Согласно оценке одного из основателей венесуэльской оппозиции Рамона Авеледо, сейчас 96% доходов бюджета зависят от нефти. Падения цен на черное золото серьезно ударило по гражданам страны.
Международный аэропорт Каракаса имени Симона Боливара "Майкетия". Сошедшие с самолетов граждане Венесуэлы буквально оккупируют магазины Duty Free, работающие на прилете. Сметают ром. На вопрос, зачем, объясняют: в городе сейчас перебои с хорошим ромом, да и стоит бутылка отличного венесуэльского рома в аэропорту в два раза дешевле, и, главное, он есть.
В самом аэропорту в день прилета корреспондента РИА Новости невозможно было купить обычную бутилированную воду — ее просто не было. Почему — объяснил встречавший водитель Маричаль: цена такой воды жестко регулируется государством, поэтому ее производить просто невыгодно, да и с тарой наблюдается дефицит. В связи с этим воду в аэропорт, на территории которого цены тоже контролируются, завозят нечасто. Справедливости ради стоит отметить, что через три дня в момент отлета из Каракаса воду завезли. Стоила она 20 боливаров за бутылку — сумму ничтожную с учетом курса черного рынка, на котором один доллар стоил в тот момент 800 боливаров.
В принципе, ситуации, при которых в Венесуэле пропадает тот или иной товар, стали для южноамериканской страны характерными за последние несколько лет и никого не удивляют. Люди научились приспосабливаться: закупают впрок стиральный порошок, моющие средства, туалетную бумагу. Кстати, последняя, о дефиците которой несколько раз за последние годы писали международные СМИ, в этот раз в магазинах присутствовала.
Однако дефицит хорошего рома и кофе — это было впервые за последние 10 лет, которые корреспондент РИА Новости ездит в Венесуэлу. Проверить слова покупателей из магазинов беспошлинной торговли было решено в одном из торговых центров в дорогом районе Санта-Фе. Впервые за последние годы в винном отделе супермаркета обнаружились только два вида посредственного рома, а на полках для кофе — исключительно различные приправы. Правда, затем ром экстра-класса все-таки был найден, но по цене, в два раза превышающей цену Duty Free, кофе же в магазинах так и не нашелся. И это при том, что цена на ром не регулируется государством.
К меняле — с сумкой
Торговая система Венесуэлы весьма запутана, и даже давно живущие в стране иностранцы не всегда могут дать ответ, почему тот или иной товар в одном месте стоит в несколько раз меньше, чем в другом. Социально ориентированный боливарианский социализм (так называется строй, который пытается построить в Венесуэле президент Николас Мадуро, а ранее — его предшественник Уго Чавес) предполагает серьезную социальную поддержку бедных слоев населения. В нынешних непростых финансово-экономических условиях, в которых оказалась страна из-за падения цен на нефть, такая помощь зачастую оказывается единственным спасательным кругом для многих граждан.
Что же происходит в экономике и финансовом положении граждан? На самом деле, ничего хорошего: по оценке одного из основателей венесуэльской оппозиции Рамона Авеледо, сейчас 96% доходов бюджета зависят от нефти. Естественно, падение цены барреля в два раза больно ударило как по самому государству, так и по жителям страны. Если считать по курсу "черного рынка", то минимальная зарплата в 9,6 тысячи боливаров в месяц составляет всего 12 долларов США, а довольно многие получают в месяц одну-две таких зарплаты. При этом минимальный уровень расходов семьи Авеледо оценивает в 91 тысячу боливаров в месяц.
С деньгами в Венесуэле вообще проблема — в прямом смысле слова. Дело в том, что самой крупной купюрой по-прежнему остаются 100 боливаров. Это было бы нормально, если бы курс доллара действительно составлял официально установленные 6,3 боливара, однако при курсе 800-900 боливаров обмен даже 200 долларов представляет определенную трудность. Необходима пустая сумка, куда приходится складывать пачки денег.
Местные жители приспособились к такой ситуации, оплачивая товары местными карточками в боливарах, однако иностранцу пользоваться зарубежной кредиткой в Венесуэле финансовой смерти подобно: межбанковские расчеты будут проходить по официальному курсу, который в сотни раз ниже реального уличного, в результате чего простой обед в ресторане может обойтись в 3-4 тысячи долларов.
Поэтому гости Венесуэлы вынуждены платить наличными, таская деньги в полиэтиленовых пакетах и сумках и обменивая их у нелегальных менял. Доллары же берут далеко не везде. В последние годы власти ввели специальный курс так называемого SIMADI для ряда операций, в том числе наличного обмена для иностранцев, однако, и он сейчас далек от реальности, составляя всего порядка 200 боливаров за доллар.
