Украина продолжает открывать скрытые глубины постсоветского общественного сознания. Недавно попался на глаза любопытный текст. Пишет россиянка, пообщавшаяся с родственниками с Украины. Ее пересказ достоин того, чтобы его процитировать: «Звонила вчера тетка с Кировоградчины, Новгородка. В пятницу в военкомат вызвали и переписали всех мужчин поголовно вплоть до стариков, в т.ч. нашего Алексея, ему 37, для чего не сказали, но предупредили, что если призовут, то к месту призыва явиться со своим обмундированием (а это 2000–3000 грн) плюс, если хочешь, можно купить и придти со своим бронежилетом. Говорит также, что уже гробы начали приходить. Спрашиваем, ну так, а зачем мобилизуют всех? Она: ну как, воевать теперь нужно, после такого как не воевать, раз Путин самолет сбил гражданский… Потом поговорили за семью, за картошку, и т.д., и под конец разговора уже Алексей говорит, мол, ну если меня призовут, ты ж пришлешь мне денег, чтобы все купить?».
Сегодняшний интернет пестрит свидетельствами, реальными и придуманными, о том, что происходит на Украине. Сложно ручаться за то, что этот текст не сочинен каким-нибудь бойцом «диванных войск». Но если мы имеем дело с художественным произведением, то уж точно заслуживающим внимания. В коротком отрывке схвачен ключевой феномен восприятия украинской гражданской войны местным населением — нежелание признавать ее таковой. Речь идет об удивительной аберрации сознания, которую трудно объяснить лишь воздействием пропаганды. На востоке страны идет полномасштабная бойня с сотнями жертв, города лежат в руинах, население массово бежит за границу, но большинство украинцев упорно верят в то, что вся проблема в засланных диверсантах и поставках оружия из России.
У военных есть условный показатель: партизанская война невозможна без ее поддержки хотя бы третью населения территории. Никакие, даже самые подготовленные, диверсанты не могут разжечь восстание и развивать его без участия тех, кто живет на этой земле. Без массовой поддержки нельзя ни наладить логистику, ни обеспечить связь, ни вести разведку и т.д. Не говоря уже о том, что разжечь гражданскую войну в благополучной стране, в которой есть общественный консенсус и где власть пользуется достаточной легитимностью, — это из области теории заговоров. Попробуйте «закиньте диверсантов» в какую-нибудь Финляндию.
Эти вещи очевидны для рационально мыслящего человека. Но не для общества, переживающего серьезное расстройство коллективного сознания.
Обывателю вообще свойственно инерционное мышление. Люди приспосабливаются к привычному ходу жизни и рассматривают его как естественный и неизменный. Это правило действует и на бытовом, и на социальном уровнях с той лишь разницей, что в повседневных делах мы все-таки более подготовлены к неожиданным переменам благодаря непосредственному опыту, собственному и окружающих. Что же касается изменений условий социальной жизни, то они почти всегда приходят внезапно и оказываются стрессом для общества. Залог его успешного преодоления — наличие рационально мыслящей интеллектуальной прослойки, из которой рекрутируются управленцы, политики и ученые. Это люди, которые в силу природных склонностей и особого опыта мыслят не так, как обыватель, — четко понимают конфликтную природу социальной реальности и видят по крайней мере среднесрочную перспективу.
Украинский культурный тип оказался чрезвычайно уязвим к социальному катаклизму национального масштаба. Исторически ему присуща большая степень замкнутости частной сферы — концентрация человека на своей личной повседневной жизни, на семье, ближайшем круге знакомых. То, что советское обществоведение часто называло «малорусским мещанством», — крайняя характеристика реального феномена. Он во многом объясняет, почему украинцам всегда было сложно построить жизнеспособное общество и публичную сферу. Украинский эмигрантский историк Иван Лысяк-Рудницкий (выходец из Львова и националист по убеждениям, что снимает с него подозрения в украинофобстве) даже писал о «политической незрелости, инфантильности украинского общества». Ему особенно присуща философия «моя хата с краю», которая делает его фактически беззащитным перед лицом угроз глобального масштаба. Человеку, живущему лишь частной жизнью, их трудно даже распознать, не то, что осмыслить.
Когда украинцы сегодня не верят в то, что в стране полыхает гражданская война, они абсолютно искренни: ведь в их конкретной местности жизнь идет своим чередом. Общее национальное поле, о существовании которого в современной Украине так много спорили в последние годы, видимо, так и осталось фикцией.
Ведь нет того главного, что его формирует, — идентификации «свой — чужой». В этом смысле просьба призывника-украинца к родственнице из Москвы прислать денег для его отправки на войну против российских боевиков весьма характерна, несмотря на свою внешнюю нелепость.
Такое положение дел — приговор интеллектуальной элите страны. Политики и общественные деятели могут подыгрывать общественному мнению или формировать его, но не должны идти у него на поводу. Украинский истеблишмент сам поверил в ту ошибочную картину реальности, которая сложилась в массовом сознании и активно тиражируется СМИ. Что говорить о журналистах, если в существование отрядов диверсантов, терроризирующих население, уверовали украинские генералы, которые рушат собственные города с явным расчетом на то, что негодующие граждане сами прогонят малочисленных боевиков за российский кордон. Реальность такова, что этими действиями они лишь взращивают изначально подспудную и неосознанную неприязнь Донбасса к «большой» Украине.
Россиянам, глядя на соседей, не стоит обольщаться. Наше кризисное общество не многим более готово к восприятию глобальных угроз социального масштаба. В отличие от Украины, у нас есть важное преимущество — глубокая традиция государственности. Пережив несколько раз масштабный крах государства, в том числе недавний крах СССР, российское общество считает государство важной самоценностью. Этот фактор работает как предохранитель: в 1993 году он не дал стране свалиться в пучину гражданской войны и на протяжении всех 1990-х худо-бедно сохранял ее единство. Однако цена возможной роковой ошибки властной элиты в этой ситуации становится фактически неприемлемой. Об этом важно помнить.