От IGA
К И.Т.
Дата 28.06.2007 01:49:36
Рубрики Тексты;

Маркс против "марксизма". Часть I

http://www.russ.ru/culture/teksty/marks_protiv_marksizma_chast_i
<<<
Маркс против "марксизма". Часть I
Статьи на непопулярную тему
Вадим Межуев

За последние годы список работ, посвященных исследованию творчества Маркса, заметно расширился. Среди наиболее заметных работ можно назвать книги К.М.Кантора "Двойная спираль истории. Историософия проектизма" (М., 20002), Т.И.Ойзермана "Марксизм и утопизм" (М., 2003), А.Баллаева "Читая Маркса" (М., 2004), М.Е. Котельникова "Основное противоречие марксизма. Социально-философская экспликация" (М., 2005), Б.Ф.Славина "О социальном идеале Маркса" (М., 2004). Сюда же следует добавить переиздания или впервые сделанные переводы таких ставших классическими или широко известных работ, как книга Д.Лукача "История и классовое сознание" с обстоятельным предисловием Сергея Земляного (М., 2003), Л.Альтюссера "За Маркса" (М., 2006), Ж.Дерриды "Маркс и сыновья" и "Призраки Маркса" (М., 2006) и ряда других.

Дело, конечно, не в перечислении всех вышедших за это время книг и статей на данную тему. Существенно то, что они вышли в период, когда имя Маркса, как и его учение, если не предано проклятию в нашей стране, то, во всяком случае, вычеркнуто из списка обязательной и даже желательной для чтения литературы. Усилиями разного рода публицистов, часть которых вышла из рядов бывших партийных идеологов и функционеров, это имя сделалось символом всего мрачного и зловещего в советской истории. Многие из них увидели в Марксе и марксизме чуть ли не главную причину всех бед и несчастий, свалившихся на нашу страну в ХХ веке. Введенная ими в моду разносная критика марксизма, пришедшая на смену его бездумному и безоговорочному почитанию в прошлые годы, - удобный прием для собственной реабилитации и самооправдания: если во всем виноват Маркс, то с нас вроде и спроса нет.

Можно сколь угодно не любить Маркса, но зачем так принижать собственную страну, полагая, что один человек - даже такой, как Маркс, - мог своими идеями свернуть ее с истинного пути, довести чуть ли не до погибели? Если для нас так опасны заимствованные из-за рубежа идеи, как мы собираемся жить дальше? Где гарантия, что, избавившись от марксистского соблазна, мы не окажемся жертвой другого соблазна, и опять же взятого со стороны? Так и будем бояться чужих мыслей и идей, подозревая в каждой из них враждебное поползновение против нашей собственной самобытности? Предъявляя Марксу счет за наше недавнее прошлое, мы демонстрируем не только непонимание действительного смысла его учения, но и наше нежелание брать на себя ответственность - личную и коллективную - за грехи и пороки существовавшей у нас системы.

Еще в перестроечные времена я пришел к выводу, что в чем-то существенном и важном мы не переросли Маркса, а еще не доросли до него. Наивно и смешно "хоронить Маркса" с помощью идей, возникших задолго до него и известных ему лучше, чем нам. То-то он не понимал преимущества частной собственности и рыночной экономики перед собственностью государственной или превосходства демократии над всеми формами политического деспотизма! Понимал и знал лучше нас, но видел дальше, хотя и стремился в духе своего времени ускорить и приблизить наступление новых времен. Как часто с Марксом воют с позиции, уже пройденной в его время наиболее развитыми странами, но которая для нас остается пока передовым рубежом. Можно ли опровергнуть Маркса доводами наших рыночников и патриотов-государственников, возможно уместными в ситуации нашей страны, но бьющими мимо цели там, где рынок давно уже не проблема, а от всевластия государства остались одни лишь воспоминания?

