Форум С.Кара-Мурзы: Ветка : Нельзя допускать, чтобы какие-то сектора науки были утеряны

От	Афордов
К	Мак
Дата	04.08.2014 20:36:55
Рубрики	Россия-СССР; Компромисс; Культура; Война и мир;

Нельзя допускать, чтобы какие-то сектора науки были утеряны — Владимир Захаров

Нельзя допускать, чтобы какие-то сектора науки были утеряны — Владимир Захаров
http://eureka-info.ru/2014/07/31/zaharov2/

July, 31, 2014 Dubynin

Академик Владимир Захаров, известный специалист в области математической физики, один из наиболее цитируемых ученых России, поэт, выпускник НГУ, обратился с открытым письмом к руководителю ФАНО Михаилу Котюкову.

Глубокоуважаемый Михаил Михайлович,

Я обращаюсь к Вам как человек, посвятивший свою жизнь науке. Первую научную статью я опубликовал в 1962 году, будучи еще совсем молодым человеком, с тех пор написал более трехсот статей и по сей день продолжаю интенсивную и напряженную научную работу. Я руковожу небольшой, но очень активной группой весьма компетентных ученых, успехи которой признаны мировым научным сообществом. В 2010 году я получил мегагрант на создание лаборатории в новосибирском Академгородке, а на днях мой коллектив в трудном конкурсе выиграл грант из числа объявленных Федеральным Научным Фондом.

У меня были первоклассные научные учителя, и они преподали мне урок как работать с научной молодежью. И за долгую жизнь в науке я воспитал немало учеников, а они воспитали уже собственных, – так возникло то, что в научном сообществе называют «школой Захарова». К сожалению, многие члены этой школы теперь рассеяны по целому свету, от Австралии до Ирландии, не говоря уж о Соединенных Штатах. Занимаясь, в основном, научными исследованиями, я не сторонился и научно-организационной деятельности: был директором одного из лучших научных институтов страны – Института теоретической физики им. Ландау, руководил и руковожу Научным советом по нелинейной динамике при РАН. В прошлом году мы провели юбилейную двадцатую сессию. Моя деятельность в науке отмечена многими наградами, индекс цитирования и индекс Хирша одни из самых высоких в стране.

Я привожу этот послужной список с единственной целью – убедить Вас, что имею моральное право говорить от лица российской науки и позволить себе высказать свои соображения о путях ее развития.

1. Ученые имеют самые разные специализации. Более того, не так легко найти двух подлинно крупных ученых, области научного поиска которых совершенно совпадают. Каждый сколько-нибудь яркий ученый имеет свою научную индивидуальность. Тем не менее, ученые разных специальностей – от филологов и историков до экспертов по ракетным двигателям – отлично понимают друг друга. После короткого контакта с новым знакомым очень быстро заключаешь, принадлежит он к цеху настоящих ученых или нет. Ученые, как правило, живо интересуются тем, что происходит в других областях науки, вовсе не обязательно смежных, а привычка к рациональному мышлению позволяет безошибочно распознавать имитацию науки. В нашей Комиссии общественного контроля в сфере науки активную роль играют настоящие ученые – историки, филологи, математики, физики, специалисты по кибернетике. И мы все отлично понимаем друг друга.

2. Наука интернациональна. Ученые, живущие в разных странах, часто занимаются близкими проблемами и при встрече легко находят общий язык и легко становятся друзьями. Когда-то языком общения была латынь, сегодня им является английский. Все сколько-нибудь компетентные ученые во всем мире понимают английский язык в степени, достаточной для коммуникации. Если человек называет себя ученым, но не владеет английским языком в степени, позволяющей ему говорить о предмете своих научных исследований, то слушать советы такого человека по делам науки просто не следует.

Особенного внимания заслуживает вопрос о научных журналах, издаваемых на русском языке. Их обязательно нужно переводить на английский язык и выкладывать в интернет, иначе опубликованные в этих журналах статьи для мировой науки просто пропадут. Это, может быть, неприятно слышать людям, необоснованно называющим себя патриотами, но это так. Нужно ясно понимать, что никакой «чисто русской» науки, отделенной от науки мировой, не существует и существовать не может. Гитлер попытался создать «чисто арийскую» науку, не зараженную «тлетворным еврейским духом». Это привело к деградации некогда великой немецкой науки.

