Технократический взгляд на условия рождения/выживания СССР по Ленину
Основная цель статьи в выработке неидеологизированного изложения ленинского закона о неравномерности развития капиталистических стран и возникающих из-за этого больших противоречий между ними, которые делают возможным победу социалистической революции в одной или нескольких странах. Другим же важнейшим условием продолжения удержания власти в руках народа он считал экспорт социалистической революции в развитые страны.
Все самые радикальные изменения в 20 века прошли как следствие использования этих принципов, и имеет смысл взглянуть на них внимательнее, очистив от идеологического налёта, который сегодня сильно мешает восприятию разработанного Лениным чрезвычайно мощного аппарата.
Термин сакральное пространство, который широко используется ниже, это термин теории цивилизаций, термин религиоведения, активно используемый М.Элиаде, термин который он же использует при анализе мифов, и тот же термин использует культуролог Лидов. Термин исторический проект, который активно использует Хазин, описывает по сути некую проекцию сакрального пространства, его некий образ
Ввдение понятия технологическая зона
С точки зрения Ленина[4],[5] современная формы капитализма называется "империализмом" - название слишком идеологизированное, но какое есть. Это форма капитализма для которой характерны корпорации/банки занимающие монопольное положение на том или ином рынке - и их неизмеримо возросшая экономическая/финансовая мощь приводит к целому ряду последствий
- стремление контролировать источники сырья
- стремление контролировать рынки сбыта
- стремление контролировать технологические цепочки
- сращивание интересов корпораций и интересов государства
Фактически эта совокупность признаков образует в современном мире технологические зоны, введённые Хазиным, и это гораздо менее идеологизированный термин, хотя и несёт то же самое содержание, и я его буду использовать даже говоря о работах Ленина. В отличии от исчезнувших колоний технологические зоны вокруг развитых стран вполне сохранились. Понятно ставить в таком ключе вопрос Ленин не мог в начале 20 века, т.к фактор научно-технического прогресса не имел столь превалирующего значения как сейчас, но фактор комплексного значения зон своего влияния для каждой развитой страны явственно осознавался и описывался им, что и видно в перечисленных тезисах. Сейчас таких зон меньше, чем на рубеже 19/20 веков - США, Европа, РФ, Китай, Азия. Из перечисленных полнотой и суверенностью обладают далеко не все. Скажем РФ и Европа зависимы, хотя и в разной степени и в разных областях.
изложение закона неравномерности развития и следствия из него в не идеологизированной форме
из-за неравномерности развития технологических зон между ними возникает такая борьба, которая исключает эффективный контроль над Россией
Конкуренция технологических зон
Исторические проблемы, которые решил Ленин
метод, которым Ленин решал проблему малого размера технологических зон
Сначала надо перечислить все исторические проблемы, которые стояли перед Россией и которые так или иначе решил Ленин :
- восстановление суверенитета страны пользуясь неравномерностью развития технологических зон (см. [8])
- создание собственной технологической зоны
- приспособление культуры страны для поддержания технологической зоны в жизнеспособном состоянии
- разработка системы методов, позволяющих компенсировать повышенные издержки технологической зоны возникающие ввиду относительной малости её размеров
Большая часть перечисленных проблем решалась одновременно, основываясь на следствиях из принципа неравномерности развития технологических зон, т.к возникающие при конкуренции зон противоречия решаются довольно длительное время, достаточное для форсированного решения большей части перечисленных проблем. Прежде чем перейти к анализу методов решения последний из перечисленных проблем, хотелось бы остановиться на третьей проблеме - трансформации русской культуры, позволившей ей приспособиться к индустриальной эпохе не потеряв при этом своих фундаментальных особенностей. Фактически этими попытками был заполнена целая историческая эпоха Романовых, которая однако закончилась катастрофой - что существенно важно культурной катастрофой в том числе.
Ленину же удалось приспособить русскую культуру к индустриальной эпохе при помощи трансформации типового метода существования цивилизаций созданием мирских сакральных пространств/исторических проектов. Это явилось проявлением жизнеспособности русского архетипа, не представляющего общественную жизнь без сакральных пространств/исторических проектов. Хотелось бы напомнить, что этот вывод является не только следствием интерпретации ленинизма в свете теории цивилизаций но и следствием открытого культурологом Лидовым иконического типа мышления у русских, всегда предполагающего связь между бытом, профанным пространством и неким сакральным пространством.
