В.В. Кожинов, Шерлок Холмс, профессор Мориарти и постмодернистская метафизика
(открытое письмо С.Е. Кургиняну и А.А. Проханову)
Кирилл Дегтярев
Глубокоуважаемые Сергей Ервандович и Александр Андреевич!
Обращаюсь к вам обоим. К Сергею Ервандовичу – как автору серии публикаций в газете «Завтра» под общим названием «Кризис и другие». К Александру Андреевичу – как главному редактору газеты «Завтра», обеспечившему Сергею Ервандовичу монополию в освещении ряда вопросов и персон.
В общем, получилось любопытно – спорить с С.Е Кургиняном на страницах газеты получил возможность один лишь С. Белковский, как будто более добросовестных оппонентов с вменяемой аргументацией просто не нашлось. Выглядит как подыгрывание Сергею Ервандовичу – вот, дескать, кто нам противостоит.
Лично меня же задело то, что (и как) Вы, Сергей Ервандович, написали о Вадиме Валерьяновиче Кожинове.
Чтобы избавиться от лишних повторов и избыточного цитирования, введу читателей этой статьи в курс дела и дам необходимые ссылки.
В.В. Кожинов становится, так сказать, объектом «спецаналитической» разработки со стороны С.Е. Кургиняна в его серии статей в «Завтра» под общим названием «Кризис и другие», в №№ 42(830) – 47 (835), за октябрь – ноябрь 2009 года. На данный момент – 6 номеров подряд. Статьи легко найти, заглянув в электронный архив «Завтра»:
Я (разумеется, не только я) спорил с С.Е. Кургиняном в «гостевой книге» к статьям, и комментарии к каждой статье легко найти там же, я их подписывал своим настоящим именем, что делаю вообще всегда.
Написал я также письмо Вам, Александр Андреевич, с просьбой дать мне возможность кратко (не более, чем на 2000 знаков) ответить Сергею Ервандовичу на страницах газеты, но письмо осталось без какого – либо отклика.
Должен сказать, что Сергей Ервандович, тем не менее, начал отвечать «поклонникам Кожинова» в следующих номерах, правда – очень избирательно, практически не касаясь основной их аргументации, а иногда просто искажая их слова.
Впрочем, читателю легко ознакомиться и со статьями С.Е. Кургиняна, и с комментариями его оппонентов, пройдя по приведённой выше ссылке, и оценить всё самим.
Вкратце же скажу, в чём суть обвинений С.Е. Кургиняна в адрес В.В. Кожинова (а «спецанализ» в данном случае становится обвинением).
С.Е. Кургинян утверждает, что В.В. Кожинов был агентом организации (естественно, официально не оформленной), поставившей цель разрушить страну (через разрушение «системы») с помощью механизма «карнавализации». Говоря проще - высмеивания «системы», её основ, ценностей, святого, выворачивая их наизнанку и ставя с ног на голову. Буквально это происходит во время карнавалов (но в шутку, не всерьёз), потому и «карнавализация».
Вряд ли тот, кто помнит 80-е и 90-е годы 20-го века, будет спорить, что такое имело место. Хотя стало ли это главным инструментом разрушения – как минимум, очень спорно. Но – в любом случае, это тоже было.
Однако человек, знакомый с работами В.В. Кожинова, наверняка изумится: «Причём здесь он? Как Кожинов может быть в этом замешан? Как это согласуется с его позицией???». И я изумился, и попросил у Сергея Ервандовича объяснений. Не дождался. Но забегать вперёд не буду, а сначала кратко воспроизведу конструкцию «ордена» карнавализаторов, построенную С.Е. Кургиняном.
Главным «технологом» разрушения системы и ценностей общества через «карнавализацию» Кургинян называет Франсуа Рабле (он, конечно, не на СССР замахивался, у него был другой объект). Его последователем, учеником, искренне ненавидевшим Советскую власть и жаждавшим её падения – Михаила Бахтина, литературоведа и исследователя творчества Рабле.
Что касается Кожинова, то он любил Бахтина, считал его великим исследователем, способствовал публикации трудов Бахтина.
Наконец, главное действующее лицо (из называемых Сергеем Ервандовичем) – Юрий Владимирович Андропов. Во время пребывания которого во главе КГБ Михаил Бахтин был издан, да и просто улучшил свои жилищные условия (переезд из Саранска в Подмосковье).
Итак, С.Е. Кургинян утверждает следующее:
1. Андропов хотел разрушить систему;
2. Для этого он использовал Бахтина и его наработки (Бахтин же, в свою очередь – наработки собственно Рабле);
3. Для «активизации» Бахтина и его наработок потрудился Кожинов (который был не просто научным сотрудником Института мировой литературы, а обладал более серьёзными полномочиями, что Кургинян пытается косвенно доказать);
4. Замысел в итоге удался (хотя нельзя не заметить, что и Бахтин умер в 1975 году, да и Андропов – в 1984).
