности “планом Зет”. Вот как изложил его в письме одному из ближайших сподвижников: “...я сумею убедить его (то есть Гитлера), что у него имеется неповторимая возможность достичь англо-немецкого понимания путем мирного решения чехословацкого вопроса... и поэтому необходимо мирным путем преодолеть наши нынешние трудности... Наверное, можно будет найти решение, приемлемое для всех, кроме России”.
Вик. К. Многозначительная оговорка! “Кроме России”...
Вад. К. Это не просто оговорка. Это, если хотите, тоже относится к самой сути “плана Зет”. Договориться с Гитлером помимо нашей страны, за ее спиной, за ее счет! Ведь и главная конечная цель состояла в том, чтобы уговорить Гитлера двигаться на Восток, дав ему полное право и возможность по своему усмотрению распоряжаться в Восточной Европе.
Вик. К. К этому времени Гитлер уже присоединил к Германии Австрию.
Вад. К. Да, 12 марта 1938 года. И вот премьер-министры Франции и Великобритании — Даладье и Чемберлен в ходе по-своему трогательных визитов к Гитлеру (которых Сталин ни при каких условиях не предпринимал!) вступают с ним в договоренности, позволявшие Германии уверенно двигаться на Восток.
Вик. К. И это называлось “умиротворением” Гитлера...
Вад. К. Западные лидеры, что называется, за ценой не постояли. Не стеснялись никакого унижения! Замечу: тот же Чемберлен после первого визита к Гитлеру 15 сентября 1938-го (предварительно просил фюрера о личной встрече) являлся на поклон к нему еще и в Бад-Годесберг около Бонна 22 сентября и, наконец, третий раз — в Мюнхен, 29 сентября. Лишь бы было достигнуто “решение, приемлемое для всех, кроме России”!
Вик. К. Что ж, и оно было достигнуто.
Вад. К. Подчеркну: почти годом ранее до того, как был подписан (уже вынужденно!) советско-германский пакт о ненападении. Про этот пакт, как вы знаете, до сих пор трубят на всех углах, стремясь еще и еще раз бросить тень на нашу страну, а между тем абсолютно аналогичный договор с Гитлером заключил премьер Великобритании Невилл Чемберлен — 29 сентября 1938 года. В официальном документе, составленном 30 сентября, говорилось: “Мы, Фюрер и Канцлер Германии и Премьер-Министр Великобритании, рассматриваем подписанное вчера соглашение как символизирующее волю обоих народов никогда больше не вступать в войну друг против друга”.
Вик. К. То есть руки у Гитлера были развязаны.
Вад. К. Конечно. Что закреплялось “символизирующим соглашением”? Признание права Гитлера на отторжение от Чехословакии Судетской области. А вслед за этим, меньше чем через полгода — 15 марта 1939 года, следует захват немцами Чехии полностью. И так далее. Значит, надо же признать, что “пакт Гитлера—Чемберлена” фактически являлся разделом Европы! Нет, не признают. Помалкивают.
Вик. К. Зато о “пакте Молотова—Риббентропа”, который по существу был ответной и вынужденной мерой, вы совершенно точно сказали — трубят на всех углах. Не только западные пропагандисты, но и, если позволено будет так их назвать,— российские. Точнее-то, конечно, антироссийские! Ведь в своей пропаганде руководствуются отнюдь не интересами Отечества, не из этих интересов исходят...
Вад. К. Вот на этом понятии — интересы — стоило бы сделать особый акцент! Политика — всегда соотношение и нередко противостояние интересов: известен афоризм Черчилля на сей счет. Есть сегодня интересы России, а есть — США. Были в то время, о котором мы говорим, интересы Советского Союза, а еще — Германии, других европейских стран, тех же Соединенных Штатов. Так вот Сталин, как бы к нему ни относиться, отстаивал интересы своей страны, хотя и не без каких-то ошибок, что, впрочем, следует признать неизбежным в столь сложной международной обстановке. Однако повторю, совершенно очевидно: служил он своей стране, а не прислуживал неким зарубежным хозяевам, что так же очевидно, допустим, у Ельцина с Козыревым...
Вик. К. Но сколько обвинений, по сути — именно за это, за служение Отечеству, обрушивается на голову Сталина со стороны всяческих так называемых демократов! И, разумеется, пакт с гитлеровской Германией припоминают в первую очередь.
