От И.Т.
К Petka
Дата 29.11.2016 08:47:09
Рубрики Прочее; Россия-СССР; Ссылки; Тексты;

С.Г.Кара-Мурза о Фиделе Кастро на Радио "Свобода" (аудио в копилке)

В копилке форуме файл передачи с участием С.Г.Кара-Мурзы о Фиделе Кастро на радио Свобода:
https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Kmf/(161129082605)_(161128222907)_SGKM_svoboda.mp3 [51564K]

Ведущий предоставлял большую часть времени другим участникам Ворожейкиной и Подрабинеку и С.Г.Кара-Мурза был вынужден на 24 минуте покинуть студию со словами: "Не мог даже подумать, что радио Свобода так опустится. Высказывается такая дрянь, что мне противно здесь даже быть"

После демарша С.Г.Кара-Мурзы администрация Радио "Свобода" удалило файл с youtube
https://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=mYE1WNfMi9Y

но на их сайте аудиофайл пока доступен
http://www.svoboda.org/a/28113987.html
название передачи "Грани Времени. Кубинский Сталин умер. Живо ли его дело?"
28 ноября 2016
О Фиделе Кастро, его жизни и судьбе - политолог Татьяна Ворожейкина, историк Сергей Кара-Мурза, журналист, правозащитник Александр Подрабинек.
От И.Т.
К И.Т. (29.11.2016 08:47:09)
Дата 01.12.2016 23:48:30

С.Г.Кара-Мурза. Разбуженные воспоминания, касающие наши дела

http://sg-karamurza.livejournal.com/243947.html

Разбуженные воспоминания, касающие наши дела

Как раз при мне (1966 г.) впервые из кубинских университетов стали посылать сотрудников на рубку тростника — на полтора месяца зимой. Посылали немного, чтобы не прерывать занятия — а студенты ездили по воскресеньям. Я напросился и был доволен — много повидал и удовольствие от работы получил.

Работали бригадами по четыре человека. Со мной работал один профессор, видный ученый, был профессором Калифорнийского университета, но из патриотических соображений вернулся после революции на Кубу. Другой был переводчик, работал с нашими военными и преподавателями. К нам в бригаду втерся, чтобы со мной практиковаться в русском языке. Третий был контрреволюционером, который за подпольную деятельность просидел четыре года в тюрьме. Он только что вышел — а тут его невеста, преподавательница, уезжает на рубку тростника. Ну, он и попросился тоже, чтобы побыть рядом с ней.

В тюрьме он четыре года рубил тростник и знал главные приемы. У него мы и учились. Между нами в бригаде постоянно возникали дискуссии по всем вопросам бытия, и меня спрашивали, как то-то и то-то устроено в СССР, какие точки зрения у нас сталкивались по тем-то и тем-то вопросам. Кубинцы хотели по нашему опыту как-то представить свое будущее. Как ни странно, штампы, которые нам в СССР казались надоевшей банальностью, моими собеседниками воспринимались как откровение и поражали их своей оригинальностью.

Кстати сказать, точки зрения, которые давались образованным людям буржуазным воспитанием, были нам, к моему удивлению, хорошо знакомы. Мы в наших кухонных дебатах в Москве 60-х годов ушли далеко вперед по сравнению с профессурой Калифорнийского университета. Хотя занудства у них, похоже, было побольше — у нас в Москве дебаты были поживее, мысли посвежее, хотя и не намного.

Из этой троицы полное совпадение взглядов с моими наблюдалось у контрреволюционера. Он признавал мои доводы здравыми, и у него самого они были продуманы, он к ним сам пришел путем перебора многих вариантов в «школе тюрьмы». Другие мои товарищи по бригаде были левыми идеалистами. Любили критиковать — и Кастро за ошибки в политэкономии, и СССР — за недостаточную революционность.

Посылая преподавателей университета на рубку тростника, кубинцы, видимо, учитывали опыт и советских субботников, и целины. Я увидел тогда на Кубе этот наш опыт, как бы переехав в машине времени в прежние времена,— и мог сравнить с тем, чем он стал у нас в СССР в конце 60-х годов. Это было поучительно. Я увидел на Кубе то, что мы в нашем времени уже разглядеть не могли, да это уже и ушло.
Конечно, физический труд, тем более в поле, всегда и везде полезен, но он воспринимается по-разному. У нас в середине 60-х годов интеллигентная публика стала относиться к практике посылать ее на недельку-другую в колхоз очень отрицательно.

На Кубе, в связи с этой практикой открылась вещь, для меня совершенно неожиданная. Подавляющее большинство не только интеллигентных, а и вообще городских кубинцев, не имело никакого представления о труде в той отрасли, которой жила страна. Вся Куба полвека жила на прибавочный продукт, что производили те, кто возделывал и рубил тростник. На рубке тростника за дневную норму платили батоном хлеба и разрешением есть тростник. А когда завозили более покладистых негров с Гаити, то и этой работы не было.

А что это за работа, горожане не знали. Когда они приехали в поле, взяли в руки мачете, познакомились с бытом крестьян, — это у многих вызвало потрясение. Так вот как жил и трудился их любимый кубинский народ! Батон хлеба за то, чтобы нарубить 90 арроб! Земляной пол в лачуге! Мальчик в восемь лет целый день водит упряжку волов! А цену на сахар американцы иногда сбивают до полутора центов за фунт! «Но мы же ничего этого не знали!» То есть, в газетах читали, а знать не знали.

И произошла странная вещь. Довольно многие преподаватели уже готовились уехать — кто в Европу, кто в США. Не знаю почему, но многие из тех, кто собирался эмигрировать, поехали тогда рубить тростник, хотя принуждения не было. Думаю, решили напоследок повидать сельскую Кубу.
Был, например, старенький профессор математики. Встанет на поле среди тростника — и смотрит вокруг. Борода развевается, в руке мачете, на поясе кружка. Ему крестьяне кричат, со своим простонародным произношением: «Сеньоль! Будьте добры, присядьте отдохнуть!». Он чуть не плачет. А должен был в марте уже уехать, сразу после конца этой работы. Потом смотрю — он все еще в Сантьяго, едет тихонько в университет на своем огромном допотопном «форде». Оказывается, решил не ехать. И еще такие же были. Порубили тростник — и что-то в них сломалось. Или восстановилось.
На наших, в 60-70-е годы, физический труд такого эффекта, конечно, не производил. Даже наоборот. Говорили разное: что эта работа неэффективна (я, кандидат наук, тра-та-та...), что эта повинность — отрыжка тоталитаризма, что эта бесплатная рабская сила развращает крестьян и т.д. Доля правды во всем этом была. Но я все равно не понимал, почему работа в поле вызывала у многих такое отвращение — ее неприятие было страстным, иррациональным. Ну, пусть неэффективно (хотя почему? ведь посылали помочь в моменты пиковых нагрузок, это именно эффективно). Пусть даже отрыжка тоталитаризма. Раз уж ты поехал — поработай, ведь это приятно и полезно.

