Вообще, вспоминая об СССР, люди частенько забывают о «цветовой дифференциации штанов» внутри страны. Все регионы отличались друг от друга, частенько разница между ними достигало масштабов Швеция-Аргентина. Что мог купить москвич то не мог, например, саратовец. Тоже касалось и приобщение к интеллектуальным и культурным ценностям. А разрыв столицы-село вообще мог достигать нереальных размеров. Но вот тут хотелось бы пресечь ехидное потирание рук антисоветчиками – такое положение было и есть во всех странах мира, которые по площади больше чем Московская область.
Итак, на просторах СССР в одном городе жевали эскимо, запивая его «Пепси», а в другом были перебои с банальными «Буратино» и пломбиром. Т.е. не у всех советских детей было «сладкое» детство, хотя для меня это сейчас не так и важно. Важно другое, что дифференциация расцветала не только между регионами, но и довольно жестко проявлялась внутри городов. В одном подъезде жили и те, в чьих холодильниках лежали разнообразные деликатесы и те, на чьем столе ежедневно хозяйничала яичница из столовых яиц. И притом первые были не супертруженики, а вторые совсем не лентяи. Профессии разные были. Это, во-первых. И связи разные. Это во-вторых.
Тот же дальнобойщик, мотающийся в выгодном направлении (например, в более обеспеченную Прибалтику) привозил в свою глухую провинцию всякие сладости и шмотки. А слесарь, даже высокой квалификации, на свою зарплату могущий купить тоже самое, не обнаруживал этого на магазинных полках своего родного города. Но если у слесаря появлялись нужные знакомые, то на его столе время от времени могли материализоваться бутылки с чешским пивом. Но нет связей – нет пива.
Но все это достаточно полно отражалось в том же советском кинематографе и художественной литературе, где быт рядового гражданина Советского Союза изображался довольно приближенным к реальности, так что это нельзя назвать ни открытием, ни клеветой (а такие обвинения я уже ожидаю). Для забывчивых предлагаю пересмотреть довольно низкую по качеству кинокомедию «Блондинка за углом» или более философскую ленту «Старый новый год». В этих фильмах довольно точно показаны различия разных сред в советском обществе.
Должны ли мы повесить ответственность за такое расслоение на социалистический строй? Ни в коем разе. А на Советское государство? В какой-то мере.
Дело в том, что СССР, как государство, не смог порвать с царской Россией и родимые пятна проклятого прошлого довольно ярко и трагически проступили на теле нашего советского общества. Все тот же бюрократический аппарат, все тоже кастирование, все те же взаимоотношения внутри социума, все тоже отношение индивидуумов к окружающему. В.И.Ленин в своей статье «Великий почин» (июль 1919 года) посвященной коммунистическому субботнику писал: «Это — начало переворота, более трудного, более существенного, более коренного, более решающего, чем свержение буржуазии, ибо это — победа над собственной косностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над этими привычками, которые проклятый капитализм оставил в наследство рабочему и крестьянину. Когда эта победа будет закреплена, тогда и только тогда новая общественная дисциплина, социалистическая дисциплина будет создана, тогда и только тогда возврат назад, к капитализму, станет невозможным, коммунизм сделается действительно непобедимым...» (ПСС, т.39, стр.5-6). Как видим, Ленин верно оценивал опасность дореволюционного прошлого, но вот его последователи упустили это из виду, поэтому мы и вернулись к капитализму. Не до перековки народа было власти: гражданская война, восстановление страны, индустриализация, война с Германией, восстановление страны – вот когда тут плотно заниматься вопросами становления нового общества?
Родимое пятно под маркой «мелкобуржуазный эгоизм» всегда было основным бичом советского общества. Именно он породил привилегированную номенклатуру и бюрократию, спецмагазины и спецстоловые, хапужничество и хамство, тунеядство и фарцу, спекуляцию и мещанское мироощущение. И если уж говорить о причинах падения Советского строя, то ни в коем разе нельзя принижать роль «наследства проклятого капитализма». И здесь главными документами могут считаться как раз художественные произведения советской эпохи. Парадоксально, но это так. Творцы фильмов и книг заостряя внимание на «отдельных недостатках отдельных граждан» на самом деле ставили диагноз советскому обществу. Именно обществу, которое состоит из живых людей, а не узкой партийной номенклатуре, которая есть плоть от плоти этого общества. Можно конечно не воспринимать эту реальность, но тогда получается, что всю номенклатуру выращивали в пробирках, что из области научной фантастики. Все бесчестные комсорги, парторги и пионервожатые, руководители республик, областей и городов, директора заводов, фабрик и магазинов, председатели колхозов и совхозов, продавец-подприлавочник, генерал-самодур, рабочий-несун это братья-сестры, отцы-матери, дети-внуки передовиков производства, ударников труда, добросовестных учителей, самоотверженных солдат и честных колхозников и рабочих. То есть люди обманывали и грабили друг друга. Что, кстати, было и до социалистической революции и происходит сейчас.