Во всяком случае, следует отличать цивилизованное отношение к Марксу от нецивилизованного. Последнее видит в нем либо икону, либо исчадие ада. Одно другого стоит. Если нынешний отечественный антимарксизм и стал реакцией на наш былой марксистский догматизм, он не более теоретически убедителен и эстетически привлекателен, чем его антипод. Оба они в крайности своих утверждений суть проявления варварства и бескультурья, подобных, например, религиозному фанатизму и "воинствующему атеизму". Цивилизация не пожирает своих детей, не предает анафеме собственные идейные порождения, а извлекает пользу для себя даже из той духовной продукции, в которой содержится ее критика и отрицание (тем более что эта критика часто и во многом бывает права). Европейская культура в ее высших классических образцах, а к ней, несомненно, принадлежит и марксизм, появилась на свет отнюдь не со словами любви и благодарности к породившей ее цивилизации. И тем не менее европейская цивилизация, сформировавшаяся в Новое время, не отвергла их с негодованием, а признала в них своих законных и глубоко чтимых отпрысков.

В России же Маркс с его учением, будучи порождением другой культуры, так и остался чужеродным явлением. Пока у него искали аргументы в защиту и оправдание существующего строя, он превозносился и прославлялся властью с неистовством маньяка, уверовавшего в открывшуюся ему окончательную истину. Но когда этот строй встал "поперек горла" всем и каждому, новые российские целители не нашли ничего лучшего, как объявить именно Маркса той костью, которая застряла у нас в горле. Даже если мы и подавились марксизмом, то почему он прошел безболезненно у себя на родине в Европе, не вызвав там никакого удушья? Может быть, дело все-таки не в нем, а в нас самих, не способных пока освоиться с той духовной пищей, которая приготовлена по европейским рецептам? И если Маркс - противник того, что мы сегодня посчитали для себя самым важным и нужным, то, может, за это несогласие с нами его следует ценить намного больше, чем за наше вчерашнее согласие с ним? Цивилизованный человек даже в своих идейных противниках видит не врага, которого надо уничтожить, а еще одно напоминание о собственном несовершенстве.

С моей точки зрения, возвращение к Марксу столь же неизбежно, сколь неизбежен наш переход к рыночной экономике капиталистического типа. Именно этот переход заставит нас отнестись к Марксу с той серьезностью, которую он, несомненно, заслуживает, позволит увидеть в его учении не то, за что его выдавали при советской власти, а чем оно является на самом деле. Это переход освободит, наконец, его имя и от той его фальшивой идеализации и возвеличивания, с каким оно произносилось в советские времена, и от его поношения и отторжения во времена нынешние. Сам Маркс, со слов Энгельса, протестуя против превращения себя во всезнающего пророка, владеющего универсальным ключом ко всей человеческой истории, любил говорить о себе, что он - "не марксист". Своей научной заслугой он считал лишь объяснение логики капиталистического развития (преимущественно на примере Англии) и вытекающих отсюда последствий для всего человечества. В пророка, прозревающего будущее, его превратили как раз те, кто, живя в прошлом, плохо ориентировался в настоящем. Таким он предстал и в дореволюционной России, не знавшей развитого капитализма, и в России послереволюционной, посчитавшей себя практическим воплощением его якобы пророческих предсказаний. Только капиталистическая России, если, конечно, таковая состоится, позволит по достоинству оценить вклад Маркса в науку, связанный, прежде всего, с его критикой капиталистического способа производства и соответствующих ему форм сознания. Во всяком случае, пока жив капитализм, жив и Маркс, что, конечно, не исключает ни дальнейшей трансформации капиталистического общества, ни развития, пересмотра и даже ревизии важнейших положений марксистской теории.

Перечисленные мной выше недавно вышедшие работы, посвященные Марксу, интересны как раз тем, что впервые пытаются взглянуть на его творчество хотя и с критической точки зрения, но без той идеологической предвзятости и политической ангажированности, которая была свойственна вчерашним апологетам и которая столь очевидна у современных ниспровергателей марксизма. Отсюда не следует, что я во всем согласен с их авторами. Да этого и не требуется при чтении Маркса. У каждого из нас, видимо, "свой Маркс", как "свой" Кант, Гегель, Ницше и любой другой великий мыслитель. Множество интерпретаций - лишь свидетельство заключенного в текстах Маркса смыслового богатства: одним близко и понятно одно, другим - другое. В качестве примера укажу на интерпретацию текстов Гегеля тем же Марксом и французским философом русского происхождения Александром Кожевым: из первой выросла историко-материалистическая теория, вторая стала одним из источников французского экзистенциализма. Важно лишь, чтобы спор о Марксе, о том, как понимать его учение, не превращался в очередные "похороны Маркса", на что так падки все те, кто боится упустить свое место на пиру победителей.