Но сейчас у меня сошлись два явления: как повлияла на интеллигентов Кубы работа (6 недель) рядом с крестьянами, – и как за 25 лет повлияла на многих молодых интеллигентов постсоветской России ликвидация практики посылать их на пару недель поработать в колхозе или совхозе. Большинство наших горожан как будто перенеслись во времена дореволюционной Кубы – они теперь «не знают, как живет бедная половина населения». И это, на мой взгляд, – одна из главных угроз всей стране и каждому.

Социолог Н.Е. Тихонова в 2014 г. высказала такие фундаментальные суждения: «Почти половина населения не испытывает к бедным ни сочувствия, ни жалости, ни тем более уважения. Более того - в российском обществе идет постепенное, но чётко прослеживающееся ухудшение отношения к бедным. Так, за последние 10 лет среди россиян резко (более чем в полтора раза) сократилось число сочувствующих бедным и резко (тоже более чем в полтора раза) увеличилась доля тех, кто относится к ним не лучше и не хуже, чем ко всем остальным. Почти втрое выросла за этот период и доля относящихся к ним безразлично…

Бедные как специфическая социальная группа, заслуживающая какого-то особого отношения, все дальше отодвигаются на периферию сознания наших сограждан. А это значит, что помощь бедным как таковым, как особой социальной группе, все больше уходит из актуальной для большинства населения "повестки дня".
Российская бедность очень многолика, неоднородна и чувствительна к инструментам ее измерения. Однако у нее есть свое "ядро" - это представители хронической бедности, состоящие наполовину из выходцев из "социальных низов", а наполовину - из представляющих собой выходцев из вполне благополучных слоев населения "новых бедных".

Однако их бедность также приобрела уже застойный характер, и это не только ведет к накоплению у них дефицита текущих доходов, но и меняет их круг общения и менталитет. Начавшееся в массовом масштабе межпоколенное воспроизводство бедности не только резко усложняет борьбу с бедностью, но и ставит на повестку дня вопрос о начавшемся формировании культуры бедности в России. Особенно остро стоит этот вопрос применительно к представителям застойной и межпоколенной бедности.

Ситуация с бедностью в России является следствием тех структурных и институциональных ограничений, которые существовали для низкоресурсных групп населения в последние десятилетия и к которым буквально в последние годы добавились культурные ограничения, связанные с начавшимся процессом стигматизации и дискриминации бедных.

Когда отношение к бедным определяется уже не самим фактором бедственного положения конкретного человека, а причинами его бедности, то помощь этой особой социальной группе все больше уходит из актуальной для большинства населения страны "повестки дня", а сами бедные в сознании большинства россиян все больше приобретают "периферийный" статус.

Если учесть все то, о чем говорилось выше, можно утверждать - процесс превращения бедных как нижнего сегмента российского общества в социально исключенных, в его "периферию" уже прошел точку невозврата» [Тихонова Н.Е. Феномен бедности в современной России // Социологические исследования. 2014. № 1.].
От C.КАРА-МУРЗА
К И.Т. (01.12.2016 23:48:30)
Дата 04.12.2016 21:10:09

Re: Кара-Мурза. Кому интересно: после "Свободы" у меня взяли интервью о Кубе,

пошире, чем я выложил. Вот ссылка:
https://www.business-gazeta.ru/article/330706
От Мак
К C.КАРА-МУРЗА (04.12.2016 21:10:09)
Дата 05.12.2016 18:22:39

Текст этого интервью С.Г.Кара-Мурзы о Кубе

https://www.business-gazeta.ru/article/330706

Сергей Кара-Мурза: «Кубинцы говорили: придут молодые и продадут нас, как Горбачев – вас...»

Известный писатель о том, почему вся Латинская Америка по-прежнему смотрит на страну Фиделя Кастро как узник из тюрьмы на волю

Сегодня урна с прахом Фиделя Кастро будет захоронена на кладбище Святой Ифигении в Сантьяго-де-Куба. О том, в чем заключался смысл «кубинского социализма» и почему советская либеральная интеллигенция, влюбленная в Кубу, все 90-е годы так ждала, чтобы она без СССР «рухнула, озверела от голода и разложилась», «БИЗНЕС Online» беседует с известным ученым и философом левых взглядов Сергеем Кара-Мурзой.

«ЗА 90-Е ГОДЫ НАШЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ НЕ СКАЗАЛО О КУБЕ НИ ОДНОГО ТЕПЛОГО СЛОВА»

— Сергей Георгиевич, после смерти Фиделя Кастро вас, насколько я знаю, пригласили выступить на радио «Свобода», но вы еще в первой половине эфира встали и ушли из студии со словами «Мне тут противно даже быть!». Зачем вы пошли на эту радиостанцию — вы же знали, что там о Кастро не могут сказать ничего хорошего?

— Я предполагал, что будут лить помои, но надеялся, что дадут хотя бы пять минут сказать главное из того, что я видел, живя на Кубе. Когда меня туда приглашали, я заранее предупредил, что в полемике участвовать не буду. Но отказаться в момент похорон я как-то не мог. Мне Фидель Кастро очень многое прояснил, я ему многим обязан, и именно на радио «Свобода» я должен был пойти, хоть несколько слов о нем сказать. Так я понял.


— Сейчас, когда имя Кастро снова звучит с экрана и с каждой газетной страницы, кажется, что на короткое время вернулась мода на Кубу...

— Но не будем забывать, что по отношению к Кубе мировая культурная элита, и российская в том числе, совершила на исходе 1980-х годов настоящее предательство. Вспомните: за все 90-е годы наше телевидение не сказало о Кубе ни одного теплого слова. С экранов сочились только злорадство и ненависть. Спрашивается: за что эта ненависть? Все разговоры о том, что Фидель Кастро был тоталитарным диктатором — абсолютная чушь. Я долгое время жил на Кубе и превосходно знаю, что так называемых прав человека там намного больше, чем во всех латиноамериканских «демократиях» и даже чем в самих США.

— Это предательство совершили, я так понимаю, прежде всего так называемые шестидесятники. Именно они когда-то громче всех культивировали Кубу, и именно они стали «архитекторами перестройки», которая покончила с СССР и соцлагерем. А кто были, на ваш взгляд, эти люди? Вы же сами — из поколения 1960-х годов.