В продолжение этого тезиса. Нужно всячески развивать и поддерживать международное научное сотрудничество, как можно шире участвовать в международных научных проектах – по созданию новых ускорителей и новых телескопов, по проведению совместных археологических и палеонтологических исследований. Даже в худшие времена холодной войны это сотрудничество было довольно активным, оно было частью дипломатической активности вообще. Ведь ученые – самые естественные дипломаты. А что касается журналов, то в годы самой горячей Отечественной войны ведущие научные журналы на иностранных языках исправно выписывались. А сейчас библиотеки многих ведущих научных институтов не имеют средств даже на электронные подписки необходимых научных журналов.

3. Нельзя делить науку на «полезную» и «бесполезную». То, что сегодня кажется не имеющим практического применения, завтра может оказаться на острие востребованности. Тут можно привести множество примеров, один из ярких –ядерная физика. Перед Второй мировой войной эта область казалась бесконечно академической, далекой от всякой практики. Советские ученые, занимавшиеся ею, едва уцелели от репрессий, которым подверглись в то же время генетики. Однако, вскоре в США началась работа над атомным проектом, и немногочисленная, но очень сильная группа физиков-ядерщиков, взращенная в школе А.Ф. Иоффе, оказалась очень кстати. Не будь ее, Советский Союз не смог бы, несмотря на самую успешную разведку, создать атомную бомбу. И вся история планеты оказалось бы другой. Можно привести и менее известные примеры. Теория чисел была и остается одной из самых утонченных областей математики, и долгое время полагали, что она, в принципе, не может иметь никаких практических применений. Однако в наши дни теория чисел является основой современной криптографии, и специалисты, работающие в этой области, получают солидные дотации и от оборонных ведомств, и от финансовых структур.

Еще о криптографии. Во время Второй мировой войны американцы додумались использовать в качестве кода редкие экзотические языки – индейцев навахо и апачи. В самих Штатах специалистов по этим языкам было немного, и казалось невероятным предполагать, что противник расколет этот код. С японцами это сработало, а с немцами – нет. В Германии издавна была прекрасная и очень сильная лингвистическая школа. Немецкое командование разыскало уцелевших полуголодных профессоров-лингвистов, и секрет кода перестал существовать.

Развитие науки непредсказуемо. Совершенно неизвестно, какие ее области, сегодня кажущиеся бесполезными, окажутся крайне востребованными завтра. Поэтому нельзя допускать, чтобы какие-то сектора науки были утеряны. Совершенно необходимо, чтобы в стране были специалисты, способные понимать, что написано абсолютно во всех западных научных журналах. Наука есть единый организм. Он сформировался давно и развивается по своим собственным законам, и произвольно удалять из него ученых некоторых специальностей – это то же самое, что препарировать живое тело. Все ученые, в том числе не вовлеченные в престижные на сегодняшний день области науки, должны иметь нормальные условия для работы и достойную базовую зарплату.

Необходимость поддержки всей науки в целом отнюдь не исключает грантовую систему. Грантовая поддержка совершенно необходима, особенно это касается тех областей, где в силу исторических обстоятельств российская наука отстает от мировой. Прежде всего это относится к микроэлектронике. Несмотря на все разговоры о нанотехнологиях, мы в этом направлении продвинулись мало и микрочипов для современных компьютеров производить так и не научились.

4. Перейдем теперь к самому болезненному и важному вопросу – реформе РАН, приведшей к кардинальному изменению всей системы управления наукой. Для такой реформы не было серьезных причин. Одним из распространенных аргументов был тезис о том, что Академия наук, в том виде, в каком она досталась нам в момент «перестройки», была продуктом советской эпохи и по этой причине должна быть уничтожена. Этот аргумент не может рассматриваться как серьезный. Другой аргумент звучит на первый взгляд более убедительно. Форма организации науки, в которой основная научная деятельность сосредоточена в институтах Академии наук, а не в университетах, не принят нигде в мире и потому нуждается в коренном изменении. Но это не так. Академическая система организации науки принята не только в России, но и в Китае, например. И там она прекрасно работает. Что-то напоминающее западный кампус у нас было создано лишь в новосибирском Академгородке: большой университет и на пешеходном расстоянии – множество научно-исследовательских институтов.