— Все, что ты говоришь, совсем не похоже на то, что мы изучали. Если люди действительно были такими дикарями, как же они могли построить социализм?
— Это верно, — поддержала девочка, — твои слова вызывают у меня отвращение к людям того времени. Значит, книги лгут, когда рассказывают: о величайшем напряжении, о героизме людей реконструктивного периода?
— Нет, — ответил Павел, — в книгах написана одна правда. Но вы изучали героическую историю рабочего класса, а я говорю сейчас о людях, которые никогда не имели своих историков. Это были ничтожнейшие людишки. Миллионы их населяли города. Миллионы их заполняли эти каменные коробки. Они жили только для того, чтобы набивать свои желудки пищей, чтобы пакостить и оплевывать жизнь. Их история может быть уложена в несколько слов. Если бы кому вздумалось писать о них, он мог бы сказать: «А кроме трудящихся в те годы жили в СССР люди, которые ничем не отличались от навоза. Они исчезали так же незаметно, как и появлялись». Вот вся история их….
…Когда лучшие строили новую жизнь, миллионы гнусных людишек шипели по углам, выдумывали разные мерзости, предсказывали гибель социализма. Ничего не делая, они хотели получать больше тех, кто отдавал революции все. Они обвиняли партию и трудящихся во всем. Если не было дождя, они винили в этом большевиков. Если дожди шли не переставая, они опять и в этом обвиняли большевиков. Они глядели изо всех углов гноящимися глазами на тех, кто твердо вел человечество к прекрасной жизни. Они боялись выступать открыто. Но зато отводили душу в своих углах…
Павел подвел ребят к большой картине.
— Художник изобразил здесь обывателей, справляющих годовщину рождения одного из этих клопов. Вот он сидит, именинник этот, стараясь придать бесцветному лицу величественное выражение. Но из него так и выпирает тупость внутреннего мира. Он сыт. Сейчас он встанет, зажмурит глаза, начнет рассказывать отвратительные анекдоты.
У окна группа обывателей. Они говорят о том, что в этом месяце им дадут меньше масла чем тем, кто работает в шахтах, литейных, в химических цехах, на фабриках и заводах. Они обозлены. Вот старик с фиолетовым носом алкоголика. Он, очевидно, убеждает, что советская власть погибнет, если они не получат по лишнему килограмму масла...
Так, задыхаясь от злобы и собственного ничтожества, жили они в то великое время, старели и умирали, оставляя после себя лишь пожелтевшие фотографии.
Павел кинул брезгливый взгляд на увековеченных обывателей и сказал:
— Кроме этих полуживотных, Страна советов была наводнена в реконструктивный период еще другой породой обывателя. Слюнявыми мечтателями. Эти любили поговорить о будущем социалистическом обществе, хотя в то же время пальцем не пошевелили для того, чтобы помочь рабочему классу строить социализм. Они сидели ожидая, когда с неба посыплются машины, мануфактура, галоши, специалисты...
Рабочий класс проводил план социалистического строительства, а болтуны стояли в стороне, глубокомысленно рассуждали:
«Социализм ли это? Выйдет ли что-нибудь из этого?».
Грязный от черной работы, закопченный дымом горнов, рабочий класс сооружал фундамент социализма, а болтуны спрашивали друг друга:
«Разве это социализм?»
«Грязь! Грубость!» — морщились они. — «Никакой гармонии, никакой красоты».
Когда на рынках кое в чем ощущался недостаток, болтуны ходили с оскорбленным видом и шептали:
«Гибнет революция! Гибнет прекрасная мечта человечества — социалистическое общество»...