— Плохо, неверно представляют себе шестидесятников. Сегодня, основываясь уже не только на личных впечатлениях, но и на научном анализе этого явления, можно сказать, что это были экзальтированные коммунисты. Причем крайние, радикальные коммунисты. Как неоконы в США, которые изначально были троцкистами, а стали крайними выразителями американской мессианской идеологии. Это, как правило, мечущиеся натуры, они легко впадают в другую крайность. Так и шестидесятники: из крайних коммунистов стали крайними антикоммунистами. Чудеса!

Это была достаточно большая прослойка отечественной интеллигенции, причем не только среди гуманитариев, но и среди ученых, занимающихся точными науками.

— Называлось это «физиками и лириками» на сленге того времени.

— Да. Возьмите того же Андрея Сахарова (академик Сахаров, известен как один из создателей советской водородной бомбы, ставший диссидентом и правозащитником — прим. ред.). Трижды Герой социалистического труда, лауреат Ленинской и Сталинской премий. Вдруг за три-четыре года он меняется. И это только один из примеров. Кубинская революция этих людей очаровала. Можно сказать, что она вызвала безудержный восторг евтушенок всего мира, а потом, по взмаху дирижерской палочки хозяина. стала объектом их самой патологической злобы и клеветы.

Когда я впервые приехал на Кубу (это была середина 1960-х годов), я увидел там много таких людей. Причем из всех стран. Они были революционеры, они были романтики. Они всячески демонстрировали свою готовность к жертве. И все-таки это было совершенно другое видение по сравнению с нормальными людьми. Под нормальными я подразумеваю простонародье, хотя среди тех, кого романтики считали простонародьем, встречалось и немало образованных. Так вот, романтики и простонародье были совершенно разными. Нормальные кубинцы не впадали в экзальтацию, а наоборот, ворчали, но взвалили тяжелую ношу.

— В каком смысле — ворчали?

— В прямом смысле, но разные по-разному. Молодые часто были слишком пылкими революционерами (когда уже не было Батисты). А старики «из бывших» сидели на бульваре и воображали, как американцы придут их спасать. Спорили: по воздуху придут спасать или по морю? И при этом никто их не трогал. В этом, кстати, абсолютное отличие от нашей культуры. На Кубе все можно было говорить. В том числе и про Кастро. Социальная база государства, выстраиваемого Фиделем, была настолько прочной, что на ворчание и бульварную болтовню можно было не обращать внимания.

— Получается, что за ворчание на бульварах и за «кухонные анекдоты» на Кубе не преследовали.

— Нет, и сторонники Кастро, и «антикастристы» — все говорили свободно, но не так мрачно, как наши диссиденты. Я четыре года там отработал (в 1966 - 1968 и в 1970 - 1972 годах — прим. ред.). Я всю Кубу объехал, разговаривал с людьми самых разных слоев, включая русских эмигрантов 1918 года.

— Она сравнительно небольшая.

— Более 1000 километров (чтобы проехать от одного конца острова до другого, надо преодолеть 1250 км — прим. ред.).

Фидель Кастро (2014)
Фото: kremlin.ru

«НА КУБЕ МОЖНО ВСТРЕТИТЬ ОДИНОЧЕК, КОТОРЫЕ БЕРУТСЯ ЗА НЕВОЗМОЖНЫЕ ДЕЛА»

— Вы приехали на Кубу как советский ученый-химик. А в каком университете вы там работали?

— Полтора года работал в Сантьяго-де-Куба (второй по величине кубинский город — прим. ред.), а потом в Национальном исследовательском центре.

— А как вы попали на Кубу? Расскажите, как это произошло.

— Тогда у студентов был большой интерес к Кубе — революция! Казалось, что это явление осталось в истории. И вдруг меня что-то зацепило. Ехал в 1959 году в электричке, и там подобрал старую газету со статьей о партизанах Кастро. Но мне понравилась не сама статья, а фотография: девушка верхом на лошади и с винтовкой. Может, снимок был взят газетчиками из какого-нибудь американского фильма и вовсе не про Кубу, но я решил туда поехать. Стал учить испанский — по учебнику 1937 года, выпущенному для советских военных, которые в то время уезжали сражаться с франкистами и фашистами. Товарищ дал, семейная реликвия.

Один преподаватель с химического факультета, замечательный человек, отправлялся (первым!) на работу в университет Орьенте (восточная провинция Кубы — прим. ред.), и ему срочно требовался учебник испанского, а он не мог найти. Я дал ему свой, а он за это, уже будучи на Кубе, замолвил за меня слово. Потом в Москву приехал кубинский химик, нашел меня. Потом в мой институт пришла заявка на меня с Кубы. Я не ожидал!

Между прочим, мой друг, которому я дал учебник, снискал на Кубе огромное уважение. Купил мотоцикл и начал объезжать остров, собирая научные приборы для университета. Пробился даже к Че Геваре и с ним ездил и реквизировал приборы у директоров и министров, которые тогда были им не нужны. В итоге собрал хорошую лабораторию, а я ему в этом кое-чем из Москвы помогал.

— А он вам рассказывал что-нибудь о Че Геваре?

— Рассказывал о своих поездках с ним по острову. Но надо учитывать, что революционеры на Кубе тянулись к советским людям, которые там появились. Так что в знакомстве с Эрнесто Че Геварой не было ничего удивительного, да они и были люди близкого типа.

В общем, я получил приглашение и отбыл на Кубу. С грузом реактивов, приборов и парой аквалангов мне пришлось плыть на пароходе до бухты Сантьяго-де-Куба. Приплыли, я сразу в порт, оттуда — в город, и давай спрашивать у девушек, где здесь университет. Это был мой опыт практики в испанском языке. Оказалось, могу говорить, во всяком случае с девушками.

— А в чем поначалу состояла ваша научная работа в университете Сантьяго-де-Куба?

