От Мак
К Мак
Дата 08.08.2013 20:29:52
Рубрики Россия-СССР; Образы будущего; Компромисс; Ограничения;

Отрывок из этой книги "Проблема взаимодействия научного и вненаучного знания"

Отрывок из главы «Неолиберальная утопия» книги С.Г.Кара-Мурзы «Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса»
Проблема взаимодействия научного и вненаучного знания (и метода)

(сканировано)

Итак, несостоятельность российского (прежде — советского) обществоведения была вызвана прежде всего слабостью научной компоненты знания в этой сфере.

Уточним. Слово «научное» в приложении к обществоведению — это краткое метафорическое определение. Слишком сильно объект исследования в обществоведении отличается от объектов исследования в «жесткой» науке. Строго говоря, речь идет о компоненте обществоведения, в которой рассуждения, наблюдения и «эксперименты» ведутся рационально, согласно некоторым нормам научного метода.

Слабость научной компоненты объяснялась историческими условиями развития нашего обществоведения по типу натурфилософии — исходя из холистического и нравственного видения общественных проблем, которое было присуще русской классической литературе и немецкой классической философии. Такое развитие привело к тому, что методологически очень слабой оказалась та компонента знания об обществе, которая в сложном индустриальном обществе стала играть роль ядра всей системы знания в обществоведении.

Система знания обладает большим разнообразием. Поэтому уже в момент зарождения современной науки как нового мощного способа познания и организации знаний встал вопрос об отношении научного знания к иным его формам. Вопрос этот стоял в обеих плоскостях:

Является ли знание, не отвечающее критериям научности, полезным ресурсом для самой науки?

Должна ли наука как источник знания мирно сосуществовать с ненаучным знанием — или ее миссия заключается в его вытеснении на обочину массового сознания как представления, неадекватного реальности?

Дебаты по первому вопросу начались на первом же этапе Научной революции. Декарт был сторонником максимально полной и строгой формализации научного знания, отсеивая все, что не поддается кодификации и доказательству. Другие видели в этом требовании формализации ограничение научного метода.

Впервые эту мысль достаточно полно развернул Лейбниц в своей полемике с Декартом, который считал, что каждый шаг в дедукции требует хотя бы сжатого доказательства. В действительности Евклид иногда отказывался от доказательства.

Если бы он откладывал разработку теорем и проблем до тех пор, пока все аксиомы и постулаты не будут доказаны, то геометрии не было бы еще и сегодня. Поэтому отказ от доказательства, отсрочка осуществления наиболее строгих требований — это условие возможности прогресса в познании.

Это значит, что научное ядро знания не может существовать без обширной периферии, состоящей из правдоподобных допущений, которые принимаются на веру на основании интуиции и опыта. Обществоведение нуждается в такой периферии гораздо больше, чем такая строгая наука, как геометрия.

Мне довелось много лет работать бок о бок с замечательным ученым и мыслителем Т.А. Айзатулиным (1939— 2002). Он был мощным генератором идей, глубоко продумывал их и быстро пробегал в уме множество ситуаций, с перебором множества факторов. Он — действительный автор многих плодотворных концепций в химии, океанологии и экологии, а после 1990 года — в обществоведении. Но он так строго относился к своим аргументам и выводам, что сопровождал свои умозаключения огромным числом оговорок и уточнений, которые постоянно дополнял.
Поэтому его тексты, отвечающие канонам научности, было очень трудно читать. Каждое утверждение сопровождалось отступлением, которое начиналось со слов: «Если только не...» — и далее следовал целый трактат о влиянии какого-то нового фактора. Многие (если не большинство) идеи Т.А. Айзатулина выходили в свет и принимались сообществом в переложении коллег, которые заменяли строгие оговорки и уточнения художественными метафорами или общими утверждениями. Они создавали «ненаучное» обрамление научных идей и таким образом помогали им пробиться в жизнь. И он, и его коллеги выполняли разные, но необходимые части работы.

Этот опыт показал мне, как важна целостная система знания, обладающая разнообразием когнитивных инструментов. В истории науки тенденция к установлению доминирующего положения научного знания и дискриминации других элементов всей системы вызвала глубокий конфликт. На защиту такой целостной системы выступил еще Гёте, попытавшийся совместить холизм натурфилософии с аналитической силой ньютоновской науки. Он ратовал за полноту сознания, которая требуется, чтобы познать сущность вещей и явлений. Гейзенберг писал: «Гёте опасался естественнонаучной абстракции и отшатывался от ее беспредельности потому, что ощущал, как ему казалось, присутствие в ней демонических сил и не хотел подвергаться связанной с этим опасности. Он персонифицировал эти силы в образе Мефистофеля».


Гёте считал важным источником знания чувственное восприятие деятельности, сопряженное с художественным восприятием. Он писал, что при каждом внимательном взгляде на мир мы уже теоретизируем. По словам Гейзенберга, он «был убежден, что отвлечение от чувственной реальности мира, вступление в эту беспредельную сферу абстракции должно принести с собой гораздо больше дурного, чем доброго».
Гёте в этом конфликте потерпел поражение, и научная абстракция на целый исторический период стала доминировать как метод в системе знания. Гейзенберг признает: «Мир, определенный ньютоновской наукой, мир, которого Гете надеялся избежать, стал нашей действительностью, и понимание того, что партнер Фауста тоже приложил к этому руку, только усугубляет наши трудности. Но приходится, как всегда, мириться с этим... К тому же мы еще далеко не достигли конца этого пути».