Вот, собственно, и всё. Убедительность этой конструкции читатель может оценить сам, прочитав самого Кургиняна, а не моё краткое изложение его утверждений. Хотя, чтобы сделать это, придётся ответить на несколько «маленьких» вопросов:
1. О роли и взглядах самого Рабле;
2. То же – о Бахтине;
3. То же – об Андропове;
4. И, наконец, почему высокая оценка Кожиновым Бахтина означает соучастие Кожинова в подготовке разрушения страны через «карнавализацию».
5. Ну и, наконец, «карнавализации» ли отводилась главная роль, она ли стала главным механизмом разрушения страны?
Уж слишком много умозрительности в такой конструкции. Принципиальная недоказуемость и нераскрываемость многих «спецаналитических» построений признаётся и самим С.Е. Кургиняном. Тем не менее, «виновность» Кожинова не вызывает у него сомнений, и рассматривает он Вадима Валерьяновича исключительно в этой ипостаси – некоего агента. И для него принципиально важно обвинить Бахтина и Кожинова (как человека «в связке» с Бахтиным) в участии в разрушении страны. Принципиальная важность этого вопроса для С.Е. Кургиняна просто бросается в глаза.
Суть моих (и не только моих, в этом можно убедиться, почитав гостевую книгу «Завтра») возражений сводилась к следующему:
1. В.В. Кожинов известен, прежде всего, как автор фундаментальных исторических и историософских работ: «Россия. Век ХХ», «История Руси и русского слова», «Великое Творчество. Великая Победа», «Победы и беды России». Его позиция из них полностью понятна. И она никак не совместима с желанием разрушить страну – через «карнавализацию» или ещё как-то. И В.В. Кожинов не является врагом «советского проекта», «красного проекта». Более того, он его в значительной степени реабилитирует – и проект как таковой, и его основных исполнителей, включая Сталина и даже Ленина. И наверняка он такой позицией нажил себе немало врагов среди «белых патриотов». А в итоге – В.В. Кожинов совершил, по сути, «сборку» русской истории (которой, кстати, пользуется и С.Е. Кургинян, уже как некоей данностью). Вряд ли кто-то дал столь же основательный, сильный и аргументированный ответ смердяковым (будь то «белые» или «красные» или ещё какие-либо смердяковы), как В.В. Кожинов.
2. В.В. Кожинов известен и своей гражданской позицией, своей публицистикой, в т.ч. в 80-е – 90-е гг., из которой следует то же самое.
3. Понятно, что авторитетом для С.Е. Кургиняна я не являюсь. Но вряд ли кто-то столь же сильно сказал о В.В. Кожинове, как С.Г. Кара-Мурза. Я давал ссылку на статью С.Г. Кара-Мурзы о В.В. Кожинове «Давший посох в тумане» (привожу её и здесь: http://www.nash-sovremennik.ru/p.php?y=2002&n=1&id=1 ). Ранее С.Е. Кургинян не раз с большим уважением отзывался о С.Г. Кара-Мурзе, потому я и решил апеллировать к его авторитету.
Я просил С.Е. Кургиняна хотя бы пояснить, как соотносятся эти «два» Кожинова. Ответа не было. Какие были «ответы», несложно узнать, прочитав статьи С.Е. Кургиняна в «Завтра».
Как будто всем известного Кожинова со всеми его известными трудами просто не существует. Ответа не было даже на уровне: «Что ж поделать, бывает и такое».
Хотя, в таком случае, почему бы не предположить, например, что В.И. Новодворская является агентом ФСБ (а её деятельность специально направлена на дискредитацию либеральной западнической идеи)? Подобное утверждение, по сути, было бы равносильно тому, что Кургинян утверждает о Кожинове.
Но даже не это главное. Самому Сергею Ервандовичу глубоко противен подход, при котором о Марксе рассуждают, главным образом, в контексте его «русофобии» (реальной или мнимой), а о Ленине – только в аспекте «пломбированного вагона». Тут я с ним согласен. Тут бы, кстати, и Кожинов с ним согласился. Подход некорректный, неглубокий и непорядочный. Но ведь с Кожиновым Кургинян поступает именно так!
Нет, значит, ни «Россия. Век ХХ», ни «Истории Руси и русского слова», ни всего остального, а есть только «пломбированный вагон», в котором Кожинов с Бахтиным ехал из Саранска в Москву к Андропову, решать, как страну разваливать.
Не сдержавшись, я спросил у Сергея Ервандовича, понравится ли ему применение аналогичной логики к нему самому (тем более, оно даёт вполне очевидные результаты):
1. С.Е. Кургинян – просто геофизик, а потом – просто театральный режиссёр, вдруг становится советником «великих вождей», включая М.С. Горбачёва. Что само по себе странно.