— Я до этого изучал структуру гликопротеинов — биополимеров, состоящих из белка и углеводов. В Москве, обсуждая мои будущие занятия, мы с коллегами решили, что интересно было бы изучить подобные полимеры из слизи морских моллюсков. Мои друзья занимались изучением веществ из моллюсков на Дальнем Востоке, а тут появилась возможность сделать то же самое на примере моллюсков Карибского моря. Я даже акваланги прихватил для этого. В итоге кубинцы свели меня с организацией, которая на тот момент была аналогом нашего ДОСААФ, а они выдали мне мощный катер, на котором мы стали обходить побережье. Здесь уместно вспомнить Педро Соберата, их главного подводника. Он был глух на одно ухо — следствие того, что нырял на глубину 90 метров, пытаясь найти упавший в море самолет Камило Сьенфуэгоса (кубинский революционер, соратник Фиделя Кастро и Че Гевары, погиб в октябре 1959 года). Так вот, Соберат был очень интересным человеком, особого типа, который на Кубе распространен, а у нас как-то не встречается. Мы привыкли действовать сообща, ватагой. А на Кубе можно встретить одиночек, которые берутся за невозможные дела. Вспомните «Старик и море» у Хемингуэя — этот образ типичный. К нему принадлежал и сам Фидель Кастро. Тот же Педро Соберат, подобно хемингуэевскому рыбаку Сантьяго, с ружьем охотился на рыб весом более сотни килограммов, и они тоже таскали его по морю по много часов. Еще я помню, как он без акваланга сидел на глубине 20 метров и копошился в коралловых рифах, как будто имел жабры. Я к чему это говорю? У кубинцев часто вырабатывается ощущение огромных возможностей личности, и это важная черта их революции.

Впрочем, с моллюсками у меня не вышло. Обнаружилось множество проблем, которые надо было исследовать Меня повезли на сахарные заводы — наблюдать процесс производства. Так я погрузился в мир тростника, патоки, кристаллов и множества непонятных явлений, которые происходят в этой среде.


«МНОГИЕ ПЫТАЛИСЬ УБЕЖАТЬ ОБРАТНО И НАРЫВАЛИСЬ НА МИННЫЕ ПОЛЯ»

— Благодаря знанию испанского вы много общались в кубинцами. О чем доводилось разговаривать?

— Все эти люди, с которыми я общался, хотели понять прежде всего одно: что будет с ними, с их островом? Для этого они примерялись к советскому опыту. Был у меня такой случай: я с женой возвращался с карнавала. Было уже под утро, и вот тормозит рядом с нами огромная полицейская машина, еще из старых американских, и пожилой полицейский говорит: «Давайте я вас подвезу». Хорошо, мы согласились. По дороге разговорились. Этот человек всю жизнь работал полицейским, и, насколько я понял из нашей беседы, его мучила раздвоенность. Дело в том, что его воспитывали в крайнем антикоммунизме, и теперь он не знал, как ему относиться к новой власти. И хотел спросить об этом у меня — не прямо, а обиняком. Потом мы практически всю ночь сидели, общались, пили ром. Он еще ко мне несколько раз заезжал по вечерам. Поначалу стеснялся, приедет и встанет за дверью, один раз даже напугал меня. Представляете, поздно вечером открываю дверь, а за ней — полицейский. Смутился, говорит, воды надо в мотор залить, а видно, что давно уже стоит. И вот мы выпьем кофе, по стаканчику рома и беседуем. Его интересовало, как в СССР жизнь устроена и другие самые простые вещи. Вот этот интерес к будущему был во всех слоях кубинского населения абсолютно. И даже у тех, которые уехали с Кубы, и у тех, которые собирались уехать, но отказались от этого.

— Вы подразумеваете кубинскую эмиграцию в Майами, Флориду, в Испанию, другие страны Европы?

— Да, был момент, из США целую флотилию катеров пригнали и всех забрали, кто этого хотел.

— То есть это были «философские пароходы» по-кубински с той разницей, что они перевозили далеко не одних лишь философов?

— Но их не отправляли в изгнание. Было соглашение между Гаваной и Вашингтоном на этот счет. Американцы предложили. Каждый мог уехать. Проблема была лишь в том, чтобы найти деньги на билет.

— Когда я был во Флориде, мне рассказывали, что кубинцы на старых автомобильных покрышках переплывали проливы, чтобы только добраться до американской территории (расстояние оценивается в 140 - 180 км — прим. ред.).

— У кого нет денег на билет — те да, переплывали, но на покрышках, только если кто-то на катере подберет. Но это продолжалось не очень долго, потому что потом в результате переговоров было заключено соглашение, что добровольцы со своими катерами из Флориды приедут и всех заберут, кто хочет. Мариэль — есть такой порт на Кубе, и оттуда забирали кубинских беженцев. И даже выпустили из тюрьмы тех, кто высказал желание уехать.

— Это были политические заключенные? Бывшие сторонники Фульхенсио Батисты?

— Нет, у этих были деньги на билет, и они исчезли молниеносно. Это были самые разные люди — бедолаги, уголовники, любители свободы и легкой жизни, а многим противна уравниловка, это и у нас было. Хотите — пожалуйста. Если американцы вас берут. Но не для всех была сладкая жизнь в США. Часть уголовников отправили сразу в колонии где-нибудь в Гондурасе. Часть — в тюрьму Гуантанамо (то, что беженцы в этой знаменитой американской тюрьме содержатся в нечеловеческих условиях, официально администрация Гуантанамо признала в 1993 году — прим. ред.). Многие пытались убежать обратно «в тоталитаризм», некоторые подорвались на минных полях. Такая вот эмиграция.

Уезжали люди благополучные, в том числе из университетской среды. Из моего университета в Сантьяго-де-Куба тоже. И преподаватели, и лаборанты, я многих знал, даже в чем-то помог им. Кое-кого я обучил новым методам, их публикации заметили и сманили в США. И все-таки это была небольшая величина сравнительно с населением Кубы — гражданской войны там не было, как у нас или в Сирии.

«ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ ВСЕМ ДЕТЯМ И СТАРИКАМ СРАЗУ ДАЛИ ПО ЛИТРУ МОЛОКА»

— Когда говорят об эмиграции, сравнивают 11 миллионов населения Кубы с 1,3 миллиона эмигрантов. Это едва ли не десятая часть всех живших на острове.

— Вы знаете, многие кубинцы вообще очень любят ездить по миру. Тем более пока жизнь на родине не стала такой упорядоченной, многих хаос приводил в ужас, они искали место для приложения своих сил. В 1966-м я часто видел в аэропорту, когда я куда-то летел, драматические сцены, потому что кто-то уезжает, а там еще человек 10 родственников провожают, плачут. У кого деньги были — в Испанию, в Мексику, в Чили, к гринго ехать — последнее дело.

— Эта эмиграция была вызвана какими-то внутренними причинами режима Кастро или она стала продолжением той, что была еще при Батисте и до него?

— При Батисте все, в общем-то говоря, были в ужасе. Предпринимателей — а там мало было предпринимателей, тех, кого принято относить к более-менее среднему классу — просто грабила зверская полиция. При этом иногда и ликвидировали. Потом случилась революция, и наступило равенство, надо было поднимать страну. Это были тоже не лучшие времена для немногочисленного среднего класса, хотя многие встретили революцию с энтузиазмом. Зато для большинства... Скажем, всем детям и старикам сразу стали давать по литру молока.