Нелегко было строить в то время. Но, как говорит старая пословица, нет худа без добра. В строительной горячке выковывались новые, мужественные люди, ряды их становились еще крепче. Все лучшее из человеческой среды становилось под боевые знамена рабочего класса. В Республике с каждым годом поднимались новые миллионы энтузиастов, беззаветных бойцов за социалистическое переустройство. Даже трудности экономического порядка и те оказались полезными в строительстве. Как это ни странно, но бедность того времени явилась для Страны советов попутным ветром. Благодетельная бедность двинула изобретательство, создала потребность в мудром режиме экономии, толкнула хозяйство на путь могучего расцвета рационализации…
Прошу прощения за такую большую цитату из фантастической повести Яна Ларри «Страна счастливых», которая вышла в свет в 1931 году, но уж больно в точку попадают слова этого писателя, который наблюдал, что же происходило в обществе в то время. Как видно – однородным оно и тогда не было. И как мы уже знаем эти миллионы оказались более живучими, чем представлял писатель.
А вот еще одно художественное свидетельство:
Отец Галины, крупный инженер и коммунист, был членом коллегии одного из промышленных министерств, мать работала врачом и даже имела звание кандидата наук. Галина была их единственной дочерью, от нее ничего не требовали и все ей позволяли. Поэтому Галина не обременяла себя изучением наук, но зато первой изучала все новые танцы, первой начинала носить модную прическу и первой напялила на себя дурацкие узкие штаны дудочкой. Короче говоря, это была типичная девушка стиляга, некая разновидность Эллочки Людоедки из знаменитого романа Ильфа и Петрова.
Года три Галина училась в Институте иностранных языков, училась кое как, но благодаря отцовским связям ей удалось устроиться в Интурист переводчицей. Работа вскоре ей надоела, но за время работы она сумела завести себе определенный круг знакомых, и ее даже приглашали иногда на официальные приемы, устраиваемые время от времени для иностранцев.
Это уже 1957 год и роман «Букет алых роз». Автор этих строк Лев Овалов, создатель легендарного майора Пронина, вернувшийся в Москву после семилетней ссылки. Если Ян Ларри в своем произведении отмечал неоднородность советского общества 1930-х годов, наличие в нем не малого количества обывательско-мещанского порока, то Лев Овалов четверть века спустя уже описал результат естественного для любого социума кастирования, и результат для СССР - дети достойных граждан становились антисоциалистическими трутнями.
В прочем, я вряд ли делаю какие либо открытия – этого не замечают только пасторальщики в виде С.Кара-Мурзы, которые прожили свою жизнь не за станком, а в более тепличных условиях. Им трудно понять ту пропасть, которая с каждым десятилетием росла между тем, кому возможно и теми, кто не дорос. А она росла – привилегированные, сидящие на нужном месте, рвачи, хапуги и воры снабжали своих друзей и родственников. Уже в 1960-е годы появилась сложная система блата – тот, кто обладает возможностью достать гарнитур с помощью взаимоуслуг (гарнитур на телевизор - телевизор на модную кофточку и французские духи - модную кофточку и французские духи на возможность поступить в престижный ВУЗ единственной дочери) получал то, что хотел в обход государственной системы. Грубо говоря, в СССР появилась система чатлан со своими чатлами.
Возникает извечный вопрос: Кто виноват? Не социализм, это точно. Виноваты люди, граждане страны. Почему и как? Это уже тема отдельной главы, так как здесь я говорю только о факте существования и развития в СССР структуры чатлане-пацаки.
Как то я познакомился с одним человеком, моим ровесником, не из такой уж и богатой семьи, но попав к нему в квартиру я на время в этом засомневался. Такое количество книг я видел может только в библиотеке. Откуда такая роскошь? Ответ: мама работает в книжном магазине продавцом.
Книги везде, разве что на кухне не было стеллажей. Книги разные, в том числе и довольно редкие издания, которые я видел только в каталогах. Большинство книг ни разу не открывались, а значит, не читались. Были и те книги, которые я спрашивал в магазине, где работала мама знакомого, но получал в ответ: «Не поступали». Оказывается поступали, но не для меня, пацака, а для тех кому в принципе эти книги оказались не нужны.
Другой штрих из области «книжного дефицита». Это уже связано со знакомыми моих родителей, которые благодаря своим связям так же не имели проблем с приобретением книг. У них тоже были довольно редкие издания и книги, которые ни разу не открывались, но все они использовались… как часть интерьера. Для непонимающих объясню: все книги стояли по росту и цветовой гамме. Для красоты.