Я никогда не считал себя марксологом - специалистом по текстам Маркса и по истории его идей, как на Западе, так и у нас в России. Мой собственный интерес к Марксу был продиктован моими профессиональными занятиями в области философии и теории культуры. Еще в советские времена я попытался представить учение Маркса как преимущественно не экономическую, социологическую или политическую, а историческую теорию, кладущую в основу человеческой истории историю культуры. Свое понимание этой проблемы я изложил уже тогда в книге "Культура и история" (М., 1977). И сейчас я убежден в том, что Маркс интересен нам как, прежде всего, критик современного общества (или цивилизации) - его экономики, политики, идеологии - с позиции культуры, если только, конечно, правильно толковать смысл этого понятия в его текстах. В небольшой серии статей, составляющей этот сборник, я попытался обосновать свое представление о Марксе, которое, очевидно, в чем-то расходится как с общепринятым взглядом на него в официальной советской литературе, так и с его интерпретациями в ряде современных публикаций.

Хорошо известно, что "марксизм ХХ века" - явление неоднородное, включающее в себя разные течения политической, общественной и философской мысли, порой резко конфликтующие между собой. Существует, например, западный и русский марксизм, каждый из которых и внутри себя весьма многолик. К западным марксистам относят и тех, кто напрямую развивал идеи Маркса (например, А.Грамши, Корш, Г.Лукач), и тех, кто, не во всем следуя ему, был един с ним в негативной оценке капитализма - австро-марксистов, склонявшихся к неокантианству, теоретиков Института социальных исследований во Франкфурте, "новых левых", некоторых представителей таких, казалось бы, немарксистских философских течений, как позитивизм, феноменология, экзистенциализм, структурализм, постмодернизм (1), современных левых постмарксистов. Русский марксизм также не исчерпывается Лениным, включает в себя представителей легального, социал-демократического (Плеханов, например), советского марксизма. К марксистам причисляли себя некоторые прокоммунистически настроенные политические лидеры азиатских стран (Мао Цзэдун, Хо Ши Мин и др.), что позволяет говорить о восточном, или азиатском, марксизме (2). Так что "марксизмов" много, хотя Маркс - один. И не все, что в ХХ веке называлось марксизмом, можно целиком отнести на счет Маркса.

Советский марксизм не является в этом отношении исключением, хотя более других разновидностей марксизма претендовал на аутентичное воспроизведение взглядов Маркса. Именно в СССР родилось выражение "верные марксисты" с добавлением, естественно, слова "ленинцы". Борьба за "чистоту марксизма", направленная против всех попыток его модернизации или хотя бы частичного переосмысления, велась практически на протяжении всего существования советской власти. На словах поощрялся "творческий марксизм", на деле любая попытка такого творчества, если она исходила не от самой власти, преследовалась и осуждалась как оппортунизм, ревизионизм и отступление от марксизма. Справедливости ради надо отметить, что претензия на аутентичность, действительно, подкреплялась огромной работой по собиранию, хранению и изучению текстов Маркса и Энгельса, многократному переизданию собрания их сочинений и отдельных произведений. Марксоведение в СССР располагало богатейшими архивами, материальными средствами, научными учреждениями и квалифицированными кадрами специалистов. Иное дело, что интерпретация текстов классиков марксизма, как правило, не выходила за рамки идеологически дозволенных клише и стереотипов, которые до сих пор довлеют над сознанием многих людей, считающих себя марксистами.

Своеобразие русского марксизма, из которого вырос и советский марксизм, - общепризнанный факт. Еще в конце XIX века Маркс был воспринят многими в России чуть ли не как новоявленный пророк, наделенный даром провидения и знанием всех тайн истории. О религиозных корнях марксизма писали и на Западе, но только в России стало обычным сравнивать марксизм с религией, а Маркса - с новым мессией. Так, Н.А.Бердяев видел в марксизме религию, идущую на смену христианству, а ныне живущий исследователь марксизма К.М.Кантор указывает на прямую параллель между учениями Иисуса Христа и Карла Маркса. Расходясь по форме (одно - религия, другое - наука), они едины по смыслу, являя собой два "парадигмальных проекта" человеческой истории, сменяющих друг друга в ходе общечеловеческой эволюции. Сам Кантор объясняет эту смену тем, что "проект Маркса" был более универсальным, чем "проект Христа", хотя и он в настоящее время исчерпал себя (3). В сознании россиян присутствовал, конечно, и другой Маркс, в учении которого, по словам Ленина, "нет ни грана морали". Этот Маркс - воинствующий безбожник, лишенный каких бы то ни было иллюзий материалист, беспощадный к своим классовым врагам революционер. Тоже по-своему пророк, только сравнимый не с Христом, а с Антихристом. В русском общественном сознании образ Маркса двоится, поляризуется до полной противоположности, представая то абсолютным воплощением добра, то столь же абсолютным воплощением зла. И таким он воспринимается, по существу, до сих пор. Кто обожествляет или, наоборот, демонизирует Маркса, смотрит на него преимущественно через призму религиозно-нравственного сознания, что вообще характерно для России с ее традицией судить обо всем на свете, прежде всего, с этической позиции.