Трудно представить, из чего вырвалась Куба. Это было патологическое общество. Красавица Гавана и Варадеро, виллы на лучшем в мире пляже стали местом отдыха и разврата миллионеров и гангстеров с Севера. Посмотрите, кто был завсегдатаем в гостях у Батисты — такие известные гангстеры, как Лаки Лучиано, Фрэнк Костелло, Мо Далитц, Вито Дженовезе и др. Почти всю землю янки прибрали к рукам и засадили сахарным тростником. На рубке тростника сезонникам платили за дневную норму батоном хлеба и разрешением есть тростник. А когда завозили более покладистых и выносливых негров с Гаити, то и этой работы не было. И над всем этим — коррупция и доходящий до абсурда террор.

Мой первый приезд на Кубу случился в 1966 году, режима Батисты не было уже почти 7 лет. Но вот очень важный штрих. На Кубе много очень красивых девушек, глаз не отвести. Идет такая, с лицом богини, а ноги как трости, искривлены туберкулезом, рахитом и другими следами детского недоедания. В Орьенте, бедной провинции, где я работал в университете, это было очень распространено. А когда я вернулся на Кубу в 1972 году, уже подросло поколение девочек, вскормленных после революции. У всех спортивные, гармоничные фигуры, следы болезней начисто исчезли. Стоило только дать, на голом волюнтаризме, каждому ребенку по литру молока в день.

— Вы сами были свидетелем того, как разносили молоко?

— Не свидетель, а получатель по общинному праву. Да, в свой второй приезд я был с годовалой дочкой (там у меня и сын родился). Мы там жили в доме какого-то уехавшего буржуа. Мои дети были на тех же правах, что и кубинские дети. Каждый день по улице медленно проходил грузовик с молоком и разносчик ставил к каждой двери литровые бутылки — на каждого ребенка до 12 лет и на старика после 60 лет. Хоть к лачуге, хоть к обшарпанному коттеджу бывшего миллионера. Надо было только выставлять с утра пустую бутылку и в ней монету в 20 сентаво.

Все это делалось и в отношении богатых, и в отношении бедных. Жертв ради будущего приносилось много. Но не это было главное. На Кубе реализовывался совершенно другой сценарий социалистической революции. Вроде бы все проблемы как у нас, но решались они по-другому. Сказывалась разница в культуре, в религии. А главное — под «зонтиком» СССР Куба избежала интервенции и гражданской войны.

Выправлять изломанное общество бывшего «заднего дворика» США — это был подвиг труда и терпения. Стали строить хорошие дома с мебелью и переселять туда из трущоб. Около Гаваны вырос целый белоснежный город. Но жильцы, переехав в квартиры, переломали всю мебель, разбили ванны и унитазы, сорвали двери — снова организовали трущобу, уже в многоэтажных зданиях. Трудно понять человека из трущобы — этому нам надо учиться. Им терпеливо ремонтировали квартиры, объясняли, показывали фильмы. А со всех сторон — шипенье «конструктивной критики».

«ВСЕ БЫЛИ В ТАКОМ НЕОБЫЧНОМ ДУХОВНОМ СОСТОЯНИИ, ВСЕ ГОРЕЛИ»

— Вы как-то сказали, что характер революции на Кубе был более светлым, человечным по сравнению с той революции в России, столетие которой мы будем отмечать в будущем году. СССР был первой социалистической страной, у него в первые годы не было союзников, а Куба изначально была уже не одна, она чувствовала, что у нее за спиной есть мы.

— Да, кубинцы это как раз хорошо чувствовали — и правые, и левые. Они понимали, что СССР сделал их революцию менее озлобленной. Это понимали и враги режима Кастро, потому что во всех других республиках Латинской Америки попытки революционных, да и парламентских, изменений сопровождались страшными репрессиями или карательными интервенциями. Например, в Чили в 1970-е годы. В совсем маленькой Гватемале в 80-е годы убили более 100 тысяч человек — кто о них вспомнил? В Аргентине офицеры, окончившие военные академии США, писателей и ученых сбрасывали в море с самолетов...

— А вот эти рассказы американских правозащитных организаций про 14 тысяч расстрелянных и 500 тысяч заключенных в тюрьме при режиме Кастро имеют под собой какие-то основания?

— Это полный бред, и на Кубе никто в это не поверит. Систему репрессий мне подробно объясняли разные люди, вовсе не коммунисты. Поначалу были вооруженные столкновения, революция была многослойная. Были радикальные группы (без насилия), которых не устраивал новый порядок. Активистов таких групп могли заключить в тюрьму на четыре-пять лет. Я вместе с группой от университета поехал на полтора месяца рубить тростник. Рубили четверками, среди нас был парень — он просидел в тюрьме пять лет. Он был из бунтарей, которые поначалу активно выступали против этого нового порядка.

В тюрьме он рубил тростник и был из нас единственным, кто знал главные приемы. У него мы и учились. Так вот, с этим экс-контрреволюционером у меня обнаружилось полное совпадение взглядов. Он признавал мои доводы здравыми, и у него самого они были продуманы, он к ним сам пришел путем перебора многих вариантов в «школе тюрьмы». Человек это был очень молчаливый, на кубинца мало похож — высокий, белокурый (я его сначала принял за европейца). Он стал убежденным и упорным сторонником кубинского социализма, хотя от политики держался подальше. Я потом попал в Сантьяго-де-Куба в 1979 году и был у него дома. Он окончил университет, стал инженером, старшая дочь его уже училась в музыкальной школе при консерватории. Сам он мало изменился, и мы с ним поговорили с таким же взаимным пониманием, как раньше. Среди интеллигенции, с которой я общался на Кубе, он был тем человеком, который понял смысл революции Кастро. Меня удивляло то, что мы одинаково представляли будущее. Были оптимистами.

Вообще, мы очень мало извлекли для себя понимания от общения с такими людьми. А для нас это было очень важно. Много раз приходилось всю ночь сидеть и говорить, говорить, спорить... Там были и итальянцы, и французы — участники «Красного мая» в 1968 году. Многие из левых активистов тогда кинулись на Кубу, и их там пригрели. Столько я услышал и идей, и образов из этого общения. Литература того времени была сильная, вдобавок нам показывали лучшие фильмы всего мира — их молодые левые американцы привозили. Вот только-только фильм вышел — сразу на Кубу. Каждый день можно было какой-нибудь классный фильм посмотреть.

— То есть Куба стала авангардом международного коммунистического и левого движения.