Оригинальность организации вовсе не причина для ее реконструкции. На земле сосуществует и процветает множество форм жизни. Все дело в том, насколько эффективно данная система работает. Академическая организация науки, которая перенесла и двадцатикратное уменьшение финансирования в начале 90-х годов, и невиданную массовую эмиграцию ученых, доказала свою жизнеспособность. Казалось бы, академическая наука должна была умереть, но она, странным образом, выжила. Более того, в академические институты, особенно в последние годы, пришла научная молодежь. Последствия перестройки обнаруживаются в сегодняшних институтах в форме наличия в них «демографической дыры» – дефицита научных сотрудников в возрасте 40-60 лет. А это для ученых возраст еще очень большой научной активности. Этот факт и делает таким трудным проводить в настоящее время замену директоров институтов по возрастному цензу.

Это одна из проблем, с которыми Академия пришла к выборам нового президента и президиума в 2013 году. Было, конечно, много и других проблем, прежде всего, проблем «внешних». Низкая зарплата ученых, трудности с жильем для молодых ученых, нехватка средств на покупку приборов и химикатов, недостаток средств на экспедиции, бедность библиотек. Эти проблемы Академия сама разрешить не могла, они должны были решаться на самом высоком государственном уровне.

Были, однако, и внутренние проблемы. Прежде всего, проблема замены руководства РАН. Предыдущий президент Ю.С. Осипов имел несомненные заслуги, в 1991 году ему с группой ведущих ученых удалось Академию сохранить. Но Осипов и его президиум руководили Академией слишком долго – двадцать три года. За эти годы они утратили связь и контакты с основной массой научных сотрудников, в результате этого потеряли научный и моральный авторитет. Раньше я очень резко критиковал прежний президиум, активно выступал против переизбрания Ю.С. Осипова на новый срок, но сейчас продолжать эту тему считаю излишней. У нас есть новый президиум, к сожалению, практически полностью лишенный полномочий.

Вторая проблема, которой предполагал заняться новый президиум – проблема «санации» институтов, серьезная и объективная оценка научных сотрудников, работающих в институтах РАН. Сейчас этим занимается ФАНО, и я хотел бы высказать по этому поводу некоторые соображения.

Оценка мастерства и продуктивности научного работника – очень деликатное дело, требующее весьма квалифицированного подхода. Нельзя использовать чисто формализованный подход, например, число печатающихся автором статей. Я знал людей, которые писали по статье в неделю, но уважением среди коллег не пользовались. А другие годами работают над трудной проблемой, публикуются редко, но их результаты оказываются потом очень важными. Индексы цитирования, в особенности индекс Хирша, имеют значение, но они не совершенны. Некоторые попадают соавторами в значительные работы, в которые их вклад более чем скромен. Некоторые работают в столь узкой области знания, что ожидать на их статьи множество ссылок никак нельзя.

Наукометрию можно принимать во внимание, но нельзя абсолютизировать. Намного важнее оценка квалифицированного эксперта, а лучше – нескольких независимых экспертов. Но как найти сотни признанных ученых, имеющих безусловный международный рейтинг и готовых быстро осуществить аудит академических институтов? Мне пришлось написать немало отзывов на проекты и рецензий на статьи. Каждый раз – это работа. Возможно, удастся привлечь многочисленную российскую научную диаспору.

Все сказанное показывает, какая огромная ответственность лежит на будущих действиях возглавляемой Вами ФАНО. Между тем состав Межведомственной комиссии по оценке результативности научных организаций, спущенный приказом Минобрнауки от 27 июня, мне кажется странным. Ученых высокого уровня там немного, в основном – администраторы от науки или просто администраторы. Начавшая свою деятельность рабочая группа ФАНО по разработке положения об Научно-координационном совете, целью которого станет согласование взаимодействия между Агентством, подведомственными ему научными организациями и РАН, безусловно, выгодно отличается от этой Комиссии.

В процессе оценки академических институтов должен выполняться главный принцип медицины – «не навреди!». Главное сегодня – это сохранить имеющуюся у нас науку, причем сохранить абсолютно все, что имеет ценность. Дать возможность этой науке активно развиваться, обеспечить приток в нее молодежи. Если мы хотим быть цивилизованной страной, мы обязаны это сделать.