В настоящий момент, тем более в сфере обществоведения, мы на этом пути достигли распутья. Позиция постмодернизма несравненно радикальнее, нежели у Гете, и надо готовиться к тяжелым интеллектуальным дебатам. При этом постмодернизм оказывает особо сильное влияние именно на познавательный процесс именно в обществоведении, гораздо сильнее, чем в «жесткой» науке.
XX век преподал уроки и породил надежды. Гейзенберг сказал: «Дьявол, с которым Фауст заключил опасный союз, не окончательно овладел нашим миром». Современная аналитическая философия, в общем, пришла к выводу, что «никаких резких и однозначных границ между наукой и вненаучными формами духовной деятельности просто не существует».
Проблема взаимодействия научного и вненаучного знания (и метода) гораздо лучше изучена в «жесткой» науке, чем в обществоведении, но основные идеи и выводы имеют достаточно общий характер. Поэтому мы изложим эту проблему, привлекая наглядный материал, накопленный в истории и методологии науки. Аналогии с теми ситуациями, которые возникают в обществоведении, достаточно ясны...

Сейчас в России, вслед за Западом, взят курс на создание «общества знания». В общепринятом кратком определении понятия «общество знания» подчеркивается формулировка Д. Белла, согласно которой признак этого общества — «решающее значение кодифицированного теоретического знания для осуществления технологических инноваций». Поскольку понятие «технологическая инновация» включает в себя и социальные технологии, это определение равноценно утверждению, что теоретическое знание имеет «решающее значение» для жизни этого общества.
Соответственно, все другие формы знания занимают в этом обществе подчиненное положение и контролируются теоретическим знанием. Оно становится высшим арбитром, легитимирующим все стороны жизни общества. Выходит, идет сдвиг к обществу «знания, а не совести», — в нем отдается приоритет эффективности (силе), которую обеспечивает знание.

Это — ситуация мировоззренческого выбора, откат к временам Научной революции и ревизия всего проекта Просвещения. Ведь суть Научной революции XVll века и состояла в освобождении знания от этических ценностей, которые тогда формулировались в основном на языке религиозных представлений. Вебер писал: «В прошлом основными формирующими жизненное поведение элементами повсюду выступали магические и религиозные идеи и коренившиеся в них этические представления о долге».
Тенденция к подавлению рациональным знанием тех форм сознания, которые оперируют этическими ценностями, породила глубокий конфликт и на Западе, и в обществах, которые испытывали модернизацию. Как писал Вебер, «несомненной фундаментальной особенностью капиталистического частного хозяйства является то, что оно рационализировано на основе строгого расчета, планомерно и трезво направлено на реализацию поставленной перед ним цели». Запад стал осознавать себя исключительно через идеи и формы научного и технического происхождения. Антропологи видели в этом признак нарастающего кризиса индустриальной («техноморфной») цивилизации.

Господство «инструментального разума» в общественном сознании западного общества в послевоенные годы вызывало все более острую критику. Примером ее служит известный труд 1947 года «Диалектика просвещения» Т. Адорно и М. Хоркхаймера. По их мнению, те формы, которые приняла рационализация сознания, влекли к утрате обществом способности к разумному обоснованию целей. «Дух расчетливости», на который указал Вебер, подавлял различение моральных ценностей.
Невозможность «уловить» ценности научным методом — едва ли не важнейший вывод философии науки. При этом ученые активно привлекаются всеми политическими силами для поддержки именно ценностных суждений. Перестройка в СССР дала для этого красноречивые свидетельства, и примером служит деятельность А.Д. Сахарова как идеолога.

Конфликт в когнитивной сфере породил и социальный кризис в интеллигенции, вплоть до распада профессиональных сообществ.
Конрад Лоренц писал: «Ценности не могут быть выражены в количественных терминах естественных наук. Одна из наихудших аберраций современного человечества заключается во всеобщей уверенности, будто то, что нельзя измерить количественно и не может быть выражено на языке "точных" естественных наук, не существует в реальности; так отрицается характер реальной сущности того, что включает в себя ценности, и это отрицает общество, которое, как прекрасно сказал Хорст Штерн, знает цену всего и не знает ценности ничего».

Конфликт между научным знанием и этическими ценностями носит фундаментальный характер и потому является постоянным предметом обществоведения. Виднейшие философы рационализма подчеркивают, что научное знание никак не может иметь «решающего значения» для жизни общества. Оно занимает в этой жизни свое очень важное, но ограниченное место.
Продолжая мысль Канта и Шопенгауэра, Витгенштейн писал: «Мы чувствуем, что даже если даны ответы на все возможные научные вопросы, то наши жизненные проблемы еще даже и не затронуты».
Речь вовсе не идет о том, чтобы поддержать попытки «реванша этики», вытеснить рациональное мышление из пространства его приложения. Проблема в том, что в любом обществоведческом исследовании или анализе ценностные и научные (автономные от ценностей) категории и критерии являются необходимыми инструментами познания, но лежат в разных плоскостях. Нельзя устранить ни одну из этих частей когнитивной структуры, но нельзя их и смешивать в одном мыслительном акте.