— Скорее символом — условия везде были разные, и авангарды разные. Но верно, что на Кубе в 1970-е годы было всеобщее бурление. Это была колоссальная возможность многое узнать для советской интеллигенции, но эту возможность мы мало использовали. На Кубе собирались философы, поэты и активисты из Штатов, Латинской Америки, всей Европы. И все были в таком необычном духовном состоянии, все как-то горели и хотели высказаться.

— И при этом смотрели на СССР как на старшего брата?

— Да, СССР — это был такой бастион, хотя плохо его понимали. Как и мы сами.

— А с самим Кастро вам приходилось сталкиваться где-нибудь?

— Только во время его выступлений, по четыре часа. Объяснял, какие были альтернативы и почему выбрали такое-то решение. Это я бы назвал прямой демократией.


«ПРИДУТ МОЛОДЫЕ И ПРОДАДУТ НАС, КАК ГОРБАЧЕВ ПРОДАЛ ВАС»

— Когда в последний раз вы были на Кубе? Уже после перестройки?

— В октябре 1999 года был на нашей выставке и читал лекции в университете Гаваны. Поразительно: рухнул СССР, а они-то не рухнули. Хотя в 1990-е годы у них был настоящий голод, дефицит белка, очень тяжелая ситуация.

Возвращаясь к теме предательства: как жадно ждали наши демократические интеллигенты, чтобы Куба рухнула без СССР, озверела от голода, разложилась. Сладострастно смаковали каждую негативную новость: ура, на набережной Гаваны опять появились проститутки! Ура, нет горючего для автобусов — на улицах появились рикши! И так далее. При этом их бесило, что не растет на Кубе детская смертность, не закрываются школы. В самые трудные времена кубинцы сохраняли младенческую смертность на уровне 7 на тысячу, когда в богатой Бразилии она составляла 37 на тысячу.

— Куба как-то отреагировала на предательство СССР? Есть ли озлобление против бывших советских друзей?

— Скорее нам посочувствовали. Рикша остановился передохнуть на набережной, стоял около своей тележки (их делают на базе велосипеда). Разговорились. Он сказал: «Пока старики у власти, мы живы. Придут молодые и продадут нас, как Горбачев продал вас». Поразительно, но это я слышал от кубинцев несколько раз. Вечером того же дня столкнулся на улице со стариком, гуляющим с внучкой, перекинулись парой фраз. Он тоже сказал: «Пока старики у власти, мы живы. Придут молодые — мы все подохнем». Я возразил: не все подохнут!

— Тем не менее ненависти и озлобления вы не почувствовали?

— Нет, ни к кубинской милиции в зеленой форме, ни к нам, бывшим советским гражданам.

— После смерти Фиделя Кастро на Кубе пока что остаются у власти «старики» — его брат Рауль Кастро, ему 85 лет. Но кто эти «молодые», которых так боятся кубинцы?

— Смена поколений — это всегда связано с рисками. Пока Куба была социалистической, выросли новые люди, молодые интеллигенты, у которых в детстве уже не было рахита и костного туберкулеза на почве голода. И теперь они не верят, как и мы не верили в 1980-е годы, что голод существует. Во всяком случае, не верят, что он может ударить по ним лично или их детям. Их раздражает уравнительное скудное для всех существование. Они себя считают революционерами, коммунистами, а идут по той же дорожке, по которой и мы шли. Они желают улучшить любимую социалистическую систему и уверены, что это легко сделать — как и мы были уверены.

Когда в 1999 году я читал лекции в Гаване, я говорил своим слушателям: «У вас происходит то же самое, что и у нас было в начале 1980-х годов накануне перестройки». А они ждали, что я им предложу какие-то быстрые изменения. Я после Кубы 15 лет изучал советскую систему — мы жили при ней, но ничего толком о ней не знали. Мы тогда не понимали и лишь запоздало узнали, что улучшить сложную систему — это, оказывается, очень рискованная вещь, потому что мы не видим подводных камней. Так вот, к 1988 году, когда перестройка уже резко вильнула в сторону демонтажа народа и государства, я это понял. Люди не знали, что они разрушали. Они думали, что делают лучше.

Владимир Путин с официальным визитом на Кубу по приглашению Фиделя Кастро (2000)
Фото: kremlin.ru

«В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ Я ЕЗДИЛ НА КУБУ В 1999 ГОДУ — КАК С ФРОНТА НА ПОБЫВКУ»

— А чем вы объясняете ликование Майами при известии о смерти Кастро? Кто эти люди?

— Это, как и у нас, третье поколение в школе и в ТV принимают новую идеологию. А там 5 поколений вне Родины, под прессом мощной пропаганды. Да их отцы и деды — эмигранты — омрачены. А вообще, нам показывали лишь тех, кто ликовал и размахивал флагами — их с гулькин нос. Как говорят, cuatro gatos — «четыре кота». Я уверен, что многие кубинцы Майами дома сидели и вспоминали Кастро добрым словом. Обиды забываются, а Куба — вот она!

— Как вы считаете, современная Россия будет поддерживать Кубу? Владимир Путин, как только пришел к власти, начал заново выстраивать отношения с Гаваной.

— Путин попытался возродить отношения с Кубой после «бури и натиска» 90-х годов. Но это непросто, потому что на двух стульях усидеть тяжело. Ведь надо восстановить отношения и с США. Сложные компромиссы.

Конечно, США без СССР могли бы задушить Кубу, но это было бы большой ошибкой. Вся Латинская Америка смотрит на Кубу, как заключенный из тюрьмы смотрит на волю. Она — огонек надежды, отдушина. Не думаю, что США задавят Кубу. Создать новый очаг конфликта под носом — глупо. К тому же Латинская Америка развивается, Кубу любят. Теперь, после крушения СССР, ее поддерживают и Латинская Америка, и Европа, и Азия — пусть исподтишка.

— А обычные российские граждане, на ваш взгляд, сохранили любовь к Кубе?

— Сейчас туда стали ездить из России — копят деньги. Это не туризм, а паломничество. А большинство, хоть не ездят, сохранили любовь к Кубе, как и к СССР — они родственники. Я вот тоже в 1999 году съездил, как с фронта на побывку. Здесь — отступление и окружение, а там — маленький оазис достойных отношений. Это дало мне надежду, и она не обманула.