Таких людей в СССР было не так уж и мало. Для престижа они волокли по блату к себе домой модные книги. На их полках простаивали «культовые» Стругацкие и Ефремов, Семенов и Вайнеры, Конан Дойл и Жорж Сименон, Дюма и Верн, сказки Афанасьева и «Библиотека пионера», энциклопедии и просто красиво оформленные научные труды (!). Эти люди просто хапали, тем самым обеспечивая стране книжный голод. Голод для тех, кому эти книги были на самом деле нужны.
Тут «критик воскликнет», что Советская книгоиздательская система была причиной книгодефицита. Может быть этот критик и прав, но только в том случае, если не брать книги в руки и не смотреть в выходных данных тиражи. Например, тот же Диккенс выходил тиражами более миллиона экземпляров почти ежегодно (включая собрания сочинений, отдельные издания, серии «Всемирная библиотека», «Классики и современники» и т.п.), а найти его было трудновато. Как, в принципе, и сейчас его не изобилие – в продаже есть только самые известные его произведения. Так куда девались те миллионы оливеров твистов и николосов никльби? А девались они на полки чатлан-«библиофилов».
Вот еще пример. У одного критика Советского государства читал, что произведения о Шерлоке Холмсе найти было нельзя. Согласен. Найти было нельзя, но в твердом переплете. В мягком (бумажная обложка не котировалась – вид не очень презентабельный, исклоючение в этом случае составляли лишь серии, типа «Классики и современники») можно было купить более свободно. Но чатланам же не чтение главное, а престижная обложечка, а еще лучше суперобложка с известным именем красивыми буковками.
И такое чатланство действовало во всех сферах – колбасных, одежных, автомобильных, гарнитурных. Именно чатлане и создали так называемое «потребительское общество» задавая тон другим гражданам страны, которые видели, что оказывается блага-то есть и можно этими благами насыщаться (и многие советские пацаки, кстати, покупали книги по принципу советских чатлан). Но советскому гражданину невозможно было представить, что эти самые «облагодетельственные» просто их обворовывают. Нагло и цинично. Но как обворовывали это уже более глубокая и отдельная тема, к которой я пока не готов.
Примечание:
Ян Ларри (1900-1971) - советский писатель, фантаст. Его самое известное произведение "Необыкновенные приключения Карика и Вали" (1936 год), которое в последствии было переведена на на десятки языков мира и получло признание у зарубежных любителей фантастики.
Лев Овалов (1905-1997) - советский писатель. Один из основоположников советского детектива.
Posted by: qwentin (qwentin)
Отрывок из Шолохова
Давыдов коротко черканул в блокноте: "Тимофей Борщев затуманенный классовым врагом. Обработать".
Собрание единогласно утвердило еще четыре кулацких хозяйства.
Но когда Давыдов сказал:
- Тит Бородин. Кто "за"? - собрание тягостно промолчало. Нагульнов
смущенно переглянулся с Размет-новым. Любишкин папахой стал вытирать
мокрый лоб.
- Почему тишина? В чем дело? - Давыдов, недоумевая, оглядел ряды
сидевших людей и, не встретившись ни с кем глазами, перевел взгляд на
Нагульнова.
- Вот в чем, - начал тот нерешительно. - Этот Бородин, по-улишному
Титок мы его зовем, вместе с нами в восемнадцатом году добровольно ушел в
Красную гвардию. Будучи бедняцкого рода, сражался стойко. Имеет раны и
отличие - серебряные часы за революционное прохождение. Служил он в
Думенковом отряде. И ты понимаешь, товарищ рабочий, как он нам сердце
полоснул? Зубами, как кобель в падлу, вцепился в хозяйство, возвернувшись
домой... И начал богатеть, несмотря на наши предупреждения. Работал день и
ночь, оброс весь дикой шерстью, в одних холстинных штанах зиму и лето
исхаживал. Нажил три пары быков и грызь от тяжелого подъема разных
тяжестев, и все ему было мало! Начал нанимать работников, по два, по три.