2. Страна при этом гибнет. Это факт. Вопрос - может, это не без советов Сергея Ервандовича?
3. В 90-е страна продолжает разваливаться и деградировать. В 2000-е – деградация приостанавливается, но не сменяется развитием. Об этом пишет сам Кургинян (и тут я не могу с ним не согласиться). Но Сергей Ервандович все эти годы – в «тусовке», в той же «спецаналитической» когорте. Он же не катакомбный борец с системой и никогда им не был. Он вхож в высокие круги (о чём, кстати, любит «ненавязчиво» напоминать время от времени), в том числе – к деятелям явно антироссийского разрушительного свойства. И что после всего этого думать о С.Е. Кургиняне?
Не собираясь ни в чём его обвинять и подозревать, я просто спросил, считает ли он приемлемым такой подход, только развёрнутый уже на него самого? Ответа тоже не было. Ещё раз подчёркиваю – проверить истинность моих слов легко, пойдя по ссылке на архив «Завтра», указанный выше.
Так вот, Сергей Ервандович и Александр Андреевич. В отсутствии каких-либо внятных ответов с вашей стороны мне придётся прибегнуть к своей «спецаналитике».
И конструкция, которую я выстрою, тоже тянет на обвинение, уж никак не менее основательное, чем обвинения Кургиняна в адрес Кожинова.
Итак, очевидно, что Кургинян действует против Кожинова в известном жанре «слив (точнее – конструирование) компромата», не споря с Кожиновым по сути его взглядов. Зачем?
Почему не спорит по сути – в общем, понятно. Спорить сложно. Тем более, если отбросить в сторону то, что Кургинян говорит о Кожинове, они оказываются почти единомышленниками. Как минимум, у них общий враг.
Так зачем, в каких случаях «топят» своего? Личные мотивы – вряд ли. Тем более (как будет показано ниже), у Кургиняна более масштабные задачи, чем разобраться с Кожиновым. И он атакует всю «русскую партию». Тогда причина, действительно, в идейной и политической борьбе.
Почему человек, позиционирующий себя как жёсткий и непримиримый патриот, стремится дискредитировать столь же жёсткого и непримиримого патриота и человека, ставшего интеллектуальным лидером российского патриотического сопротивления в 90-е? Процитирую отрывок из упомянутой выше статьи С.Г. Кара-Мурзы:
«Люди, вспоминающие сегодня ушедшего от нас В. В. Кожинова, не образуют сообщества единомышленников. Они близки к эпицентру подспудно горящего в России идейного конфликта и занимают разные позиции в определении сути России, ее исторической судьбы и ее дальнейшего пути. И раз уж образ В. В. Кожинова с его горящей мыслью всем им близок и дорог, то значит, что в этом образе и в этой мысли — нервный центр нашего противостояния, соединение несовместимого…
В. В. Кожинов — негромкий пророк и одновременно “инструмент”, с которым мы в нынешней тьме пытаемся найти для себя дорогу…
Я был человеком, далеким от литературной жизни, и даже не знал имени В. В. Кожинова. Напротив, работая в АН СССР, я общался со многими из тех, кто оказался потом активными идеологами антирусской ветви “перестройки”. И впервые я услышал имя В. В. Кожинова от одного из них, и оно сразу врезалось мне в сознание — с таким уважением и чувством было произнесено.
При мне и даже с моим пассивным участием зашел в 1987 году разговор между двумя видными академическими демократами. Один из них, известный историк психологии М. Г. Ярошевский, выражал опасение — перестройка, мол, встречает глухое сопротивление, появляются люди, которые могут дать этому сопротивлению форму, язык. И он сказал с глубокой, необычной для него тревогой: “Вот и Кожинов очень опасно выступил”.
Я не знал тогда, кто такой этот Кожинов, в чем суть его выступления, но сама тревога М. Г. Ярошевского и то понимание, какое она встретила у его посвященного собеседника, дали мне прилив силы. Я как будто на скользком склоне нащупал ногой твердое место….»
Так вот, если оценка С.Г. Кара-Мурзы верна, это значит, что В.В. Кожинов с его мировоззрением, трудами и публичными выступлениями стал, ни больше – ни меньше, «точкой сборки» сопротивления распаду страны и её возрождения.
И зачем Кургинян наносит удар в эту точку сборки? Значит, Кургинян рассматривает Кожинова как идейного противника, но, по каким-то причинам (впрочем, понятно, по каким), не хочет говорить об этом прямо.