Примечания:

1. См. Андерсон Пери. Размышления о западном марксизме. Пер. с англ. М.1991.

2. См. Монсон Пер. Марксизм // Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. Пер. с швед. СПб. 1992. С.106-153.

3. См. Кантор К.М. Двойная спираль истории. Историософия проектизма. Т.1. М. 2002.

13 июня 2007 г. | 16:14
<<<

От IGA
К IGA (28.06.2007 01:49:36)
Дата 28.06.2007 01:58:46

Марксизм и большевизм. Часть II

http://www.russ.ru//culture/teksty/marksizm_i_bol_shevizm_chast_ii
<<<
Марксизм и большевизм. Часть II
Статьи на непопулярную тему
Вадим Межуев


История распространения и развития марксистских идей в России пока никем не написана, хотя за последние годы вышли обширные исследования о русском восприятии идей Канта, Гегеля, Шеллинга, Ницше и ряда других крупнейших европейских мыслителей XIX века. При всем влиянии этих мыслителей на русскую общественно-философскую мысль, они не идут ни в какое сравнение с Марксом, ставшим для России почти на целое столетие первым авторитетом (второй - Ленин) в делах не только идеологических, но и практических. В течение долгого времени все общественные дисциплины обретали у нас право на существование в качестве лишь марксистско-ленинских, а сам марксизм-ленинизм, возведенный в ранг официальной государственной идеологии, считался единственно верной научной теорией в сфере философского, исторического, социального и гуманитарного знания. Каким был этот марксизм и насколько он был аутентичен взглядам самого Маркса - вопрос, который до сих пор дискутируется российскими учеными и публицистами, но никто из них не оспаривает того, что под знаком марксизма в России прошла по существу целая историческая эпоха.

Хорошо известно, что "марксизм ХХ века" - явление неоднородное, включающее в себя разные течения политической, общественной и философской мысли, порой резко конфликтующие между собой. Существует, например, западный и русский марксизм, каждый из которых и внутри себя весьма многолик. К западным марксистам относят и тех, кто напрямую развивал идеи Маркса (например, А. Грамши, Корш, Г. Лукач), и тех, кто, не во всем следуя ему, был един с ним в негативной оценке капитализма - австро-марксистов, склонявшихся к неокантианству, теоретиков Института социальных исследований во Франкфурте, "новых левых", некоторых представителей таких, казалось бы, немарксистских философских течений, как позитивизм, феноменология, экзистенциализм, структурализм, постмодернизм(1), современных левых постмарксистов. Русский марксизм также не исчерпывается Лениным, включает в себя представителей легального, социал-демократического (Плеханов, например), советского марксизма. К марксистам причисляли себя некоторые прокоммунистически настроенные политические лидеры азиатских стран (Мао-цзе-дун, Хо-ши-мин и др.), что позволяет говорить о восточном, или азиатском, марксизме(2). Так что "марксизмов" много, хотя Маркс - один. И не все, что в ХХ веке называлось марксизмом, можно целиком отнести на счет Маркса.