М. Вебер писал об опасности для социальных наук смешения инструментов этики и научной методологии: «Для последней все дело только в том, что значимость моральных императивов в качестве нормы с одной стороны и значимость истины в установлении эмпирических фактов — с другой находятся в гетерогенных плоскостях; если не понимать этого и пытаться объединить эти две сферы, будет нанесен урон одной из них».
Но развитие этого конфликта привело к тому, что рационализм «репрессирует» другие виды сознания, деформируя всю систему интеллектуального и духовного освоения реальности. П. Фейерабенд пишет: «Либеральные интеллектуалы являются также "рационалистами", рассматривая рационализм (который для них совпадает с наукой) не как некоторую концепцию среди множества других, а как базис общества. Следовательно, защищаемая ими свобода допускается лишь при условиях, которые сами исключены из сферы свободы. Свобода обеспечена лишь тем, кто принял сторону рационалистской (т. е. научной) идеологии».

Надо обратить внимание на очень важное уточнение К. Лоренца: установка рационализма совершенно законна в научном исследовании. Ее разрушительное воздействие на оснащение ума сказывается именно тогда, когда ум «выходит за стены научной лаборатории» — когда речь идет об осмыслении реальных, целостных проблем жизни. Эти проблемы не являются ценностно нейтральными и не укладываются в формализуемые модели, предлагаемые «кодифицированным теоретическим знанием». Подход к жизненным проблемам с чисто научным мышлением может иметь катастрофические последствия.
В. Гейзенберг подчеркивает важную мысль: нигилизм, т. е. резкое снижение статуса этических ценностей, может привести не только к рассыпанию общества, беспорядочному броуновскому движению потерявших ориентиры людей. Результатом может быть и соединение масс общей волей, направленной на безумные цели. Ценностный хаос преобразуется «странными» аттракторами в патологический порядок.

Гейзенберг пишет: «Характерной чертой любого нигилистического направления является отсутствие твердой общей основы, которая направляла бы деятельность личности. В жизни отдельного человека это проявляется в том, что человек теряет инстинктивное чувство правильного и ложного, иллюзорного и реального. В жизни народов это приводит к странным явлениям, когда огромные силы, собранные для достижения определенной цели, неожиданно изменяют свое направление и в своем разрушительном действии приводят к результатам, совершенно противоположным поставленной цели. При этом люди бывают настолько ослеплены ненавистью, что они с цинизмом наблюдают за всем этим, равнодушно пожимая плечами. Такое изменение воззрений людей, по-видимому, некоторым образом связано с развитием научного мышления».
Часто стараются затушевать принципиальный характер проблемы, концентрируя внимание на приложениях науки в виде технологий. Как пишет физик и философ П. Ходгсон, «может возникнуть оппозиция к науке... вследствие неумения различить собственно научное знание как таковое, которое всегда есть добро, от его приложений» которые не всегда осуществляются в согласии с высшими человеческими ценностями».
Тут нельзя не вспомнить саркастическую реплику Ницше: «"Где древо познания — там всегда рай", — так вещают и старейшие, и новейшие змеи».

Такое стереотипное разделение науки и техники неверно в принципе. Связь между ними очень глубока и неразрывна, различить, что из них первично, а что — приложение, не всегда возможно, да это и несущественно. Наука и сама по себе есть техника.
Но положение и в обыденном смысле невозможно спасти таким уходом в сторону технологии. Все больше и больше фактов говорят о том, что и знание как таковое не всегда есть добро, поэтому мораль накладывает все более жесткие ограничения на научный эксперимент.
От Artur
К Мак (08.08.2013 20:29:52)
Дата 13.08.2013 02:00:10

Только СГКМ проигнорировал предложение Гейзенберга ввести понятие Бога в науку-1

я много раз приводил эту фразу, как и содержащую её работу на форуме. Мнение создателя КМ более чем весомо в этом вопросе, если уж СГКМ их активно цитирует. Да и сама КМ есть абсолютный компромисс классического и системного подхода. Нет ни одного решающего теоретического аргумента в пользу принятой компромиссной интерпретации КМ, и все интересующиеся вопросом знают, что над возникающими проблемами и парадоксами этого подхода Н.Бор думал до самой своей смерти, а такой человек как Энштейн так и не принял эту интерпретацию КМ.
О чём идёт речь, в интересующем нас контексте ?
КМ приводит к теории параллельных вселенных и прямо к коту Шредингера, к принципу неопределённости Гейзенберга, который просто убивает на корню причинно-следственный подход, и этот подход был переосмыслен создателями КМ в принцип дополнительности:
"Цельность живых организмов и характеристики людей, обладающих сознанием, а также и человеческих культур представляют черты целостности, отображение которых требует типично дополнительного способа описания"[5], а для квантовых объектов это же принцип задаётся принципом неопределённости Гейзенберга. И что же получается ?

Это всё радикально убивает все разговоры о рациональности в науке, ибо какая там к лешому рациональность, когда причинность как принцип просто отсутствует. Этим вопросам уже сто лет в обед, а мы всё ещё о напрягаемся над трагедией рациональности

>Отрывок из главы «Неолиберальная утопия» книги С.Г.Кара-Мурзы «Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса»
>Проблема взаимодействия научного и вненаучного знания (и метода)

>(сканировано)

>Итак, несостоятельность российского (прежде — советского) обществоведения была вызвана прежде всего слабостью научной компоненты знания в этой сфере.