Последняя из перечисленных проблем решалась большей частью усилиями Сталина и практическим образом, хотя и во многом опиралась на те же теоретические разработки Ленина о условиях взятия власти большевиками в России и условиях построения социализма в странах, где властями поставлена такая цель.
Для успешного выживания в ситуации взаимной конкуренции технологические зоны должны не уступать по издержкам своим конкурентам. Размер зоны имеет прямое отношение к её экономической эффективности. Для советской технологической зоны компенсация была достигнута плановой организацией, позволившей за счёт системности сэкономить множество ресурсов. Другим инструментом стала активизация человеческого потенциала при помощи сакрального пространства коммунизма.
Но было ещё два метода, позволяющих сильно компенсировать повышенные издержки, которые во всей глубине будут раскрыты позже. Пока просто коротко о них скажем.
Ввиду конкуренции духовных сфер/исторических проектов/сакральных пространств разных технологических зон, возникающей из-за близости культуры ведущих стран этих зон, после создания Россией своей технологической зоны пришлось сильно повысить материальное и социальное положение своих трудящихся, что означало резкий рост издержек в конкурирующих с Россией технологических зонах. Это можно рассматривать как ослабленную версию использования фактора международной солидарности трудящихся и надежды на перенос социалистической революции в развитые страны Запада, что всегда считалось необходимым этапом после победы социалистической революции в какой либо одной стране мира.
Хоть этот приём сработал не в таком объёме, как на него рассчитывал Ленин, но тем не менее он сработал, и весьма серьёзно ослабил прямое экономическое давление на советскую технологическую зону. И последним фактором явилось понижение требований к материальному комфорту в советской технологической зоне ввиду большего акцента на духовную сферу и гораздо большую ориентацию на реализацию исторических проектов/сакральных пространств. Этот фактор никогда и никем из серьёзных исследователей не отрицался.
Но повышение материального уровня населения конкурирующих с советской технологических зон при повышении экономических издержек одновременно могло стать фактором психологического давления при ненадлежащем внимании к духовной сфере.
Издержки связанные с малым размером зоны и необходимостью поддержания собственного сакрального пространства отделяющего страну от соседей для компенсации малого размера этой зоны в конечном счёте и стали причиной развала СССР с точки зрения технологии. А более точно - пренебрежение к надлежащей поддержке собственного сакрального пространства привели к уменьшению одного из ключевых факторов компенсации малости размера технологической зоны.
Стремление к объединению технологических зон как очевидного метода уменьшения издержек лежало и лежит в основе европоцентричности современных властей РФ, но получилось так, что технологическая зона зона с которой они хотели бы объединить собственную, деградировала в духовном смысле настолько, что с ней не совмещается русская природа ни каким образом - и соответственно любое даже ограниченно автономное существование России в гипотетической объединённой технологической зоне.
А русский народ всё ещё не готов умирать, и власти рискующие игнорировать волю этого народа к жизни рискуют попасть в ситуацию, в которой они оказались примерно 100 лет назад - переход власти к тем, кто олицетворяет волю народа к жизни, приправленную ядерной войной, неизбежной в таких передрягах
Как видим, конкуренция технологических зон поднимала целый рой объективных нетривиальных вопросов управления обществом, возникающих вне какой либо связи с формационной природой, и читая современную военную доктрину РФ возникает ощущение, что все возникающие проблемы вполне осознаются даже властями РФ склонными к конформизму и ликвидации собственной технологической зоны.
Этим и завершается полное описание проблемы РФ. Как видим описание ситуации получается содержащим множество неожиданных выводов о политике властей, о языке, который они понимают, и о том, что сами наследники СССР забросили язык, который активно используют сами власти РФ, который по сути целиком и полностью является языком советского обществоведения, только не вульгарного, а именно того, пользуясь которым создавалось это общество.