Вад. К. Иногда просто смешно читать, до каких нелепостей доходит. Небезызвестный Волкогонов в конце 80-х годов назвал пакт с Германией “отступлением от ленинских норм внешней политики”. Дескать, “советская страна опустилась до уровня... империалистических держав”. Тогда еще, заметьте, у Волкогонова и подобных ему перевертышей “ленинские нормы” звучали как нечто идеальное, а “империалистические державы” — как негатив. Это пока шло уничтожение Сталина. Но скоро и за Ленина они возьмутся. И тогда поменяется терминология: идеалом станут именно империалистические державы — “демократические”, а Сталина будут преподносить уже не как отступившего от ленинских норм, а просто как воплощение уникального, беспрецедентного цинизма и ужасающей низости. Еще бы — вступил в сговор с самим Гитлером!
А вот то, что Сталин по существу повторил (вынужденно!) содеянное за год до этого англичанином Чемберленом, что сталинский “цинизм” был, можно сказать, порожден чемберленовским цинизмом,— замалчивается. В результате абсолютное большинство наших соотечественников нынче об этом не знают. Им внушили сплошной комплекс неполноценности или даже преступности относительно родной страны — ее политики, ее народа, ее руководителей, в том числе в годы перед великой войной.
Вик. К. Между тем тогда для нашей страны ведь действительно была сложнейшая окружающая обстановка, угрожавшая нам (вполне реально!) гибелью. Сталин четко понимал: война обязательно будет, причем война, которой против нас может пойти весь или почти весь объединенный Запад, а на востоке — Япония... Подготовка к обороне (именно к обороне, а не к агрессии, как внушают нынче какой-нибудь Резун-Суворов вместе с Александром Яковлевым, Евгением Киселевым и проч.) стала по сути главным направлением партийной и государственной политики в 30-е годы. Даже раньше, пожалуй. Коллективизация на селе, строительство мощной современной индустрии, модернизация армии — все так или иначе призвано было способствовать этому. И как важен был выигрыш времени, каким продуманным и взвешенным должен быть каждый дипломатический шаг... Теперь-то легко рассуждать да бросать упреки Сталину. Как у Шота Руставели сказано: “Всякий мнит себя героем, видя бой со стороны”.
Вад. К. Вы правы. Это даже не критика Сталина — это пропаганда, направленная против своей страны. Полностью отрешающаяся от реального положения, в котором страна тогда находилась, и ставящая во главу угла вовсе не ее интересы!
Что же касается Сталина... Вот много болтают о “культе личности”. Мне же часто видится, что ярые ниспровергатели этого самого культа больше всех в себе его и несут.
Например, в своей книге “Россия. Век ХХ”, выпущенной издательством “Алгоритм”, я привожу цитату из работы доктора исторических наук М.М. Наринского. Он пишет: “Говоря о политике Советского Союза, Сталин цинично заметил: “Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались”.
Вик. К. О чем конкретно речь? Скажите для читателей.
Вад. К. О суждениях Сталина в связи с объявлением войны Германии со стороны Франции и Великобритании 3 сентября 1939 года. Он тогда будто бы пооткровенничал в самом тесном кругу — Молотов, Ворошилов, Георгий Димитров, а опубликовано это недавно: “Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если бы руками Германии было бы расшатано положение богатейших капиталистических стран...”
Вот это — цинично. С точки зрения нынешней “либеральной” историографии войны...
Вик. К. А вы как оцениваете?
Вад. К. Да ведь в словах Сталина, если они действительно прозвучали, выражено типичнейшее отношение любого государственного деятеля любой страны к войне, которая разразилась между соперниками этой страны. Заурядная, сказал бы я, постановка вопроса! Ну, может быть, Сталин не стал бы повторять это публично... Так опять же — в политике далеко не все произносится публично, есть многое, так сказать, и для внутреннего потребления.
Но, коли уж речь о цинизме, я должен напомнить реакцию Черчилля на германское вторжение в нашу страну — по его собственному признанию, она была восторженной. Почему же Сталина проклинают за его “циничную” удовлетворенность началом войны между Германией и Англией, а об удовлетворенности, даже ликовании Черчилля в совершенно аналогичной ситуации молчат?
Или вот приведу заявление сенатора и будущего президента США Гарри Трумэна, сделанное 23 июня 1941 года, то есть на следующий день после нападения гитлеровской Германии на СССР: “Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом пусть они убивают как можно больше!”