>Уточним. Слово «научное» в приложении к обществоведению — это краткое метафорическое определение. Слишком сильно объект исследования в обществоведении отличается от объектов исследования в «жесткой» науке. Строго говоря, речь идет о компоненте обществоведения, в которой рассуждения, наблюдения и «эксперименты» ведутся рационально, согласно некоторым нормам научного метода.

>Слабость научной компоненты объяснялась историческими условиями развития нашего обществоведения по типу натурфилософии — исходя из холистического и нравственного видения общественных проблем, которое было присуще русской классической литературе и немецкой классической философии. Такое развитие привело к тому, что методологически очень слабой оказалась та компонента знания об обществе, которая в сложном индустриальном обществе стала играть роль ядра всей системы знания в обществоведении.

>Система знания обладает большим разнообразием. Поэтому уже в момент зарождения современной науки как нового мощного способа познания и организации знаний встал вопрос об отношении научного знания к иным его формам. Вопрос этот стоял в обеих плоскостях:

>Является ли знание, не отвечающее критериям научности, полезным ресурсом для самой науки?

>Должна ли наука как источник знания мирно сосуществовать с ненаучным знанием — или ее миссия заключается в его вытеснении на обочину массового сознания как представления, неадекватного реальности?

>Дебаты по первому вопросу начались на первом же этапе Научной революции. Декарт был сторонником максимально полной и строгой формализации научного знания, отсеивая все, что не поддается кодификации и доказательству. Другие видели в этом требовании формализации ограничение научного метода.

>Впервые эту мысль достаточно полно развернул Лейбниц в своей полемике с Декартом, который считал, что каждый шаг в дедукции требует хотя бы сжатого доказательства. В действительности Евклид иногда отказывался от доказательства.

>Если бы он откладывал разработку теорем и проблем до тех пор, пока все аксиомы и постулаты не будут доказаны, то геометрии не было бы еще и сегодня. Поэтому отказ от доказательства, отсрочка осуществления наиболее строгих требований — это условие возможности прогресса в познании.

>Это значит, что научное ядро знания не может существовать без обширной периферии, состоящей из правдоподобных допущений, которые принимаются на веру на основании интуиции и опыта. Обществоведение нуждается в такой периферии гораздо больше, чем такая строгая наука, как геометрия.

>Мне довелось много лет работать бок о бок с замечательным ученым и мыслителем Т.А. Айзатулиным (1939— 2002). Он был мощным генератором идей, глубоко продумывал их и быстро пробегал в уме множество ситуаций, с перебором множества факторов. Он — действительный автор многих плодотворных концепций в химии, океанологии и экологии, а после 1990 года — в обществоведении. Но он так строго относился к своим аргументам и выводам, что сопровождал свои умозаключения огромным числом оговорок и уточнений, которые постоянно дополнял.
>Поэтому его тексты, отвечающие канонам научности, было очень трудно читать. Каждое утверждение сопровождалось отступлением, которое начиналось со слов: «Если только не...» — и далее следовал целый трактат о влиянии какого-то нового фактора. Многие (если не большинство) идеи Т.А. Айзатулина выходили в свет и принимались сообществом в переложении коллег, которые заменяли строгие оговорки и уточнения художественными метафорами или общими утверждениями. Они создавали «ненаучное» обрамление научных идей и таким образом помогали им пробиться в жизнь. И он, и его коллеги выполняли разные, но необходимые части работы.

>Этот опыт показал мне, как важна целостная система знания, обладающая разнообразием когнитивных инструментов. В истории науки тенденция к установлению доминирующего положения научного знания и дискриминации других элементов всей системы вызвала глубокий конфликт. На защиту такой целостной системы выступил еще Гёте, попытавшийся совместить холизм натурфилософии с аналитической силой ньютоновской науки. Он ратовал за полноту сознания, которая требуется, чтобы познать сущность вещей и явлений. Гейзенберг писал: «Гёте опасался естественнонаучной абстракции и отшатывался от ее беспредельности потому, что ощущал, как ему казалось, присутствие в ней демонических сил и не хотел подвергаться связанной с этим опасности. Он персонифицировал эти силы в образе Мефистофеля».


>Гёте считал важным источником знания чувственное восприятие деятельности, сопряженное с художественным восприятием. Он писал, что при каждом внимательном взгляде на мир мы уже теоретизируем. По словам Гейзенберга, он «был убежден, что отвлечение от чувственной реальности мира, вступление в эту беспредельную сферу абстракции должно принести с собой гораздо больше дурного, чем доброго».
>Гёте в этом конфликте потерпел поражение, и научная абстракция на целый исторический период стала доминировать как метод в системе знания. Гейзенберг признает: «Мир, определенный ньютоновской наукой, мир, которого Гете надеялся избежать, стал нашей действительностью, и понимание того, что партнер Фауста тоже приложил к этому руку, только усугубляет наши трудности. Но приходится, как всегда, мириться с этим... К тому же мы еще далеко не достигли конца этого пути».

>В настоящий момент, тем более в сфере обществоведения, мы на этом пути достигли распутья. Позиция постмодернизма несравненно радикальнее, нежели у Гете, и надо готовиться к тяжелым интеллектуальным дебатам. При этом постмодернизм оказывает особо сильное влияние именно на познавательный процесс именно в обществоведении, гораздо сильнее, чем в «жесткой» науке.
>XX век преподал уроки и породил надежды. Гейзенберг сказал: «Дьявол, с которым Фауст заключил опасный союз, не окончательно овладел нашим миром». Современная аналитическая философия, в общем, пришла к выводу, что «никаких резких и однозначных границ между наукой и вненаучными формами духовной деятельности просто не существует».
>Проблема взаимодействия научного и вненаучного знания (и метода) гораздо лучше изучена в «жесткой» науке, чем в обществоведении, но основные идеи и выводы имеют достаточно общий характер. Поэтому мы изложим эту проблему, привлекая наглядный материал, накопленный в истории и методологии науки. Аналогии с теми ситуациями, которые возникают в обществоведении, достаточно ясны...