С глубоким уважением, В.Е. Захаров

От	Мак
К	Афордов (04.08.2014 20:36:55)
Дата	07.08.2014 18:03:49

Академик Валерий Тишков тоже написал Котюкову, но о гуманитариях

http://ras.ru/news/shownews.aspx?id=7ab4c0e8-8431-4ed2-9950-dee9082f381a&print=1
© 2014 Российская академия наук
Письмо академика В.А.Тишкова руководителю Федерального агентства научных организаций М.М.Котюкову
05.08.2014

Руководителю Федерального агентства научных организаций М.М.Котюкову

от Академика-секретаря Отделения историко-филологических наук В.А.Тишкова

Уважаемый Михаил Михайлович!

Поскольку академик В.Е.Захаров обратился к форме открытого письма для общения с Вами, я позволю себе этот же формат, тем более что до сих пор у нас не было с Вами каких-либо деловых встреч и разговоров. Такой формат продиктован также моей глубокой заинтересованностью в тех вопросах, которые обсуждаются в упомянутом письме. Академик Захаров ведет речь о всех науках, упоминая историю и филологию, и излагает свое видение ситуации и свое отношение к процессу реформирования российской науки. Соглашаясь с ним по ряду вопросов, позволю высказать некоторые уточнения и коррективы к позиции Захарова в той части затронутых им сюжетов, где чувствую себя не менее компетентным, чем уважаемый коллега.

Итак, сначала несколько слов о себе, чтобы выдержать предложенный жанр такого обращения. Я занимаюсь научным трудом ровно полвека, если считать с момента первой публикации, и список моих трудов превышает 400 названий, из которых около 20 научных монографий и около 40 коллективных трудов, подготовленных под моей редакцией. Мой индекс научного цитирования и международный индекс Хирша (26) – самые высокие среди российских гуманитариев, а три монографии переведены на китайский язык и две изданы на английском языке в престижных западных издательствах. И опыт научно-организационной работы у меня более чем значительный: 25 лет директор Института этнологии и антропологии РАН, 10 лет – заместитель Академика-секретаря и руководитель Секции истории, а в настоящее время – Академик-секретарь Отделения историко-филологических наук РАН. Не буду судить о прошлой работе Академии, ее Президиума и о причинах реформы. Не могу оценить и компетенцию создаваемых ФАНО высшего научного совета и комиссии по оценке эффективности научных учреждений, ибо не вхожу в их составы. Но вот по двум вопросам, затронутым в письме академика Захарова, которые касаются гуманитарных наук, скажу следующее.

Первое. Да, есть единая мировая наука и нет никакой отдельной российской математики или физики, как считает академик Захаров. Но и есть российская наука, вполне суверенная, самодостаточная, абсолютно затребованная российским обществом и признанная в мире. Речь идет о таких гуманитарных дисциплинах, как история, археология и этнология, а также филология, которая состоит из лингвистики, литературоведения и фольклористики. В той части, где речь идет об отечественной тематике, язык этой науки – русский, а не английский или какой-то еще другой. В этом огромном домене научного знания работают несколько тысяч специалистов, которые пишут на русском и могут даже не знать иностранных языков, но при этом имеют выдающиеся результаты и обладают мировой известностью. Однажды ныне покойный Клод Леви-Стросс признался мне, что прибегал к частной переводчице, чтобы прочитать труды В.Я.Проппа и М.М.Бахтина на русском и без этих текстов у него бы не получилось создать структурную антропологию.

Многие, если не большинство, западных «русистов» предпочитают читать наши труды на русском языке, а не на суррогате английского. На английском можно и, возможно, нужно писать и публиковаться, в том числе и гуманитариям, но труды по истории русского летописания, документальные архивные публикации, история России и ее народов, фольклорные и языковые штудии могут и должны быть только на русском. Или на языках народов России (например, бурятском, татарском или якутском), но с необходимым русскоязычным вариантом, чтобы обрести общенациональную и мировую доступность. Именно мировую доступность, ибо, например, русский язык наряду с английским будет рабочим языком приближающегося Международного конгресса по Восточной и Центральной Европе, который пройдет в Токио.

Наконец, я не говорю об огромной и многолетней академической работе по изучению и публикации исторических источников, собраний сочинений отечественных писателей, словарей и энциклопедий и т.д. Без них не только нация не может обладать культурной памятью и идентичностью, но даже статьи в «Википедии» не могут появиться. Хотя некоторые нынешние управленцы думают, что нет нужды в гуманитариях, когда есть в Интернете «Википедия».