Каково? Причем обратите внимание — сказано это не в узком кругу, а корреспонденту популярнейшей газеты “Нью-Йорк таймс”.
Вик. К. Помню и еще одно, так сказать, образное выражение той же мысли Трумэна: “Если мы положим Германию в гроб, то Россию надо положить на операционный стол”. То есть чтоб делать с нами все что угодно...
Вад. К. Однако это у наших либеральных историков и журналистов, видимо, цинизмом не считается. Любезная их душе Америка и ее деятели могут быть только мудрыми, цивилизованными, гуманистическими, защищающими права человека и т.п. Даже если тот же Трумэн бросает атомные бомбы на японские города — без какой-либо крайней военной надобности, а просто так — для эксперимента и, конечно, для устрашения мира. Вот они, двойные стандарты Запада и “туземных” его подпевал в нашей стране!
Вик. К. А в каком смысле вы говорите об историке Наринском и ему подобных как о носителях “культа личности”?
Вад. К. Ну как же! Они ведь предъявляют Сталину высочайшие моральные требования, каких деятелям Запада отнюдь не выдвигают. Причем требуют, чтобы Сталин неукоснительно соблюдал некие абстрактные нравственные нормы и принципы во внешнеполитических делах в ситуации войны. И кто требует! Александр Николаевич Яковлев или тот же Волкогонов, которые продемонстрировали в своих писаниях и в своем поведении полное отсутствие всяких нравственных норм...
Вик. К. Да, как говорится, чья бы мычала. А безнравственное поведение лидеров западных стран, которые волею судеб стали вроде бы нашими союзниками в ходе великой войны, проявилось ведь с вопиющей наглядностью! Хотя по вполне понятным причинам тут нынче тоже многое старательно замалчивают. Чего стоила вся эта до крайности неприличная возня с открытием второго фронта...
Вад. К. Вы правильно употребили определение — неприличная. Ведь реальную войну Великобритания и США начали только через три года после 22 июня 1941-го! Когда наши войска уже вышли к государственной границе и готовы были начать победный поход по Европе.
А что было до этого? Да именно неприличная возня — отговорки, увертки, оттяжки, пускание пыли в глаза. Между тем уже тогда, во время войны, всем были очевидны истинные причины. Теперь же рассекречен ряд документов, которые официально подтверждают, что скрывалось за дипломатически-пропагандистскими уверениями союзников, будто они интенсивно готовятся воевать против Германии вместе с нашей страной. Уверения — одно, реальные планы и действия — совсем другое!
Вот 16 декабря 1941 года Черчилль по пути в Америку составляет очень знаменательную программу, посвященную целям действий Великобритании и США. Вспомним, что за десять дней до этого, в ночь с 5 на 6 декабря, началось мощное контрнаступление Красной Армии под Москвой, развеявшее уверенность многих в непобедимости германских войск. Так вот, Черчилль с этого начинает: “В настоящий момент фактом первостепенной важности в ходе войны являются провал планов Гитлера и его потери в России. Вместо предполагавшейся легкой и быстрой победы ему предстоит... выдерживать кровопролитные бои”. Но дальше? Что следует за такой констатацией? А вот что:
“Ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не должны принимать никакого участия в этих событиях, за исключением того, что мы обязаны с пунктуальной точностью обеспечить все поставки, которые мы обещали”.
Вы понимаете? Оказывается, цель действительного участия в действительной войне с Германией даже и не ставилась!
Ну а вся задача двух стран в наступающем 1942 году была сведена к следующему: осуществить “оккупацию Великобританией и Соединенными Штатами всех французских владений в Северной Африке и установление их (то есть Великобритании и США) контроля... над всем Североафриканским побережьем от Туниса до Египта, что обеспечит, если это позволит положение на море, свободный проход через Средиземное море к Ливану и Суэцкому каналу”.
Таким образом, цель была не в реальной и эффективной войне против Германии для скорейшего ее разгрома, а в обеспечении прохода по Средиземному морю к британским колониям в восточной части Африки и в Азии, поскольку другой возможный путь — вокруг Африки был примерно на 15 тысяч километров длиннее...
Вик. К. Словом, цель сугубо своя — без оглядки на льющуюся кровь русских, советских людей.
Вад. К. Именно так, и Черчилль это неоднократно подчеркивает.
Вик. К. Вся дальнейшая политика союзников строилась ведь в том же расчетливо-корыстном духе?