Советский марксизм не является в этом отношении исключением, хотя более других разновидностей марксизма претендовал на аутентичное воспроизведение взглядов Маркса. Именно в СССР родилось выражение "верные марксисты" с добавлением, естественно, слова "ленинцы". Борьба за "чистоту марксизма", направленная против всех попыток его модернизации или хотя бы частичного переосмысления, велась практически на протяжении всего существования советской власти. На словах поощрялся "творческий марксизм", на деле любая попытка такого творчества, если она исходила не от самой власти, преследовалась и осуждалась как оппортунизм, ревизионизм и отступление от марксизма. Справедливости ради надо отметить, что претензия на аутентичность, действительно, подкреплялась огромной работой по собиранию, хранению и изучению текстов Маркса и Энгельса, многократному переизданию собрания их сочинений и отдельных произведений. Марксоведение в СССР располагало богатейшими архивами, материальными средствами, научными учреждениями и квалифицированными кадрами специалистов. Иное дело, что интерпретация текстов классиков марксизма, как правило, не выходила за рамки идеологически дозволенных клише и стереотипов, которые до сих пор довлеют над сознанием многих людей, считающих себя марксистами.

Своеобразие русского марксизма, из которого вырос и советский марксизм, - общепризнанный факт. Еще в конце XIX века Маркс был воспринят многими в России чуть ли не как новоявленный пророк, наделенный даром провидения и знанием всех тайн истории. О религиозных корнях марксизма писали и на Западе, но только в России стало обычным сравнивать марксизм с религией, а Маркса с новым мессией. Так, Н.А. Бердяев видел в марксизме религию, идущую на смену христианству, а ныне живущий исследователь марксизма К.М. Кантор указывает на прямую параллель между учениями Иисуса Христа и Карла Маркса. Расходясь по форме (одно - религия, другое - наука), они едины по смыслу, являя собой два "парадигмальных проекта" человеческой истории, сменяющих друг друга в ходе общечеловеческой эволюции. Сам Кантор объясняет эту смену тем, что "проект Маркса" был более универсальным, чем "проект Христа", хотя и он в настоящее время исчерпал себя(3). В сознании россиян присутствовал, конечно, и другой Маркс, в учении которого, по словам Ленина, "нет ни грана морали". Этот Маркс - воинствующий безбожник, лишенный каких бы то ни было иллюзий материалист, беспощадный к своим классовым врагам революционер. Тоже по-своему пророк, только сравнимый не с Христом, а с Антихристом. В русском общественном сознании образ Маркса двоится, поляризуется до полной противоположности, представая то абсолютным воплощением добра, то столь же абсолютным воплощением зла. И таким он воспринимается, по существу, до сих пор. Кто обожествляет или, наоборот, демонизирует Маркса, смотрит на него преимущественно через призму религиозно-нравственного сознания, что вообще характерно для России с ее традицией судить обо всем на свете, прежде всего, с этической позиции.

Важно, однако, понять, почему Маркс, а не кто-то другой, оказался здесь почти на целое столетие предметом чуть ли не религиозного поклонения и культа. Почему именно в России, отнюдь не занимавшей в сознании Маркса центрального места, его учение стало путеводной нитью для нескольких поколений? И почему в Москве, а не в какой-то другой столице мира, поставлен памятник Марксу - политическому деятелю и мыслителю совсем другой страны и другой культуры?

Марксизм в России (во всяком случае, до крушения социализма) - не просто научная теория, подлежащая, как и все в науке, обсуждению и критике, а единственно верная, непогрешимая во всех своих составных частях идеология, знающая ответы на все вопросы жизни. Вопреки желанию Маркса и Энгельса покончить со всякой идеологией, заменив ее наукой, именно в России их учение было превращено в идеологию по преимуществу, причем сначала партийную, а затем государственную. Уже одним этим отношение к марксизму в России отличалось от европейского - значительно более трезвого и критического. Свою законченную форму это отношение получит после появления на русской политической сцене партии большевиков. Большевики не только объявили марксизм своей партийной идеологией, предметом своего монопольного владения, но придали ему вид, который и сегодня для многих россиян является единственно подлинной версией марксизма. При всех частных достижениях марксистской мысли в СССР ей, как мы считаем, так и не удалось выйти за рамки этой версии. А чтобы понять, в чем именно она состояла, необходимо предварительно разобраться в природе большевистского движения(4).

Своим происхождением большевизм обязан не марксизму - искать в учении Маркса его корни, как это делают многие критики марксизма, вряд ли правильно - а специфическим условиям русской истории и русской революции(5). Большевизм возник в стране, стоявшей перед необходимостью своей ускоренной модернизации (индустриализации в первую очередь), причем в условиях исторической и культурной неготовности к ней большинства населения. В такой стране даже после победы в ней буржуазно-демократической революции модернизация не может осуществляться по демократическому сценарию, а сама эта революция быстро перерастает в свою противоположность. Большевики - не причина, а следствие недемократичности страны. Демократия отвергалась ими не в силу идеологической предвзятости, а по причине, имеющей сугубо объективное происхождение. Ни одна из известных к тому времени форм демократии не содержала в себе ответа на два коренных вопроса русской истории, которые во многих странах Европы были решены задолго до установления там демократических порядков.