Сакральное пространство как одна из важнейших характеристик любой технологической зоны
Борьба сакральных пространств как важнейшая часть конкуренции технологических зон
Мы уже ввели понятие технологической зоны для комплексного описания той, зависимой от ведущей страны, среды, которая обеспечивает её сырьём, рынками сбыта и капиталами для функционирования технологических цепочек и их должного технического/технологического обновления. На основе этого понятия удалось выявить основные факторы конкуренции и сформулировать их на не идеологизированном языке.
Но осталась ещё одно условие выживания советской технологической зоны по Ленину - экспорт социалистической революции, и если не понять это условие на неидеологическом языке, наш анализ будет ущербным, т.к это условие Ленин считал первостепенным для выживания страны.
Как мы увидели, Ленин мыслил категориями технологических зон - если пробовать оценить это понятие с точки зрения теории цивилизаций, с точки зрения того метода, которым мы интерпретировали все подходы Ленина, то технологическая зона превращается в цивилизацию, взятую в своём хозяйственном аспекте. Из этого легко получается объяснение традиционной для цивилизаций стратегии хозяйственной деятельности - планирование в общегосударственном масштабе, что исторически было свойственно едва ли не всем цивилизациям, исключая европейскую. Это вполне очевидно - стремление к сакральному пространству или работа над неким историческим проектом практически всегда эффективнее при планировании, и это вполне относится и к хозяйственному аспекту жизни цивилизации
Но сейчас из сопоставления технологических зонцивилизациям следует, что принцип неравномерности их развития едва ли не сводится просто к естественной конкуренции цивилизаций. В этом и весь вопрос, остаётся ли что либо оригинального в принципе Ленина неравномерности развития технологических зон, или он целиком сводится к конкуренции цивилизаций ?
Неравномерность развития предполагает смену лидерства, что ни в каком аспекте не эквивалентно конкуренции и в общем случае никак из этого не получается - конкуренция может иметь разные исходы, в том числе и продолжение лидерства. Но ленинский принцип утверждает больше, чем просто конкуренция цивилизаций, он утверждает о неизбежности смены лидерства, и он может давать больше информации, т.к он основан на закономерностях хозяйственной жизни технологических зон
С технократической точки зрения, этот принцип помимо учёта различных материальных факторов конкуренции технологических зон вводит в качестве важнейшей характеристики зоны понятия их сакральных пространств, хотя и кажется, что марксизм оперирует только материальными факторами. Но с точки зрения Ленина капитализм это падший мир, в котором существует ядро/класс желающее спасти себя, стремящееся к тому же сакральному пространству, что и в России, к примеру.
В любом случае этот фактор присутствует в любой технологической зоне с точки зрения Ленина, вопрос только в степени его активности и задействованности.
Как мы уже знаем, с точки зрения теории цивилизаций это совершенно естественное представление, с той лишь поправкой, что в данном случае речь идёт о мирских сакральных пространствах. Ну и если мы обратимся к известной нам теории о духе капитализма, уже из самого этого названия можно заключить, что автор фактически постулирует существование такого же типа сакрального пространства для капитализма, хотя раскрывает он в основном протестантскую этику. Но даже в ней очевидна мотивация вполне в духе Ленина - активность человека возникает из некой нематериальной ценности - в случае капитализма речь идёт о изначальной избранности немногих, которую эти немногие должны проявлять свой успешностью в быту и в хозяйстве.
И вот если вернуться к анализу конкуренции технологических зон проведённому выше, то возникает парадокс - без учёта сакрального пространства и активации им человеческого потенциала технологической зоны, Россия и её технологическая зона обречены в этой конкуренции ввиду малости размера этой зоны. А атеизм очень плохо уживается с сакральными пространствами, в результате атеистические элиты обязаны сдавать свои технологические зоны, т.к они становятся неконкурентоспособными в рамках атеизма. Потому и слили СССР элиты эпохи атеизма, и потому СССР рос пока в стране было сильно остаточное влияние религии, автоматически поддерживающей светское сакральное пространство - коммунизм.