На улицу — с опаской
Иностранец, первый раз приезжающий в Венесуэлу, встречает для себя массу неожиданного. К примеру, вряд ли ему может прийти в голову, что в лучшем пятизвездочном отеле днем и вечером могут выключить горячую воду, оставив лишь струйку чуть теплой воды. Или что можно попасть в руки грабителей прямо в пяти метрах от того же отеля.
Но работа есть работа, поэтому количество иностранцев, вынужденных ехать в Каракас по делам бизнеса, весьма велико. Немалую долю этих людей составляют россияне, связанные с нефтяными проектами на поясе Ориноко, и белорусы, работающие на проектах в различных сферах, в том числе на строительстве жилья. "Привыкаешь, а что делать, деньги хорошие, ну, и, конечно, аккуратным нужно быть", — признался в неформальной беседе с корреспондентом РИА Новости россиянин Павел, работающий по линии военно-технического сотрудничества.
Уличная преступность в Каракасе по-прежнему остается настоящим бичом, несмотря на десятки программ властей по ее искоренению. Ощущение опасности не покидает даже днем, даже в относительно спокойном районе. Пешие прогулки категорически не приветствуются, а уж если вы все-таки решились пройтись, то предварительно снимать с себя нужно все, что представляет потенциальный интерес грабителей — кольца, цепочки, браслеты, не говоря уже о фотоаппаратах, ноутбуках, телефонах и кошельках. Максимум — это немного наличных денег, которые в крайнем случае всегда можно отдать. Геройствовать и оказывать сопротивление местные не советуют — бандиты стреляют сразу.
"Ох, если бы вы знали этот город, когда я сюда приехал", — рассказывает Маричаль. Он — немец. Приехал в Каракас с отцом в конце 60-х годов, да так и остался. С грустью показывает на дом, в котором жил когда-то в центре Каракаса, который теперь из нормального района превратился в захламленный и небезопасный участок городской территории.
Своеобразный социальный пакт, который правительство заключило с народом, долгое время позволял удерживать ситуацию под относительным контролем. Барриос, районы бедноты на склонах окружающих Каракас гор, всегда были опасной зоной, однако более или менее происходящее в них не выплескивалось на улицы города. Теперь не так, уже несколько лет бандиты из барриос промышляют в остальных районах города, особенно это стало заметно теперь, на фоне экономического кризиса, когда денег перестало хватать всем.
Вода дороже бензина
А цены растут. Если два года назад цены в магазинах на ряд социально значимых товаров действительно были весьма низкими даже для местных жителей, то теперь они догоняют галопирующую инфляцию, которая по итогам года, утверждает Авеледо, может составить 300%. Цена килограмма куриного мяса в среднем колеблется в районе 540 боливаров. На первый взгляд, недорого (чуть больше 50 центов), однако если учесть, что средняя зарплата — 16 тысяч боливаров, то это уже весьма существенно.
Единственный товар, стоимости которого венесуэльцы по-прежнему не ощущают, — это бензин. Он, как и раньше, стоит 0,097 боливара за литр, то есть меньше одной копейки. "Я бак в 100 литров заправляю меньше чем за 10 боливаров (0,8 рубля)", — говорит Маричаль. При этом бутылка воды в местах, где цена на нее не регулируется, стоит в несколько раз больше. Да и при регулируемой цене вода стоит двое больше бака.
Власти уже давно говорят о необходимости пересмотра цены бензина, являющейся сейчас самой низкой в мире и вообще ничтожной. Это при том, что из-за износа перерабатывающих мощностей значительную часть бензина Венесуэла ввозит из-за границы, в том числе из США и Бразилии, отметил оппозиционер Авеледо. Однако решение на этот счет пока так и не принято, несмотря на мощную PR-кампанию в начале года.
"Есть чем гордиться, за бензин не платим, но что будет, когда цена повысится, пусть и не до мирового уровня", — скептически задается вопросом Маричаль.
Власти борются с ценами, как умеют, то есть запретами. В магазинах проходят постоянные проверки цен, ряд магазинов были национализированы за завышение цены товаров, а продукция реализована по "справедливым" ценам. Помимо борьбы за справедливое ценообразование, Венесуэла изобрела еще один любопытный способ поддержки малоимущих. На улицах весьма часто попадаются фургоны с так называемой "общественной едой". Ассортимент блюд там небогат: как правило, это лепешка арепа с начинкой, но отпускается все это по весьма символической цене. При этом в кафе рядом такое же блюдо будет стоить уже на порядок дороже.
Спонсирует такой общепит государство. Оно же организует по выходным в бедных районах, к примеру, в Катии, продовольственные рынки, где цена продукции тоже очень низка и доступна для каждого. Но за все это расплачивается сам бюджет Венесуэлы, а значит, и ее жители.