>Сейчас в России, вслед за Западом, взят курс на создание «общества знания». В общепринятом кратком определении понятия «общество знания» подчеркивается формулировка Д. Белла, согласно которой признак этого общества — «решающее значение кодифицированного теоретического знания для осуществления технологических инноваций». Поскольку понятие «технологическая инновация» включает в себя и социальные технологии, это определение равноценно утверждению, что теоретическое знание имеет «решающее значение» для жизни этого общества.
>Соответственно, все другие формы знания занимают в этом обществе подчиненное положение и контролируются теоретическим знанием. Оно становится высшим арбитром, легитимирующим все стороны жизни общества. Выходит, идет сдвиг к обществу «знания, а не совести», — в нем отдается приоритет эффективности (силе), которую обеспечивает знание.

>Это — ситуация мировоззренческого выбора, откат к временам Научной революции и ревизия всего проекта Просвещения. Ведь суть Научной революции XVll века и состояла в освобождении знания от этических ценностей, которые тогда формулировались в основном на языке религиозных представлений. Вебер писал: «В прошлом основными формирующими жизненное поведение элементами повсюду выступали магические и религиозные идеи и коренившиеся в них этические представления о долге».
>Тенденция к подавлению рациональным знанием тех форм сознания, которые оперируют этическими ценностями, породила глубокий конфликт и на Западе, и в обществах, которые испытывали модернизацию. Как писал Вебер, «несомненной фундаментальной особенностью капиталистического частного хозяйства является то, что оно рационализировано на основе строгого расчета, планомерно и трезво направлено на реализацию поставленной перед ним цели». Запад стал осознавать себя исключительно через идеи и формы научного и технического происхождения. Антропологи видели в этом признак нарастающего кризиса индустриальной («техноморфной») цивилизации.

>Господство «инструментального разума» в общественном сознании западного общества в послевоенные годы вызывало все более острую критику. Примером ее служит известный труд 1947 года «Диалектика просвещения» Т. Адорно и М. Хоркхаймера. По их мнению, те формы, которые приняла рационализация сознания, влекли к утрате обществом способности к разумному обоснованию целей. «Дух расчетливости», на который указал Вебер, подавлял различение моральных ценностей.
>Невозможность «уловить» ценности научным методом — едва ли не важнейший вывод философии науки. При этом ученые активно привлекаются всеми политическими силами для поддержки именно ценностных суждений. Перестройка в СССР дала для этого красноречивые свидетельства, и примером служит деятельность А.Д. Сахарова как идеолога.

>Конфликт в когнитивной сфере породил и социальный кризис в интеллигенции, вплоть до распада профессиональных сообществ.
>Конрад Лоренц писал: «Ценности не могут быть выражены в количественных терминах естественных наук. Одна из наихудших аберраций современного человечества заключается во всеобщей уверенности, будто то, что нельзя измерить количественно и не может быть выражено на языке "точных" естественных наук, не существует в реальности; так отрицается характер реальной сущности того, что включает в себя ценности, и это отрицает общество, которое, как прекрасно сказал Хорст Штерн, знает цену всего и не знает ценности ничего».

>Конфликт между научным знанием и этическими ценностями носит фундаментальный характер и потому является постоянным предметом обществоведения. Виднейшие философы рационализма подчеркивают, что научное знание никак не может иметь «решающего значения» для жизни общества. Оно занимает в этой жизни свое очень важное, но ограниченное место.
>Продолжая мысль Канта и Шопенгауэра, Витгенштейн писал: «Мы чувствуем, что даже если даны ответы на все возможные научные вопросы, то наши жизненные проблемы еще даже и не затронуты».
>Речь вовсе не идет о том, чтобы поддержать попытки «реванша этики», вытеснить рациональное мышление из пространства его приложения. Проблема в том, что в любом обществоведческом исследовании или анализе ценностные и научные (автономные от ценностей) категории и критерии являются необходимыми инструментами познания, но лежат в разных плоскостях. Нельзя устранить ни одну из этих частей когнитивной структуры, но нельзя их и смешивать в одном мыслительном акте.

>М. Вебер писал об опасности для социальных наук смешения инструментов этики и научной методологии: «Для последней все дело только в том, что значимость моральных императивов в качестве нормы с одной стороны и значимость истины в установлении эмпирических фактов — с другой находятся в гетерогенных плоскостях; если не понимать этого и пытаться объединить эти две сферы, будет нанесен урон одной из них».
>Но развитие этого конфликта привело к тому, что рационализм «репрессирует» другие виды сознания, деформируя всю систему интеллектуального и духовного освоения реальности. П. Фейерабенд пишет: «Либеральные интеллектуалы являются также "рационалистами", рассматривая рационализм (который для них совпадает с наукой) не как некоторую концепцию среди множества других, а как базис общества. Следовательно, защищаемая ими свобода допускается лишь при условиях, которые сами исключены из сферы свободы. Свобода обеспечена лишь тем, кто принял сторону рационалистской (т. е. научной) идеологии».