Вряд ли это можно понять, читая только «Кризис и другие». Нужно обратиться к фундаментальному труду С.Е. Кургиняна «Исав и Иаков. Судьба развития в России и мире», где он разворачивает полемику уже по метафизическим вопросам. Метафизика «от Кургиняна» спорна с христианских позиций, но не в этом проблема. А в том, что у Кургиняна присутствует заявка на создание новой «синтетической» религии:
«Речь идёт о хранимой в глубинах красного проекта беспрецедентно новой красной религиозности. Причём такой религиозности, которая позволяет всем существующим религиозным традициям найти для себя какое-то место в новом, далеко не эклектическом синтезе. Ось этой новой религиозности, представьте себе, - развитие».
Дело не в том, какова религиозность «красного проекта» (в конце концов, Кургиняну надо как-то легитимировать свою заявку, приписав её чему-то большему, чем он сам). А в том, что речь идёт о слиянии имеющихся религий в какой-то синтетической конструкции. Что, по сути, означает упразднение этих религий вообще. Отказ верующих от своей веры. Ибо, что для них может быть больше, чем их вера? Где это они ещё должны «искать место»? Например, христиане должны вписать Христа в какой-то «проект»? Кем, заместителем главного инженера?
И этот вопрос я не раз задавал Кургиняну, и просил объяснений. И тоже без ответа. А, раз без ответа, значит – нечего ответить, наверно. «Молчание – знак согласия».
Можно ли считать такой «синтез» развитием? Это было бы, напротив, редукцией. Вовлечением имеющихся религиозных традиций в постмодернистские игрища. Когда даже самое главное – вера, собирается как некий «паззл». И её несёт не пророк, а технолог (ну, или аналитик). Вот это уже «фул абзац». Покруче разрушения отдельно взятой советской системы.
Так что игра стоит свеч – выступить борцом за Империю, за Развитие, громя врагов того и другого, но замахиваясь уже на самое большое и важное. Сильная и хитрая комбинация.
А при чём здесь Кожинов? А при том, что Кожинов был лидером именно консервативного, православного направления. Причём умнейшим, поднявшимся над расхожими «почвенническими» стереотипами. Но не переставшим быть православным и консервативным. И оставаясь, таким образом, пусть заочным и косвенным, но одним из самых сильных оппонентов Кургиняна.
И, самое главное – где ещё Кургиняну «вербовать» сторонников? Не среди либералов и прочих «декадентов», это очевидно. Только среди патриотов. И надо, чтобы они «оторвались» от Кожинова, и пошли за ним, Кургиняном:
«Легко осудить демонтаж народа. Намного труднее выявить слагаемые демонтажа. И совсем трудно, выявив эти слагаемые и вглядевшись в них, признать, что для демонтажа народа была применена "магия Рабле". Которую Бахтин и разобрал до тонкостей — и восславил. Признать, что в основе демонтажа — этот самый Бахтин с его "смеховой культурой". Признать неразрывность и несомненность связки "Бахтин — Кожинов". И спросить себя: "Кто же дал мне посох во тьме? И зачем?»
Вообще-то «в тумане», Сергей Ервандович. Не «во тьме». Невнимательно читали или оговорка вследствие увлечения метафизикой тьмы? Ну да не это главное. А главное – почему-то очень надо, чтобы «признали». И выбросили посох, да? Выбросили сборку русской истории, осуществлённую Кожиновым?
Кстати, № 47 (835) «Завтра» особенно интересен. Там уже дело не ограничивается Кожиновым и Бахтиным, а происходит лёгкий (почти неосязаемый) «наезд» на Достоевского:
«Операция №2 — расщепление "Я", то есть шизофренизация. Как индивидуальная (шизофреник слышит голоса, ведет с ними "полифоническую беседу"), так и коллективная. Благотворное, по мнению Бахтина, расщепление Смысла на голоса — это технология шизофренизации "Я". Отсюда — особый интерес Бахтина к Достоевскому, чьи герои всегда на грани шизофрении, а зачастую — за этой гранью».
Пользуясь методами Сергея Ервандовича, несложно доказать, что это именно «наезд» на Достоевского. Нехорошего Бахтина интересовал нехороший Рабле с нехорошими целями – для «карнавализации». Теперь же нехорошего Бахтина интересует (с нехорошими целями, конечно) Достоевский – для «шизофренизации». Ну и каков после этого Достоевский?
Конечно, Кургиняну не составит никакого труда отбить это обвинение. Да и каждый скажет, что я его притянул за уши (точнее – каждый, кто не читал Кургиняна о Кожинове).