Власти, конечно, не могут одномоментно признать необходимость кардинальных изменений в экономической модели, особенно перед предстоящими 6 декабря важнейшими выборами в парламент. К этим выборам правящая Единая социалистическая партия Венесуэлы (ЕСПВ) и оппозиция впервые подошли практически "ноздря в ноздрю", и кто станет победителем, сказать сейчас затруднительно. Обе стороны однозначно называют будущими победителями самих себя.
Однако даже пропрезидентские силы видят необходимость изменений. Близкий к ЕСПВ политолог Темир Поррас заявил РИА Новости о необходимости кардинального пересмотра ситуации с обменными курсами, которые абсолютно не отвечают реалиям страны и не дают дополнительных доходов бюджету от нефти. Кто будет менять Венесуэлу законодательно — оппозиция или нынешняя власть — покажут итоги выборов, но ясно одно: изменения стране нужны как воздух, чтобы ее экономика смогла, наконец, вздохнуть и попытаться оторваться от нефтяной иглы.
Заклинатели огня и маги, кукловоды и канатоходцы, дрессировщики обезьян, резчики по дереву и барабанщики из индийского штата Раджастхан разбили палаточный городок близ Нью-Дели в 1950-х годах. С тех пор прошло больше 60 лет, и теперь здесь самая большая трущоба индийской столицы — Катхпутли.
Жительница этого района Лакшми, которая работает в некоммерческой организации, помогающей жителям Катхпутли с образованием детей, согласилась показать и рассказать корреспонденту РИА Новости, как устроена жизнь индийской трущобы.
Проводник
"Я родом из Раджастхана, мои родственники живут в Джайпуре и Аджмере, но сама я родилась здесь, в Дели", — рассказывает она по дороге. У Лакшми глаза густо подведены сурьмой, губы накрашены ярко-красной помадой, на голове цветастый платок, а сари, такое же разноцветное, расшито блестками.
Трущобы занимают порядка шести с половиной гектаров в черте города. В них живут около 30 тысяч человек – выходцев из Раджастхана и других штатов. Трущобы разделены на 11 кварталов в соответствии с региональной, религиозной и кастовой принадлежностью, а во главе каждой такой общины стоит лидер, рассказывает проводница.
"Примерно 10 тысяч из них – раджастханцы, еще 10 тысяч – мусульмане, и еще 10 тысяч приходится на всех остальных. Все они в основном артисты, люди творческих профессий – музыканты, танцоры, фокусники и другие", — говорит Лакшми. Помимо мусульман и раджастханцев, здесь живут танцоры и жонглеры из Махараштры, Андхра-Прадеш, выходцы из Гуджарата и Уттар-Прадеш, а также других штатов. "Аккуратнее с сумкой, у нас есть и община карманников", — предупреждает она.
Мусульманский квартал
Лакшми заходит в трущобы со стороны мусульманского квартала. Снаружи — обычная индийская улица с повозками торговцев овощами, фруктами и уличной едой, но стоит свернуть в переулок – и попадаешь в настоящую деревню посреди города.
Кирпичные дома, а вернее комнатки, жмутся друг к другу, образуя узкие улочки. Сточные канавы выходят прямо на улицу и прикрыты камнями, по которым передвигаются местные жители. Где-то кричат петухи. Как пояснила Лакшми, кирпичи местные жители не покупают, а находят на улице, если их выкидывают богатые люди, так что все эти кирпичные постройки – самострой. Власти лишь подводят коммуникации к таким районам, а проведение электричества внутри трущобы, а также вывоз мусора – это забота самих жителей.
"У нас здесь на 30 тысяч человек всего четыре общественных туалета, а в 90% домов их вообще нет", — говорит Лакшми, здороваясь то с одними, то с другими соседями. В этой части трущоб живут мусульмане – жонглеры, дрессировщики обезьян и маги. "Вот это парень – очень хороший жонглер и дрессировщик обезьян, — пожимает Лакшми руку одному из местных жителей с серьгой в ухе. — Это искусство передается из поколения в поколения, еще его дед дрессировал обезьян. Они берут маленькую обезьянку, обучают ее трюкам и выступают на свадьбах и других мероприятиях", — объясняет она. Парень смущенно улыбается.
Лакшми идет дальше, здоровается с двумя девушками. "У них болен отец, они вынуждены сами зарабатывать, собирают и сдают мусор", — говорит Лакшми.
"Килограмм металла стоит 10-15 рупий, килограмм бумаги – 7-8 рупий. В день получается заработать 12-15 рупий (около 0,2-0,25 долларов)", — поясняет одна из сестер. Несмотря на то, что девушки занимаются сбором мусора, выглядят они очень опрятно – гладкая прическа, чистое сари, маленькие золотые сережки в ушах и в носу и, конечно, белоснежные улыбки.