Жизнеспособность российской технологической зоны без учёта и задействования всех ресурсов сакральных пространств никак не вытанцовывается. И даже с учётом этих ресурсов жизнеспособность этой зоны получается только при добавлении нового фактора, о котором речь ещё не шла, хотя многие аспекты воздействия сакральных пространств на конкуренцию технологических зон уже было обсуждено. Остаётся один, очень важный фактор - умение балансировать между более крупными зонами благодаря возможности воздействия на них. Это балансирование получается только с учётом задействования ресурсов своих и чужих сакральных пространств, имеющих примерно одинаковую структуру и содержание. Эта похожесть является следствием нахождения всех ведущих стран мира на индустриальной фазе, из чего следует и примерная одинаковость структуры и содержания сакральных пространств.
На языке Ленина это была международная солидарность трудящихся, экспорт социалистической революции в другие технологические зоны.
Однако точно так же, как элита русской технозоны будет стремиться воздействовать на чужие технозоны посредством коммуникации/воздействия на их сакральные пространства, так же и чужая элита будет стремиться воздействовать/использовать коммуникацию с сакральным пространством русской технозоны в своих собственных интересах. Очевидно, что мы имеем дело с конкуренцией сакральных пространств, и в пределе развития всех этих методов будем иметь дело с войной сакральных пространств как квинтэссенцией и наиболее глубоким проявлением конкуренции технозон и её наиболее глубоким уровнем. Отметим, что в ядерный век именно этот уровень конкуренции технозон и остаётся в качестве основного метода устранения сильного конкурента.
Если мы говорим о борьбе сакральных пространств конкурирующих технозон, то именно к ним сводится классовая борьба, т.к повышение сознательности трудящихся осуществляется в конечном итоге за счёт коммуникации с сакральным пространством рабочего движения - с коммунизмом, и истинного уровня классовая борьба достигает только при развитом партией сознании пролетариата. Но вопрос повышения сознания пролетариата был с точки зрения Ленина вопросом борьбы буржуазной и коммунистической точки зрения, и мы приходим к указанному тезису о том, что классовая борьба сводится к борьбе сакральных пространств.
Анализируя два разных, хотя и связанных тезиса Ленина, мы пришли к одному и тому же - сакральных пространств, что подтверждает логичность выбранной интерпретации.
Такое поведение совершенно очевидно из теории цивилизаций, по которой сакральное пространство является ядром любой цивилизации, источником её общественной энергии, соответственно нарушение коммуникаций с ним и воздействие на него будет являться первоочередной целью сил, желающих уничтожить конкретную цивилизацию.
Атеизм лишает руководство страны рычага, критически важного для выживания российской технозоны.
Он лишает возможности играть в высшей лиге технозон
Если посмотреть на организацию способов коммуникации, защиты и развития сакрального пространства в СССР, то необходимо признать критичные системные провалы в этом вопросе
Если говорить о защите сакрального пространства то, трудно до конца понять причины войны советских спецслужб с сакральным пространством собственного общества, следы которой явственно ощутимы в советской истории - считать ли это их собственной инициативой или считать это проявлением их незрелости в войне сакральных пространств. Но совершенно очевидно, что в этом сыграло свою роль атеистичность советского общества, приводящая к слепоте и недоверию по отношению к сакральным пространствам. И дело здесь даже не в том, что сущность коммунизма состоит в сильном преобразовании человеческой природы, в которую спецслужбы могли не верить. Но ведь такое преобразование человеческой природы в рамках марксизма вполне допускало совершенно футуристические и технократические прочтения в виде киборг-в, т.к Маркс считал материальные предметы, используемые человеком в своей жизни, продолжением его тела. Но даже такое прочтение коммунизма было выкинуто на помойку спецслужбами.
И тем не менее, получилось то, что получилось - после смерти Сталина, умышленно или по глупости, коммунизм свели к его материальной стороне, сведя конкуренцию между технологическими зонами к фактору, который объективно являлся слабейшей стороной советской технологической зоны - к конкуренции материальной обеспеченности.