Но это не единственный случай, когда С.Е. Кургинян оставляет себе место для отступления. Даже в случае с Бахтиным (прошу прощения за длинную цитату):
«Лет десять назад я, обсуждая с компетентным европейским собеседником смысл разворачивающихся в мире событий, выдвинул гипотезу, согласно которой ход событий связан с наличием некоего закрытого большого проекта. Мой собеседник сказал: "Да, всё сходится, но… Для осуществления такого проекта нужен человек соответствующего калибра. Так сказать, "герой". Профессор Мориарти — помните Конан Дойля? Это должен быть человек с глубоким умом — и волей. Не просто волей, а "длинной волей". В прагматике нет места стратегическому мышлению и такой воле. Ими обладают только люди сверхкрупного калибра. Они всегда наперечёт… Как, впрочем, (он усмехнулся) и артиллерийские орудия сверхкрупного калибра. Обсуждая большой закрытый проект, надо называть имена кандидатов на роль "профессора Мориарти". Или — закрывать обсуждение".
Я назвал собеседнику одно имя. Он отреагировал скептически ("Не тот калибр!"). Я назвал другое имя. Побледневший собеседник бурно отреагировал. Я понял, что попал в точку.
"Перестройка-1"… "Перестройка-2"… Большой закрытый проект, осуществленный на территории СССР и предлагаемый человечеству… Обсудили проект — надо называть имя или имена… Но — соответствующего калибра! В противном случае тебе справедливо скажут: "Вы говорите о большой, пусть и сетевой, войне. Войне культурной, интеллектуальной, организационной, политической. Но в такой войне не воюют с помощью газовых пистолетиков. Где орудия иного калибра? Ваши рассуждения о большом смысле выстрелов, осуществляемых из "газовых пистолетиков", — в лучшем случае, игра ума. А в худшем… Может быть, Вы большой смысл этим "газовым пистолетикам" потому приписываете, что из них "пальнули" в Вашу сторону?"
Бахтин умер в 1975 году. Какие выстрелы в мою сторону? И уж Бахтин-то — никак не "газовый пистолетик"! Он — "интеллектуальный снаряд сверхкрупного калибра", не правда ли?
Противники такой метафоры возразят: "Во-первых…»
Ну, и далее пошло плестись словесное кружево. Собственно, после этого Кургинян подробно заговорил о Бахтине (и Кожинове). Но понятно ли, кто является профессором Мориарти (кстати, и этот вопрос Кургиняну задавали на форуме «Завтра»)? Вроде Бахтин, а вроде прямо не говорится. Причём намеренно «забалтывается». К чему бы это?
Понятно только одно – что Сергей Ервандович общается с «компетентными европейскими собеседниками» (нам их имена знать не положено, достаточно знать, что с ними общается Кургинян), и с ними он делится своими предположениями и реальной информацией. С ними, а не с нами.
Это, конечно, не только «спецаналитический», но, отчасти, и психологический портрет Сергея Ервандовича. Вкупе с употреблением им выражения «думающее меньшинство» (помню, тоже покоробило).
С.Е. Кургинян много написал против гностицизма. И тут я также с ним солидарен. Но разве снобизм не является «бытовым» гностицизмом?
Но дело не в самомнении Сергея Ервандовича. И не в том, что патриотическую аудиторию он рассматривает не как собеседников или «товарищей по оружию», а как «пипл, хавающий» его построения, как рынок сбыта своей спецаналитической (на самом же деле – идеологической) продукции.
А дело в общей конструкции, в которую вписан и Сергей Ервандович. Он же не пророк – одиночка, проповедующий какую-то «новую веру» на свой страх и риск.
С.Е. Кургинян, в данном случае, пишет не на своём сайте или там в блоге, и не издавая свою книгу за свои деньги. А занимает уже два года по полосе в каждом номере самого мощного радикально – патриотического издания. Причём его точка зрения имеет монополию. У его вменяемых оппонентов слова нет, в качестве возражений были раз приведены откровенно грязные писули Белковского, вероятно, чтобы выгодно оттенить Кургиняна.
Зафиксировали этот факт и пошли дальше (прошу прощения, я местами слегка пародирую Сергея Ервандовича).
С.Е. Кургинян вовсе не катакомбный мыслитель. Это было показано выше. Кроме того, газета не будет так «строиться» под одного катакомбного мыслителя в ущерб прочим. И этот факт зафиксировали и пошли дальше.
И «Завтра» - не катакомбная газета. Это видно и из частоты появления А.А. Проханова в телевизоре. И из того, что, позволяя себе разного рода резкие высказывания, она могла бы давно уже быть закрыта (за какой-нибудь «экстремизм»). И этот факт…
И ещё факт. По некоторым признакам можно предположить, что газета «Завтра» находится в весьма неплохих отношениях с высшими госчиновниками или одним из них, причём отвечающим, по сути, как раз за идеологию, за «национальную идею».
Вроде всё. И конструкция вроде прочнее, чем конструкция Кургиняна, доказывающая причастность Кожинова к шабашу разрушения.
А национальная идея – ох, как нужна, и конечно, она не может не быть метафизической, «Зенит – чемпион!» на национальную идею никак не тянет. «Там» не дураки сидят, всё понимают.