>Надо обратить внимание на очень важное уточнение К. Лоренца: установка рационализма совершенно законна в научном исследовании. Ее разрушительное воздействие на оснащение ума сказывается именно тогда, когда ум «выходит за стены научной лаборатории» — когда речь идет об осмыслении реальных, целостных проблем жизни. Эти проблемы не являются ценностно нейтральными и не укладываются в формализуемые модели, предлагаемые «кодифицированным теоретическим знанием». Подход к жизненным проблемам с чисто научным мышлением может иметь катастрофические последствия.
>В. Гейзенберг подчеркивает важную мысль: нигилизм, т. е. резкое снижение статуса этических ценностей, может привести не только к рассыпанию общества, беспорядочному броуновскому движению потерявших ориентиры людей. Результатом может быть и соединение масс общей волей, направленной на безумные цели. Ценностный хаос преобразуется «странными» аттракторами в патологический порядок.

>Гейзенберг пишет: «Характерной чертой любого нигилистического направления является отсутствие твердой общей основы, которая направляла бы деятельность личности. В жизни отдельного человека это проявляется в том, что человек теряет инстинктивное чувство правильного и ложного, иллюзорного и реального. В жизни народов это приводит к странным явлениям, когда огромные силы, собранные для достижения определенной цели, неожиданно изменяют свое направление и в своем разрушительном действии приводят к результатам, совершенно противоположным поставленной цели. При этом люди бывают настолько ослеплены ненавистью, что они с цинизмом наблюдают за всем этим, равнодушно пожимая плечами. Такое изменение воззрений людей, по-видимому, некоторым образом связано с развитием научного мышления».
>Часто стараются затушевать принципиальный характер проблемы, концентрируя внимание на приложениях науки в виде технологий. Как пишет физик и философ П. Ходгсон, «может возникнуть оппозиция к науке... вследствие неумения различить собственно научное знание как таковое, которое всегда есть добро, от его приложений» которые не всегда осуществляются в согласии с высшими человеческими ценностями».
>Тут нельзя не вспомнить саркастическую реплику Ницше: «"Где древо познания — там всегда рай", — так вещают и старейшие, и новейшие змеи».

>Такое стереотипное разделение науки и техники неверно в принципе. Связь между ними очень глубока и неразрывна, различить, что из них первично, а что — приложение, не всегда возможно, да это и несущественно. Наука и сама по себе есть техника.
>Но положение и в обыденном смысле невозможно спасти таким уходом в сторону технологии. Все больше и больше фактов говорят о том, что и знание как таковое не всегда есть добро, поэтому мораль накладывает все более жесткие ограничения на научный эксперимент.

если же исходить из антропологических моделей - то наука это метод познания подходящий для модели человека-атома, а для традиционного человека, который характеризуется/определяется моделью открытой системы[1] характерна совсем иная модель познания[2], со своими плюсами и минусами, и её можно определить как последовательно системный подход.
Структура взаимодействия человека-атома предполагает только конкуренцию и переход прибыли/частной собственности в результате этой конкуренции[1], у человека-атома по определению не может быть роста ценностей, у него не предусмотрено по определению качественное внутреннее совершенствование. В данном случае проблема не в науке, а антропологической модели человека запада.
Структура же взаимодействия традиционного человека[2] предполагает уменьшение энтропии в результате потребления внешних ресурсов, не трудно понять, что внутреннее совершенствование, наряду со знанием, встроено в эту модель. И снова мы видим, что вопрос соотношения ценностей со знанием обусловлен только антропологической моделью.
Т.к научный подход прямо отсылает к западной антропологической модели, то в случае России проблема о которой говорит СГКМ переходит в вопрос о сочетании антропологии традиционного человека и научного метода познания. Существует возможность комбинирования этих подходов, которая ясна на примере самой КМ, которая является комбинацией обоих подходов[3]. Вот мы и получаем, что для традиционного человека не существует не разрешаемой проблемы ценности-знание. Я говорю не разрешаемой, ибо речь идёт о компромиссе, и как каждый компромисс он должен поддерживаться общественными институтами и общество всегда должно работать в направлении поддержания актуальности этой поддержки.

Проблема, о которой говорит СГКМ, относится только к западному антропологическому типу, но с каких пор проблемы негров волнуют шерифа ?


Всё это говорит о том, что проблема ценностей в науке и вообще в познании является целиком надуманной, вытекающей из того, что наука как общественный институт в целом подчиняется тем же закономерностям, что и Церкви, и объективностью тут и близко не пахнет[4], традиционно и на сегодняшний день наука является инструментом глобализации и разрушения иных цивилизационных матриц, но это не имеет ни какого отношения к сущности самого научного познания мира

[1] "Общий анализ антропологической модели Запада" - http://www.vizantarm.am/page.php?199#1_4
[2] "У АН должна быть ещё одна функция" - https://vif2ne.org/nvz/forum/0/co/328256.htm
[3] "Возможность совместного использования разных методов познания" - http://vizantarm.am/page.php?202#3_5
[4] "Наука как традиционный инструмент глобализации" - http://vizantarm.am/page.php?201
[5] Бор Н. "Атомная физика и человеческое познание". М., 1961, с. 147, взято с - http://psylib.ukrweb.net/books/marko01/txt01.htm
От Александр
К Мак (08.08.2013 20:29:52)
Дата 10.08.2013 06:09:37

По-моему типичный пример перевода учебников 70-х

От которых сам Запад давно ушел. Сейчас все запуганы и задавлены "политкорректностью". Научный факт, что девка ростом метр шестьдесят и весом за 100кг толстая, это некрасиво и вредно для здоровья не может быть публично констатирован без массы самых неприятных последствий для ученого. И девке это не поможет, потому что ее мигом окружит толпа феминисток и начнет уверять что жир прекрасен, обеспечит здоровье, долголетие и уважение окружающих, а ученый, посмевший сказать обратное "козел", и вобще "незрелый".