Дальше Лакшми представляет "лучшего барабанщика" — высокого красавца в кожаной куртке и до блеска начищенных ботинках, который спешит куда-то по своим делам. Сверкнув зеркальными очками-авиаторами модного бренда, золотой серьгой в ухе и проверив, нет ли новых сообщений на не самом дешевом смартфоне, "лучший барабанщик" удаляется, почтительно сказав "намасте".
Затем приходит очередь "лучшего мага" — мужчины средних лет в белой майке и черных тренировочных штанах с золотой серьгой. "Это очень хороший маг, он умеет левитировать – может подняться на один, два, даже семь футов над землей", — шепчет она. "Не желаете ли посмотреть представление?" — интересуется маг и сразу грустнеет, услышав отказ.
Резчики по дереву и торговцы
Квартал, где проживают раджастханцы, более красочный, чем мусульманский: многие домики снаружи окрашены яркой краской – розовой, синей, зеленой. Кроме того, здесь дома более старые, им около 60 лет.
Лакшми заходит в дом "лучшего резчика по дереву". В нем есть внутренний дворик, где находятся открытая кухня и пара комнат без дверей. В одной из них отдыхает глава семьи. Мужчина с крашеными хной рыжими усами и волосами поднимается, чтобы поприветствовать Лакшми, а потом возвращается обратно.
По соседству Лакшми показывает район с ровными домами. "Здесь находятся 10% домов, где есть и вода, и туалеты", — говорит она. Снаружи дома облицованы плиткой, а у входа в некоторые есть даже кадки с растениями. Они принадлежат торговцам овощами и фруктами, которые работают рядом на рынке – покупают товары по оптовым ценам, а продают по розничным. "Есть и те, что продают на улице лапшу, у них тоже неплохо идут дела", — поясняет Лакшми.
По ее словам, в этом районе в семьях по два-три ребенка, все дети обязательно ходят в школу, хотя сами родители могут быть неграмотными.
"Здесь у людей есть постоянная работа, отсюда и достаток", — объясняет Лакшми. Все остальные – жонглеры, маги и другие – работают сезонами. Сейчас в Индии сезон свадеб, поэтому у артистов есть работа, но к весне это закончится, и до осени они будут сидеть без дела. "Доходит до того, что в несезон люди голодают, и женщинам приходится закладывать свои украшения", — отмечает Лакшми.
Женская доля
Дальше Лакшми показывает женский центр – небольшую комнату с вывеской, где местные девушки могут овладеть каким-то ремеслом: научиться делать браслеты, шить на машинке и другому. Выходить из центра на улицу без сопровождения девушки не могут.
"У нас здесь запрещены браки по любви. Обо всем договариваются родители. Если родители узнают, что неженатый парень и незамужняя девушка симпатизируют друг другу – это большой скандал, и родственники стараются это пресечь", — поясняет Лакшми.
В среднем девушек здесь отдают замуж в 14-15 лет. В мусульманской семье бывает восемь-десять человек, в раджастханской – пять-шесть вместе с детьми. С замужеством и появлением детей образование девушки обычно заканчивается, она посвящает себя заботам о семье.
Девушки смеются и подшучивают друг над другом, а потом представляют "лучшего бьюти-мастера" — индианку с самыми тонко выщипанными бровями.
"Она прекрасный мастер! Умеет все – педикюр, маникюр, восковую эпиляцию, выщипывает брови нитью. А главное, совсем не больно и без крови", — рекомендует мастера одна из девушек.
Чистильщики ушей
Самые бедные жители трущоб – чистильщики ушей и мусорщики. По сравнению с ними дрессировщики обезьян и маги – крепкий средний класс. В квартале чистильщиков ушей не дома, а палатки, разбитые прямо на земле. Между палатками – сточная канава, над которой роятся мухи. Чумазые босоногие или вовсе голые дети бегают по канавам или спят на одеяле, брошенном на землю.
"В сезон дождей здесь ужас что творится", — вздыхает Лакшми.
По соседству живут выходцы из Гуджарата. Мужчины делают плетеную мебель из бамбука, а женщины работают уборщицами и домработницами в домах неподалеку. "Если пойти налево, там будут выходцы из Махараштры, они говорят на маратхи, украшают дома и помещения к праздникам. А вон там говорят на языке телугу, это южане из Андхра Прадеш. Еще дальше – квартал прокаженных", — рассказывает Лакшми на обратном пути.
В мусульманском районе слышны удары – барабанщики начинают репетицию. На небольшой площади у мечети канатоходцы разбирают канат перед вечерним представлением. В мусульманской школе напротив мечети идет урок – детям, среди которых есть и мальчики, и девочки, преподают Коран и язык урду.
"Вот так и живем, — говорит Лакшми, прощаясь, — Разные люди, разные языки. Это и есть наша маленькая Индия".