Первый вопрос - крестьянский. Большая часть российского крестьянства - основное население страны - жила в условиях общинно-патриархальной деревни, что служило главным тормозом на пути модернизации страны, ее перехода к частнособственнической (капиталистической) системе отношений. Не государство, а именно сельская община привязывала Россию прочными канатами к традиционному укладу жизни. Можно ли демократическими средствами сломить сопротивление общины, направить развитие страны по капиталистическому руслу?

В крестьянской стране революционная борьба с самодержавием и политическим бесправием, даже если она и инициируется какой-то частью образованного общества, может быть поддержана народными массами лишь при условии решения главного вопроса их жизни - вопроса о собственности на землю и продукты своего труда. Вопрос о власти - кому она принадлежит, по каким принципам формируется - значим для них лишь в той мере, в какой от него зависит это решение. Критерием хорошей власти служит здесь не то, насколько она считается с законом и правом, а насколько в сознании масс предстает как добрая, справедливая к "простому народу" и беспощадная ко всем, кого этот "народ" считает своими врагами. Моральное требование к власти - править по совести - важнее здесь любых соображений юридически-правового порядка. Понятно, что отношение к власти, оказываемая ей поддержка основывается здесь более на вере в ее добрые намерения, чем на знании законов, которыми она должна руководствоваться в своей деятельности. Участие масс, обладающих таким сознанием, в революционном процессе никогда не будет иметь своим следствием демократические перемены.

Даже Маркс думал, что революция, если она произойдет в России, может быть только крестьянской и, следовательно, далекой от всякой демократии. "Настанет русский 1793 год, - предупреждал он, - господство террора этих полуазаиатских крепостных будет невиданным в истории"(6). В том же духе высказывался и Энгельс: "Она (русская революция - В.М.) начнется, вопреки предсказаниям Бакунина, сверху, во дворце. Но раз начавшись, она увлечет за собой крестьян, и тогда вы увидите такие сцены, перед которыми побледнеют сцены 93 года"(7). Уже в конце 90-х гг. в одном из писем к русскому корреспонденту, Энгельс писал, что переворот в отсталой стране с многочисленным крестьянским населением может быть осуществлен "ценой страшных страданий и потрясений"(8). В условиях общинного землевладения переход к капитализму сопровождается отрывом значительной части крестьянства от земли, что, естественно, не может произойти безболезненно и бескровно. Поэтому в своем знаменитом письме к Вере Засулич Маркс советовал русским социалистам дождаться социалистической революции на Западе (о возможности ее победы в России он даже и не помышлял), чтобы затем, встав в хвост Европе, перейти к социализму на базе собственного общинного земледелия, т.е. минуя капитализм. Согласно такому пожеланию, Россия и после победы социалистической революции в мировом масштабе должна будет остаться аграрной страной, мировой деревней, передоверив функцию мирового города промышленно развитому Западу. Вряд ли такое пожелание могло устроить русских марксистов. Впоследствии Сталин решит этот вопрос чисто по-русски, предпочтя длительной и неопределенной в своих результатах новой экономической политике Ленина (тоже не слишком демократической, учитывая сохраняющуюся руководящую роль партии) раскулачивание и насильственную коллективизацию. А как бы решили этот вопрос другие партии, приди они к власти? Допустим, коллективизацию они заменили бы на хуторизацию и фермеризацию (как при Столыпине), но ведь тоже насильственную, поскольку добровольный выход из общины, как показывает мировая практика, затянулся бы на века.