В Российском обществоведении проблема не только с научным знанием, но и со снобизмом романтических мечтателей, выдающих восторги Маркса английской буржуазией за "науку", а науку за "утопию". Признай они что занимаются морализаторством на базе буржуепоклонства, не запрещай даже классических трудов научного обществоведения - не было бы к ним никаких претензий.

А так получился фейерический идиотизм, когда в студенческие мозги широким потоком льются морализаторские рассуждения о том, что морали не существует и аморальности всех, кто к ней аппелирует.
------------------------
http://tochka-py.ru/
От Кравченко П.Е.
К Мак (08.08.2013 20:29:52)
Дата 10.08.2013 03:23:38

Re: Отрывок из...


>Соответственно, все другие формы знания занимают в этом обществе подчиненное положение и контролируются теоретическим знанием. Оно становится высшим арбитром, легитимирующим все стороны жизни общества. Выходит, идет сдвиг к обществу «знания, а не совести», — в нем отдается приоритет эффективности (силе), которую обеспечивает знание.
Вообще никогда не понимал, а СГ давно и много про это писал, что за такое противоречие между знанием и совестью. В упор не вижу его
>Это — ситуация мировоззренческого выбора, откат к временам Научной революции и ревизия всего проекта Просвещения. Ведь суть Научной революции XVll века и состояла в освобождении знания от этических ценностей, которые тогда формулировались в основном на языке религиозных представлений. Вебер писал: «В прошлом основными формирующими жизненное поведение элементами повсюду выступали магические и религиозные идеи и коренившиеся в них этические представления о долге».

>Невозможность «уловить» ценности научным методом — едва ли не важнейший вывод философии науки.
Нафиг такую философию.
>Конфликт между научным знанием и этическими ценностями носит фундаментальный характер и потому является постоянным предметом обществоведения.
Да нет никакого конфликта.
От Sereda
К Кравченко П.Е. (10.08.2013 03:23:38)
Дата 10.08.2013 14:29:28

Я ж говорю - не хватает анализа примеров.


>>Соответственно, все другие формы знания занимают в этом обществе подчиненное положение и контролируются теоретическим знанием. Оно становится высшим арбитром, легитимирующим все стороны жизни общества. Выходит, идет сдвиг к обществу «знания, а не совести», — в нем отдается приоритет эффективности (силе), которую обеспечивает знание.
>Вообще никогда не понимал, а СГ давно и много про это писал, что за такое противоречие между знанием и совестью. В упор не вижу его
>>Это — ситуация мировоззренческого выбора, откат к временам Научной революции и ревизия всего проекта Просвещения. Ведь суть Научной революции XVll века и состояла в освобождении знания от этических ценностей, которые тогда формулировались в основном на языке религиозных представлений. Вебер писал: «В прошлом основными формирующими жизненное поведение элементами повсюду выступали магические и религиозные идеи и коренившиеся в них этические представления о долге».
>
>>Невозможность «уловить» ценности научным методом — едва ли не важнейший вывод философии науки.
>Нафиг такую философию.
>>Конфликт между научным знанием и этическими ценностями носит фундаментальный характер и потому является постоянным предметом обществоведения.
>Да нет никакого конфликта.

Пример 1.

"Научно" доказано, что гомосексуализм "генетически обусловлен", "не вреден для организма" и "распространён в природе" (макаки, тараканы) -> ура гомосексуальным бракам и детям из пробирки.

Это современная логика обусловливания ценностей знанием.

Пример 2.

"Научно" доказано, что рыночная экономика и частная собственность позволяют наиболее эффективно распределять ресурсы и обрабатывать информацию о положении дел в системе (равновесие Вальраса, теорема Коуза, уравнения Мта) -> радикальные рыночные реформы и приватизация.
От Кравченко П.Е.
К Sereda (10.08.2013 14:29:28)
Дата 11.08.2013 03:51:09

Re: Я ж...

Во первых не понятно какое из положений СГКМ иллюстрируют примеры.
>Пример 1.

>"Научно" доказано, что гомосексуализм "генетически обусловлен", "не вреден для организма" и "распространён в природе" (макаки, тараканы) -> ура гомосексуальным бракам и детям из пробирки.

>Это современная логика обусловливания ценностей знанием.

>Пример 2.

>"Научно" доказано, что рыночная экономика и частная собственность позволяют наиболее эффективно распределять ресурсы и обрабатывать информацию о положении дел в системе (равновесие Вальраса, теорема Коуза, уравнения Мта) -> радикальные рыночные реформы и приватизация.

НАсчет первого исходного положения сомневаюсь, второе просто чушь. Но в любом случае из рационального подхода никак не следуют имеющиеся выводы, ни в том ни в другом случае.
От Александр
К Sereda (10.08.2013 14:29:28)
Дата 10.08.2013 22:07:00

Re: Я ж...