Вад. К. Безусловно. Пройдет около года после составления сэром Уинстоном процитированного документа, Красная Армия в ожесточенных боях остановит гитлеровское наступление под Сталинградом — и тот же Черчилль разработает еще один секретный меморандум. Тоже весьма характерный!
“Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе,— пишет он, заметьте, во время Сталинградской битвы.— Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое...”
Вик. К. Возникает вопрос: против кого?
Вад. К. Да ясно же — против “русского варварства”! Под Сталинградом и на всем протяжении огромного фронта русский народ и другие народы нашей страны кладут свои жизни, в том числе за культуру Европы, а в это время называющие себя союзниками вынашивают тайные планы, как объединенными усилиями расправиться с “этой страной”.
Вик. К. Вот где верх безнравственности и цинизма!
Вад. К. Интересы, правят интересы. И это не приходит в голову на Западе никому вменять в вину — Черчиллю либо Рузвельту. Наоборот, эти фигуры безоговорочно представляются не только великими политиками, но и выдающимися представителями западной цивилизации. Ну а Рузвельт — так просто образец благородства, особенно для наших “туземных” авторов, которые могут говорить и писать о нем только с восторженным придыханием. Между тем не кто иной, как он, Рузвельт, еще 1 апреля 1942 года одобрил доклад начальника штаба армии США Маршалла, в котором осуществление высадки войск в Европе “ставилось в зависимость от двух условий:
1) Если положение на русском фронте станет отчаянным...
2) Если положение немцев станет критическим...”
Обратите внимание: в одном случае — “отчаянное”, в другом — всего лишь “критическое”. Очень пристально отслеживалось это в США, и, когда к середине 1944 года положение немцев стало уже несомненно критическим, Америка начала реальную войну. Причем для нее, так же как для Англии, по сути это была теперь война не столько для разгрома Германии, сколько для “спасения” как можно большей европейской территории от России...
НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ. Публикуя в 49-ю годовщину со дня ухода из жизни И. В. Сталина эту запись беседы с Вадимом Кожиновым, стоит подчеркнуть чрезвычайную важность поставленных им вопросов для нынешнего времени. Это неверно, что история принадлежит прошлому. В не меньшей мере она принадлежит настоящему и будущему! И мы видим (если, конечно, хотим видеть), как те же двойные стандарты, которые господствовали в политике и оценках Запада накануне и во время великой войны, продолжают действовать сегодня.
Если взрывают дома и гибнут люди в Америке, — это террористы. Если взрывают дома в России и убивают русских в Чечне, — это борцы за свободу.
Если вчера правящий режим в Узбекистане называли “диктатурой”, то теперь это “верный оплот свободы”. Почему? Ответ прост: американцев впустили в Узбекистан.
Когда талибы нужны были Америке, она их создала и всячески поддерживала, забыв о “нарушениях прав человека”. Когда надобность миновала, талибов с политической сцены убрали, объявив террористами.
Кстати, сколько шуму на весь мир было в связи со взорванной теми же талибами статуей Будды в Афганистане! А вот Слободан Милошевич говорит на судебном процессе в Гааге о более ста православных храмах — бесценных памятниках истории и культуры, уничтоженных на территории Югославии, в том числе и в результате бомбардировок западной авиации. Однако на Западе молчат об этом...
Перечисление примеров двойного стандарта можно продолжать и продолжать. Впрочем, Запад вряд ли будет вести себя иначе, прагматически усвоив, что в политике нет идеалов, а есть интересы. И суть не в том, чтобы “перевоспитать” Запад. Главное — отношение наших соотечественников к его политике и к его пропаганде.
Вот что бесконечно тревожило патриота России Вадима Кожинова и что должно тревожить всех нас! Восприятие и оценка политики, текущих и исторических событий, личностей — только в трактовке западных пропагандистов и, по выражению Вадима Валериановича, их “туземных”, то есть доморощенных подпевал. У нас за последние десять — пятнадцать лет неимоверно расширилось число людей, которые с детской доверчивостью строят свое мировоззрение согласно ориентировкам радио “Свобода” и “Голос Америки”. Отечественное телевидение и радио, как и “демократическая” пресса, работают теперь в основном по тем же ориентировкам, являясь своего рода “агентами влияния”.
Так и формируется у людей взгляд на историю и современность, на великую войну или сегодняшние события в мире, на Сталина или Милошевича. Взгляд, внушенный “оттуда” и выгодный “там”. Антипатриотический взгляд.

Виктор КОЖЕМЯКО.