По этой причине среди показателей эффективности научного труда ученых Отделения историко-филологических наук (думаю, что со мною согласятся и многие представители социальных наук из двух других отделений РАН) должны быть работы, написанные на русском языке, а их переводы или оригинальные англоязычные публикации должны рассматривать как дополнительные индикаторы в системе оценок. Иначе начнется безумная гонка изготовления суррогатов зарубежных публикаций (уже есть платные фирмы для этой услуги!), и этим в ущербной позиции окажутся ученые, которые пишут только на русском.

Второе. Это о том, как в гуманитарной науке соотносятся журнальная статья и книга, будь это монография, сборник статей или другой коллективный труд. Здесь фундаментальное различие с математикой или с физикой состоит в том, что у гуманитария текст не снимается выводом! Сам нарратив, т.е само изложение хода событий, описание артефактов, этнографическое описание, изложение фольклорного текста и т.д., имеют самодовлеющее, самостоятельное научное значение. Иначе бы вся историография свелась к хронологическим таблицам. В гуманитарной науке не может быть ситуации, чтобы единственная статья автора или одна формула стали открытием или переворотом в науке. 50 лет ведутся раскопки в Новгороде, изданы сотни книг и только по этой причине мы имеем картину средневековой Новгородской земли и Руси в целом. Чтобы изложить историю даже важнейших событий Великой Отечественной войны, необходимо написать 10-томный труд. Чтобы изучить на современном полевом и архивном материале историю и этнографию народов бывшего СССР, мне как руководителю проекта пришлось привлечь не менее двух десятков НИИ и несколько сот специалистов и за 20 лет написать сообща 25 томов.

Замечу, что для написания больших коллективных трудов требуется создание монографий и в большом количестве. Только руководимый мною институт ежегодно издает не менее 50 монографий! Может быть, кто-то считает, что это изжившая себя форма научного труда, а при нынешних возможностях с изданием нет ничего проще написать и опубликовать книгу. Это ошибочное мнение. Чтобы выполнить монографическое исследование, необходимы более высокая квалификация и гораздо больше интелектуальных усилий, не говоря уже о времени, которое измеряется не месяцами, а годами.

Монографии всегда были и остаются сегодня главной формой реализации научного труда ученого-гуманитария. Это общая картина по всему миру. В США по антропологии и этнологии каждые 60 минут публикуется новая монография. Во всех солидных зарубежных научных журналах по гуманитарной тематике номера журналов содержат 3-5 статей и 20-30 рецензий на опубликованные новые научные монографии. В лучших университетах профессора учат студентов не по учебникам, а по монографиям, предписывая им каждые две недели готовить рефераты по прочитанным книгам.

Что касается многотомных коллективных трудов, то это также не отрыжка советского идеологического опыта. Многотомные истории России писали Карамзин и Соловьев, были созданы в СССР и сейчас создаются многотомные всемирные истории, есть многотомные американские, британские и французские публикации. Наше Отделение начинает крупный проект по созданию академической 20-томной истории России. Ну, и как это будет отвечать сочиняемым ныне показателям эффективности? Вопрос более чем серьезный.

По этой причине в перечне оценок эффективности труда ученого и научных коллективов гуманитарного профиля на первом месте должно стоять создание ученым монографических исследований и участие в коллективных трудах. В первых вариантах нормативных документов ФАНО этого показателя не было вообще!

Кажется, 31 июля был последний день подачи предложений по созданию системы измерения эффективности научного труда и научных коллективов. С опозданием на 28 минут отправляю Вам это письмо. Ученый и его труд не всегда укладываются в строгие рамки как времени, так и показателей.

0:28 01.08.14

Искренне, академик Валерий Тишков

От	Alesandro
К	Мак (07.08.2014 18:03:49)
Дата	07.08.2014 19:51:03

Очень хорошо, что вы это выложили

Приятно и познавательно было прочитать!!!

От	Petka
К	Alesandro (07.08.2014 19:51:03)
Дата	08.08.2014 10:55:08

Re: Очень хорошо,...

>Приятно и познавательно было прочитать!!!
Как говорила еще 200 лет назад мадам Простакова из бессмертного "Недоросля" Фонвизина: "Зачем нужна география, когда есть извозчики? Скажите, куда вам надо, они вас и отвезут!"