Нажил мельницу-ветрянку, а потом купил пятисильный паровой двигатель и
начал ладить маслобойку, скотиной переторговывать. Сам, бывало, плохо жрет
и работников голодом морит, хоть и работают они двадцать часов в сутки да
за ночь встают раз по пять коням подмешивать, скотине метать. Мы вызывали
его неоднократно на ячейку и в Совет, стыдили страшным стыдом, говорили:
"Брось, Тит, не становись нашей дорогой Советской власти поперек путя! Ты
же за нее, страдалец, на фронтах против белых был..." - Нагульнов вздохнул
и развел руками. - Что можно сделать, раз человек осатанел? Видим, поедает
его собственность! Опять его призовем, вспоминаем бои и наши обчие
страдания, уговариваем, грозим, что в землю затопчем его, раз он
становится поперек путя, делается буржуем и не хочет дожидаться мировой
революции.
- Ты короче, - нетерпеливо попросил Давыдов.
Голос Нагульнова дрогнул и стал тише.
- Об этом нельзя короче. Эта боль такая, что с кровью... Ну, он, то
есть Титок, нам отвечает: "Я сполняю приказ Советской власти, увеличиваю
посев. А работников имею по закону: у меня баба в женских болезнях. Я был
ничем и стал всем, все у меня есть, за это я и воевал. Да и Советская
власть не на вас, мол, держится. Я своими руками даю ей что жевать, а вы -
портфельщики, я вас в упор не вижу". Когда о войне и наших вместе
перенесенных трудностях мы ему говорим, у него иной раз промеж глаз
сверканет слеза, но он не дает ей законного ходу, отвернется, насталит
сердце и говорит: "Что было, то быльем поросло!" И мы его лишили голосу
гражданства. Он было помыкнулся туда и сюда, бумажки писал в край и в
Москву. Но я так понимаю, что в центральных учреждениях сидят на главных
постах старые революционеры и они понимают: раз предал - значит, враг, и
никакой к тебе пощады!
- А ты все же покороче...
- Зараз кончаю. Его и там не восстановили, и он до се в таком виде,
работников, правда, расчел...
- Ну, так в чем дело? - Давыдов пристально всматривался в лицо
Нагульнова.
Но тот прикрыл глаза короткими сожженными солнцем ресницами, отвечал:
- Потому собрание и молчит. Я только объяснил, какой был в прошлом
дорогом времени Тит Бородин, нынешний кулак.
<<<
>Вообще, вспоминая об СССР, люди частенько забывают о «цветовой дифференциации штанов» внутри страны. Все регионы отличались друг от друга, частенько разница между ними достигало масштабов Швеция-Аргентина. Что мог купить москвич то не мог, например, саратовец. Тоже касалось и приобщение к интеллектуальным и культурным ценностям. А разрыв столицы-село вообще мог достигать нереальных размеров. Но вот тут хотелось бы пресечь ехидное потирание рук антисоветчиками – такое положение было и есть во всех странах мира, которые по площади больше чем Московская область.
Вы знаете, круг общения это довольно серьезный фильтр. Вы там крутитесь в германии среди програмеров-инженеров и другого не видите.
Но, кстати, и среди них тоже встречаются. Я был в гостях у одного - живет в коммуналке, голые стены, жратвы не густо. Я был как-то даже неприятно поражен. Он потерял жену, имел на руках маленького сына, работать поэтому был вынужден полдня.
А про америку нечего даже говорить. Социальное расслоение здесь довольно значительно. Заявляться в неблагополучные раёны не рекомендуют. И правильно делают.
>Вы знаете, круг общения это довольно серьезный фильтр. Вы там крутитесь в германии среди програмеров-инженеров и другого не видите.
C чего Вы взяли? Немчура бедная (относительно), богатая, русско-афганская полулегальная семья. Последние, кстати, даже и более понтовые шмотки себе позволяют, чем мы. Азия-с.
>Но, кстати, и среди них тоже встречаются. Я был в гостях у одного - живет в коммуналке, голые стены, жратвы не густо. Я был как-то даже неприятно поражен. Он потерял жену, имел на руках маленького сына, работать поэтому был вынужден полдня.
Ну в огне брода, как известно, нет. Автор пишет про СССР и принятое там преклонение перед шмотками. Подтверждаю. Далее он утверждает, что на Западе то же самое. Опровергаю: да ни в жисть, ни крошечки! У меня здесь дочь-подросток, понятно?!
>А про америку нечего даже говорить. Социальное расслоение здесь довольно значительно. Заявляться в неблагополучные раёны не рекомендуют. И правильно делают.
Байки про Америку не мой жанр. Есть тут Александр, пусть отдувается.