Об идее как таковой можно (и нужно) поспорить. Об этом я писал, в частности, здесь: http://kulturolog.narod.ru/nac_idea.htm , и я готов вновь доказывать, что нельзя искать ничего «синтетического».
Но я хорошо понимаю логику этого поиска. «Третий Рим» - что-то замшелое, «неполиткорректное» и несовременное. И вообще – не совсем своё. А нужно новое – причём конкурентоспособное на мировом рынке, «технологичное» и т.п. И тут – логика умных, понимающих, современных людей.
Так и появляется заказ на «синтетическую веру», новую светскую метафизику и т.п. Куда это может привести – отдельный разговор (также см. выше).
В конце концов, повторяя того же С.Е. Кургиняна: «ведь это спецтематика твоего государства». И пока вы, вроде, за Россию и против её распада, за развитие и против регресса, за свет и против тьмы. В общем, за всё хорошее и против всего плохого. И пока, как минимум, есть «против кого дружить» с вами. А там видно будет. Если объяснитесь за Кожинова. Хотя бы потому, что сам он за себя уже ответить не может.
Ибо с ним вы, Сергей Ервандович (а опосредованно – и Александр Андреевич), обошлись грязно. Что ж, регресс (в т.ч. нравственный и умственный) – это точно, коснулся всех, даже, как видим, интеллектуалов высшей пробы. Равно как и постмодернистское «технологичное» (в т.ч. грязно-политтехнологичное) мироощущение.
Люди, вспоминающие сегодня ушедшего от нас В. В. Кожинова, не образуют сообщества единомышленников. Они близки к эпицентру подспудно горящего в России идейного конфликта и занимают разные позиции в определении сути России, ее исторической судьбы и ее дальнейшего пути. И раз уж образ В. В. Кожинова с его горящей мыслью всем им близок и дорог, то значит, что в этом образе и в этой мысли — нервный центр нашего противостояния, соединение несовместимого. Именно об этом уместно говорить в нашем положении, нет пока места лирике личных воспоминаний. В. В. Кожинов — негромкий пророк и одновременно “инструмент”, с которым мы в нынешней тьме пытаемся найти для себя дорогу.
Чем дальше, тем этот “инструмент” будет важнее — меньше будет ложного гонора, порожденного личным знакомством или дружбой с этим человеком. Удаляясь от нас во времени, он становится пророком “не из своего отечества”.
Как же В. В. Кожинов вошел в наш назревающий раскол, как осветил его истоки и необратимые распутья? Чему он помог созреть и что предотвратил или хотя бы притормозил? Не пытаясь понять “несовместимую со мною” часть, скажу, как я это вижу. Причем вижу не из литературного сообщества, у которого свои профессиональные отношения с Вадимом Валериановичем.
В. В. Кожинов жил, думал и менялся в период нашего сползания к хаосу, к культурному кризису и слому. Главные свои предчувствия и сомнения он, по-моему, осмыслил и облек в слова на последнем отрезке своего творческого пути, когда от литературы (и через литературу) поднялся до общих вопросов русского бытия. На том отрезке пути народа, который ведет под уклон, к пропасти, роль мыслителя неярка, не очень видна и мало ценима современниками.
Тот, в ком сильно чувство страны и любовь к своему племени, в это время стремится именно притормозить, предупредить — делает то, что, возможно, и катастрофы не предотвратит, и не расцветет потом, на стадии благополучного роста. Но без этих усилий не пережить катастрофы, и самого этого благополучного роста не будет. Бывает, человек, сорвавшись в пропасть, успевает зацепиться за камень, удержаться и выбраться. Может быть, да и то вряд ли, мимолетно потом и вспомнит этот камень, как будто поставленный его ангелом-хранителем.
Пропасть, к которой нас подманили и в которую сегодня столкнули, рукотворна, она построена мыслями и делами влиятельных общественных сил, обладавших немалыми творческими культурными ресурсами. Но и те камни, за которые мы, скользя по склону и обдирая руки, цепляемся, тоже успели поставить люди. Немного было таких людей, и особое место среди них занимает В. В. Кожинов. Он предвидел и даже как будто знал, по какой странной траектории мы будем скатываться на дно, — и точно рассчитал, где поставить и как укрепить те небольшие камни-опоры, за которые мы успеем схватиться, чуть-чуть продержаться и оглядеться.
Немного у него было средств и времени для этого дела, но эти средства и время он употребил наилучшим образом. Как хладнокровный командир, с горсткой бойцов прикрывающий отступление.
Мы продержались эти десять лет в неустойчивом равновесии, почти без запаса прочности. Основная часть культурной элиты подалась на запах денег, дезертировала или даже перешла на сторону душегубов. В таком положении те опоры, которые успел поставить В. В. Кожинов, имели для нашей обороны решающее значение. Конечно, не только эти опоры помогли нам избежать беспорядочного и гибельного отступления, но при таком неустойчивом равновесии значение интеллектуального труда В. В. Кожинова было именно таким — решающим. В. В. Кожинов достроил нашу защиту до того спасительного минимума, при котором благодаря этой защите многие пройдут через катастрофу и вынесут раненых.