Если же рассмотреть сферу коммуникации с сакральным пространством то надо говорить о философии, т.е о диамате, и о теории общества, т.е о истмате. Обе дисциплины фактически сведены до теории и практики атеизма и по сути в них ничего кроме атеизма нет. Диамат очень плохо описывает сознание, с трудом балансируя на грани срыва в язычество и ничего не даёт в вопросе коммунизма, и то же самое можно сказать про истмат - ничего не даёт для развития человека и нечего не даёт для понимания коммунизма. Соответственно обе дисциплины просто исключают возможность коммуникации с сакральным пространством советской технозоны, и дело совершенно не в том, что они по сути являются результатом творчества советских партийных структур, проблема в том, что по сути в них не содержится ничего кроме атеизма.
Я не берусь судить, возможна ли на основе атеизма полноценная философия, но советский опыт сугубо отрицателен в этом смысле.
Поэтому совершенно не удивительно, что большая часть духовных наследников СССР, исключая СЕК и Калашникова (позиционирует себя как футуролог, что вписывается в одно из прочтений коммунизма, о котором было сказано чуть выше) тему коммунизма/сакрального пространства вообще не затрагивают, хотя именно стремление к преобразованию собственной природы являлось основой советского образа жизни, без которой он становится просто неким...тоталитаризмом больных властолюбцев
Чтение современной военной доктрины РФ создаёт ощущение, что война сакральных пространств вполне осознаются даже властями РФ склонными к конформизму и ликвидации собственной технологической зоны.
Задействование же этого ресурса делает необходимым реальную демократизацию отношений элиты к собственному населению, надлежащее функционирование социальных лифтов, без которых невозможно полноценное использование человеческого потенциала своей технологической зоны. Т.ж становится необходимой организация отношений двух институтов - Церкви, как институт организующий религиозное сакральное пространство, и партии, организующей светское сакральное пространство. Именно в этом проявляется углубление византийской модели власти российского общества, о которой говорил Хазин в [9] и довольно таки радикальное изменение отношений к другим нациям, которые не предполагались равноправными и равноположенными, по факту, в Византийской Империи. У нас два института регулирующих отношения с двумя сакральными пространствами, тогда как в Византии речь шла только о религиозном сакральном пространстве
фактически у нас двухуровневая система сакральных пространств, нижний уровень которых - светский уровень, весьма схож во всех технозонах, что создаёт возможность серьёзной равноправной коммуникации разных технозон (об этом уже упоминалось), что по сути было недоступно в Византийской Империи, в которых необходимо было быть православным, и только в составе ВИ. Второе условие благодаря подобию, схожести сакральных пространств становится ненужным. Именно это позволяет создавать прочные межцивилизационные отношения совершенно разной степени близости, что является очень важным условием в противостоянии, конкуренции разных технозон
И инструментами поддержания таких отношений могут быть как формальные союзы - экономические, военные, политические, так и просто отношения определённых отрядов элит различных технозон. Именно об этом шла речь выше, когда упоминалось возможность балансирования между разными технозонами
Фактически раскорячка нынешней российской власти объясняется атеизмом, в его либеральной форме. Атеисты должны стремиться в европейскую технологическую зону, верующие должны стремиться к поддержанию существования русской технологической зоны. И только из этого уже возникает, как следствие, ориентация того или иного сегмента элиты на свои или на внешние силы.
Явление, которое я описал, конечно, очень яркое и во многом уникальное, но отнюдь не единственное. Более того, совершенно типичное. Если мы обратимся к источникам и посмотрим, что происходило, например, в древнерусских городах XVI-XVII вв., то мы увидим невероятное множество подобных пространственных икон, которые создавались в этих городах едва ли не каждый второй день. Бесконечные крестные ходы, литии, иногда невероятно торжественные действа, которые захватывали большую часть населения города.
Самый известный пример – это знаменитое «Шествие на осляти», которое происходило в Вербное воскресенье, когда шла процессия из Успенского собора в храм Василия Блаженного, как в Иерусалим. И «на осляти», точнее на маленькой кобыле, загримированной под осла, ехал патриарх, "осла" за узду вел царь. Вместе, олицетворяя симфонию священства и царства, царь и патриарх входили в "Иерусалим", и при этом вся Красная площадь превращалась в одну огромную икону, где все присутствующие так или иначе воспроизводили события евангельского повествования, создавая пространственный образ Святой Земли. Причем, поскольку речь идет о явлении XVI-XVII вв., т.е. довольно позднем, то там можно ясно проследить, как авторы этого «перформанса», этого литургического действа в некоторых моментах буквально воспроизводили существующую изобразительную схему иконы "Вход Господень в Иерусалим". Можно заметить начавшийся обратный процесс. Если первоначально пространственные действа определяли изображение, то тут уже изображение становится источником для воспроизведения в пространственных формах. Повторяю, что речь идет не о частностях, а об огромном явлении, отразившемся в многочисленных действах, происходивших не только в Москве, но по всей территории России, и не только – по всей территории православного мира.