От И.Т.
К И.Т. (29.11.2016 08:47:09)
Дата 01.12.2016 01:29:03

С.Г.Кара-Мурза. Разбудили воспоминания (если кто читал, пропустите)

http://sg-karamurza.livejournal.com/243651.html

С.Г.Кара-Мурза

Разбудили воспоминания (если кто читал, пропустите)

Вспоминая Фиделя Кастро, я как-то совмещал с моим факультетским впечатлениям. Тогда в МГУ много появилось ребят, которые уверенно судили о советской истории. Это, мол, была глупость, а это — ошибка. Конечно, в таком возрасте все мы легко судим других, но в глубине души обычно понимаешь, что это перехлест. Прикинешь — а как бы ты сам сделал? И чувствуешь, что говорить легко, а как дойдет до дела, столько вылезает всяких «но», что гонор сразу сникает. Так вот, в университете большую силу имели ребята, которые этот контроль как будто отключали. Не для красного словца ругали наших глупых отцов, а вполне серьезно. Слушаешь такого и поначалу думаешь, что человек шутит — нет, у него целая доктрина наготове. Спросишь: а ты что, умнее был бы на их месте? Не отвечает, как будто вопрос этот глупый, смысла не имеет. Но видно, что и впрямь уверен, что да, был бы умнее.
Мне это было странно видеть именно в университете. Ведь мы изучали там науки. Мы же обязаны были понимать, почему, например, Бойль не мог прийти к понятию химического элемента — пока Дальтон не разработал понятие атома. Глупо было бы сказать, что «Бойль недодумал». Как раз самое-то важное — это понять, чего не мог увидеть тот или иной ученый. Так и тут — ты пойми, почему поступили так-то и так-то. Но такая постановка вопроса не принималась. Одни верили в мудрость Сталина (хотя и помалкивали), а другие верили в то, что он злодей и параноик. Вот и поговори с ними.
Тогда Хрущев затеял какие-то реформы в сельском хозяйстве, колхозы много критиковали в прессе. И у нас на двух-трех курсах возникло целое движение, какая-то «инициатива». Что-то изучали, собирались, спорили. Потом, в зимние каникулы на втором курсе, пошли на лыжах по колхозам — недостатки искать. Вообще в МГУ это было принято — каждый год ходили на лыжах в «агитпоходы». С факультета десятки групп выходили, на один день встречались в условленном месте, потом снова расходились. «Звездочка». На первом курсе и я в такой поход ходил, незабываемое дело. Прошли по деревням Московской и Калининской областей, два раза переходили Волгу. Еще во многих деревнях электричества не было. Приходим, стучимся на ночлег, отказу никогда не было. Пока варят ужин, идем или в клуб, если есть, или в избу побольше. Народу полно, всем любопытно на студентов посмотреть. Что-нибудь рассказываем — про химию, про университет, про студенческую жизнь. Покажем занимательные химические опыты, у нас были знатоки этого дела, интересно получалось. Потом что-то вроде концерта, что можем. Один из нас гимнаст был — акробатику покажет, борьбу нанайских малышей. В избе разговоры за ужином. Все нормально.
Но эти наши активисты уже не в такой поход пошли, а что-то вроде инспекции устроили. Наверное, какую-нибудь бумагу вроде мандата раздобыли, иначе это вообще черт знает что. Вернулись гордые собой — целый ворох недостатков нашли. Там председатель колхоза пьет, надо его снять, а в другой деревне они к председателю пришли, а он с перепугу почему-то в окно вылез и ушел — его немедленно снять! Куда-то писать стали, какие-то семинары. Я говорю им: вы что, спятили? Что вы воду мутите, да еще у людей выспрашиваете разные порочащие сведения? Прошли на лыжах, всех взбаламутили — и обратно в мраморный химфак МГУ скрылись. Снять председателя предлагаешь? Поезжай в колхоз и работай там, брось свой МГУ. Разозлились, глаза выпучили. Ты, говорят, комсомолу враг, надо ставить вопрос о твоем исключении. На это можно было только расхохотаться — дети, хотя уже кое-кто с усами.
В чем-то похожий случай на Кубе был, когда я там через десять лет работал. Я там группе студентов-химиков в Сантьяго-де-Куба один метод показывал, очень толковые ребята. Потом уехал в Гавану работать, а за это время такая история произошла. Эти ребята стали требовать, чтобы Кастро и его соратники ушли от власти, передали ее более молодым и образованным — очень, мол, много ошибок допускает правительство. Выступали на собраниях — все с цитатами Маркса и Ленина, говорили красиво, да и ребята были очень симпатичные, особенно одна девочка, их вождь. Вдруг приезжает Фидель Кастро, без охраны, без оружия, пешком подходит к химфаку. Спрашивает у секретаря, где тут такие-то. Секретарем на факультете симпатичный старик был — побежал, нашел. Пришли ребята, прямо около входа в коридоре стали разговаривать — за всех говорила та девочка. Народ собрался, стало тесно, пошли в спортзал. Девушка не стушевалась, все выложила, что они наработали, стоит на своем — то неправильно, то неправильно, пора вам уйти от власти.
Как шел спор, мне потом рассказали несколько очевидцев. Они симпатизировали этой девушке, она была любимицей факультета, но все признавали, что Кастро бесспорно одержал верх. Он поставил вопрос примерно так: вы утверждаете, что мы должны уступить власть вам или таким, как вы. В чем же, по большому счету, источник вашего превосходства? И тут, как ни странно, стало видно, что иного, чем у Кастро, принципиального выбора эти ребята не предлагают, и в то же время они не имеют видимых преимуществ ни в работоспособности, ни в честности — потому что по этим критериям претензий к соратникам Кастро ни у кого не было. К тому же Фидель объяснил девушке, что все ее доводы по конкретным вопросам известны, их обсуждали, но по такой-то и такой-то причине пришлось поступить иначе. Стало видно, что конкретные решения вовсе не так просты и очевидны, как казалось ребятам.
На том собрании многие стали кричать, что надо бы всю эту группу из университета исключить — всех они баламутят. Кастро предложил: раз уж они так втянулись в проблемы хозяйства, давайте дадим им в управление хорошую государственную ферму в провинции Орьенте. Пусть сами из своей группы выдвинут директора, а остальные составят правление. Если будут дело заваливать, им помогут. Но главное, пусть разберутся, в чем разница между теорией и практикой. А через год здесь же, в университете расскажут о своем опыте. Так и сделали, только, по-моему, года они там не просидели. Я как раз через год снова там был, налаживаю в лаборатории прибор, и заходит один парень из той группы. Что, спрашиваю, уже опять в университете? Засмеялся. Я, между прочим, когда приехал на Кубу, сам был похож на этих ребят. Казалось, что многое надо делать по-другому. Но как только пришлось самому там решать проблемы, а не советы давать, действительность этот мусор из головы быстро мне выбила, как палкой пыль из ковра. Я тогда, кстати, вспомнил, как наши студенты на химфаке ходили колхозы обустраивать.
От И.Т.
К И.Т. (29.11.2016 08:47:09)
Дата 01.12.2016 00:26:50