Нечего и говорить — перед В. В. Кожиновым были все возможности воспользоваться разрухой и послужить победителям на ниве культуры. Думаю, премии он бы получил немалые — адекватные ценности того вклада, что он сделал в нашу оборону (и которого мы бы в таком случае не получили). Многие таланты от такого соблазна не удержались, а В. В. Кожинов от него был настолько защищен, что даже вопроса не возникало. Более того, будучи в свое время одним из духовных лидеров нашей литературной фронды, В. В. Кожинов не потерял бы в мнении даже отступающей, принимающей удары части народа, если бы всего-навсего встал над схваткой, не стал бы добавлять своих ударов. И в этом случае благодарность нынешних хозяев жизни была бы велика. Но и такой поблажки он себе не дал — пошел и встал в строй отступающих и принимающих удары.
Я был человеком, далеким от литературной жизни, и даже не знал имени В. В. Кожинова. Напротив, работая в АН СССР, я общался со многими из тех, кто оказался потом активными идеологами антирусской ветви “перестройки”. И впервые я услышал имя В. В. Кожинова от одного из них, и оно сразу врезалось мне в сознание — с таким уважением и чувством было произнесено.
При мне и даже с моим пассивным участием зашел в 1987 году разговор между двумя видными академическими демократами. Один из них, известный историк психологии М. Г. Ярошевский, выражал опасение — перестройка, мол, встречает глухое сопротивление, появляются люди, которые могут дать этому сопротивлению форму, язык. И он сказал с глубокой, необычной для него тревогой: “Вот и Кожинов очень опасно выступил”. Я не знал тогда, кто такой этот Кожинов, в чем суть его выступления, но сама тревога М. Г. Ярошевского и то понимание, какое она встретила у его посвященного собеседника, дали мне прилив силы. Я как будто на скользком склоне нащупал ногой твердое место.
Не знаю, как проходил в душе Вадима Валериановича выбор его позиции в открывшемся тогда противостоянии, но он сразу вышел на главный участок фронта, на острие конфликта. Мало об этом говорят, суть признается глухо, но главная война XX века — столкновение разума с иррациональной силой. Столкновение это сложно и принимает причудливые формы.
Иногда это прямая и видимая атака темных инстинктов на Просвещение — так, как оно было воспринято и преломилось в нашей культуре. Но чаще всего темные инстинкты украшены прекрасными словами и выступают против разума и истины под знаменем сердца и чувства. Они легко собирают под это знамя людей, угнетенных холодной ньютоновской картиной мироздания.
С другой стороны, и под знаменем Просвещения часто собирается столь же темный иррационализм, хотя и другого рода. Здесь разум уступает место уму, интеллекту. Рациональность этого холодного интеллекта на деле есть цинизм, а идеалы Просвещения вывертываются в неоязычество и фундаментализм либерального индивидуума.
В. В. Кожинов не уклонился от этой драки, в которой трудно отличить лицо от личины. Не уклонился, не побоялся оступиться — потому, что тут и варился смертельный для нас яд, тут надо было воевать с отравителями и спасать отравленных. И он был лучше других подготовлен для этой борьбы. Оказалось, что к этому времени он очистил, перекристаллизовал свои критерии, отточил интуицию. Да и возраст уже позволял ему не суетиться, не подлаживаться к силе господствующего мнения и не оправдываться за действительные или мнимые ошибки.
Это было счастливое для нас совпадение всех обстоятельств. В критический момент оказался в нашей культуре человек, определенно вставший на сторону истины и идеалов православного Просвещения. Человек, отвергший соблазны любого фундаментализма, соединивший строгую логику со здравым смыслом — и в то же время не утративший ни русского духа, ни русского космического чувства.
В. В. Кожинов сделал очень много. Мы пока не видим этого во всем его реальном значении только вследствие линейности и механистичности нашего мышления, сформированного европейским образованием. Огонь, зажженный В. В. Кожиновым, горит пока подспудно, он еще не вышел наружу, но пошел вширь, и его уже не загасить. В. В. Кожинов позвал нас приступить вслед за ним к демистификации простых и привычных формул, скрывающих истину. Он поставил простые вопросы, и вдруг сложилась мозаика рассыпанных идеологией исторический фактов.
Это было подобно чуду. Как мы могли увидеть, без В. В. Кожинова, что в отношении исторической траектории и культурного генотипа России либералы-кадеты и социалисты-меньшевики были несравненно революционнее, чем большевики? Как мы могли понять, что в Гражданской войне (“войне Февраля с Октябрем”) красные выступили именно как консерваторы, реставраторы России? Ведь мы знали те же факты, но были беспомощны против идеологической мистификации.