Что же произошло? Почему мы так мало об этом знаем и так мало задумываемся? Произошла, что называется, смена парадигм, целый ряд очень конкретных изменений, иногда, как это часто бывало в России, принимавших даже форму указов. Была серия указов Петра I, который эту форму жизни отменил, и «шествие на осляти» было только одной из таких пространственных икон, одним из таких действ, которые были отменены как ненужные и, возможно, с точки зрения Петра и его идеологов, даже вредные в новой России.
Тогда же, кстати, кардинально изменился и облик православного храма, о чем я тоже хочу сказать. Изначально каждый храм внутри задуман как некая единая пространственная икона. Не отдельная икона в храме, как мы обычно воспринимаем, а именно весь храм, все пространство храма воспринималось как некая икона, причем икона каждый раз уникальная. Если хотите, каждый раз это пространственная инсталляция.
Сейчас, когда мы входим в храм, мы видим лишь отдельные элементы пространственных инсталляций, но по описям и по другим источникам известно, как выглядели храмы в XVII в. (до реформ, которые произошли в конце этого столетия). Они были все увешаны тканями, которые регулярно сменялись: тканями под иконами и над иконами, тканями, которыми завешивали стены, тканями, которые были в иконостасе. При этом эта «декорация», как бы мы сейчас ее назвали, не была чем-то внешним, это была суть образа или важнейший элемент образа. И она регулярно менялась, т.е. она была подвижной. Того образа храма, к которому мы привыкли, с плоским многоярусным иконостасом и некой системой фресок на стенах, очищенного от всех пространственных элементов, люди XVI-XVII вв. не знали. Но именно этот храм, возникший в поздний период, в значительной степени определил наши подходы к нему и сам разговор об этом искусстве, переведя разговор с главного на нечто, я не побоюсь этого слова, второстепенное.
В первый раз я это понял, оказавшись на Афоне в 1995 г. Увиденное для меня было сильным потрясением. Занимаясь до этого иконами и фресками, уже написав некоторое количество текстов на эту тему, я искренне считал, что, конечно, в византийском искусстве, вот это самое важное. Однако, оказавшись в реальном византийском мире (потому что на Афоне как нигде сохраняется византийская духовная среда и средневековая традиция пребывания в сакральном пространстве), я вдруг понял, что для людей, для монахов, все это, все эти иконы в иконостасах, иногда замечательные фрески на стенах – это все глубоко вторичная вещь. Главное – это постоянно, от реликвии к реликвии, от иконы к иконе, меняющееся в процессе движения сакральное пространство, эта единая икона живого храма. Она для них есть суть.
Наверно, я слишком долго говорю о своих любимых средневековых сюжетах, а пора сказать о том, что иеротопия – это не специфический раздел византийского искусствоведения. Я пришел к необходимости введения этой концепции, занимаясь византийскими сюжетами, реконструируя их. Но, сформулировав эту идею, я понял для себя очень много. В том числе, нечто парадоксальное – если мне кто-то сказал об этом 10 лет тому назад, я бы, наверно, только улыбнулся. Например, то, что византийский храм – это художественный организм, который существует в соответствии с принципами мультимедийной инсталляции. И, собственно, новейшие поиски современного искусства в области мультимедийных инсталляций на уровне базового художественного принципа чрезвычайно похожи на то, что происходило в византийском храме. По счастью, мне не так давно удалось увидеть замечательные примеры таких новых "сакральных пространств" в единственном пока музее мультимедийных инсталляций в Карлсруэ (там сейчас крупнейший в Европе Центр медийных искусств). При отсутствии какой бы то ни было исторической связи новейшее искусство и византийская традиция оказываются типологически невероятно близкими.