Второй вопрос - национальный. Не в том дело, что Россия - многонациональная страна (таких стран много), а в том, что каждый народ живет здесь на своей исторической территории, сохраняет связь со своими богами, языком, традициями и культурой, так и не успевшими переплавиться в одном общем котле. Что может заставить эти народы жить вместе, в одном государстве? Опыт существования многонациональных государств подобного типа (за исключением, возможно, маленькой Швейцарии) свидетельствует не в пользу демократии. Любая попытка демократизации тут же приводит к их распаду по национальным границам, последним примером чему может служить Югославия, а до нее - все европейские империи, включая царскую Россию. И не всегда этот распад означает переход к демократии; у власти обычно оказываются радикальные в своем национализме партии и движения. Образованный по инициативе большевиков СССР явился наиболее грандиозной в ХХ веке попыткой сохранить целостность государства при наличии множества образующих его народов и наций, но и эта попытка, как выяснилось, была не слишком демократической. После распада СССР та же проблема стоит перед современной Россией, считающей себя многонациональной федерацией. Можно ли решить ее демократическим путем? Пример Чечни говорит, пожалуй, об обратном.

Наличие этих двух нерешенных в русской истории проблем стал причиной перехода части русской социал-демократии на позиции большевизма. К учению Маркса это не имеет прямого отношения. Примерно в том же направлении эволюционировали и некоторые социалистические партии в странах Европы, потерпевших поражение в первой мировой войне: в Италии это привело к фашизму, в Германии - к национал-социализму. С большевизмом их объединял отказ от демократии как формы политического правления и инструмента модернизации. Но если большевики - даже в самый жесточайший период развязанного ими государственного террора - не порывали связи с марксизмом, сохраняли видимость верности ему, что в немалой степени способствовало его дискредитации, то итальянские фашисты и немецкие нацисты, порой даже сочувствуя и подражая методам большевистского правления, не хотели иметь с учением Маркса ничего общего.

Причину возникновения большевистского и подобных ему движений часто ищут в дурном характере и злых намерениях их вождей. О сходстве Муссолини и Гитлера с Лениным и Сталиным написано множество страниц(9). Но как объяснить их почти одновременный приход к власти в столь все же разных странах, как Италия, Германия и Россия? Ведь не просто случай способствовал их стремительному возвышению. Своей политической карьерой они обязаны, видимо, не только проявленной ими воли к власти, но существовавшему в этих странах реальному общественному запросу на лидеров подобного толка.

Диктаторы не приходят к власти по собственному желанию. Хотя претендентов на эту роль хватало во все времена, их появление в ХХ веке - причем не где-нибудь, а в странах европейского континента - свидетельство сложившейся в этих странах общественной ситуации, в которой диктаторским режимам не было альтернативы. При других режимах существование этих стран как суверенных государств, способных достигнуть военного и промышленного паритета со странами-победительницами, был бы, видимо, сильно затруднен. Не удивительно поэтому, что новоявленные диктаторы вышли из рядов не консерваторов и традиционалистов, мечтающих о реставрации старых порядков, а из среды социалистов и анархистов, более всех говоривших о прогрессе и наступлении новых времен. Все они оправдывали свою власть исключительно заботой о будущем процветании и величии собственной нации, государства или трудящихся классов. А чем еще можно соблазнить народ, проигравший войну и оказавшийся в состоянии разорения и нищеты? Обещание покончить с национальным унижением и бедностью, от кого бы оно ни исходило, оказывается здесь важнее любых призывов к свободе и демократии. Что же говорить о русском крестьянстве, веками мечтавшем не о Конституции и правовом государстве, а о собственной земле и жизни досыта? Откуда ему было знать, что одно без другого просто не существует?

В передовых странах Запада промышленная модернизация осуществлялась, как правило, в режиме демократии [IGA: это когда женщины и негры не имели права голоса, видимо] и рыночной (капиталистической) экономики. Но можно ли посредством демократии модернизировать страну, в которой не сложилось гражданское общество, а средний класс находится в зачаточном состоянии? И как с помощью демократии сохранить территориальную целостность государства, которая перестала быть монархией и империей? Ни у кого из противников большевизма не было ответа на эти вопросы - ни у русских либералов, ни у народников, ни у русских социал-демократов (меньшевиков), воспитанных на идеях европейского марксизма. Короткое пребывание у власти Временного правительства подтвердило неготовность России к демократии в полной мере. По сравнению со своими политическими противниками, так и оставшимися в XIX веке, именно большевики оказались в этот период людьми ХХ века.



Примечания:

1. См. Андерсон Пери. Размышления о западном марксизме. Пер. с англ. М.1991.

2. См. Монсон Пер. Марксизм // Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. Пер. с швед. СПБ. 1992. С. 106-153.