В той работе, что проделал В. В. Кожинов, очень труден первый шаг — утрата простых формул создает хаос, но этот хаос может стать творческим. Та истина, которая за ним открывается, сложна, но она восстанавливает порядок целостного мировоззрения. И главное, она создает порядок целостного видения нашей собственной истории. В. В. Кожинов не только сделал первые шаги, но и дал нам если не компас, то хотя бы посох — нащупывать дорогу. Он проделал для нас проходы, и тот, у кого хватит смелости, может уже покинуть норы, где мы грызли мелкие злаки стереотипов. Не все торопятся, но поток набирает силу.
В. В. Кожинов — человек истинно научного мышления. Такие нечасто встречаются даже в науке, а уж в гуманитарной сфере такие наперечет. А В. В. Кожинов, на мой взгляд, воплощает почти уникальное согласие и взаимодействие научного метода с сильным гуманитарным и художественным чувством. Даже удивительно, что такое оказалось возможным. Думаю, нынешняя беда заставила.
Ученый, взяв обыденную, невзрачную вещь, вскрывает заключенную в ней тайну природы. На заре Научной революции один философ сказал: “Я раскрою Божественный замысел мироздания, анатомируя вошь”. В. В. Кожинов берет книгу какого-нибудь Льва Разгона и анатомирует ее — и каждый здравомыслящий человек видит, какой ничтожной чешуей ухитряются скрыть от нас правду нашей же истории. Нам становится стыдно, и назавтра мы уже сами можем анатомировать подобных насекомых. Без гнева и пристрастия.
Эти методические уроки В. В. Кожинова дорогого стоят. Они, несмотря на их простоту и доступность для любого честного человека, вовсе не тривиальны. За ними — многократная перегонка материала и привлечение того художественного чувства, чувства меры и гармонии, которым обладает только мастер. Но, будучи выработан, метод становится доступен людям. Один обучает другого, третий добавит крупицу своего творчества. Каноны заданы В. В. Кожиновым. Простота объекта и охлаждение эмоций — для начала анатомируй вошь! Скупость средств и устранение идолов, фантастических сущностей — к чему искать происки сатаны, когда тебя облепили обычные вши! И строгая, честная мера — гири, неподвластные твоим страстям и наклонностям.
Если бы Вадим Валерианович показал нам все это в начале 80-х годов! Но тогда и он, думаю, не знал, что это понадобится. Все мы не заметили, как нашим сознанием овладели идолы, а разгоны и солженицыны подменили наши гири.
Сегодня наше положение было бы гораздо тяжелее, если бы фальсификаторы гирь и весов орудовали в отсутствие В. В. Кожинова. На многих он действовал, как охлаждающий стержень на выходящий за рамки реактор. В. В. Кожинов целых пятнадцать лет служил “полицией нравов” для большой части нашей литературной элиты. При нем было стыдно переходить предел допустимой подлости. Все равно, конечно, этот предел у наших гуманитарных интеллектуалов оказался весьма растяжимым, но все же в “беспредел” под молчаливым взглядом такого “полицейского” пустилось гораздо меньше, чем могло бы. На той кухне, где инженеры человеческих душ готовили варево перестройки, В. В. Кожинов умел расставлять сигнализаторы не только разума, но и совести. Кто знает, скольких остановили или придержали их звоночки.
В полной мере освоить созданные В. В. Кожиновым заделы и навыки сможет, конечно, молодежь. Мое поколение слишком потрясено. Как ни странно покажется, но В. В. Кожинову сохранять научную беспристрастность и спокойствие, при всем его темпераменте, позволяла глубокая вера — опора, почти никому из людей научного склада не доступная. Он верил, что Россия не может погибнуть, и потому не торопился, искал совершенства в своих опытах. Он мыслил столетиями. А к поражениям и утратам нынешнего времени относился с той “отрешенностью”, без которой нет науки. Он понял важный урок, который изложил в истории о черносотенцах: именно осознав неизбежность своего поражения, мыслители-консерваторы отрешились от конъюнктурного интереса и смогли увидеть фундаментальные вещи.
Урок этот имеет общий смысл. Конечно, надо бороться за каждый рубеж, за каждую пядь земли, надо изматывать противника и в отступлении. Но кто-то должен строить следующий рубеж — на котором враг будет остановлен и с которого начнется наступление и избавление. Важнейшие камни в основание этого рубежа заложил В. В. Кожинов. Туда подтянулись молодые, работа идет. Должны успеть.
И вот тогда-то, когда будет пройдена критическая точка и появятся время и силы для подлинного осмысления, В. В. Кожинова вспомнят с полной мерой благодарности.