С.Г.Кара-Мурза. Почему меня понесло в "Свободу"

С.Г.Кара-Мурза

http://sg-karamurza.livejournal.com/243243.html

Почему меня понесло в "Свободу"

Меня позвали на «Свободу» высказать впечатления о роли Кастро, который задал вектор революции. Я предупредил, что в полемике участвовать не буду. Предполагал, что будут лить помои, но дадут 5 минут сказать главное из того, что я видел. И отказаться в момент похорон как-то не мог.
Вот что, примерно, хотел сказать:

Эта революция — удивительное и таящее в себе множество уроков явление второй половины века. Совершенная вопреки теориям и расчетам, она вызвала безудержный восторг евтушенок всего мира, а потом, по взмаху дирижерской палочки хозяина,— стала объектом их самой патологической злобы и клеветы.
То предательство, которое совершила мировая культурная элита в конце 80-х годов в отношении Кубы, — веха общей смуты. Важная часть этой измены вызревала среди нас, на наших глазах и даже в нас самих. За 90-е гг. телевидение Москвы не сказало о Кубе ни одного теплого слова — лишь злорадство и ненависть. Это — чистый случай ненависти, не оправданной никакими разумными обстоятельствами и интересами. Ведь никакой осязаемой вины Кубе приписать не могут. Вопли про тоталитаризм Кастро — полная чушь. С пресловутыми правами человека дела на Кубе было несравненно лучше, чем во всех латиноамериканских «демократиях» и даже чем в самих США.
Это — ненависть к народу, который сохраняет достоинство и держится в условиях, когда это кажется абсолютно невозможным. Ненависть к народу, который, находясь на грани настоящего голода, сохраняет младенческую смертность на уровне 7 на тысячу — когда в богатой Бразилии она составляет 37 на тысячу. Если бы мы поняли истоки этого переворота в душе нашей либеральной интеллигенции, мы бы прояснили многое и в нашей судьбе.
На Кубе я провел счастливые годы. Работал, глядел вокруг, спрашивал, думал. Вырос я в АН СССР, в среде «шестидесятников». Набрался от них спеси, с которой они подходили к проблемам общества — демократия, оптимизация, эффективность. Куба из меня вытряхнула этот мусор, выбила меня, как пыльный ковер. Как много слоев «простой» проблемы приходилось преодолеть, пока начинал понимать ее суть.
За эту науку я благодарен огромному множеству кубинцев — на моих глазах разыгрывались драмы любви и раскола, побед и ошибок, искуплений и прощений, как в любой революции. Но не было в ней ненависти. За это кубинцы благодарны СССР. Поддержав Кубу в самый трудный момент, мы позволили их революции не ожесточиться. Мы в 30-е годы такой руки помощи не имели, и радостно было видеть суть революции нашего типа, когда людям не приходится озлобляться.
Любовь и идеализация человека — часто источник поражения, но в тот момент соединение жертвенности с любовью просто создало новую Кубу — новое общество. Что бы там мне ни говорили о производственных отношениях. Ответная любовь народа компенсировали неопытность и ошибки, неизбежные лишения и нехватку. Куба в 60-е годы просто дышала счастьем. Чтобы верно взвесить это, надо знать, из чего вырвалась Куба. Это было патологическое общество.
Я приехал на Кубу в 1966 г. Бросился в глаза шрам старого — это не отразишь в статистике. На Кубе много очень красивых девушек. Идет такая, с лицом богини,— а ноги, как трости, искривлены туберкулезом, рахитом и другими следами детского недоедания. В Орьенте, бедной провинции, это было почти всеобщее явление. Как увидишь, страшно. Второй раз я приехал туда же в 1972 г. Подросло поколение девочек, уже после революции. Это было как чудо — у всех спортивные, гармоничные фигуры. Следы болезней начисто исчезли. Стоило только дать, на голом волюнтаризме, каждому ребенку и старику по литру молока в день – утром ставили к двери. Хоть к лачуге, хоть к обшарпанному коттеджу бывшего миллионера.
Выправлять то изломанное общество «заднего дворика» США — это был подвиг труда и терпения. Все было творчеством, все — против «теории» и роя иностранных экспертов.

В общем, я там столько насмотрелся и переговорил – с революционерами, контрреволюционерами, диссидентами и просто людей Кубы – что в Москве ушел из любимой химии и погрузился в это обществоведение.
От Александр
К И.Т. (01.12.2016 00:26:50)
Дата 01.12.2016 02:52:39

Лучше бы написать к чему все эти умопостроения о "перемирии"

Довольно старая идея, насколько я понимаю, заключается в толстых намеках Путину "держать и не пуащть" и назначить СГ присматривать за самовыражением российских интеллектуалов. Но мечты эти как-то все больше отрываются от реальности. Ладно там может в директорских кабинетах академических институтов летают некие эфиры и намеки, о которых мы ни сном ни духом, которые дают снование для этих вожделений, но "Свобода" - радиостанция ЦРУ. Она финансируется ЦРУ. Путин, убежденный страстным щепотом СГ, не только своим свободу слова перекроет, но и ЦРУ должен "строить"? ЦРУ-то "перемирие" зачем? Даже если бы "Свобода" захотела "перемирия", ей тупо перекроют финансирование. Может все-таки позволить врагам оставаться врагами и заняться своим делом, а не заклинанием путинской администрации?

Искреннее стремление к админ. ресурсу понятно, но ведь нельзя настолько отрываться от реальности.
-------------------------
http://tochka-py.ru/
От vld
К И.Т. (29.11.2016 08:47:09)
Дата 29.11.2016 19:03:51

Re: С.Г.Кара-Мурза о...

>Ведущий предоставлял большую часть времени другим участникам Ворожейкиной и Подрабинеку и С.Г.Кара-Мурза был вынужден на 24 минуте покинуть студию со словами: "Не мог даже подумать, что радио Свобода так опустится. Высказывается такая дрянь, что мне противно здесь даже быть"

Согласен с оценкой положения дел на "Свободе", после короткого периода расцвета, когда деньги продолжали давать, а строить в контексте ф. антисоветской пропаганды перестали - приятный был ресурс, местами отвязный и позволявший себе фронду в адрес колыбели демократии, достаточно сказать что там такой сложный персонаж как Бабицкий прижился. Но в последние лет 5 "рука кормящая" решила повернуть дела в старое-доброе русло и редакция превратилось в унылое пропагандистское Г.
От Мак
К И.Т. (29.11.2016 08:47:09)
Дата 29.11.2016 18:19:23

Видеофайл вновь выложили на Ютубе, немного почистили.

Ссылка
http://www.svoboda.org/a/28144674.html