3. См. Кантор К.М. Двойная спираль истории. Историософия проектизма. Т. 1. М. 2002.

4. Обзор высказываний деятелей русской культуры и истории о природе большевистского движения см.: Кара-Мурза А.А., Поляков Л.В. Русские о большевизме. М.1999.

5. Ленин, по словам Н.А. Бердяева, "совершал революцию во имя Маркса, но не по Марксу ...Большевизм гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса, Произошла руссификация и ориентализация марксизма" (Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М. 1990. С.88-89). Не менее проницателен в этом отношении Р.Пайпс. В книге "Россия при большевиках" он пишет: "При всех расхождениях современные русские националисты и многие либералы сходились в отрицании связей между Россией царской и Россией коммунистической. Первые потому, что признание такой связи возлагало бы на Россию ответственность за собственные несчастья, которые они предпочитали относить за счет инородцев, в первую очередь евреев. В этом они весьма напоминают консервативные круги в Германии, которые представляют нацизм как феномен общеевропейский, тем самым отрицая его очевидные корни в немецкой истории и особую ответственность своей страны. Такой подход легко находит сторонников, ибо перекладывает вину за все последствия на других. Либеральная и радикальная интеллигенция не столько в России, сколько за рубежом тоже отрицает родственные черты царизма и коммунизма, потому что это превратило бы всю русскую революцию в бессмысленное и слишком дорого оплаченное предприятие" (Пайпс Ричард. Россия при большевиках. М. 1997. С.593-594).

6. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т.12 С.701.

7. Там же. Т.29. С. 124.

8.Там же. Т.39. С.35.

9. "Ни одна крупная фигура среди социалистов в Европе до Первой мировой войны не носила большего сходства с Лениным, чем Бенито Муссолини" (Пайпс Ричард. Россия при большевиках. С.296).

27 июня 2007 г. | 14:54


Обсуждение
27 июня 2007 г. | 19:37

УжОс!
Эта статья - что-то за гранью здравого смысла. Товарищ Межуев перебрал отравы под названием "кара-мурза" и несколько повредился рассудком.
<<<

От Георгий
К IGA (28.06.2007 01:58:46)
Дата 28.06.2007 11:22:07

Странное утверждение.

>В передовых странах Запада промышленная модернизация осуществлялась, как правило, в режиме демократии и рыночной (капиталистической) экономики

Рыночной (капиталистической) экономики - да.
Но "демократии" в период промышленной модернизации в "передовых странах Запада" не было - или, по крайней мере, это было вовсе не то, что этим называют теперь.

От Monco
К Георгий (28.06.2007 11:22:07)
Дата 28.06.2007 12:39:21

Там много странных утверждений. (-)


От Monco
К IGA (28.06.2007 01:58:46)
Дата 28.06.2007 11:10:10

Поверхностный комментарий к серьёзным вопросам истории и теории.

И не только поверхностный, но и достаточно глупый, откровенно говоря. Не невежественно-агрессивная глупость, примеры которой можно в изобилии найти на здешнем форуме, но всё же... Каждый из вопросов, которых касается автор, требует вдумчивого, глубокого, кропотливого исследования, вместо чего автор просто повторяет избитые места из книжечек, выходивших последние 10 лет. Публицистики я уже накушался, хватит.

Печально здесь то, что прочитав подобные комментарии, многие затем находят для себя излишним читать самого Маркса, Ленина, зато считают себя достаточно компетентными, чтобы рассуждать на темы "марксизм и религия", " марксизм и русская революция" и т.д. После чего городят чушь.

От Ikut
К IGA (28.06.2007 01:58:46)
Дата 28.06.2007 09:33:18

Комментатор сразу отметил влияние С.Кара-Мурзы (-)


От IGA
К Ikut (28.06.2007 09:33:18)
Дата 28.06.2007 12:06:45

Возможно, имеется ввиду А.А. Кара-Мурза (-)


От Monco
К IGA (28.06.2007 12:06:45)
Дата 28.06.2007 12:38:13

Это вряд ли. (-)


От IGA
К Monco (28.06.2007 12:38:13)
Дата 28.06.2007 13:28:14

См. пункт 4 в списке литературы к статье (-)


От Monco
К IGA (28.06.2007 13:28:14)
Дата 28.06.2007 15:16:21

Видел. Думаю, всё-таки, комментатор имел в виду С.Г. Кара-Мурзу. (-)