>Пример 1.

>"Научно" доказано, что гомосексуализм "генетически обусловлен", "не вреден для организма" и "распространён в природе" (макаки, тараканы) -> ура гомосексуальным бракам и детям из пробирки.
>Это современная логика обусловливания ценностей знанием.

Это "научная" демагогия. Макаки с тараканами конечно может в попу и трахаются, но в браки не вступают :)

>Пример 2.
>"Научно" доказано, что рыночная экономика и частная собственность позволяют наиболее эффективно распределять ресурсы и обрабатывать информацию о положении дел в системе (равновесие Вальраса, теорема Коуза, уравнения Мта) -> радикальные рыночные реформы и приватизация.

А это уже чистое шарлатанство. Научно доказано что частная собственность чрезвычайно неэффективна и в распределении ресурсов и в обработке информации. См выдающуюся статью "Две экономики России" в выдающемся сборнике "За победу разума" http://tochka-py.ru/index.php/ajrf/file/103-za-pobedu-razuma
---------------------
http://tochka-py.ru/
От Sereda
К Мак (08.08.2013 20:29:52)
Дата 09.08.2013 16:18:12

Очень интересная мысль.

>Выходит, идет сдвиг к обществу «знания, а не совести», — в нем отдается приоритет эффективности (силе), которую обеспечивает знание.


Сильно сказано!

>Как писал Вебер, «несомненной фундаментальной особенностью капиталистического частного хозяйства является то, что оно рационализировано на основе строгого расчета, планомерно и трезво направлено на реализацию поставленной перед ним цели». Запад стал осознавать себя исключительно через идеи и формы научного и технического происхождения. Антропологи видели в этом признак нарастающего кризиса индустриальной («техноморфной») цивилизации.


Я думаю, эту мысль Вебера можно развить. Кажется, здесь есть перекличка между установками на принципиальную внеморальность "экономики" и принципиальную внеморальность науки.

Эту фишку постоянно повторяют западные экономисты, напр., в учебнике-бестселлере Самуэльсона. Смысл такой, что экономика работает для прибыли, это её природа, она не может работать иначе, все "этические" установки - за скобки. "Nothing personal, just business".

Это часто воспроизводится Голливудом в образе успешного, богатого и глубоко профессионального адвоката. Типичный сюжет: лоер блестяще добивается оправдания заведомого преступника, а после вынесения оправдательного вердикта подходит выразить своё сочувствие убитой горем жертве преступления. На лице у юриста море сочувствия и гамма высоких чувств.

Кажется, в ФРГ законодательство об адвокатуре такое поведение юриста пресекает. Американцы этот момент не понимают.

Перенос экономизма на представления о науке, как у Дарвина с мальтусовской эволюцией? Или у этих внеморальностей одна общая мировоззренческая или (и) историческая причина?


>В. Гейзенберг подчеркивает важную мысль: нигилизм, т. е. резкое снижение статуса этических ценностей, может привести не только к рассыпанию общества, беспорядочному броуновскому движению потерявших ориентиры людей. Результатом может быть и соединение масс общей волей, направленной на безумные цели. Ценностный хаос преобразуется «странными» аттракторами в патологический порядок.

Очень интересная мысль.


>Часто стараются затушевать принципиальный характер проблемы, концентрируя внимание на приложениях науки в виде технологий. Как пишет физик и философ П. Ходгсон, «может возникнуть оппозиция к науке... вследствие неумения различить собственно научное знание как таковое, которое всегда есть добро, от его приложений» которые не всегда осуществляются в согласии с высшими человеческими ценностями».
>Тут нельзя не вспомнить саркастическую реплику Ницше: «"Где древо познания — там всегда рай", — так вещают и старейшие, и новейшие змеи».

>Такое стереотипное разделение науки и техники неверно в принципе. Связь между ними очень глубока и неразрывна, различить, что из них первично, а что — приложение, не всегда возможно, да это и несущественно. Наука и сама по себе есть техника.
>Но положение и в обыденном смысле невозможно спасти таким уходом в сторону технологии. Все больше и больше фактов говорят о том, что и знание как таковое не всегда есть добро, поэтому мораль накладывает все более жесткие ограничения на научный эксперимент.


Что касается эксперимента, то всё понятно.

Что касается шпильки Ницше, то не очень. Если обратится к естественным наукам, то сходу найдутся десятки примеров правоты Ходгсона. Напр., из химии: синильная кислота в очень малых концентрациях хорошее успокоительное, эфиры иприта - эффективное средство для химиотерапии рака. Хотя эти же вещества являются химическим оружием, и даже изначально создавались как химическое оружие.

Может быть, в социальных или гуманитарных науках это не так, и проявляется некая специфика? Скажем, наше знание о тот, что П.И.Чайковский страдал гомосексуализмом (пардон за пример, тема навязла) мешает восприятию его великих музыкальных произведения? :)

Это частый момент в книге (не только в этой книге, он характерен для отечественной научной литературы в целом): когда очень весомое и вызывающее вопросы теоретическое положение высказывается "в виде формулировки" и не сопровождается никаким комментарием. Здесь очевидно не хватает case studies - анализа конкретного примера. Если нежелательно перегружать текст и осложнять его восприятие, рассмотрение примера можно вынести в сноску или в приложения. А так читатель остаётся с неудовлетворённым интересом - какие же факты это говорят, и что именно они говорят.